Империус (гет)

Судя по всему, удача оказалась на их стороне: дверь в кабинет Ребекки была приоткрыта.

— Где вы видели ее в последний раз? — спросила Тонкс, первой заходя внутрь. Она держала палочку в вытянутой вперед руке, проверяя пространство на предмет возможных ловушек.

— На столе, — ответила бледная и изможденная Ребекка, ступая в свой кабинет и нервно оглядываясь. — Но я сомневаюсь, что она по-прежнему вот так вот валяется у всех на виду.

— Так повезти нам не может, — согласился Гарри и снова накинул на плечи мантию-невидимку, так что его голова повисла в воздухе. — Я покараулю здесь.

— Спасибо, Гарри, — поблагодарил его Ремус и, отвернувшись, принялся перебирать бумаги на столе. Он не хотел, чтобы Гарри шел с ними — он даже с жаром спорил с этим решением, пока они все вместе наскоро составляли план всего несколько минут назад. Но Гарри упрямо настаивал на своем участии, и ни Тонкс, ни Ремус не посчитали возможным и дальше тратить драгоценное время на споры.

Гермиону и Рона удалось убедить остаться внизу гораздо проще (что не сильно радовало, учитывая ярость, с которой настаивал на участии Гарри), потому что они выполняли роль подсадных уток. Их волосы и мантии изменили, так чтобы они выглядели как Ремус и Ребекка на случай, если пожиратели смерти решат занять места в первом ряду на шоу под названием «охота» до того, как вернется их компания. Вход в эвакуационный туннель находился всего в десяти метрах от наскоро созданного и дезилюминированного прохода в стене, и, так как они были уверены, что им удастся перевести работников института к туннелю прежде, чем пожиратели успеют как-то отреагировать, они решили не выдавать себя слишком рано. К тому же присутствие Гермионы и Рона давало людям хоть какое-то подобие магической защиты.

А теперь, слава Мерлину, такой защитой обладал и он.

Ремус собственнически сжал в пальцах свою палочку. Облегчение, которое он испытал, когда Гарри с легкой улыбкой протянул ее ему, было сложно описать. Он был так потрясен, что практически пропустил мимо ушей объяснение Гарри о том, как тот забрал ее у Хагрида. Последние несколько часов, пока он чувствовал шевеление волка внутри и осознавал, что почти наверняка только когти и зубы станут его защитой от надвигающейся опасности, были ужасными. Но теперь его магия снова с ним. У него был другой путь — путь, который с таким трудом открыл для него Альбус Дамблдор много лет назад. Вот кем он был. Вот та часть его, что имела значение.

Его магическая часть. Человеческая.

И не только палочка напоминала ему об этом.

Он посмотрел на Тонкс. Ее волосы по-прежнему выглядели безжизненными, но темные глаза пугали интенсивностью взгляда, когда она сорвала крышку с взятой с книжной полки деревянной коробки. Между ними оставалось столько недосказанности, так многое еще надо было обсудить, если только удалось бы найти время. Но не сейчас, и они оба знали об этом, сумев договориться одними взглядами, пока тихо поднимались по лестнице на уровень пять.

«Нам надо поговорить, — словно бы сообщали ее глаза. — Но сейчас не время».

Он кивнул в знак согласия, а затем они двинулись дальше.

Но этого было достаточно — этого знания, что они скоро смогут все обсудить, что она рядом с ним. Он цеплялся за это обещание.

На столе палочки не было. Он просто терял драгоценное время.

— Мне нужно уходить, — проговорил он, и в маленьком кабинете его голос прозвучал странно пустым. Тонкс резко посмотрела на него, но он избегал ее взгляда, повернувшись вместо этого к Ребекке. — Лестница в приемной, верно?

Ребекка отрывисто кивнула, продолжая обыскивать ящики стола.

— Под стулом в дальнем углу. Трижды коснись утолщения на задней ножке и назови пароль: Энтони.

— И она ведет ко входу в туннель?

Ребекка не смотрела на него.

— Этот путь предназначен для общей эвакуации, как я и говорила. Было бы глупо не предусмотреть быстрый доступ туда с уровней персонала. Но с той стороны проход заперт с помощью палочки, так что…

— Не ждите меня, — тихо, но властно велел Ремус. — Можете оставить его открытым, если хотите, но не рискуйте зря.

— Кто бы говорил, — оторвавшись от поисков и разворачиваясь на пятках, заявила Тонкс. — Что ж, если мы собираемся идти, то лучше уж…

— Мы? — переспросил Ремус, чувствуя, как холодеет внутри. «О нет, что она затеяла? Ведь мы все обсудили…» — Тонкс, я уже сказал, что пойду один. Ты остаешься здесь.

— Размечтался, — отмела его возражения Тонкс. — Зелия упомянула, что это большая лаборатория, так что две пары рук для поиска куда лучше одной.

Ремус с трудом удерживался от желания испепелить ее взглядом.

— И именно поэтому тебе надо остаться здесь, — проговорил он на удивление спокойно, тогда как в голове его царил полный кавардак. — Найти палочку гораздо важнее, чем волчье противоядие.

— Ребекка справится.

Здравый смысл оставлял его.

— А если нет? Что станется со всеми этими невинными людьми, когда здание опечатается…

— Вообще-то, — перебил его тихий голос Ребекки, — я только что нашла палочку.

Возникла пауза, а затем Ремус медленно обернулся к кузине, которая стояла с похожим на недоверие выражением на лице, держа в руках порядка двух десятков палочек, связанных веревкой. Одну она сжимала в пальцах.

— Это моя, — пояснила она со слабой улыбкой. — А эти принадлежат остальным.

Ремус считал, что ликующее выражение, на секунду отразившееся на лице Тонкс, было несправедливым.

— Видишь? — сказала она с улыбкой, граничащей с самодовольной ухмылкой. — Больше отговорок нет.

Не хорошо. Здравый смысл и спокойствие оставили его.

— Больше нет отговорок? — проговорил Ремус низким угрожающим голосом, и улыбка исчезла с лица Тонкс. — А как насчет этой? Что если в лаборатории Зелии не окажется никакого волчьего противоядия? — Под воздействием одолевающего его страха, он начал говорить громче. — И что если помещение опечатается, и мы останемся там вдвоем, когда придет время моей трансформации? Что если я разорву тебя на куски? Что тогда?

Глаза Тонкс внезапно полыхнули от гнева, но ее голос, когда она заговорила, оставался тихим и уверенным.

— А если твоя трансформация застанет тебя в коридоре? — возразила она, дрожа от едва сдерживаемых эмоций. — Что если ты вырвешься на лестницу и начнешь рвать на куски пожирателей смерти? Я знаю тебя, Ремус — пока ты находишься в форме волка, любая отнятая жизнь, даже жизнь одного из них, станет для тебя ударом. Или, может, ты полагаешь, они позволят тебе просто так бегать по зданию, убивая их одного за другим? Нет. Они тебя убьют или еще хуже — посадят в клетку и отдадут дементору с первыми лучами солнца. Вот почему я иду с тобой. — Она встретила его взгляд со смесью отчаянного страха и мрачной решимости. — Потому что тебе нужна защита. А если тебе придется умереть, чтобы защитить то, кем ты являешься, пусть лучше это произойдет от моей руки, чем чьей-то еще, — проговорила она, а затем ее голос понизился до шепота. — Я думаю, ты бы тоже это предпочел.

Ремус не мог ей ответить. Нет таких слов, которыми он сумел бы описать испытываемые им в этот момент страх, ужас, благодарность и облегчение.

Наконец-то. Кто-то понял его. Кто-то, кто сделает, что должно, когда придет время.

«Пусть даже я бы предпочел, чтобы это был кто угодно, но не она».

Тонкс до сих пор смотрела на него.

— Так что пошли, — добавила она тихо. — Да?

Он просто кивнул, но этот жест был гораздо красноречивее, чем целая библиотека слов.

Молча развернувшись, они вместе направились к двери. Мысли Ремуса уже кружили вокруг того, что им предстояло сделать, и он, не видя ничего, рассеянно глядел на пустую приемную.

«У нас есть минут десять, может, пятнадцать, не больше, чтобы добраться до лаборатории, найти волчье противоядие и выбраться отсюда до того, как закроются все двери. Значит, нам нужно…»

— Профессор Люпин!

Только его рассеянное состояние помешало Ремусу подпрыгнуть на месте от неожиданности. Тяжело дышащая голова Гарри появилась из ниоткуда прямо перед ним; невидимые руки бесцеремонно пихнули Ремуса и Тонкс обратно в кабинет.

— Кто-то идет! — прошипел Гарри лихорадочно. — Прячьтесь!

Прячьтесь. Хорошая идея, но трудновыполнимая в таком небольшом помещении…

— Ремус! Ребекка! Забирайтесь под плащ! — велела Тонкс, толкая встревоженную Ребекку в дальний угол кабинета и практически швыряя Гарри на нее. Ремус, не теряя времени, последовал за ними и опустился на колени рядом, пока Гарри накрывал их своей мантией. Тонкс же бросилась под стол и коснулась палочкой своей головы, ощущая, как словно бы сырое яйцо растеклось по макушке, свидетельствуя о том, что дезилюминирующие чары подействовали.

Она едва успела.

Быстрые шаги двух или трех пар ног послышались в коридоре. Ремус слышал хриплое дыхание Ребекки, а ее плечо больно давило ему в спину. Она впилась пальцами ему в руку с силой тисков, тогда как Гарри напряженно сидел на корточках с другой от него стороны, вцепившись ему в запястье для равновесия. Сердцебиение отдавалось в ушах, кровь бурлила; он чувствовал дрожь, пронзающую его тело в преддверии трансформации, и, более того, он чувствовал тепло тел своих товарищей, кровь, струящуюся по их венам, тогда как их кожа прижималась к его. На мгновение ему пришлось приложить огромное усилие, чтобы подавить иррациональное стремление вскочить и броситься наутек, прежде чем он развернется и накинется на них.

Успокойся, Люпин. Ты еще никогда не бывал в таком состоянии перед трансформацией без волчьего противоядия. Ты не становишься бешеным. Тебе кажется, тебе кажется…

— Уже почти пора.

Дольф.

«Я хочу убить его. Убить его! Этого лживого вероломного…»

Он с трудом остался на месте, тогда как ему так хотелось вскочить и вцепиться в горло собрату-оборотню. Он практически видел, как это произойдет: потоки крови, изумленные глаза Дольфа, жизнь, покидающая его ненавистное лицо…

Ремус с трудом сглотнул, подавляя стремление биться, выть и гнать прочь эту угрозу его охотничьим угодьям, его жертвам, но когда ровный и тягучий голос пожирателя смерти зазвучал снова, он чуть не утратил контроль.

Да что с ним такое?

— Я так понимаю, все готово? — спросил Дольф, и из-за немецкого акцента его голос звучал резче, напоминая звук стали, царапающей камень. — Я не хочу проснуться утром и обнаружить, что что-то еще не на месте.

— Все там, где должно быть, Адольф. — Ремус узнал этот низкий голос — он принадлежал пожирателю смерти по имени Гиббон. — Служащие и Люпин уже заперты внутри подготовленного тобой помещения. Амикус и Алекто с помощью еще нескольких человек охраняют клетки с оборотнями, а Воул следит за дверью, за которой находятся дементоры…

— Воул? — резко перебил Дольф. — Ты не хуже меня знаешь, что рядом с дементорами он просто расклеивается. К полуночи он превратится в рыдающую развалину.

Ответный смешок Гиббона был крайне неприятным звуком.

— Тогда, может, ему не стоило трепаться ранее. Это станет хорошим уроком остальным на будущее просто заткнуться и делать, что велят. — Судя по всему, в ответ на взгляд Дольфа Гиббон пренебрежительно проговорил: — Да не волнуйся, старина. Я сменю его после восхода луны. Твои друзья в капюшонах теперь не слишком-то меня волнуют.

— Что насчет остальных?

Гиббон снова холодно усмехнулся.

— Я всех послал вниз к прачечной, где организовал для них возможность наблюдать за Люпином и работниками. Зрелище будет что надо.

— Хорошо, — сказал Дольф, но теперь его голос звучал угрюмо. Они остановились в приемной у входа в кабинет. Ругательство, сорвавшееся с губ Гарри, заставило Ремуса подумать о том, что он провел слишком много времени со своим крестным в прошлом году. — А что снаружи? Мы не можем быть уверены, что не заявятся мракоборцы.

В голосе Гиббона прозвучала какая-то эмоция, которой Ремус затруднялся дать определение.

— Я отправил несколько человек на метлах патрулировать периметр запрещенной для трансгрессии территории на случай, если внезапно появятся мракоборцы, и еще двое охраняют дверь до момента запирания замков. Но я сомневаюсь, что нас кто-нибудь посетит. Не теперь, когда они схватили Беллу.

— Так, Валериан, и что должен означать твой взгляд? — с неестественным безразличием спросил Дольф.

— Ты уверен, что ничего не знаешь о том, как она попалась? — с подозрением поинтересовался Гиббон. — Слишком уже удачно вышло, что мракоборцы и Орден заняты как раз в тот момент, когда нам нужно было схватить Люпина, а ведь вы двое никогда не ладили…

— И ты винишь меня? — с холодным возмущением спросил Дольф. — Эта женщина намеренно отправила меня в пещеру с трансформированными оборотнями прошлым летом! Мне повезло, что я лишился всего лишь нескольких кусков руки, а не жизни!

— Ты напал на ее сестру!

Дольф ответил с деланной беззаботностью:

— Это было много лет назад. Я всего-то проявил дружелюбие, а Нарцисса раздула из мухи слона. Откуда мне было знать, что она обручена с Малфоем?

Голос Гиббона звучал все мрачнее с каждой минутой.

— Ты должен был знать, что Беллатриса разозлится. И никто так не затаивает обиду, как она. — Теперь его голос стал откровенно угрожающим. — Может, за исключением тебя.

Чрезмерно громкий вздох Дольфа разнесся по приемной.

— Ох да бога ради. Нет, правда, Валериан, ты думаешь, я настолько глуп, чтобы сдавать Беллатрису мракоборцам и тем самым идти наперекор желаниям Темного лорда?

Последовала тишина, а затем Гиббон неохотно пробормотал:

— Нет.

— Вот именно, — резко сказал Дольф. — И не то чтобы нам будет сложно вызволить ее. Теперь, когда дементоры на нашей стороне, Азкабан не более чем прославленное общежитие.

— Полагаю, ты прав, — проговорил Гиббон все еще неубежденно; ему явно не хотелось спорить. — Ты по-прежнему желаешь, чтобы я хранил эту бутылку?

Ремус заметил, что голос Дольфа, когда тот ответил, звучал встревоженно.

— А она все еще у тебя?

— Вот здесь. — До них донесся звон металла по стеклу. — Но я не понимаю…

— Всегда лучше принимать меры предосторожности, Валериан, — сказал Дольф, и Ремусу снова стало не по себе от его тона. — Ты позаботился об остальном, как я просил?

— Конечно, — возмущенно ответил Гиббон. — Но что насчет тебя, Адольф? Ты принял волчье противоядие или тебя нужно?..

— Конечно, принял, — резко и пренебрежительно перебил его Дольф. — С учетом того, что сегодня ночью это здание битком набито темными существами, я бы уже на стены лез, если бы не выпил порцию. — Он зло рассмеялся. — Люпин, поди, в том еще состоянии. Жаль, мне не доведется увидеть все самому.

Раздавшийся смех действовал Ремусу на нервы. Ему хотелось встать, ударить, разорвать соперника…

Соперника?

И только теперь сквозь водоворот эмоций и беснующихся инстинктов до Ремуса дошел смысл слов Дольфа.

«Лезть на стены… Лезть на стены, как я…

Темные существа. Ох Мерлин».

Он был так напряжен, так заведен, балансировал на грани потери контроля, как никогда прежде. Но когда раньше рядом с ним прямо перед восходом луны находилось так много других оборотней — соперников в охоте на потенциальных жертв?

Вот в чем причина. Вот почему ему было так сложно контролировать свои инстинкты — сложнее, чем когда-либо в прошлом. Учеными, изучающими магических существ, было задокументировано, что большая скученность оборотней перед восходом полной луны часто приводит к вспышкам немотивированной агрессии между ними — вот почему всех резидентов запирали по камерам за несколько часов до полнолуния. Но, если не считать той ночи, когда Каин явился в Хогвартс — и даже тогда Ремус был непривычно напряжен — он никогда прежде не оказывался рядом с другим оборотнем во время полной луны.

Не говоря уже о дементорах, ожидающих несколькими этажами ниже. Удивительно, что ему вообще удавалось сохранять здравый смысл.

Теперь он знал, что происходило, и ему оставалось только держать себя в руках.

Гиббон снова говорил, и Ремус практически слышал ухмылку в его голосе.

— Не волнуйся, я подробно тебе все расскажу. К слову…

— Иди, — так же довольно сказал Дольф. — Присоединяйся к остальным внизу. И наслаждайся.

— О, непременно. — Тон голоса Гиббона вдруг изменился с отвратительно самодовольного на несколько снисходительный. — Ты идешь?

Ремус нахмурился. Почему он вдруг заговорил с Дольфом, словно он…

— Нет. Пожалуй, нет. Это зрелище не на мой вкус.

Ремус замер, спиной ощутив, что Ребекка тоже напряглась.

Даже не принимая в расчет отсутствие заикания, они не могли ошибиться в опознании этого высокого голоса.

Симона.

Во всяком случае, тот, кто носил ее лицо.

Гиббон холодно рассмеялся.

— И почему меня это не удивляет? Что ж, не буду настаивать. Увидимся после восхода луны, Адольф.

— Увидимся, Валериан.

Чьи-то шаги удалились прочь, затем донесся скрежет лифта, предположительно уносящего вниз Гиббона. А затем…

— Уясни-ка следующее, — проговорил Дольф обманчиво безразличным голосом. — Если ты хоть слово скажешь ему о том, что я донес на Беллатрису, я подвешу тебя на ближайшем дереве на твоих же кишках. Понятно?

— Аб… абсолютно. — Вот и заикание вернулось. — Но… — Голос лже-Симоны приобрел заискивающе-любопытные нотки. — Но разве Сам-Знаешь-Кто не согласился пожертвовать Беллатрисой ради доведения плана до завершения?..

Дольф усмехнулся.

— О, он согласился. Белла ходила по тонкому льду после того, что они с Малфоем учинили в Отделе тайн. А когда она вмешалась в план Каина касательно Хогвартса, лед под ней покрылся трещинами. В последнее время она непредсказуема и от нее больше проблем, чем толку. Снейп и Алекто напичкали ее кучей ложной информации, чтобы она передала ее Министерству, а кроме того, как я и сказал, Темный лорд без проблем освободит ее, если она ему понадобится. — Дольф фыркнул. — Хотя зачем…

— Но… ты сказал Гиббону…

— Что я и не подумал бы сдать ее наперекор желаниям Темного Лорда. И это правда. — Самодовольство в голосе Дольфа едва не лишило Ремуса последних крох самообладания, что привело бы к тому, что он изувечил бы все еще находящегося в форме человека пожирателя смерти. — Я сдал ее с его благословления. — Лже-Симона, судя по всему, хотела сказать что-то еще, но Дольф поспешно ее перебил: — Ох, да хватит уже, — проворчал он устало. — Почему бы тебе не отправиться вниз и понаблюдать, как Люпин разорвет кому-нибудь глотку? Я думал, тебе понравится смотреть, как он калечит невинных людей.

За этими словами последовала странная пауза. Когда же Дольф заговорил снова, его голос сочился ядовитым сарказмом.

— А что случилось? — протянул он язвительно. — Не хочешь посмотреть на то, как с его зубов будет стекать кровь? Тебе неприятна эта мысль?

Голос лже-Симоны дрожал.

— Просто… просто мы с людьми, которых он убьет, работали несколько месяцев и…

— Ой, только не говори, что тебе жалко персонал! — Дольф фыркнул от смеха. — На твоей совести предательство близких людей! Будешь скучать по свечам гармонии Зелии или проницательному взгляду Аливарда? Или ворчанию Унвина и очаровательным насмешкам Кролла…

— Разве Снейп не просил тебя пощадить Кролла? — неуверенно спросила лже-Симона. — Он говорил, что тот друг семьи.

— Ах да, — равнодушно проговорил Дольф. — Но случится чудовищное недоразумение. Я, конечно, извинюсь перед Северусом, однако…

— Но зачем? — потрясенно спросила лже-Симона. — Зачем рисковать нажить еще одного врага?

— Потому что мне не нравится Кролл, — с мстительностью ответил Дольф. — Они все мне не нравятся. Самодовольные, вечно глядящие на тебя сверху вниз; со своими экспериментами, зельями, камерами, со своим снисходительным отношением, словно один укус смог изменить факт, что я один лучше их всех вместе взятых. Теперь посмотрим, как им понравится сидеть взаперти и в страхе ожидать неминуемого восхода луны и боли, которую он принесет. Я хочу, чтобы они умерли поэтично — не от какой-нибудь грубой Авады кедавры, и я намерен сделать именно это. Не говоря уже о том, что если кто-то из них отделается лишь укусами, то присоединится к нашей маленькой бешеной армии. Тюремщики станут рабами. — Его голос звенел от злорадного удовольствия. — Я хотел сделать это сам, но в итоге даже лучше, что их убийцей станет заносчивый подонок Люпин.

Ремус почувствовал, как Гарри рядом с ним дернулся — он и сам с трудом остался на месте.

«Что ж, кажется, я ему не очень нравлюсь. И дело не в приближающемся полнолунии…»

— Он… тебе не нравится, да? — спросила лже-Симона, озвучивая мысли Ремуса.

— Я его ненавижу, — бесцеремонно ответил Дольф. — Так что зубы сводит.

— Но почему? То есть… чем он тебе не угодил?

— Своим существованием, — практически прорычал Дольф. Ремус едва не зарычал в ответ. — О, во времена первой войны он не входил в число моих любимых миньонов Дамблдора, но сейчас… — Он громко выругался. — Да как он смеет? Как смеет этот омерзительный полукровка самодовольно расхаживать на свободе, тогда как я, чистокровный волшебник, выходец из лучших семей, заперт и вынужден страдать? Мы оба участвовали в бешеных инцидентах, мы оба глупо теряли контроль, но он преподает в этой проклятой школе, тогда как я сижу взаперти в богом забытом месте в компании стаи мерзких оборотней! — Какое-то время до них доносилось только хрипловатое дыхание Дольфа, а затем он яростно продолжил: — Но он заплатит за свою дерзость. Когда Hauptgericht Warnung будет завершено, он, наконец, осознает свое место.

— Hauptgericht Warnung? — снова озвучила вопрос Ремуса лже-Симона. — Это еще что?

Дольф мерзко усмехнулся.

— Это по-немецки, — тихо ответил он. — Предупреждение основного курса. Посмотрим, как цивилизованному, пользующемуся привилегиями оборотню Дамблдора понравится проснуться утром и обнаружить себя по брюхо в останках работников института. Он будет молить о забытьи, даруемом поцелуем дементора, если, конечно, сохранит разум. В чем я сомневаюсь.

— Значит, это просто месть? — с ужасом спросила лже-Симона.

Дольф усмехнулся.

— А что такое? О чем-то сожалеешь?

— Конечно, нет, — заявила лже-Симона, но Ремус не поверил ей. Дольф, очевидно, тоже.

— Ох, да возьми же себя в руки, — рявкнул он нетерпеливо. — Предательство остальных трех не тревожит твою совесть. Почему тебя так волнует тот факт, что Люпин наконец пополнит эту коллекцию?

Мерзкий холодок пробежался по спине Ремуса. Гарри резко напрягся.

Лже-Симона что-то пробормотала так тихо, что он не расслышал. Дольф зло рассмеялся.

— Что ж, слишком поздно сопереживать участи твоего старого друга. В конце концов, это на тебе лежит ответственность за ожидающую его судьбу — ведь тебе не обязательно было толкать его в шахту.

Снова послышалось бормотание, но на этот раз Дольф перебил его.

— Да хватит уже ныть, — с отвращением проговорил он. — Мне надо вернуться к себе, пока еще безопасно. Спускайся вниз и жди у дверей, если не хочешь смотреть. У мракоборцев еще есть время, чтобы вмешаться, и ты можешь понадобиться.

— Но это последний цикл? — уже громче спросила лже-Симона. — Когда взойдет луна и здание опечатается, я уже не потребуюсь, чтобы поджидать незваных гостей из Министерства. Могу я больше не принимать оборотное зелье?

— Да пожалуйста, — равнодушно ответил Дольф. — Не то чтобы что-то изменится к лучшему.

— Для меня это важно, — с жаром ответила лже-Симона. — Мне кажется, что, пробыв женщиной так долго, я стал странным.

Дольф расхохотался.

— Да ладно! — сказал он. — Более странным, чем после двенадцати лет в теле крысы?

Ремус похолодел. Мир словно бы остановился.

Он услышал, как Гарри резко втянул воздух, но едва придал этому значение, потому что осознание истины вызвало у него головокружение. Кусочки головоломки вставали на свои места — знакомые дерганые движения Симоны, ее явный дискомфорт каждый раз, когда рядом оказывался Ремус, постоянное ворчание, даже голос. Все это неожиданно сложилось в единое целое, и открывшаяся истина потрясла Ремуса до глубины души.

«О боже. Питер. Это Питер».