Заветное желание Гарри (джен)

Год спустя

― Чем ты занимаешься, сынок?

― Ничем, пап.

Гарри быстро хватает первую попавшуюся книгу со стола, чувствуя, как щеки начинают гореть.

Отец входит в комнату, а Гарри судорожно перелистывает страницы, делая вид, что ужасно увлечен чтением, хотя не видит ни буквы.

Ну почему он такой трус? Прошел уже целый год с того самого момента, как они попали в волшебный мир. Сейчас ноябрь и если быть точным, то прожили они на несколько месяцев больше в другом измерении. Правда, эти месяцы заняли всего лишь пять минут в их мире…

Гарри не большой знаток всех этих измерений и того, как устроено время ― там и здесь. Это и неважно, ведь есть… э-э, некоторая проблема, которая одновременно восхищает и заставляет сердце испуганно сжиматься от мысли: а что будет, если об этом узнают?

Что будет, если об этом узнает отец?

Гарри может проверить это хоть сейчас. Но не может. Его начинает мелко трясти, он отворачивается, кляня себя за то, что приходится обманывать самого близкого человека, который ему доверяет.

― У тебя все хорошо? ― Тот подходит ближе. ― Я тут подумал, что мы можем сегодня прогуляться куда-нибудь, например, съездить в аквапарк…

― О, а почему именно туда? ― Гарри не выдерживает и поворачивается к нему. Чего бояться, у него ведь на лбу ничего не написано…

И вообще, он целый год как-то скрывал ЭТО. И получалось. Отец со своим проницательным взглядом и умением замечать детали ничего даже не заподозрил…

― Потому что это весело, ― говорит отец.

Что ж, это аргумент.

― Но если не хочешь, можем остаться дома, посмотреть фильм или поиграть в шахматы… или погулять недалеко от дома… ты можешь выбрать.

В глазах нещадно щиплет. Отец так хочет проводить с ним время, ищет разные возможности порадовать его… А он, бессовестный, скрывает такую важную вещь.

― Аквапарк ― хорошая идея, ― говорит Гарри, пытаясь изобразить энтузиазм. ― Ой… а у тебя кажется штаны порвались, ― он переводит взгляд вниз. На колене у отца действительно зияет небольшая дырка.

Наверное, оттого, что он все это субботнее утро собирал стеллажи, чтобы облагородить мастерскую. Вот и зацепился обо что-то случайно.

Отец смотрит на штанину, а потом так забавно скашивает глаза, что Гарри не выдерживает и фыркает. Отец усмехается. Наверняка они подумали об одном и том же.

Гарри хорошо помнит день, когда они вернулись обратно. Когда сердитая директриса позвала их в кабинет, и прежде чем она начала что-то говорить, он вывалил на нее все, что успел придумать по пути. Что на отработке случилась беда: он случайно испачкал штаны профессора Снейпа краской. Что он испугался и решил исправить оплошность, залив штанину ацетоном. Что это была глупая идея, и брюки пришлось тут же обрезать, чтобы растворитель не повредил кожу, поэтому профессор расхаживает в таком виде. К счастью, у него пылился в подсобке вот этот старомодный плащ… Но в итоге оказалось, что тот совсем не злится на Гарри и давно уже хочет его усыновить. И что директриса застала их в тот самый момент, когда Гарри об этом узнал. Вот такие дела.

Гарри плел бы и плел ― тот самый Гарри, который всегда до ужаса боялся эту мисс Амбридж, в ее вечно розовом костюмчике со сладенькой улыбочкой и гадким характером. Ведь именно она сняла Снейпа с должности декана, не разобравшись в ситуации: может, родители девчонки, получившей низкую оценку по технике рисования, дали ей взятку… все может быть. Но это неважно. В тот момент Гарри никого не боялся и был готов защищать Снейпа, себя и их новую семью, которой не хватало только нескольких бумаг, подтверждающих ее законность.

К счастью, у директрисы хватило ума не вызывать никого, чтобы разбираться с пикантной ситуацией. Наверное, аргументов Гарри хватило, чтобы убедить: все происходящее в порядке вещей. Снейп подтвердил, что собирается его усыновлять и завтра же подаст документы, чтобы процедура завершилась как можно скорее. А еще мисс Амбридж слишком дорожила своей репутацией и статусом пансиона, чтобы провоцировать скандал. Оно и к лучшему.

Гарри помнит, как Снейп тогда шепнул ему на ухо, что он ― настоящий слизеринец и что шляпа явно ошиблась с распределением.

В этот же день Гарри начал называть его папой. Это вышло как-то само собой, очень естественно.

А еще через месяц он переехал к нему. Это был долгий месяц ожиданий, но отец возразил, сказав, что все движется на удивление быстро, и что ему разрешили забрать Гарри к себе досрочно, так как, сама процедура усыновления еще длилась.

А потом Гарри обнаружил в себе ЭТО.

Отцу, конечно же, он ничего не сказал.

Просто папе здесь очень нравилось. Ну, в родном его мире. Он прямо ожил, когда вернулся. Глаза заблестели, плечи расправились. Он, оказывается, водит машину и у него симпатичный Форд Фокус, пусть и супер-новый, но ездит исправно. Ему не нужно здесь притворяться волшебником, носить макет палочки и угрожать особо отъявленным нахалам.

Он здесь такой, как и все. А в чем-то даже и лучше.

А еще он профи в своем деле. Помимо работы в пансионе у него еще есть маленький бизнес ― он продает картины в разные страны и планирует расширяться.

И он много чего умеет делать своими руками. Например, мастерить те же стеллажи.

Просто в магическом мире все это не нужно. Все, кому не лень, машут палочками, создают мебель и даже животных из ничего, летают на метлах, трансгрессируют со скоростью звука…

Отец рассказывал Гарри о своих подвигах, свершениях и просто бытовых делах в деталях и каждый раз смотрел с таким видом, будто ждал одобрения. Это на него так было не похоже, но Гарри понимал: отцу просто необходимо услышать подтверждение, что он нормальный и вообще что-то умеет.

После такого-то стресса.

К слову, о стрессе. Гарри не на шутку разнервничался, когда отец впервые привез его к себе домой.

Он боялся увидеть комнату Мариуса. Его вещи, игрушки. Все это, несомненно, отец хранил, как память, слишком ценную, чтобы от нее избавляться…

Когда отец спросил, что с ним, Гарри еле смог выдавить из себя правду. Он просто не хотел почувствовать себя лишним, вот так сразу, не успев еще поселиться окончательно в месте, которое станет его домом.

Отец молча выслушал его, а потом завел в одну из комнат, которая была совершенна пуста.

Ни мебели, ни обоев, ничего. Только несколько фотографий на стенах, прикрепленных по углам малярным скотчем. Одна из фотографий отклеилась с одной стороны и уныло покачивалась от сквозняка.

Отец подошел и спокойным движением вернул ее на место.

Всего три фотографии. Мариус на море с отцом. Мариус в первом классе в форме пансиона. И еще Мариус совсем маленький ― на руках у бледной светловолосой женщины.

Отец сказал, что еще перед неожиданным «путешествием» в магический мир, планировал переделать эту комнату под мастерскую. Да, это была комната Мариуса. Отец убрал всю мебель ― подарил или продал. Так же поступил со всеми остальными вещами, оставив особо дорогие и отправив их на чердак, чтобы убрать с глаз. Так ему посоветовал психолог: избавиться от напоминаний или оставить их минимум, чтобы быстрее исцелиться.

А фотографии отец тоже отсюда уберет. Они будут только в его комнате, чтобы Гарри не смущался и не думал, что кого-то там должен заменять.

И еще отец не против, чтобы Гарри жил здесь. Но у них еще есть третья комната, которая раньше служила гостиной, и ее вполне можно переоборудовать под детскую. Она большая, и там есть телевизор. А еще у Гарри будет все свое, вплоть до мебели: они купят вместе все, что ему необходимо.

Гарри выбрал гостиную, не желая перебивать планы отца насчет мастерской. Он не был суеверен, но ему не хотелось, чтобы призрак Мариуса приходил к нему во снах и печально смотрел на него.

Он так же, как и отец, хотел оставить прошлое позади.

Немного позже он все же выпросил себе одну из фотографий Мариуса и повесил ее над компьютерным столом. Ведь он был его другом. Был.

* * *

Гарри никогда не говорил, что скучает за Гермионой и что ему ужасно не хватает Рона, и он жалеет, что так и не поговорил с ним после того неприятного разговора. Ведь Рон действительно хотел ему помочь. «Тебе пора, Гарри… уходи, если знаешь, как…».

Гарри тогда еще не знал. Но «уйти» у него получилось.

Интересно, Рон будет его вспоминать?

Ему не хватало уроков магии, забавного Хагрида и мини-феникса Никки. Он скучал даже по Дамблдору, хотя это было странно. Он отчаянно хотел знать, помог ли директор Дэни Бернсу, вступился ли за него? Наказали ли Драко и всю его недобрую семейку в придачу? Он иногда просыпался среди ночи с ощущением, что он может сделать все, что пожелает… и обнаруживал себя в квартире отца, в его новой комнате с большим плазменным телевизором, висящим напротив кровати.

Он не захотел избавляться от мантии и других вещей, перенесшихся с ним сюда, и хранил их у себя в шкафу. А значок Гриффиндора он постоянно носил с собой в кармане или цеплял на одежду: все равно никто не знает, что это такое. Этот маленький значок казался ему единственной связью с миром, частью которого он невольно стал.

А потом Гарри случайно зажег Люмос, когда встал ночью в туалет и спросонья забыл, где выключатель.

Появилась такая маленькая светящаяся сфера, которую можно было увеличить или уменьшить по желанию. Гарри тихонько сказал: «Нокс!» ― и сфера исчезла.

Следующий день прошел как в тумане. Гарри все думал: сказать ли отцу? Не откажется ли он от него? Зачем ему ребенок-маг ― в этом-то мире?

Ведь отец не любил магию. Он ее заблокировал в себе. Ему стало бы легче, если бы он навсегда забыл обо всем, что с ней связано.

Поэтому Гарри решил молчать и ничем не выдавать свой маленький секрет. Тем более что магия, живущая в нем, никак ему не мешала. Он мог использовать ее, когда хотел, создавал разные сферы, играл ими, когда никто не видел. А когда ему лень было встать с кровати, он призывал предметы, и те прилетали к нему по воздуху.

Отец как-то попытался у него узнать, не скучает ли Гарри по магическому миру? Гарри соврал, что ни капли. Здесь безопаснее и лучше, сказал он.

В тот же день он проплакал полночи в подушку без причины.

Хотя причина была, но Гарри упорно отказывался признавать, что его место ― там.

В Хогвартсе.

В магическом Лондоне.

Не здесь.

Просто это означало, что ему нужно расстаться с отцом навсегда. Ведь тот вряд ли приживется в магическим мире. Отец был несказанно рад, когда избавился от личины волшебника и снова мог быть тем, кем он есть ― художником, обычным человеком без капли магии. Не нервничать каждую минуту и не напрягаться от мысли, что его разоблачат.

Гарри в душе уже выбрал отца, которого очень любил и которого так мечтал иметь. Он знал, что выберет его снова и снова, если даже сам Дамблдор появится перед ним и будет умолять вернуться.

Но он не знал, что ему делать с магическими проявлениями. Ведь получалось, что в этом мире он не мог быть тем, кем он стал, пусть и поневоле. Он пропитался волшебством настолько, что просто не хотел от него избавляться. Магия и он стали одним целым.

Каждый день он обещал себе, что скажет отцу. Просто скажет. Они сядут и поговорят, что им с этим делать дальше.

А потом откладывал разговор на следующий день ― и так до бесконечности.

Просто он больше всего на свете боялся увидеть разочарование в глазах, которые теперь смотрели на него только с нежностью.

А потом ― чувствовать, как отец отдаляется от него. Постепенно и неосознанно.

Гарри не мог его потерять. Это было для него куда дороже, чем магия.

И это означало, что до конца жизни ему придется отвергать такую важную часть себя.

* * *

― Я буквально еще пятнадцать минут поработаю и пойду переодеваться. ― Отец разглядывает порванные домашние брюки. ― А ты пока найди свои плавки, идет?

― Идет, ― кивает Гарри, стараясь казаться воодушевленным.

Но когда отец уходит к своим стеллажам, он не может сдержать тяжелый вздох.

Что ж, может аквапарк, все эти горки, вода, беспечные люди вокруг разгонят его мысли, зацикленные на одном, и он сможет повеселиться от души. Ведь отец явно что-то подозревает. Он не может не чувствовать его настроение. Он всегда его чувствует.

Просто ждет, пока Гарри сам откроется.

А Гарри боится. Просто ужасно боится, что магия может сама собой, бесконтрольно, вырваться на свободу в самый неподходящий момент.

Такого вроде не бывало, не считая момента с непреложным обетом, ― но все же он не хотел рисковать.

Нет. Это никуда не годится. Сегодня же он все скажет, как есть.

Отец узнает, и они будут нести это бремя вместе.

Гарри все равно до конца не уверен, что это правильно.

Он нервничает все больше и больше. Ему не до поиска плавок. Ему кажется, что кто-то зовет его ― это происходит внутри, и он не может даже объяснить, что на самом деле чувствует, откуда идет голос и… голос ли это вообще? Давление в груди усиливается и появляется знакомый жар в руках… как когда он исцелил отцу голову.

Ему вдруг хочется создать что-то эдакое, волшебное, фантастическое ― он еще сам точно не знает, что. Это вдохновение, которые захлестывает, и ты начинаешь безудержно творить. Только речь совсем не о картинах.

Гарри, не в силах терпеть ни секунды, вытягивает руку, аккумулируя в ней свою силу. Напротив него, в воздухе, открывается синий, сверкающий по краям белизной портал.

Синева в овале скоро рассеивается. Гарри смотрит туда и… не верит своим глазам. Страх того, что отец узнает о его магии, отступает на задний план. Сердце сдавливает от увиденного, и он кричит во всю мощь:

― Папа, папа, скорее сюда!

Отец прибегает сразу на его зов и застывает на пороге при виде светящегося волшебного овала.

Гарри от волнения с трудом удерживает одной рукой открытый портал, а второй указывает на него:

― Папа смотри… Там Мариус!