Парадокс выбора (джен)

На улице была довольно приятная, солнечная погода. Снег наконец-таки начал полноценно таять, и сквозь него пробирались первые растения. Почки на деревьях потихоньку распускались, а приятный ветерок не давал сразу же возненавидеть жару.

— Знаешь, спустя чуть больше полугода, могу уверенно утверждать, что быть старостой мне даже понравилось, — неспешно начала Лили, водя пальцем по кружке, полной сливочного пива.

Она в очередной раз вытащила Уильяма на прогулку, и сейчас они оба душой отдыхали после по-настоящему нудных древних рун. Бабблинг совсем озверела, закидывая материалом так, что выучить абсолютно всё — было нереально.

Такое чувство, что этот предмет ему будет сниться в кошмарах вплоть до шестого курса. Бр-р, ну нафиг…

— Да ну? И постоянное разгребание чужих проблем тоже? — Фыркнул парень, отламывая кусочек от печенюшки, за что получил укоряющий взгляд Эванс. Ну да, ну да, ломать печеньку — святотатство, конечно.

— По крайней мере не даёт совсем уж потерять голову в рутине, постоянно что-то новенькое, — согласившись, она сделала небольшой глоток. На губах осталась небольшая пенка, которую та быстро слизала. — Чего только стоят выходки мелких, это уже отдельное искусство. И мы ведь не были такими шебутными…

— Ага, конечно, как же не были. — Добродушно улыбнулся Моррисон, продолжив: — Вспомни только как мы случайно подорвали класс по зельям на первом курсе. Между прочим, мы с тобой тогда были в главных ролях!

— Не было такого, — сморщила носик Лили, отмахнувшись.

— Отрицая, ты не избавишь меня от этих драгоценных воспоминаний, дорогая, — уже откровенно хохотнул он. От одного только воспоминания, как они, панически импровизируя, скинули вину на бедного Петтигрю, который был рядом, пробивало на смешок. Остаться ненаказанными для маленьких них же было важнее, чем судьба Питера.

— Ой, иди ты, дурак, — надулась рыжеволосая, однако тоже быстро сдалась, издав незаметный, как ей казалось, смешок. — Хочешь, могу напомнить, как ты устроил налёт на кухню эльфов, когда про неё узнал. Такой, что они даже профессорам пожаловались!

— Не пойман — не вор, запомни, — самодовольно пожал он плечами, — да и у меня была идеальная маскировка в виде балаклавы и обычной мантии. Во мне есть гениальный ум, просто мне лень его использовать слишком часто.

— Ну, конечно, — закатив глаза, она украла из тарелки Моррисона сразу две печеньки. Наглая егоза…

— А ты сомневаешься? — Чуть насмешливо хмыкнул, парень поинтересовался: — Как тебе, кстати, перспектива становления префектом на седьмом курсе, м-м? Абсолютная власть, не хватает только кольца.

— Какого кольца?

Стоило ей только поднести стакан к губам и сделать глоток, как Уильям нарочито величавым голосом выдал:

— Всевластия, конечно!

— Хи-хи-бл-буль, — поперхнувшись и отсмеявшись одновременно, со смешинками в глазах укоряюще посмотрела на него девушка. А он что? Его таким не проймешь. — В принципе… почему бы и нет?

— Ох, когда ты им станешь, это ж у меня тоже будут дополнительные полномочия, да? — С лукавой улыбкой поинтересовался Моррисон, быстро закинув в себя печенюшку и запив ту яблочным соком. Пожалуй, самая приятная из зависимостей.

— Пф-ф! Размечтался, балда! Мне и так хватает того, что ты любишь погулять на ночь глядя. Если хочешь — сам становись старостой, вместе со мной будешь гулять.

Уильям зябко повёл плечами, будто одна только перспектива становления власть имущим в школе его пугала. Хотя, почему будто? Это же огромный геморрой, из-за которого времени ему не хватит буквально ни на что жизненно важное.

— Спасибо, конечно, но придется тебе одной повелевать всеми и вся. Мне своё время дорого, а тратить его на разборки двух мелких пикачу — увольте!

— Ну-ну, тебе просто лень, знаю я. — Весело фыркнула Лили.

— Так, а кто ж отрицает? — Согласился Уильям, на что девушка молча закатила глаза.

Ну да, не всем нравится тотальная лень. В её понимании, конечно. Ибо сам парень не особо распространяется о том, что он, так-то, работает усердно, а не просто «гуляет».

— Ясно всё с тобой, до-ро-гой, — шутливо и по слогам сыронизировала рыжеволосая, привычным движением заправив выбившуюся прядь за ухо. — Так и будешь один к сорока годам, потому что лень. Попомни мои слова, Уил.

— А минусы будут? Никто не выносит мозг скандалами, никаких проблем. Слышала про Альфарда Блэка, дядю Сириуса? — На её чуть недоумевающее лицо, он пояснил: — Самый видный холостяк в стране, так-то. Живёт — как хочет, и никто ему не указ. Разве не мечта?

— Для кого-то может и да, но уж точно я такого не пойму. А что вообще думаешь про всё это?

Его уже понемногу начинает напрягать этот разговор. Жу-жу-жу неспроста…

— Про что конкретно?

— Про парочки. Фрэнка с Алисой, Сириуса с Марлин, — уточнила Эванс, с легким вздохом, будто всем телом говоря «какой же ты балбес», пожав плечами.

— Ну, рад за них? Всё хорошо — и отлично. Совет да любовь голубкам, — он сделал приличный, долгий глоток сока, самоустранясь от дальнейших объяснений.

— А ты сам?

— Что, «я»? — Уже зная, что дальше последует, слегка недовольно буркнул Моррисон. Как же его достала эта романтическая пора у подростков… И ведь самому же иногда гормоны голову сносят. Сущий ужас и апофеоз кошмара.

— Не хотел бы тоже начать встречаться с кем-нибудь? — Будто сова, Эванс наклонила голову набок, смотря на него, не моргая, тщательно отслеживая любую мимику.

Сам же Уильям… Хотел послать всё далеко и надолго. Он знал! Знал, что ничем хорошим такие посиделки рано или поздно не кончатся! И вот оно случилось — лучшая подруга (другой вывод он несознательно отгонял куда подальше из своего мозга, во избежание) завела разговор про романтику. Уже можно копать могилку ему и тому божеству, которое определяет его судьбу, если таковое вообще имеется?

Парень тяжело выдохнул, смотря на сидящую напротив занозу в заднице и всем взглядом выражая «ты меня убить хочешь, да?», протёр лицо ладонями, на пару секунд спрятавшись от мира. Однако всё же ответил, сев нормально:

— Мне некомфортно строить отношения с нуля с кем-либо из девчонок. Слишком проблемно. А из тех, кого знаю? — Он чуть нервно растрепал волосы на затылке. — Смысл? Ну, в плане… смотри: Марлин уже с Сириусом, Мэри шашни с Поттером крутит, Алиса с Фрэнком, ты… — тут парень чуть замялся, подбирая слова, — ты просто Лили, хах. Так что, э-э, да.

Уильям никогда не был силён в таких разговорах, будто на допросе, судя по ощущениям. А если это связано с романтикой — вообще атас. Злиться тут нет повода ни малейшего, скорее неловкость человека, для которого отношения сейчас — ну вот вообще не в приоритете.

— Представь, что та же Марлин, допустим, не влюблена в Сириуса и вообще свободна. Стал бы с ней встречаться? — Почесав щёчку, пытливо спросила Эванс.

— С МакКиннон? Хм… Хм-хм-хм… — издав протяжное и явно задумчивое «хм», он всё-таки признал: — Возможно. Но смысл? Мало того, что я даже представить это тяжело, но могу, однако перевести отношения на другой уровень ради поцелуев и обжиманий, а после и секса? Ради одного только этого — точно нет. Да и когда разойдемся, то наше общение сойдёт на нет, что противопоказано. Марлин очень классная подруга, и терять её я бы не хотел. Как и кого-либо вообще из вас. С чего вообще такой интерес?

Стоило только упомянуть «запретное» слово, как она тут же чуть покраснела. Ох уж эти невинные души, не познавшие интернетов… Хорошо хоть Купол Тишины стоит вокруг их столика, отрезающий все лишние звуки.

— Вот как… — задумчиво пробормотала девушка, покивав самой себе. — А что тогда до любви?

Он знал, что не урод, и вполне способен кому-то понравиться — это ощущалось по взглядам, коротким репликам, случайным редким прикосновениям вообще левых девчонок. Иногда даже казалось, что стоит чуть-чуть потянуться — и, быть может, кто-то рядом окажется рядом в том самом смысле. Но всякий раз, как только мысль доходила до стадии «а что, если…», его будто начинало отталкивать самой сутью. Не из страха, — просто от осознания, как всё это шатко, ненадёжно, временно и в конечном итоге неудобно.

Уильям был старше, чем выглядел. Хоть по некоторым поступкам этого и не скажешь, но пубертат не щадит никого. Сознание у него давно сформировалось иначе, чем у тех, кто только начинал открывать границы мира и себя в нём. И именно это, пожалуй, больше всего спасало его от того, что он в шутку называл «гормональным апокалипсисом».

Да, Лили была близким человеком. Да, он мог признать, что она красива, умна и по-своему невероятна и даже то, что он мог бы искренне полюбить её… через годиков пять (и опять самовнушение…). Но сейчас же он не испытывал ни ревности (банально не к кому), ни острой влюблённости — просто привязанность, тёплую, глубокую, скорее как к кому-то родному по духу человеку. Всё остальное казалось… слишком.

Естественно парень прекрасно понимал, почему она ведёт разговоры на такие темы. И из-за этого всё становилось ещё хуже.

Ему не хотелось ни держать чьи-то руки каждый вечер, ни бежать по лестнице от поцелуя до поцелуя. Личное пространство было чем-то почти сакральным, и мысль о том, что придётся делиться им — постоянно, ежедневно, почти без возможности вернуться в себя — вызывала полноценный протест. Ему ведь так много нужно успеть!

Возможно, Моррисон знал слишком много. Слишком остро ощущал, как легко всё рассыпается — отношения, привязанности, доверие, особенно в таком возрасте.

— А что с любовью не так? — Переспросил Уильям, сделав депрессивный глоток сока.

— Ну, ты не упомянул про неё, когда рассказывал на примере Марлин. Если ты кого-нибудь полюбишь, то что тогда?

— Да ничего, блин, — он посмотрел на девушку, как на врага народа. — А если ты полюбишь, ну, допустим Поттера? Что тогда?

— Что?! — Незамедлительно возмутилась Лили, кою все ещё бесит Джеймс, хоть она и сменила гнев на нейтральное равнодушие. — Почему он?

— Почему тогда Марлин? Поточу что первое, что пришло в голову, очевидно. Ну, так? — Потребовал ответа Моррисон, простучав простенький ритм по столу пальцами.

— Это… это сложно, и вообще!

— Вот именно, что вообще, Лили, вот именно, — сочувственно покачал головой парень, — теперь поняла, как мне тяжело на это ответить тебе?

— Да поняла я всё, — обиженно пробурчала Эванс, отпив ещё сливочного пива.

Она замолчала, задумчиво повела плечами, как будто стряхнула остатки неоформленной мысли, и, медленно кивнув, сказала почти рассеянно:

— Логично, наверное… — а затем, как будто по внутреннему щелчку, резко сменила тему. — Слушай, а ты вообще готовишься к СОВ? У меня уже начинает заканчиваться терпение. Иногда даже сплю с учебником по зельям, будто он так сам в голову просочится. А про трансфигурацию я вообще молчу… — она скривилась, — МакГонагалл нас просто уничтожит к июню.

Уильям хмыкнул, чуть сдвинув плечи и уставившись куда-то в сторону, на расписанное пустяковыми рисунками окошко у входа.

— Готовлюсь… — протянул он. — Но не фанатично. Не вижу смысла нервничать. Это ничего не изменит. Паника ведь не ускорит процесс и не добавит знаний, верно?

Он перевёл на неё взгляд, спокойно, но с долей понимания:

— Я, знаешь, больше за то, чтобы не строить себе воздушных замков про «а вдруг не сдам», «а вдруг провалю жизнь». Нужно отталкиваться от того, что есть на руках сейчас. Есть знания — хорошо. Нет знаний — значит, учим. А остальное… — он неопределённо махнул рукой, — бессмысленно гонять по голове. Будущее, Лили, — это то, что случится, а не то, что мы себе нафантазировали. К моему превеликому сожалению.

— Красиво сказал, — усмехнулась она, уткнувшись подбородком в ладонь. — Долго думал?

— Само приходит, — с ленивой полуулыбкой ответил парень, довольный сменой темы. — Особенно, когда смотрю, как ты по три раза переписываешь один и тот же конспект.

Лили фыркнула, но, кажется, в глазах у неё стало немного легче. Если бы он ещё умел читать по глазам… Не легиллимент он, не легиллимент! Вот вообще ни разу!

Эванс, скрестив руки и слегка наклонившись вперёд, будто собиралась поведать нечто строго конфиденциальное, усмехнулась:

— Знаешь, Марлин в последнее время только о Сириусе и говорит. Буквально. Всё свободное время. Уже даже Алиса начала сбегать в библиотеку, чтобы не слушать очередную тираду о «его улыбке», «его голосе» и прочей чепухе. — Она закатила глаза. — Соседки мои уже смотреть на него не могут, настолько он у всех ассоциируется с головной болью.

— Любовь, — философски протянул Уильям, — вещь могучая. Людей буквально разносит в клочья. Порой даже без применения тёмных чар.

— Угу, особенно если объект этой любви — Сириус Блэк, — хмыкнула Лили. — Слишком много харизмы в одном человеке.

Он ухмыльнулся.

— Это как взрывное зелье. Одной капли достаточно, чтобы устроить небольшой конец света.

— Или как минимум сжечь себе нервы, — добавила она, и оба рассмеялись.

Разговор постепенно угас в спокойную, тёплую болтовню, ни к чему не обязывающую и лишённую излишнего смысла — просто два человека, отдыхающие друг с другом в уютной таверне.

Эх, всегда бы так…

* * *

Полноценные занятия по невербальной магии по школьной программе начинались только на шестом курсе — и пятые по-прежнему гоняли по базам, готовя к СОВ, не торопясь углубляться в более сложные дисциплины. Но Уильям начал их осваивать заранее. Не из тщеславия и не из желания блеснуть, увольте, а потому что понимал: в будущем, которое его, скорее всего, всё же ждёт, такие умения не просто полезны — они необходимы.

Сама концепция была ему ясна. Силу заклинания определяет не выкрик, а внутренняя воля. Слова — лишь якорь, который позволяет волшебнику сфокусироваться. И если убрать этот костыль, всё держится только на умении сосредоточить намерение, сжать его в нужной точке и выплеснуть наружу — точно, коротко, безошибочно.

Теоретическая база у него была. Часы самостоятельных разборов, рукописные заметки, работа с трактатами из Запретной секции, уроки у Филиуса (который приглашал туда всех заинтересованных, помимо основных занятий) — всё это давало необходимое понимание. Практика, правда, была изматывающей. Хоть они и были раз в неделю, но от того не менее интересными и сложными.

Он чаще стал тренироваться в одиночестве, стараясь беззвучно зажечь пламя Incendio, отбросить манекен Expulso, пошатнуть стены глухим ударом Bombarda Maxima. Первые попытки чаще всего заканчивались ничем. Или хуже — легким головокружением, скользящими откатами, ощущением, будто ум сжался в кулак и трещит по швам. Ничего, привычный, но от того не менее противный этап учёбы.

Когда на очередном факультативе по заклинаниям Флитвик сообщил, что на следующей неделе шестикурсники начнут осваивать базовые принципы невербального колдовства, это лишь уверило его в том, что сейчас — лучшее время начать.

Связки заклинаний он отработал на более-менее приемлемом уровне, так что пора бы и сменить направление тренировок. Такими темпами он станет Архимагом в свои тридцать, ха-ха.

В голове Уильям строил формулы как схемы: он точно знал, что именно хочет вызвать. Удерживал образ, фокусировался, а затем отпускал — почти как вздох. Не было слов. Был вектор воли. Мгновенный, решительный. Хоть и получалось в итоге какое-то недоразумение, но успех здесь — вопрос времени.

Один из сложнейших моментов — эмоция. Без них чары работали вяло, как будто нехотя. Но эмоции — штука коварная. Однако с этим особых проблем благодаря окклюменции не было. Накрутить себе нужные чувства было не проблемой. Куда тяжелее было потом от них избавиться.

Даже жест палочкой становился иной. Он отточил его до почти невидимого движения запястья. Никаких избыточных взмахов — это экономило не только силы, но и время. Иногда, после интенсивной тренировки, рука всё равно болела — мышцы ныли, словно после тренировки с гирями. Уильям морщился, когда ловил себя на том, что это норма. От частых упражнений тело привыкает, но пределы есть и у него.

И всё же, несмотря на трудность, было в этом что-то странно восхитительное. Чары, возникающие изнутри, без звука — были как искра в темноте. Такие же неожиданные и слепящие. Поэтично? Моррисон считает, что вполне. Ни один враг не догадается, что было использовано, пока заклинание уже не сорвётся с концентратора. Это было оружие — и искусство. Как и взрыв, в прочем.

Обычный ужин, казалось, не предвещал ничего особенного — мягкий гул голосов, столы, доверху заставленные привычными блюдами, тепло и уют, сотканные из сводов Великого зала и света парящих свечей. И всё же, как всегда, профессор Флитвик умудрился внести свою щепотку безумия. С позволения Директора он взмахнул палочкой — и на глазах у изумлённой публики блюда ожили. Хлебные булки зашевелились, морковка взвизгнула от восторга, а жареные курицы — подбоченились и взялись петь. Настоящий продуктовый хор.

И ладно бы просто пели — они ещё и пытались попадать в ноты. Гармонии, конечно, не получилось, зато песенка выдалась знатной — весёлой, нелепой, о кулинарной судьбе и том, как обидно быть съеденным без «спасибо». Ученики угорали, профессора обменивались многозначительными взглядами, Минерва то ли моргнула, то ли хотела отвернуться от всего этого ужаса.

Но всё стало куда громче и драматичнее, когда один из тыквенных пирогов на гриффиндорском столе вздулся, будто его надули изнутри, и с оглушительным взрывом лопнул — брызги вонючей массы полетели во все стороны. Навозная бомба.

Четвёртый курс пострадал особенно — крики, вопли, кто-то полез за платком, кто-то зашёлся кашлем. Поттера с Блэком тоже зацепило: волосы брюнета покрылись серой жижей, Джеймс схватился за глаза и завопил, что ослеп, но на самом деле от той бурды максимум небольшое жжение в глазах, которое проходит со временем само (да, Моррисон изучил состав бомб, просто во избежание). Уильям, сидевший чуть поодаль, успел инстинктивно выставить защиту — заклинание вспыхнуло тонким серебристым куполом, отразив часть брызг, но не запаха. Грёбанные слизеринцы… Хотя, для Поттера вполне заслуженная месть, но всё равно неприятно попадать под раздачу, знаете ли!

Паника, возмущение, смех — всё перемешалось. Преподаватели сбились с ног, а виновников, разумеется, не нашли. Подозрения витали в воздухе, особенно над отдельными персонажами со Слизерина, но никто вслух ничего не сказал. Впрочем, Уильям уже предчувствовал, что этот случай — не последний. Да начнутся игры на выживание, хе-хе!

После того ужина всё вернулось в свою привычную колею. Дни снова заполнились занятиями, где теория плотно сплеталась с практикой, а вечера — чередой привычных дел. Он готовился к экзаменам, хоть и без фанатизма, помогал с домашками друзьям, перечитывал избранные главы, углублялся в заклинания, не забывая и об отдыхе. Лили регулярно вытаскивала его из библиотеки, устраивая дружеские вылазки в Хогсмид или просто прогулки. Барнс хмурился над книгами (бедняга скоро совсем изведётся!), Адам снова возился с полотнами, Марлин сияла на тренировках, а Фрэнк с Алисой всё чаще не отлипали друг от друга, хотя казалось бы, куда уж больше.

Будни текли спокойно, вязко, почти лениво. Пока не было тревог, пока можно было просто быть рыбкой и существовать. И в один из таких вечеров Уильям, лёжа на кровати, прислушался к стуку дождя по оконному стеклу. Весенний ливень хлестал по каменным стенам, мир казался чуть дальше, чем обычно. Под этот звук засыпать было легко — будто сам замок шептал: «Всё спокойно. Релакс, дружище. Тебе полезно будет».

Ну, а он что? Парень только и рад поспать подольше.