Воронье царство (джен)

Горечь, пряная и терпкая, уже даже слишком по-родному обожгла горло и жаром разлилась в груди, коварно окутывая сердце лживым спокойствием. Хальвард неодобрительно хмыкнул себе под нос, вешая баклагу обратно на пояс:

— Дожил…

Вновь и вновь взгляд солдата цеплялся за тонущие в мутной дымке горизонта округлые очертания крепости, столь похожие на пустынный морок. Отчего-то в глубине души неистово хотелось, чтобы так оно и было — не стены ожидающей их твердыни в глубине холмистой долины, а лишь видение на их пути. Но кипучая работа в реильском лагере подтверждала иное. Корвус готовил войско к атаке.

Оторвавшись от созерцания едва различимых башен Акташа, Хальвард продолжил свой путь в глубь растущего бивака, туда, где под усиленным караулом разместились врановые жрецы. Пусть Арндис и обещала по возможности присмотреть за царёнышем, но сердце Халя по-прежнему не находило себе места. Да и у ловчей сейчас наверняка своих забот хватало. Если Риван все же решился поделиться с ней правдой о ее боге.

Хальварду и самому было неспокойно от того, что он узнал от жреца. С одной стороны, все обрело какую-никакую ясность, вынужденное поведение северных богов в чем-то даже поддавалось пониманию. Но Хальвард наотрез отказывался мириться с их решениями. Особенно… Халь обреченно вздохнул. Особенно с тем, что для своей кровавой жатвы Бог-Ворон выбрал именно его брата.

Сбавив шаг, Хальвард окинул взглядом жрецов, снующих в заботах среди широких общих шатров. Невена он нашел возле одного из костров. Не знай Халь, что в войске Корвуса больше нет детей, он ни за что не признал бы в этом чумазом и нечесаном мальце, что копался в походной утвари под присмотром низкорослого мужичка, таламийского царевича. И дело даже не в потертой выцветшей рубахе, пришедшей на смену одеждам царского услужника и мешком висящей на тонких плечах, а в том, что мальчик, разговаривая о чем-то со своим дозорщиком, заливисто хохотал.

— Невен? — Хальвард навис над юнцом. — Можно тебя на пару слов?

Вмиг притихший жрец, смерив взглядом без пяди сажень роста Хальварда, лишь молча кивнул мальчику, позволяя отлучиться.

— Это же вы? — Невен поспешил за солдатом. — Вы за меня заступились? Я не успел вас поблагодарить.

— На здоровье, — буркнул Халь и присел на корточки перед царевичем. — Послушай, не сегодня-завтра начнется сражение...

— Ой, — перебил он солдата. — Не переживайте на этот счет. Мы уедем отсюда раньше, чем оно начнется.

— Мы? — опешил Хальвард.

— Жрецы. И я с ними. Нас проведут безопасным путем, не тем, что мы пришли сюда, — затараторил царевич. — Сказали, там можно пройти только пешком, но это ничего.

— Кто сказал?

— Жрецы. Как только начнется битва, они уйдут. И я с ними, — повторил мальчик и потряс головой, собираясь с мыслями. — Вы не подумайте, у меня все хорошо, обо мне заботятся.

— Это славно. Но ты мог бы поехать со мной. И не придется идти пешком через горы, гвинландцы тебя не обидят.

— Нет, не надо. Правда. Жрецы все знают, с ними не опасно.

У Хальварда премерзко заныло в груди. Это ж насколько малец запуган, что отказывается от помощи. Цепляется всеми силами за чувство безопасности, от кого бы оно ни исходило.

— Но спасибо, что предложили. И спасибо, что вытащили меня тогда. Я… я рад, что с вами все в порядке.

— А что со мной должно было случиться?

— Все, кто хотел мне помочь, ну… погибли. А вы вот живы. Я очень рад.

— Ты из-за этого не хочешь поехать со мной?

— Нет! Я… — Невен запнулся и посмотрел себе под ноги, в задумчивости прикусив губу. — Может, это и правда мой путь? Я не хочу, чтобы кто-то еще пострадал, пытаясь меня с него увести.

Захотелось отвесить мальчишке оплеуху. И месяца не прошло, как он оказался среди жрецов Корвуса, а уже вон до какой степени одурманен их речами.

— Это не твой путь, — процедил Хальвард, изо всех сил стараясь не сердиться на царевича.

— Думаете? — поднял он взгляд, не обратив внимания на тон солдата. — Фьётр говорит, у меня хорошо получается. Я запомнил все травы, почти научился плести браслеты. А еще мне снятся сны! Жрецы говорят, это добрый знак. Знаете, когда я молился Артуле, мне никогда не снились медведи. А тут снятся! — восторженно воскликнул царевич. — Не медведи, конечно же. Вороны. А когда мы уйдем отсюда, мне покажут, как попасть на «ту сторону».

Хальвард невольно вздрогнул от одного упоминания «той стороны». Сердце еще отчаяннее защемило, а в голове надрывно заметались мысли. Отгородить, не допустить! Но не успел Хальвард ничего сказать, как мальчик завертел головой и вновь защебетал:

— Извините, но мне надо идти, надо помочь Фьётру с ужином. Берегите себя! — И, не дав солдату опомниться, Невен развернулся и убежал обратно к костру.

— И ты, — тяжело вздохнул Халь, пораженный своей беспомощностью.

— Ну как? — услышал он рядом голос, от которого вновь передернуло.

Хальвард резко поднялся и обернулся.

В нескольких шагах позади него стоял Корвус, с неизменной ехидной улыбкой на полузакрытом волосами лице и злорадным блеском во взгляде.

— Никак, — сердито ответил Хальвард.

— Бросай ерепениться, — хмыкнул Корвус. — Мальчик жив и скоро обретет свободу. Чего еще тебе не хватает?

— Ты его так просто отпустишь?

— Я взял от Таламии все, что мне требуется. Дальнейшая судьба ее наследника меня не беспокоит. Так что да, я просто его отпущу. Как и тебя.

Последние слова вынудили Хальварда напрячься в ожидании очередного подвоха, что раз за разом несли с собой поблажки Корвуса.

— Уже прогоняешь? — не удержался солдат. — Не пригодился для взятия Гвинланда?

— Будто я тебя только для этого потащил с собой. — Корвус кивнул и указал рукой в сторону лагерного фронта, предлагая проследовать за ним, и Хальвард нехотя подчинился.

— Знаешь, весьма занятное чувство, — проговорил Корвус, когда отступившие ряды шатров вновь открыли вид на долину и туманный силуэт Акташа, — когда прожил целую жизнь только ради того, чтобы оказаться здесь.

— Волнуешься? — фыркнул Хальвард, стараясь за небрежностью скрыть свою тревогу.

— Предвкушаю, — уверенно отозвался Корвус и остановился. — Так зачем ты здесь? Сказать честно? — усмехнулся он. — Ты будешь разочарован, но подбило простое любопытство. Мне хотелось узнать, кто и зачем мог послать ко мне давно утерянного брата.

— Я же тебе сразу сказал.

— Я не о твоем полководце. А о более, — реильский царь выразительно махнул рукой, — могущественных вершителях наших судеб. Но потом я понял, что боги направили тебя вовсе не ко мне.

— А к кому же?

Корвус будто бы получал удовольствие, путая Хальварда. Улыбнувшись еще шире и сложив руки на груди, он обернулся туда, откуда они пришли.

— К нему.

Хальвард едва не переспросил, при чем тут царевич, но осекся, с тяжелым сердцем осознав, что имел в виду его брат. Хорошего же боги, Бетхор бы их всех подрал, спутника Ривану выбрали, ничего не скажешь.

— Я хотел поговорить об этом с ним сам, но так даже лучше, — Корвус ухмыльнулся в этот раз каким-то своим мыслям, но тут же улыбка сползла с его лица: — Мы атакуем на рассвете. Если все пойдет как задумано, то завтра этой войне настанет конец.

— Ты рассчитываешь взять крепость за один день?

— Мне не нужен сам Акташ. Но кое-что под его стенами — да. Не бери в голову, — отмахнулся Корвус. — Речь не о том. Неважно, победой или поражением закончится завтрашний день, я в любом случае не смогу защитить ни тебя, ни Ривана, ни кого-либо другого. Думаю, тебя даже просить не нужно, чтобы ты не отходил от жреца ни на шаг?

— Не нужно, — согласился Халь.

— Вот и славно.

— Уйти, как остальные жрецы, до сражения он не может, — скорее подтвердил, нежели спросил Хальвард.

— Нет, не может. Но после — все в твоих руках...

* * *

Горько, невыносимо горько. До тошноты, до темноты в глазах, до боли в сжатых кулаках. Неистово хотелось разбить их в кровь, да так, чтобы взвыть, выкричать всю злость и обиду. Он не мог так поступить с ними. Не имел права! И все же…

— Ведь стоило всего лишь попросить, — с ресниц сорвалась крупная едкая капля, которую Арндис тут же сердито размазала ладонью по щеке. — Указать нам путь. Велеть встать плечом к плечу против южного отродья. Да разве бы мы отказали?

Ловчая смотрела прямо перед собой, но не видела ни широкую каменистую долину, неотличимую от той, что осталась на севере ущелья, ни расположившееся после марша черное войско. Только застилавшую глаза пелену.

— Мои братья и сестры не встретят меня в его угодьях. Их больше нет, их души... — слова застряли в глотке. Чувство неправильного, нечеловеческого одиночества скрутило нутро. — Не защитил ни в жизни, ни в смерти. Отдал.

На плоском валуне рядом сидел Риван, так близко, что Арни слышала его тихое дыхание. Участливо молчал. Будто бы даже виновато. Словно тут могла быть хоть чья-то вина. Словно кто-то мог подговорить ее бога предать ее.

Арндис с силой сжала в ладони клыки ожерелья, напрягла подло дрожащую руку, намереваясь сорвать их с шеи, но замерла, отчего-то медля. Дура! Разве он сомневался, скармливая ее братьев? Спасая свою шкуру!

Риван мягко расцепил ее пальцы и стиснул ладонь в своих. Взгляд Арндис упал на браслеты на его запястье, на черные перья, привязанные к ним. И в груди защемило еще хлеще. Она подняла глаза на лицо Ривана, и ее как будто осенило. Он же был таким добродушным, до одури наивным, неспособным постоять за себя. Так откуда же в нем столько силы? Что бы Бог-Ворон ни творил с его жизнью, в какое бы пекло ни засылал, вера жреца оказалась ему не по зубам. Риван по-прежнему доверял своему богу, не сомневался в нем. Как?

— Спасибо, — едва слышно проговорила Арндис.

— За что? — так же тихо отозвался Риван.

— За то, что ты есть.

Он заглянул ей в глаза и легкая улыбка коснулась уголков его рта.

— Я справлюсь, — Арни кивнула, — не знаю как, но справлюсь. Не сразу. Не сейчас. Не раньше того, как белая тварь ответит за то, что вынудила нас убивать друг друга. Но я буду сильной. Как ты, — жрец удивленно вскинул брови. — И буду считать, что Ульвальд пришел к тебе на помощь, потому что услышал мои молитвы.

— Прости, что сразу не сказал.

— Ничего, ты все правильно сделал, — ловчая шмыгнула носом и снова растерла соленую беглянку по лицу. — Ну а то что, сидели бы вдвоем в обнимку и выли бы с горя?

— Есть с чего повыть.

— Привыкнем, — Арни крепко вцепилась в ладонь Ривана. — Только будь рядом, пожалуйста.

Жрец прижал девушку к себе. Ее по-прежнему трясло от гнева и боли утраты, а прожженная в душе дыра лишь разрасталась, но если Ривану под силу вынести такое, то сможет и она.

— Не помешаю? — раздался сиплый голос неподалеку.

— Ну кого же еще, кроме тебя, из этой толпы может принести? — прорычала сквозь зубы Арндис, отстраняясь от Ривана и смеряя Хальварда недовольным взглядом. — Не помешаешь, если есть, чем запить твою мину.

Хальвард снял с пояса баклагу, потряс ей, поплескав остатками выпивки на дне, и протянул ловчей.

— Специально для тебя осталось, — невозмутимо сказал Халь и облокотился на валун рядом с Риваном. — Я для чего к вам… Завтра здесь начнется бойня, и еще неизвестно кто кого. Корвус намерен держать тебя, — обратился он к жрецу, — рядом с собой до самого конца. Но победят или проиграют реильцы, нужно будет уходить и быстро.

— Какой резон сразу уходить, если победим? — не поняла Арндис такого расклада.

— Корвус прямо не сказал, но думаю... — Хальвард умолк и отвел взгляд.

— Он не переживет эту победу? — догадался Риван.

— Да, — кивнул Халь и продолжил: — А оставшись без главнокомандующего, реильцы могут быстро изменить свое отношение к религии. Жрецов Корвус отпускает еще до начала сражения. В тридцати верстах западнее Теорана есть перевал. Туда отправимся и мы.

— А мальчишка? — вспомнила Арндис.

— Таламийский царевич, — ответил Хальвард на немой вопрос Ривана. — Разговаривал с ним сегодня. Послушаешь его, так новый Вороненок подрастает, — проговорил солдат и поморщился. — Заморочили ему голову знатно. Но не бросят.

Арндис откупорила баклагу и влила в глотку ее содержимое, охнув от крепости. А в голове никак не укладывалось сказанное Хальвардом. Корвус не может взять и проиграть эту битву. Не имеет никакого права, после всей пролитой крови. Если он и его проклятый бог не смогут остановить Иснана, то что же, выходит, все это было зря? Что станет с севером? С богами? Ловчая протяжно вздохнула. Как бы сильно она ни сердилась на Ульвальда, в его смерти Арндис не видела искупления. Не желала она и покидать имперские земли, пока не убедится, что гибель ее братьев не была напрасна, но тут уж придется действовать по обстоятельствам, подставлять Ривана ей хотелось еще меньше.

— А я думала, Корвус более самоуверенный подонок, даже мысли не допускающий о поражении, — проговорила в задумчивости Арндис.

— А он и не допускает, — не согласился с ней Риван. — Реильцы могут проиграть гаршам. Но не Бог-Ворон Ткачу...

* * *

Горький аромат курений тонким шлейфом последовал за Раунхильдом прочь из царского шатра. Прочь от мимолетной, зыбкой иллюзии, в которой Раун позволил себе забыться этой ночью.

Поежившись в предрассветной прохладе, жрец быстрым шагом направился к окраине лагеря, где споро возводились высокие ритуальные костры. Двенадцать — по одному на каждый полк, что выстроились на марш, готовые по первому приказу занять выбранные для них позиции в долине.

Раунхильд шел, не оборачиваясь, стараясь не думать о том, что его ждет в конце этого дня. Тщетно. Страх перед неизбежным с каждым шагом все ощутимее царапал сердце и разъедал душу. Пора было признать, он всегда знал, что не в силах что-либо изменить, всегда так или иначе понимал, что не сможет смириться, но даже представить не мог, как тяжело будет отсчитывать последние часы.

Возле костров старшего жреца ожидали жертвы. Мародеры, дезертиры, насильники. Те, кому предстояло первыми пролить сегодня кровь во имя Бога-Ворона. Двенадцать — по одному на каждую хоругвь, что гордо реяли над головами солдат реильской армии.

Вынув из-за пояса тонкий нож, Раунхильд подошел к первому обреченному. Слова молитвы застряли в глотке жреца, но рука не дрогнула, линии символов были ровны и безупречны как и прежде. Ступая от жертвы к жертве, Раун отработанными движениями резал кожу, пускал кровь, но молитва так и не шла. На сердце и в голове было пусто, как никогда. Плевать. Все они в любом случае попадут на «ту сторону», и уж точно не устами Раунхильда сегодня будет вымолена победа.

Одни преступники отчаянно вырывались из крепких рук солдат, другие упрашивали о пощаде, а кто-то, отнюдь, угрожал. Глупцы. Они будут первыми, но далеко не последними. Даже те, кто стоял в стройных рядах, готовые принять бой с Гаршааном, точно так же на рассвете получат свои руны. Жертвенные, не защитные. Ведь теперь каждая капля крови на счету.

Раунхильд проводил взглядом последнюю уволакиваемую к возложенному костру жертву и только после этого позволил себе обернуться.

Корвус стоял на сооруженном за ночь помосте. Неизменно высокомерный, гордый, лучащийся уверенностью. До боли в сердце родной. Заложив руки за спиной, он обвел взглядом выстроенное войско и заговорил, а вестовые вторили его словам, разнося от полка к полку:

— Вот и настал день, когда каждому из вас, каждому из нас, предстоит настоящее испытание. Мы проделали долгий и славный путь, но ни один противник не был так силен, как тот, что ждет нас впереди. Нам предстоит явить всю ярость севера, всю силу духа и непоколебимость веры в нашего бога. Ведь только победа — залог нашей свободы.

Раунхильд смотрел на Корвуса и вспоминал то беспечное время, когда этот день казался чем-то далеким, недостижимым. Слушал его и думал о сегодняшней ночи, когда короткое: «Останешься?» обрушило все стены, что Раун так старательно выстраивал вокруг своего сердца последние годы. Корил себя за потраченное впустую время, за глупое решение отдалиться. Корвус был прав. Он всегда оказывался прав.

Корвус ухмыльнулся, словно услышал его мысли, и продолжил:

— Ну и напомню вам в последний раз, любое отступление от моих приказов приравнивается к самопожертвованию во славу Бога-Ворона.

Реильский царь кивнул, подав сигнал солдатам с факелами. Мигом ярким пламенем занялись сухие поленья, загудели во всю мощь костры, взвыли жертвы. Двенадцать — по одному на каждого бога, живого и мертвого. Раунхильд обвел их взглядом, твердо решив, что завтра он разожжет еще один костер, последний. В котором предаст огню собственную маску.