Игры не для нас (джен)

Пусть же ветер мотает, пусть,

Сам не знаю, за что держусь.

Жаль, не светит в пути звезда,

Нарисована, видно... Да...

*

Не стальная игла, а грусть

Мне пробила сегодня грудь.

Оттолкнусь от земли, и в путь.

Не забудь меня, не забудь...

Как случилось, что мир остыл?

Мир теней и дорог пустых.

Жаль, не греет в пути звезда,

Нарисована что ли?.. Нарисована что ли?.. Да...

Игла — Пикник

Чун Хо плохо помнил, как добрался до домика брата. Плохо помнил он и то, как кубарем свалился с подоконника, увидев, куда пристроился Ки Хун... Плохо запомнил, как господин Сон, решив, что лучшая защита — нападение, начал стыдить его... И весьма успешно. То, что ему Ки Хун говорил, что требовал — всё соответствовало его внутреннему состоянию.

Состоянию не стояния. Бухнуться коленями о пол, кажется, тоже отшибив... Попросить прощения... Был бы в этом ещё прок! Ну хоть какой-нибудь. А так... На душе у Чун Хо было препаршиво. Хоть он и немного злился на Ки Хуна: а что тот на него вызверивается? Что он на его больного брата лезет? Что это Ин Хо рядом с ним такой живой? И всё-таки признавал правоту его претензий.

Фактически он накосячил тогда, десять лет назад, и сейчас, не разобравшись, осложнил их и без того сложную жизнь. Ещё и Ки Хуну больному досталось... Брата перевязывать, и вон ребёнка разбудил им.

Чун Хо опустил голову. Да, он сегодня был просто мастером неудачником. Но не приехать не мог. Пока ехал — прослушал сообщения от брата. Тому было страшно за него. И он снова брал всю вину на себя. Пытался убедить, чтоб не корил себя. Но Чун Хо не мог... Память — странная штука.

Сейчас в глубоком подпитии он вспоминал то, что его разум раньше придерживал. Совсем уж странное и вместе с тем логично ложившееся кусочком пазлика в общую картину. Чун Хо помнил, как очнулся в больнице. Как мама не могла от него отойти после. Как много плакала и благодарила вернувшую его судьбу. Как после мама рассказала, кто навещал его эти месяцы. На самом деле список вышел маленький. Одни коллеги. И те приходили всё реже и реже, к моменту, когда он внезапно пришёл в себя, уже никто, кроме мамы, в него не верил. Потому что начальник Сон и тот последний раз был полтора месяца назад.

Особенно мама возмущалась, что Ин Хо так и не объявился. Уж любимого брата мог бы навестить! Именно так и сказала, со страхом и обличением в голосе. Либо он мёртв, либо она отказывалась понимать. Зато понимал Чун Хо и злился. Ин Хо тот, кто отправил его на эту койку, с чего бы ему сюда приходить? Чтобы добить?!

Первое время он этого и ждал. Вздрагивал от каждого шороха то ли с надеждой, то ли со страхом. Но Ин Хо так и не появился.

А теперь... Спустя два с лишним года, напившись и снова видя Ин Хо наяву, Чун Хо внезапно вспомнил. Нечто, что опустило его голову ниже, сделало внутренние ощущения гаже, а просьбу о прощении — легче.

Ин Хо виноват. И он этого не умаляет. Но виновен и Чун Хо. А брат всё ещё... его любит. И не переставал делать это. Мозг удивительным образом выдал отправившемуся с полутыка Ки Хуна отдыхать на кровать Чун Хо успешно забытое воспоминание из больничной койки.

Рефлексируя, он понял: его восхождение в сознание началось не с маминого голоса и лица. До этого приходил Ин Хо. Только его смятенный разум не зацепился полноценного за тот монолог, возможно, записав в несбыточное, в бредовый сон... Но теперь Чун Хо верил, что это было, правда было.

* * *

Тьма цепко обнимала, шептала что-то утешительное, обещая, что если Чун Хо останется с ней, то не будет больше боли, одиночества и несправедливости. Не будет выжигающего чувства предательства. Не будет каменного лица Ин Хо, который скинул его со скалы. Плечо ничто не будет жалить, а сердце разрывать не будет... Не будет. Ничего не будет.

— Брат, — тьма скорчилась и ослабила хватку. — Привет, — звук треснутого, но всё ещё узнаваемого голоса заставил его содрогнуться, рядом пикнул какой-то прибор. Тьма обиженно сучила щупальцами... Но Чун Хо был крайне важен этот голос. И что тот может ему сказать.

Ин Хо, впрочем, замолчал. Надолго. Тьма успела снова поднять голову и змеёй обвиться вокруг Чун Хо, когда брат снова начал негромко говорить:

— Я тебя таким тихим почти и не помню. В детстве и то... Спал беспокойно — ворочался, всю постель посбивал. Сейчас же ты будто закаменел... или заледенел, — до руки его несмело дотронулись. — Надо же... Тёплый, — его, ощущавшуюся странно чужой (будто отлежал) руку чуть сжали.

— Ты всё ещё жив, Чун Хо... Пусть лежишь здесь, будто мёртвый, но твоё сердце бьётся и есть шанс, что очнёшься... — руку стиснули, да так, что Чун Хо почувствовал это уже почти по-настоящему. — Но этот шанс тает с каждым днём. Братик, время очнуться. Ты не должен погибать так. Тебе вообще рано умирать. Слышишь? Ты... Прости меня. За то, что я совершил, прощения нет, но я прошу простить, что пришёл лишь сейчас. Я боялся, Чун Хо. Боялся, что люди в коме всё слышат, что ты очнёшься и запомнишь. А я не хочу, чтоб ты помнил, что я всё ещё человек. Я не хочу, чтоб ты искал меня и подвергался опасности. Потому что искать меня бесполезно. Выхода нет, никакого нет. Даже плохого. Но сейчас... — он замолчал, чтоб совсем осипше продолжить спустя минуту молчания:

— Я больше всего на свете хочу, чтоб ты меня услышал. Чтоб ты пошёл на мой голос, чтоб очнулся. Очнулся к жизни. Ну же, братец... Ты так долго меня искал. Так старался. Я тут, рядом. Поймай меня, призови к ответу, кричи, убей, делай что хочешь! Только очнись! — Ин Хо отпустил его руку, теперь он почувствовал, как тот иступлённо и как-то странно дыша гладит его по голове.

— Ты уже на полжизни вперёд отоспался... Хватит, Чун Хо. Всё интересное проспишь. Ты... У тебя всё будет. Только очнись. Место в полиции всё ещё ждёт тебя. Тебе ведь это нравится — служить. Ты не разочаровался, как я. Пока нет. Вот и не позволяй своей вере угаснуть. Чун Хо, очнись, забудь обо мне и живи. Хотя бы просто живи... — голос Ин Хо совсем сорвался, дрожащая рука провела по щеке, и он отстранился.

— Это я виноват, — раздался откуда-то сверху глухой голос. — Только я. Мне не следовало поддаваться любопытству, желанию оправдать себя... Только не так. Мне не следовало рвать все контакты с вами после начала игр. Это я подверг тебя опасности. Я не сумел убедить тебя, не смог нормально спасти... Чун Хо, твой старший брат тебя подвёл. Но... Я всё ещё тебя люблю. И я готов даже служить им, чтобы продлить и такое твоё существование... С правом на надежду. Пожалуйста, не лишай её меня. Не отворачивайся больше... Тогда, когда меня уволили, я не простил, затаил обиду. Может, не замкнись я... Не сбеги от тебя после кремации Ён Хи, всё было бы по-другому. Ты бы точно тут не лежал. Прости меня и... Хватит уже прятаться Чун Хо, я тебя нашёл. Игры кончились, пора очнуться, — Ин Хо замолк. Какое-то время Чун Хо ещё слышал его напряжённое дыхание, а потом раздались непривычно тяжёлые, будто Ин Хо что-то к полу придавило, шаги, и тьма снова утащила его в свои объятия... Чтобы вскоре выплюнуть, всё переварив, и видимо, испугавшись напора его братца, выплюнуть прямо в объятия мамы.

* * *

Чун Хо проснулся с гудящей головой. Конечно, он ощущал себя не в пример лучше, чем когда очнулся после продолжительной комы. Но... было паршиво. Душ не помог. Немного облегчил его страдания найденный коньяк... С похмелья, конечно, лучше бы пиво, но Чун Хо нашёл только коньяк.

Чуть поправив здоровье и стараясь игнорировать отбитый вчера копчик, он тихонько прокрался к гостиной. Каково же было его возмущение, когда оказалось, что Ки Хун (братец неходячий, это не он!) подпёр дверь. Заперся! От него! А Зачем? Нехорошие сомнения заворочались в душе Чун Хо: он вспомнил, в каком положении застукал этих двоих... Ага, заперлись, чтобы не мешал... Явно же не спать!

Глаз у Чун Хо задёргался. Он поглядел на телефон. Мама спрашивала: как дела у Ин Хо... Ужас! Если узнает, с кем тот связался — точно удар хватит. Честно, Чун Хо сомневался, от чего маму хватит удар вернее: от новости, что её пасынок — гей и у них ребёнок на попечительстве или оттого, что Ин Хо был распорядителем смертельных игр. И если второе можно скрыть, то первое... Первое скрыть сложнее.

И это катастрофа. Ин Хо говорит скрыться всем вместе... По спине пробежал холодок. Мама и Ён Хи считала не парой. Пусть потом она смирилась с «певичкой» и перед тётушками знакомыми защищала пасынка: дескать, поёт та, как ангел и нрава такого же чудесного, и красива, не то что ваши... Но... Когда Ин Хо попался на взятке... То, что он сделал это ради Ён Хи, настроило маму против.

Он не забудет, как мама возмущалась: «Зарыл свою репутацию, сломал жизнь! Из-за какой-то ресторанной девки! Ну да, жалко... Ну поплакал бы, схоронил! И жил бы дальше! Вдовцу без детей легко жениться снова! Особенно такому красавцу и бравому офицеру полиции. Да хоть бы и с детьми. Неважно!»

Ин Хо в глазах матери сломал себе жизнь совершенно зря. Да, потом та узнала о «глубокой беременности». Маме стало стыдно. Но... Чун Хо запомнил, как та не приняла Ён Хи.

А тут... Ки Хун. Впрочем, само то, что Чун Хо всерьёз размышляет над такой проблемой, наверное, хорошо. Это значит, что ужасы игры немного померкли в его сознании. И призрак мрачного кальмара отступил.

Он подёргал дверь. Наверное, ломать ещё одну дверь в этом доме — плохая идея. Всё-таки Ки Хун вчера злился не без оснований. Вон ванна зияет... Надо сегодня прикрутить. Нет... Он прислушался к происходящему в гостиной — сейчас те точно спали. Никаких подозрительных звуков.

Поэтому, с трудом отлепив себя от двери, Чун Хо отправился готовить завтрак... При этом, правда, каждые десять минут прикладывая ухо к двери... И не зря. Вскоре брат и Сон проснулись... И их разговор совсем поставил его в тупик. Услышал он не всё, но прячущего стояк Ки Хуна увидел ясно... К брату Чун Хо метнулся, готовый в случае чего везти домой к маме. Уж лучше проеденные мамой мозги, чем... Он даже думать не хотел, что.

Братец, впрочем, яростно защищал Ки Хуна, отрицал и факт домогательств, и их сексуальные отношения, но... Чун Хо же не слепой?

Впрочем, сильно давить он не стал. А то ещё выгонят... А украсть брата проблематично. Точнее, увезти-то можно. Но тот ведь сделать что с собой может. Не приковывать же в самом деле? Мама не поймёт. Да и Ин Хо сильнее зачахнет... А с этим гадом извращённым... Будто оживал.

Как бы то ни было, Чун Хо пришлось смириться. И жарить бекон по-новой. Старый безнадёжно пригорел, пока он разговаривал с братом. Кстати, довольно неплохо поговорил. На душе чуть полегчало. И тут на кухню ворвался Ки Хун.

— Ты чего там удумал, а? — одарил его Сон тяжёлым взглядом. — Напридумывал тут небось, что я сплю с твоим братом! Может, ещё скажешь, что я его изнасиловал? Чун Хо, тебя в детстве мама точно не роняла? А может, этот гад кальмарный ронял? — осоловело моргнул Ки Хун. — Что ты так на меня смотришь? Я его не трогал! Точнее, трогал, но только чтобы помочь... Тьфу! — поймав обалделый взгляд Чун Хо, поправился тот. — Не в таком смысле! Ты вообще в курсе, — Сон приблизился и прошептал ему на ухо, так как на горизонте уже показалась коляска Ин Хо. — Что после твоего бессовестного побега я нашёл его в ванной с занесённой над запястьем бритвой?

Сердце Чун Хо рухнуло куда-то вниз, он беспомощно посмотрел на Ки Хуна. Но сил вымолвить хоть что-то не осталось, да и братец уже был тут.

— То-то ж. Вот и веди себя не как эгоистичный электрический скат, а как брат. Он, может, и гад морской, но сердце у него есть. И оно прекрасно осознаёт глубину той впадины, куда он заплыл. Стыдится и себя, и своих поступков. Хоть ты не добавляй. Тебе же легче не станет, если твой упрямый и хитрый братец всё-таки найдёт способ всплыть кверху брюхом?! — обжигая его ухо звенящим шёпотом, не дал отстраниться Ки Хун.

Внутри всё заледенело. Он поверил Сону. Безоговорочно. Это совпадало и с его наблюдениями... Однако мысль, что сразу после того, как он сбежал, брат чуть было не приговорил себя... Она вызывала новое желание напиться. Нельзя было тогда уходить. Ин Хо было паршиво — это очевидно. И тем не менее Чун Хо в тот момент думал только о себе и своих чувствах... Если б не Ки Хун... Нет, и думать страшно.

— Эй, вы там чего шепчетесь? Заговоры строите?! Учтите — я сейчас не в том состоянии, чтоб на мне испытывать кулинарные шедевры Чун Хо. Ки Хун, тебе лучше — ты и пробуй! — громко въехал на кухню Ин Хо, разбивая царящий леденящий ужас внутри Чун Хо. Вот же брат... Живой и даже шутит. Скользит взглядом и по нему, обеспокоенным взглядом, надо сказать...

— С чего б это?! Твой придурок-брат, ты и первым кусай, на! — и убийственно серьёзный Сон, зацепив со сковородки шмат бекона, резво втолкнул его в рот не особо сопротивляющемуся Ин Хо... У обоих при этом глаза улыбались, причём то, как быстро просветлел взгляд Ки Хуна, поражало. Как и то, насколько быстро он переключился... И после этого они ещё говорят: ничего между ними нет! Угу, так Чун Хо и поверил... Впрочем, он просто завидовал.