Я помню море (джен)

Утро было ничем не примечательным.

Как-будто ничего особенного не произойдёт.

Как-будто ничего особенного не происходило в последнее время.

Ни истерик, ни объятий отчаяния, ни злых слов, ни тихих клятв.

Сэм разбудил всех, как всегда — громко, сдержанно, с лёгкой усмешкой в голосе.

— Подъём! Одеваемся, умываемся и бегом на завтрак, пока не остыл.

Сегодня мы снова завтракали отдельно в классе.

Ели то, что приготовил Сэм.

Позже я пойму — это было сделано во всех отрядах чтобы избежать того, что каким-то образом к нам в еду попадут таблетки, которые продолжало давать всем детям руководство лагеря.

Тогда мы этого не знали и плелись есть командирский завтрак с видом мученников.

Завтрак был — как всегда. Какао, кекс и… манная каша.

Если кто-то думает, что хуже овсянки не бывает — вы просто не жили с Сэмом.

Манка — это расплата за все грехи.

— Я протестую! — воскликнул Эллиот — Генералы манку не едят!

Сэм развернулся к нему так медленно, что мы все чуть не поперхнулись.

— Эллиот, генералы едят всё, что спасает им задницу.

А ты ешь два раза. Так как твоя задница постоянно нуждается в спасении и неплохо было бы чтобы ты стал молиться за её душу.

— У задниц нет души!

— Тем более!

Все за столом захихикали, но ложки скребли по мискам.

Манка была сладкая, почти без комочков, но липкая, как страх.

Я глотала её и думала: сегодня она последняя.

Последняя в Эдэме. И первая в моей новой жизни, о которой я не просила.

На богословии Сестра Пруденс вещала так , что если бы в раю выдавали должности, то она бы уже получила свою — за тон.

— Вы все рождены быть светом. Служить Святой Системе, которая и есть — Свет.

Освещать дорогу тем, кто идёт за вами. Вы — благословенны. Юноши и девушки, которые скоро возьмут на себя роли, уготованные Господом.

Она говорит, а я сжимаю кулаки так, что ногти впиваются в ладони.

Свет?

Угу.

Тот самый, что сжёг Шири, Ариэля и Кфира, а Сэма продержал год в плену под землёй без единого луча солнца.

Свет, который лишил нас семей, имён и воспоминаний и заставил нас ползти по ржавому дну тьмы.

Свет — это то, что будет пламенем на месте этого лагеря.

По крайней мере, тут будет на самом деле светло.

Джулия в белом переднике и косынке сидит прямо. Она уже — послушница Джулия. Совсем скоро станет Сестрой Джулией.

Глаза у неё — сталь.

Она молчит.

Она всё знает.

Я думаю о том, что если кто и сломает их Свету хребет — она будет в числе первых.

Потом была математика.

Сэм раздавал нам листки с заданиями — лабиринт.

Найти выход.

Каждый из нас понял, что в этом лабиринте дверь открывается только один раз.

На физкультуре он только и делал, что играл с нами в подвижные игры.

Бег на перегонки, догонялки, игры в мяч.

Мы пытались смеяться.

Эллиот всё ещё хромал и требовал себе дополнительные очки «как для инвалида».

Марк что-то шепнул Дженнифер, и они оба заржали.

Я бегала , чувствуя, как сердце бьётся в рёбра: скоро. Скоро. Скоро.

Отбой.

Мы переодеты в обычные пижамы.

Как всегда.

Сэм сидит у двери, смотрит на нас всех.

— Попытайтесь поспать. Я разбужу вас, когда пора будет идти. Я — рядом. Я — никуда не уйду.

Он и не уходит.

Гасит свет.

Подходит к каждому по очереди. Кладёт руку на плечо, поправляет одеяла, гладит по волосам. Следит чтобы Эллиот держал ногу на подушке, а Дженнифер не читала под одеялом с фонариком.

В последний раз.

Думаю, он пытается максимально точно сохранить в памяти наши голоса, ритм нашего дыхания, запах каждого из нас.

Когда я это понимаю, горло предательски сжимает.

Но я держусь.

Сегодня в не пророню ни единой слезинки.

Мне хочется сказать: «не оставляй меня».

Но я глотаю эти слова, прижимаюсь к стене и закрываю глаза.

Бэкки приходит позже. Она сжимает руку Сэма на секунду. Шепчет инструкции касательно эвакуации.

Грузовики начнут заполнять в полночь. Один за другим.

Около пол- второго ночи, уедет последний.

В 6.00 утра поступит сигнал, что оккупационные силы (так они называют восстание) похитили двадцать детей из Эдэма вместе с четырьмя офицерами.

В 6.45 пропадёт связь с командованием Системы.

В 7.15 поступит сообщение, что мост, по которому едут грузовики обвалился.

К тому времени мы уже пересечём границу и окажемся в буферной зоне.

Выживших в аварии не будет.

Система займётся подсчётом убытков и поиском предателей изнутри.

— Может быть всё-таки дать им лёгкое успокоительное?, — спрашивает сестра Ребэкка, — путь предстоит долгий и опасный. У них даже не будет возможности размяться и выйти в туалет. Будет лучше если они будут отдыхать.

— Нет, — резко отвечает Сэм, — они пережили достаточно манипуляций. Они справятся. И я буду рядом до конца.

Джулия подходит к каждому из нас — спокойно, ровно. Её руки не дрожат.

Она обнимает Эллиота — «держись», Марка — «будь сильным», Дженнифер — «у тебя всё получится».

А ко мне наклоняется и шепчет:

— Мы с тобой обязательно победим, Мэри.

Я обнимаю её так сильно, что слышу, как хрустит её ключица.

Но не говорю ни слова.

Слова — всё равно не выразят моих чувств.

Я не сплю.

Никто не спит.

Мы слышим, как снаружи стучат сапоги.

Как кто-то шепчет имена. Настоящие имена.

Командир Роберт заходит и кивает Сэму:

— Отряды Дэниэла и Ника уже загружены. Сейчас я и мои пацаны. Твои — последние.

Командир Роберт при каждом удобном случае упоминал какое же это счастье, что в его отряде одни мальчишки. С ними легче.

Проходит ещё сорок пять минут.

Мы идём к грузовику.

Внутри пахнет пылью и картошкой. Мы все садимся на пол. Сэм — посередине.

Я — на этот раз ближе всех.

Чтобы слышать как бьётся его сердце.

Нас загораживают ящиками.

Мы — никто.

Мы — часть груза.

Мы уже исчезли.

Когда двигатель гудит, я закрываю глаза. Но не засыпаю.

Эдэм остаётся позади.

Никакого «прощай».

Двенадцать часов мы качаемся между прошлым и будущим.

Иногда Дженнифер не выдерживает и бесшумно всхлипывает.

Иногда Эллиот что-то шепчет:

Марк шутит, что на свободе первым делом будет смотреть кино без остановки.

Я держу руку Дженнифер, а Сэм прижимает меня к себе.

Я слушаю шорох колёс и гул мотора.

Высчитываю ритм механизма движения.

Считаю ухабы.

Пытаюсь выверить формулу вращения колёс и ухабов.

Не каждом блок-посте, когда грузовик останавливается, мы все задерживаем дыхание и стараемся не моргать.

Когда луч фонаря скользит по ящиками, которые отделяют нас от мира, мы беззвучно прижимаемся друг к другу ещё крепче.

А потом грузовик замирает.

Вырубается мотор.

Медленно разгружают ящики, впуская к нам рассветное солнце.

Мы моргаем с непривычки.

Вылезаем — один за другим — в мир, где нет колючей проволоки, генераторов тумана, часовен, этажа -2 и серой униформы.

Нас встречают люди. Не офицеры, не Сёстры. Не священники. Даже не военные.

Люди. В гражданском.

Они улыбаются и их улыбки настоящие. Похожие на ту, что на фото Шири.

— Добро пожаловать домой, дети. Всё в порядке. Вы в полной безопасности.

Светлый зал.

Мягкие кресла пастельных оттенков.

Фрукты, чай, сок. Разные печенья. Йогурты.

Мы смотрим недоуменно.

Мы не привыкли есть без приказа.

Нас мягко подводят к столу.

— Выбирайте. Каждый — то, что хочет. И сколько хочет.

Дети едят. Сэм тоже. А я не могу. Как и не могу выпустить его руку.

Вокруг нас медсёстры в рубашках бирюзового цвета с коротким рукавом и брюках.

Многие люди одеты так, как мы никогда не видели.

У каждого на груди табличка с настоящим именем.

Психологи, врачи, социальные работники.

Я смотрю на аквариум в пол-стены и думаю: это всё взаправду?

Сэм прощается с каждым.

Машина, которая увезет его на базу уже ждёт.

Он шутит, он обнимает.

Он даёт всем адрес для писем.

Он смотрит на меня.

Я отвожу глаза. Я не могу.

Я готова на всё, бросится прочь от еды, от ласковых слов и мягких прикосновений, от аквариума... Подбежать к нему, вцепиться и не отпускать.

Я могу поехать с ним на базу.

Я не буду мешать.

Мне не нужен комфорт.

Я умею выживать.

Он всё-таки подходит ко мне — последней.

«Обещай», — шепчу я.

Он кивает.

«Обещаю. И ты справишься, чудовище. Обязательно»

Моя приёмная семья — Джозеф и Мириам Ротт.

У них квартира на двадцать первом этаже с огромными окнами. У них очень много живых цветов. В горшках, в вазах, в кадках не балконе.

В моей комнате окно от пола до потолка с видом на море. Там множество полок с книгами, ракушками, моделями кораблей...

Они знали, кто я. Они готовились. Они ждали именно меня.

Они отвозят меня на берег так часто, как я прошу. Раньше это была инициатива Мириам и Джозефа, но я начинаю просить и сама.

Это тоже самое море, которое я помню.

Только берег другой.

Я учусь есть не по команде и отвечать спокойно, когда меня спрашивают, что бы мне хотелось.

Я учусь говорить спасибо и не кричать, когда кто-то касается моей руки.

Я учусь, что можно выбирать разные пижамы для сна.

Что можно читать, всё, что хочется и когда хочется.

Что душ с туалетом у меня теперь отдельные и туда никто не ворвётся.

Дверь в санузел с плиткой оттенков моря прямо в моей спальне.

Даже Ханна, помощница по хозяйству, всегда спрашивает у меня разрешения прежде чем войти и убраться.

Моя комната больше чем была наша общая спальня в коттедже, а я в ней одна.

Джозеф всегда предлагает мне смотреть вместе с ним кулинарные программы и реалити шоу по телевизору.

А ещё у него огромная коллекция старых комедий, мультфильмов и концертов на видео дисках.

Я не сразу понимаю их, но потом втягиваюсь и мне начинает нравится.

Мне нравится обсуждать их с Джозефом и Мириам, а они рады каждый раз, когда мое напряжение в разговоре с ними убывает.

Два раза в неделю ко мне приходит Викки. Она — психолог.

Раз в неделю мы обе сидим на мягком ковре с подушками в моей спальне и она учит меня разговаривать, дышать, не боятся засыпать.Переводить язык в моей голове на человеческий.

Она говорит, что никто в мире не будет относится ко мне иначе из-за того, что я — аутистка.

Я пока не знаю, что надо сделать чтобы поверить ей.

Ещё один раз в неделю мы гуляем по городу.

Викки учит меня ходить по магазинам, гулять, сидеть в кафе, не боятся шума автомобилей, света, музыки, других людей.

Частные учителя занимаются со мной по школьной программе и рисованием — отдельно.

Мириам и Джозеф очень добры. Они потеряли своих детей и внуков на войне.

Они не требуют чтобы я заняла их место.

И за это я благодарна больше всего.

Иногда приходят письма от Дженнифер, Эллиота, Марка.

Им не сложно сказать, что они счастливы.

И это — не ложь.

Я отвечаю скупо.

Сэму я не пишу ни слова.

Я только шлю ему рисунки — нас с ним. Воспоминания из Эдэма. Портреты детей из нашего отряда и его собственные.

Море. Много морских пейзажей.

Шири, Ариэля, и Кфира какими я их запомнила.

Всё, что он не может вернуть, но не дал мне потерять.

Через пол-года, я наконец-то набираюсь смелости и забиваю поиск информации об их семье в интернет.

Больше я этого никогда не делаю.

Марк, Дженнифер и Эллиот поступают в обычные школы.

Моя адаптация проходит медленнее, чем у них.

Через два года меня принимают в элитную школу при университете.

Математика. Физика. Компьютеры.

Я сдала безупречные тесты.

Мириам и Джозеф искренне рады за меня.

Они везут меня в огромный магазин канцелярских товаров.

Я выбираю себе всё, что мне нужно и хочется.

Всё — в оттенках моря и на морскую тематику.

После магазина у меня мигрень и тошнота.

Это — эмоциональный перегруз.

И это пройдёт.

Первый день учёбы.

Я иду по коридору. В меня врезается мальчишка.

Я почти бью его в горло — тело помнит инстинкты — но он только спрашивает:

— Ты в порядке?

И обеспокоенно, искренне улыбается.

Я киваю.

Улыбаюсь в ответ.

Отвечаю, что всё в полном порядке.

Это — не ложь.

Раньше — я бы ударила не думая и не смотря.

Я постепенно побеждаю "Эдэм в себе".

Я больше себя не потеряю.

Я помню море.