Всего лишь твоя грязная кровь (гет)

— Я думаю, это правда, — уверила собеседника Эльвени. — Муж Доринеллы, Карамонтьер, действительно встрял в эту грязную историю со взятками. Вот он и прибежал к Лариникано. Наверняка хочет, чтобы мой муж помог ему выйти на Бруса Калинуса, чтобы тот замял всю эту историю.

— Брус Калинус поможет что-то замять? Напрасная надежда.

Мэв прикусила губу. Она не ошиблась: вместе со свекровью в оранжерею пришёл и Далемар. Дверь закрылась. Мать и сын не заметили присутствия нордки.

— Да и папаша пальцем не пошевелит во благо муженька твоей подруги, мама, — светским тоном продолжил мер. Судя по голосу, он приблизился к горшкам по центру комнаты. Мэв затаила дыхание. — Кстати, Доринелла не упоминала во время откровений сестру Карамонтьера? Она собирается помочь братцу избежать публичного позора?

— Доринелла пожаловалась мне, что золовка отмалчивается. Но причина понятна: в преддверии переизбрания никто из совета не желает связываться с историей, в которой упомянуто имя Астарота. — Последнее имя свекровь буквально выплюнула. Но тут же её тон изменился — Мэв разобрала заботливые нотки. — Присядь, мой дорогой.

Скрипнул стул. Видно, Далемар исполнил просьбу матери.

«Если и выйти к ним, то сейчас», — сказала себе Мэв, но тело отказалось слушаться хозяйку.

— Кстати, матушка, откуда такая ненависть к сенатору Астароту?

— Он — подлец! — Услышав гневный тон свекрови, Мэв утратила последние крохи желания предстать перед этой взбешенной фурией. — Года три назад Астарот добивался опеки над сиротским приютом в Портовом районе. Ты представляешь? Думал, что я позволю ему приблизиться к беззащитным детям! Этот…

Эльвени не договорила. Что-то звякнуло.

— У Лариникано не было тогда кресла в совете, и мне пришлось обратиться за помощью к Силдж Летиции. Тогда лишь она решилась открыто выступить против мерзавца и его низких поползновений. Муж тоже подключил все свои связи, и в итоге Астарот не получил желаемого. К облегчению воспитателей и попечительского совета!

— Так вот как та нордская сука связалась с папашей, — недовольно протянул Далемар. — Ну спасибо, матушка. Что? Не знаешь, что Силдж на пару с Калинусом активно вставляют мне палки в колеса? Причём с таким усердием, что впору объявлять открытую войну.

— Но я не понимаю, что такого ты мог ей сделать!

— Служил, — сухо ответил Далемар. — Разве Силдж не рассказала тебе про то, что её настоящие родители были казнены по приказу Альдмерского Доминиона?

— Нет. Мы не так близки, дорогой. И её радикальное отношение к высоким эльфам Алинора мне и самой не по душе, — заверила сына Эльвени. — Но на тот момент у меня не оставалось выбора. Далемар, этот Астарот ужасен! Если хотя бы половина из того, что о нём говорят, правда… Подожди, дай я сама. У тебя грязные руки!

— Успокойся, мама, — усмехнулся Далемар. Раздался звон и бульканье какой-то жидкости. — Так что там с Карамонтьером? Папаша решил утаить от меня подробности их разговора, а значит, там точно есть что-то потенциально полезное для моего дела.

— Увы, мой мальчик. Я знаю мало. Карамонтьер даже от жены скрывает обстоятельства этой скандальной истории. Вроде бы в том подпольном притоне проводились какие-то незаконные бои и творился сущий ужас! — Эльвени вновь сорвалась на повышенный тон. — Астарот негласно покрывает эти бесчинства. О, как же я надеюсь, что в этот раз справедливость восторжествует и этот мерзавец лишится места в Совете!

— Не сильно обнадёживай себя, мама: его переизберут. Это решённый вопрос, — возразил Далемар. Эльвени шумно выдохнула. — Поговори с папашей об обстоятельствах его встречи с мужем твоей подруги. Так, как ты умеешь. Сегодня же. И не кривись. Мне нужно знать об этом деле как можно больше. Сестрица Карамонтьера хоть и отстранилась от братца, но на неё можно надавить, если правильно разыграть эту партию.

— Не лезь в эту грязную историю, мой мальчик! — буквально взмолилась альтмерка. — Зачем тебе это нужно?

— Разве не очевидно, матушка? Мне нужен голос этой сенаторши. Папаша однозначно даст незадачливому взяточнику от ворот поворот, а вот я таким чистоплюйством заниматься не стану. — Мэв услышала суховатый и наигранный смех. — Благо мне можно не рисковать потерей уважения доблестного имперского легата Калинуса.

— Тебе это не нужно, Далемар. Я внесла все те пожертвования от твоего имени. — Тон Эльвени выдавал искреннее желание отговорить сына от затеи. — Скоро твоё имя будет выбито на мраморной табличке прямо по центру Храмового района. Это сразу прибавит тебе доброй славы! И мой приют…

— Этого мало, — перебил мер свою мать. — Да и популярность среди простолюдинов на решение совета влияет слабо. А сестрица Карамонтьера принадлежит к моей оппозиции. Мне нужна её лояльность.

Повисло молчание, завершившееся протяжным вздохом Эльвени. Кажется, альтмерка признала поражение перед упорством сына.

— Будь по-твоему. Не хмурься, мой мальчик! Я постараюсь, но не могу обещать, что мне удастся разговорить Лариникано. Ты переоцениваешь силу моего влияния на него. — В голосе Эльвени звучало сомнение и сожаление. — Давай я сниму повязку. О предки, Далемар! Это выглядит очень скверно!

Эмоциональный выдох свекрови заставил Мэв нервно поёжиться. Что бы там эльфийка не увидела, потрясение в её голосе звучало ярко и правдоподобно.

— Всего лишь раздражение от проклятой линзы, матушка, — тут же попытался успокоить Эльвени Далемар. — Не переживай и перестань трястись.

— Так используй иллюзию вместо этой стекляшки!

Раздался смех.

— Забыла? Я не мастер этой школы, мам, — сознался Далемар. — Чтобы поддерживать устойчивое заклинание, придётся сосредоточиться на нём. А внимание мне сейчас нужно сконцентрировать совсем на других вещах. Кстати, вот новое средство.

— Что это, дорогой? — обеспокоенно спросила Эльвени. — Подожди, это же печать Мариньи! Только не говори, что обратился к ней за помощью!

— Обратился. И это жест отчаяния, мама: остальные алхимики лишь разводят руками. Пигмент акавирской кошенили необычайно въедливая штука, — лениво пояснял Далемар, а Мэв вслушивалась в каждое его слово.

Девушка поняла, что его глаз всё ещё был красным, но эльф прикрыл дефект какой-то линзой. Оттого и тёр веко за ужином.

«Проклятье!»

— Мам, хватит обнюхивать средство сестрицы. Даже если там простой яд, хуже уже не будет. Вырежу себе глаз и заменю его стеклянным протезом. Я уже заказал такой, так что заливай не боясь.

«Протез? — Мэв прикусила губу, прижав руки к груди. — Неужели всё и правда так плохо? О Мара, что же я наделала!»

— Мой мальчик!

— Только без вот этих нежностей, мама, — зашипел Далемар. — Ты знаешь: я этого не люблю. Да не бойся ты. Дай я сам.

— Тут же желчь беса? — настороженно поинтересовалась Эльвени. И, видно, получив утвердительный ответ, возмутилась: — Ты хоть понимаешь, как оно будет жечь? Да хватит дёргать плечом! Напоминает скверную привычку этой твоей… — Эльвени не стала произносить имя невестки. Мэв невольно прикусила губу: у нордов не произносить имя человека значило считать его злейшим врагом. — Ты хоть сказал Маринье, как намерен его применять?

— Сказал.

— И что она?

— Пообещала свериться со справочниками. Сегодня сообщила, будто есть вероятность, что желчь и светящаяся пыль нейтрализуют алый пигмент. И да, сестрица оповестила меня о возможных рисках. Ввиду обстоятельств я счёл их умеренными. — Повисла недолгая пауза. — Кстати, Маринья решила открыть на дому полноценную практику и уже перевезла из Чейдинхола большую часть своего оборудования. Мам, ты куда?

— За нейтрализующей жидкостью. Я не хочу, чтобы мой сын лишился глаза из-за сомнительного средства этой криворукой девки. И хватит относиться к своему здоровью так небрежно, мой дорогой. Какая оплошность — перепутать чернила с каплями для глаз!

— Они стояли рядом, а я думал в это время совсем о другом, — рутинным тоном соврал Далемар.

— А теперь из-за нелепой небрежности ты рискуешь остаться калекой!

«Неужели не пожаловался матушке на истинного виновника своей травмы? — потрясённо подумала Мэв. — Но почему? После того что он наговорил Эльвени про то, что я сама прыгнула к нему в кровать, вдруг взял и прикрыл проступок, который я совершила на самом деле? Мне никогда не понять его логику! И всё же… а если он и правда останется калекой? Как мне жить с таким грузом на сердце?»

Опустив голову ниже, нордка обхватила руками колени и стала вслушиваться в шаги и звуки. Так Мэв старалась понять, правда ли всё так плохо с глазом Далемара. О том, чтобы выйти и увидеть всё самой, не шло и речи: Эльвени бы просто накинулась на неё, если бы поняла, что это она залила её драгоценного сына чернилами.

«Но ведь я сделала это не специально! — подумала Мэв, прикусив губу. — Даже подумать не могла, что попаду… и что всё выйдет так».

В груди кольнуло. Мэв захотелось выйти к нему и как минимум попросить прощения. Но нет. Не сейчас. Не при Эльвени… Ведь девушка может встретить Далемара и позже. Хотя бы когда он зайдёт пожелать спокойной ночи Иенн. Или когда они будут расходиться по своим комнатам после ужина. Пересилить себя, открыть рот и просто спросить, как он себя чувствует. Пусть он там и трижды… талморец, но всё же отец её дочери. И пусть номинально, но всё же её муж.

— Далемар, дай я промою! — тревожно воскликнула Эльвени.

Мэв невольно подалась вперёд.

— Не надо, не трогай! — Мер резко остановил порыв матери. Нордка тоже замерла. — Успокойся, оно и должно шипеть.

— Но ты можешь ослепнуть!

— Я и так почти ничего не вижу этим глазом. Не велика потеря, — заверил Далемар, и Мэв впилась ногтями в ладонь так, что кожа мигом занемела. — Знаешь, может, и правда начать носить повязку? Например, Иенн она нравится. Придумаю какую-нибудь красивую легенду про разбойников и спасение прекрасной дамы из их лап… Мам, убери бутылку. Ещё рано. Как думаешь, идея сработает?

— Думаю, что тебе стоит завтра остаться дома. На весь день, — немного сварливо протянула Эльвени, но почти тут же вернулась к тревожным ноткам: — Сынок, пена краснеет! Это кровь?

— Нет, мам. Да не дёргайся, всё хорошо. — Тут же тон Далемара изменился, стал каким-то излишне весёлым. — Кстати, сегодня вместо откровений о Карамонтьере папаша весь день сетовал, что ты отказалась ехать с ним в Скайрим.

— И я не поеду! — воскликнула Эльвени, купившись на отвлекающий манёвр. — Варварства и невежества мне хватает и под собственной крышей!

— Матушка, разве не очевидно, что папаша и сам не собирается туда? Не догадываешься, о чём на самом деле хочет поговорить с тобой муженёк? Серьёзно? Тогда просто скажи «да» на любое его предложение и узнаешь великую тайну.

— Не собираюсь! Лариникано стал очень назойлив в последнее время, — начала жаловаться Эльвени. — Утром, представляешь, решил ни с того ни с сего пройтись со мной до самого приюта. Я ему говорила, что Ра’нани вполне справляется с моей охраной, а он… Далемар, когда ты так ухмыляешься, мне становится не по себе! И чтобы ты знал, раньше он себя так не вёл!

— А чему ты удивляешься, матушка? — Тон Далемара стал каким-то нарочито мурлыкающим. — Очевидно, что это твои поздние визиты в его покои принесли подобные плоды.

— Не выдумывай! — возмущённо воскликнула Эльвени. — Я просто приходила к нему, чтобы обсудить кое-какие вопросы. И мы с Лариникано закрыли этот вопрос много лет назад.

— Ну, полагаю, у папаши снова встал этот вопрос.

Эльвени охнула. Далемар рассмеялся. Раздались тихие шаги. Верно, эльфийка отошла от сына, не желая продолжать пикантный разговор.

— Мам, да ты посмотри на него! На прошлой неделе папаша обратился к Лестеро, обновил с его помощью собственный гардероб и теперь выхаживает разряженным, словно павлин. Знала бы ты, сколько усилий мне приходится прилагать, чтобы не язвить по поводу его зауженных бриджей и этих женских рюшек на чулках. Глядишь, завтра он, подобно братцу, начнёт пудриться и красить губы, и вот тогда я точно не выдержу… Ма, ты сейчас покраснеешь сильнее, чем мой глаз!

Эльвени издала какой-то фыркающий звук. Далемар вновь рассмеялся. От этого звука на душе Мэв стало немного легче. И почти тут же за облегчением пришла и тоска. Когда-то эти его эмоции принадлежали и ей…

— Кстати, насчёт Мариньи: папаша и с ней встречался. Конечно, мне он сказал, что просто заказывал у неё средство для дератизации складов, но сестрица, как ты знаешь, славится не только авторскими ядами, но и снадобьями для повышения потенции.

— Перестань бредить, сынок! — запротестовала Эльвени, прекратив мерить комнату быстрыми шагами. Топнув, свекровь издала какой-то клокочущий звук. — Возможно, Лариникано просто завёл себе любовницу!

— Я бы узнал, — возразил Далемар. — Да и папаша скорее отрежет себе член, чем нарушит данное тебе слово. О нет! Лариникано явно обрёл надежду наладить семейную жизнь с собственной женой. И знаешь, было бы очень хорошо, если бы ты поддержала это его стремление.

— Хватит! — В этот раз Эльвени крикнула. — Я не желаю обсуждать это! С чего ты вообще начал этот разговор?

— Ну, может, я просто сочувствую папаше, — после недолгой паузы признался Далемар. — Сам испытал на себе схожие муки. Да и дед так старается понравиться тебе…

— Перестань! И не называй его дедом! Лариникано не так уж и стар!

Ответом для свекрови послужила новая усмешка, но она быстро смолкла. Во время паузы Мэв показалось, что она различает слабое шипение там, за цветами. Верно, средство Мариньи всё ещё делало своё дело. А может, ей кажется?

— Дорогой, я хочу пригласить Оливин к нам на ужин, в этот Лордас, — прервала тишину Эльвени.

— Я же сказал — нет, — неожиданно жёстко отозвался Далемар. — Ни в Лордас, ни в какой иной день. Мы это уже обсудили, мама.

— Да, но со стороны может показаться, что я дала ей официальный отказ от дома. — Свекровь выразила ожидаемое недовольство. — Это недопустимо. Могут пойти слухи, которые повредят как тебе, так и бедной девушке.

— Учитывая, как часто вас видят вместе, никто и не подумает про отказ, — холодно возразил матери Далемар. — Что до этих слухов, то меня они мало интересуют.

— Но милая Оливин так переживает из-за случившегося, — посетовала Эльвени. — Приглашение могло бы её успокоить.

— Мама, как ты вообще это себе представляешь? — Мэв совсем этого не ожидала, но Далемар проявил упорство, а потом произнёс то, что заставило нордку и вовсе потерять дыхание. — Эта девка метнула огненный шар в мою жену, а ты собираешься пригласить её под нашу крышу?

«Жену?»

В горле Мэв встал ком. Пусть даже он играл перед матерью, девушке всё равно было горько слышать это слово из его уст.

— «Жену», — желчно передразнила сына Эльвени, словно прочтя мысли притаившейся нордки.

— Да, жену. — Тон Далемара звучал вкрадчиво и до предела сухо.

Узнать, что бы ответила Эльвени на это замечание, Мэв было не дано: Далемар резко сменил тему.

— Мама, пожалуй, пришло время смыть средство. Нет, дай я сам.

Забулькала жидкость. Забыв о молодой магичке, Мэв с замиранием сердца ждала, что они скажут.

— Проклятие, дай ещё один платок, — прошипел Далемар.

— Мальчик мой! Тебе плохо? Посмотри на меня.

Вскрик Эльвени заставил Мэв окончательно усесться на пол. Знакомый звон исцеляющей магии донёсся до ушей. А потом Далемар заговорил:

— Ну как?

Эльвени не отвечала так долго, что Мэв показалось, будто она вот-вот прокусит многострадальную губу.

— У тебя проступили кровяные сосуды, не могу понять. Но после магии… вроде бы лучше. Теперь ты хорошо видишь этим глазом?

— Паршиво. Но сейчас это нормально. Придётся повторить. Через пару дней, не раньше, а то эта дрянь точно выжжет мне всё глазное яблоко. И пожалуй, я поношу повязку. Это вызовет вопросы, но лучше так, чем надевать проклятую линзу.

— Примени иллюзию, сын. Если не получается самому, то я могу попросить Оливин помочь тебе, — участливо заворковала свекровь.

При новом упоминании имени Оливин Мэв в очередной раз убедилась, что не в состоянии бесстрастно думать об интересе этой девицы к… её мужу и о том, что это чувство может быть взаимным. Что-то в душе нордки упрямо крикнуло: «Он — мой!» Мэв не смогла сдержать это побуждение. Дикое, примитивное чувство, требующее, вопреки всем доводам разума и достоинству, бороться за него.

— Нет, не нужно. Управлюсь сам. Просто пару дней не буду появляться под сводом совета. Пусть улей немного успокоится.

— Отлично! — воодушевлённо начала Эльвени. — Завтра мы с Оливин посетим общественный приём по случаю собрания попечительского совета, составишь нам компанию?

— Увы, нет. У меня другие планы, — к облегчению Мэв, возразил Далемар. — Кстати, должен предупредить, что и Оливин не сможет пойти с тобой.

— Почему? Мы ведь договорились! — Скорее всего, Далемар ответил матери знаком. Возмущение сменилось едва заметным брюзжанием. — Я не могу пойти одна! Каранья опять чем-то занята, и я точно не желаю показываться в обществе Доринеллы, пока весь этот скандал с её мужем не уляжется. А Сфорцина заменяет мужа в их магазине.

— Ну и в чём проблема? Возьми с собой мою жену, — обманчиво легко предложил Далемар, и Мэв чуть не подавилась слюной от такого поворота.

Девушка мигом представила, как там, за горой из горшков, сейчас скривилась Эльвени. И судя по крякающему звуку, который издала свекровь, картинка в голове была очень близка к истине.

— Надеюсь, ты не серьёзно сейчас?

— Нет, я серьёзен. — Тон Далемара соответствовал сказанному. — Пора уже продемонстрировать имперцам… Как ты там говоришь? Основной довод отсутствия у меня радикальных алинорских взглядов?

— Даже не проси меня об этом! — змеёй прошипела Эльвени. — Эта дикарка лишь больше опозорит нашу семью! Дай ей только шанс. Нет, Далемар! Я не возьму её с собой! Воспитанники подготовили для нас сценку. А если эта невежа выкинет что-то при детях?

— Ты слишком строга к моей жене, мама, — спокойно ответил Далемар. — Мэв любит детей… Хорошо, не хватайся за сердце, я не настаиваю. Тогда попроси папашу сопроводить тебя. Он будет так рад этой поблажке, что того и глядишь — сболтнёт при тебе лишнего про Карамонтьера. Мама, хватит уже строить недовольное лицо. Всё равно придётся выбрать один из этих вариантов.

— Тогда я предложу Лариникано пойти со мной.

— Мудрый выбор.

Скрипнул стул. Мэв поняла, что они уходят. Девушка не сдвинулась с места, пока не стихли шаги и голоса меров. Убедившись, что они не увидят её, Мэв поднялась на ноги, прижимая руку к груди. Этот разговор… Его глаз… Как она может узнать, насколько всё серьёзно? Спросить напрямую? Нет, тогда Далемар поймёт, что она подслушала их разговор. Сочтёт ещё, что она шпионит за ним.

«А вдруг он страдает? И ведь такой упрямец, что не покажет, — подумала Мэв, досадливо притопывая ногой. И тут же девушка укорила себя: — Нет! Не стану я думать об этом. Или сдамся. Растаю и забуду, что решила уйти! Забуду про то, что я лишь «довод» и прикрытие для тёмных талморских делишек».

Отдышавшись, Мэв продолжила поиск куклы. Сейчас нужно было уложить Иенн. А про травму отца девочки она может подумать и позже.

* * *

Переодевшись ко сну и приняв зелье от кошмаров, Мэв долго лежала под одеялом и смотрела на складки балдахина над кроватью. Мысли девушки снова и снова возвращалась к тому, что Далемар может потерять глаз по её вине.

«Вот зачем я метнула ему в лицо те чернила? Повела себя так глупо. А ведь всё это моя поспешность, — корила себя девушка. — Вечно пру вперёд, будто взбесившийся бык, и в итоге упускаю то, что важно! Совершаю ошибки и загоняю себя всё дальше и дальше в западню».

Мэв перевернулась с боку на бок. Потом села в кровати и посмотрела на дверь.

«Может, всё же пойти и узнать, как он? Прямо сейчас! Ведь я не смогу уснуть, — подумала она, сжимая кулаки и стараясь дышать глубже, чтобы унять тревогу. Уловка сработала: разум прояснился и девушка мотнула головой. — Нет, не пойду! Это глупо. Далемар просто выставит меня. Посмеётся. Сочтёт жалкой. Подумает, что об меня можно вытирать ноги. Что я смогу изменить, спросив у него про глаз прямо сейчас? Ничего».

Упав обратно на подушку, Мэв раз за разом возрождала в памяти тот их разговор, когда она нашла его проклятую сферу. Что бы случилось, если бы она так ничего и не узнала? Кем бы тогда она была для него? Всё так запуталось! Мэв казалось, что ни один демон не сможет ответить ей на вопрос, что на самом деле творится в душе у этого мера!

Девушка закрыла глаза и пролежала ещё немного, но сон не шёл к ней. Встав с постели, нордка начала мерить шагами комнату и обдумывать тот разговор, что она подслушала в оранжерее.

«Все разговоры о политике да об Оливине! — досадливо сказала себе девушка. — Хорошо устроился! Мамаша исполняет всё, что он попросит! Вызнаёт у подружек секреты и передаёт их ему. Вносит всякие пожертвования да таскается везде с той, кем хочет меня заменить. Идеальная жена одного политика растит такую же для другого. Ну и пусть! А я ему помогать не стану! Ещё я Талмору одолжений не делала! Хватит уже и того, что я служу "основным доводом отсутствия у их агента радикальных взглядов". Мне и эта роль не мила!»

Досада заставила девушку ускорить шаг. Раз за разом Мэв вспоминала Далемара, любующегося своим отражением в зеркале и расправляющего мельчайшие складки на драгоценном мундире. Но едва злость переполняла её разум, как мысли возвращались к тому, как он тёр веко за столом. И к тому, как говорил про заказ протеза. И тогда желание размякнуть достигало своего пика и срывалась вниз — к злобе на мера, на себя и на весь жестокий мир. И так раз за разом. Вверх-вниз, вверх-вниз…

Когда ноги начали ныть, девушка пришла к выводу, что про глаз Далемара можно узнать не вламываясь в его спальню среди ночи и даже не разговаривая с ним напрямую. Ей просто нужно поговорить с Мариньей! Кузина ведь делала ему то зелье, а значит, видела всё без прикрас! И подруга может без утайки сказать, как серьёзна его травма.

Похвалив себя за разумное умозаключение, Мэв легла в постель, но заснуть так и не смогла. Закрыв один вопрос, разум тут же поднял второй: чёртовы книги культа Вермины.

Пока Мэв принимала зелье, ей не снились кошмары и демон не мог подступиться к ней. Досадно было, что она не могла найти утешение в приятных грёзах, но ведь с другой стороны, кто сказал, что те книги ей помогут? А что, если она заплатит огромные деньги, но там не будет написано ничего нового? С чего это она решила, что даэдра откроет последователям способ, как ограничить на них своё влияние? Вдруг книги окажутся всего лишь очередной сладкой ложью, призванной заманить в сети демона новых жертв?

Мэв перевернулась на бок и признала, что слепа, как котёнок, во всём, что касается мистики.

«Решила перехитрить повелителя Обливиона? Да уж скорее станется, что я впутаюсь в сомнительную сделку и потеряю те немногие драгоценности, которыми владею. Или хуже того — вновь попаду в тюрьму. Ведь тут, в Сиродиле, отношение к даэдрическим культам ещё хуже, чем в Скайриме. Разразится скандал. А ведь Далемар не шутил, когда говорил, что может отобрать у меня Иенн!»

Сев на край кровати, девушка пришла к выводу, что самое разумное сейчас — это не спешить. Утром она сходит к тому редгарду во «Второе издание» и скажет, что сделка отменяется. А потом будет принимать зелье и верить, что демон, устав караулить её у лиловой пелены, просто отступит. Ведь тогда, в Данстаре, так и случилось.

Мэв опять легла в постель, но закрыть глаза не смогла. Мысли всё ещё роились в голове. Шумели, корили и требовали чего-то глупого или даже опасного. Когда за окном начал разгораться рассвет, девушка перестала бороться и встала, чтобы умыться.

* * *

Прикрыв рот ладонью, Мэв зевнула. Она пришла на рыночную площадь столь рано, что торговцы ещё и не начали раскладывать свои товары. «Второе издание» тоже оказалось закрытым. Расправив самое простое из своих нордских платьев, девушка уселась на один из ящиков, стоящих под навесом напротив книжной лавки, и принялась ждать. Столица в этот утренний час казалась необычайно тихой.

«Может, всё-таки стоило дождаться завтрака в особняке и прийти сюда после? Но с другой стороны, увидев Далемара, я могу таки не удержаться и сболтнуть чего-нибудь лишнего. Да ещё и в присутствии Эльвени. Нет. Сначала я сообщу редгарду, что не стану покупать те книги, потом схожу к Маринье и всё узнаю, а уж потом взгляну на Далемара. А вдруг он в своей манере приврал матушке, чтобы ею манипулировать, надавив на жалость? С него ведь и станется».

Рассуждая так, Мэв наблюдала за первыми торговцами, начавшими раскладывать свои лотки прямо на улице. Время шло, гул нарастал. Нордка вслушивалась в свары со сборщиками по поводу роста пошлин за торговое место, различала жалобы продавцов на дрянных покупателей, осматривающих и лапающих товар, но не желавших его покупать.

«Наверное, тот редгард вскоре будет думать обо мне точно так же», — уныло подумала нордка, скосив взгляд на коричневую дверь под блестящей вывеской в виде раскрытого тома.

Мэв вновь зевнула. В торговый район хлынули первые покупатели. В основном слуги, спешившие прикупить для завтрака господ свежих овощей и фруктов. Аргониане, каджиты, босмеры, реже данмеры и совсем уж редко орсимеры. И ни одного имперца или альтмера, отметила девушка, прикрывая рот ладонью.

— Эй, это моё место! — довольно грубо окликнула её аргонианка с двумя большими корзинами.

— Простите, — ответила Мэв, поднимаясь с ящика.

Припозднившаяся торговка окинула её подозрительным взглядом. А проходя мимо, явно нарочно задела бедро девушки корзиной.

— Поосторожнее! — недовольно прикрикнула на неё Мэв, проверяя целостность юбки.

Рептилия не удостоила её и взглядом, верно, приняв за очередную беженку из Скайрима. О массовом наплыве нордов в столицу сейчас, судя по всему, не судачил только немой — вот и стражники, державшие её в плену, сетовали на это несколько дней назад.

К счастью, её платье не пострадало. Мэв отряхнулась, подняла взгляд и тут же обмерла… С другой стороны улицы на неё взирала Брит! Резко выпрямившись, Мэв моргнула, но видение не исчезало. Высокая женщина в сером плаще с капюшоном была точь-в-точь похожа на сестру!

— О матерь Кин! — припомнила Мэв нордских богов, прижимая руку к груди.

Это лицо… Половина оставалась прежней, но вот вторая оказалась расчерчена глубоким косым шрамом, тянувшимся ото лба через скрытый повязкой глаз до самых губ. Второй, чуть короче, но такой же глубокий, шёл параллельно, превращая щёку в подобие перепаханного поля. Косы не было. Остриженные соломенные волосы контрастировали со смуглой от загара кожей. Выражение было одновременно знакомом и каким-то чужим.

«Может, я всё же ошиблась», — подумала Мэв и в этот самый миг встретилась взглядом с голубым, будто ясное летнее небо, глазом.

Женщина в плаще, очень похожая на покойную сестру, смотрела прямо на неё. И в этом взоре было не потрясение, а злость.

— Брит? — потрясённо выдохнула Мэв. — Брит, это ты?

Едва ли женщина могла расслышать её с такого расстояния и при таком шуме, но она отвела взгляд и, резко развернувшись, зашагала прочь.

— Нет, постой! Брит!

Сорвавшись с места, Мэв устремилась следом за нордкой. Не выпуская из виду силуэт сестры, девушка перешла на бег, довольно грубо отталкивая случайных прохожих. На неё шипели. Кричали в спину ругательства, но Мэв совсем не обращала на это внимания. Сердце билось как бешеное.

«Брит жива? Она здесь? Возможно ли это? Но зачем ей убегать от меня?»

— Постой! — крикнула Мэв фигуре в сером. — Сестра!

Та и правда замерла, но не оглянулась. Полы плаща слегка дрогнули — так, как если бы та достала из-за пояса оружие. Женщина посмотрела куда-то в бок и тут же завернула в узкий проулок.

— Подожди!

Мэв с разбега свернула следом за беглянкой и едва не ударилась лицом о начищенный нагрудный панцирь легата. Бесцеремонно оттолкнув препятствие, Мэв осмотрела улочку — фигуры в сером плаще не было! Девушка осмотрелась: сплошные высокие стены. Ни дверей, ни низких окон. В конце проулка темнел тупик и несколько ящиков и бочонков, слишком низких, чтобы в них мог укрыться кто-то крупнее пятилетнего ребёнка.

Брит словно растворилась!

— Госпожа Улькарин, — возмущённо обратился к ней Брус Калинус. От её толчка легат едва устоял на ногах. — Я могу воспринять это как покушение на офицера при исполнении!

Потрясённо посмотрев на имперца, Мэв не понимала, что происходит.

— Легат Калинус, вы видели женщину со шрамом на лице? Она была одета в серый плащ и забежала сюда мгновение назад!

— Я вижу тут только вас, госпожа Улькарин, — отозвался имперец уже более мягким тоном. — Что вы делаете в Торговом районе в столь ранний час? Неужели для вашей книги понадобились новые… кхм… исследования?

— Легат! Я точно видела её! — не сдавалась Мэв. — Она очень похожа на мою сестру!

— Успокойтесь, госпожа Улькарин. — Рука Калинуса коснулась её плеча, и только тогда Мэв осознала, что её бьёт дрожь. — Уверяю вас, вы первая живая душа, вбежавшая сюда за последние несколько минут.

— «Живая»? — глухо переспросила Мэв, касаясь горящего лица. — О Шор милосердный, что же происходит?

— Дышите глубже и успокойтесь. Может быть, вам привиделось? У писателей такое бурное воображение.

«Брит привиделась мне? — Мэв вздохнула. — Я видела её так явно… Изуродованную и смотрящую на меня с недоверием и едва ли не ненавистью. Нет, это была не простая фантазия! Это — демон! Вермина как-то ухитрилась проникнуть в мой разум во время бодрствования!»

По спине побежали мурашки. Девушка сглотнула и испуганно посмотрела на Калинуса.

— Да на вас лица нет, — сконфуженно признал легат. — Давайте я отведу вас в «Кормушку»? Там можно выпить воды и посидеть. Не могу же я оставить вас вот так. Идёмте.

Имперец взял её под локоть. Мэв не противилась. Ещё раз оглянувшись на пустой проулок, она оступилась и едва устояла на ногах, благо имперец поддержал её. Вскоре ноги перестали трястись. Они вышли на улицу, свернули за угол и миновали алхимическую лавку с помпезным названием «Главный ингредиент». Рыночная площадь медленно заполнялась народом.

Коснувшись лица, Мэв сосредоточилась, пытаясь понять, реальность ли это? Но ощущения, что она ходит во сне, не было и близко. Девушка опустила руку и скосила взгляд на вышагивавшего рядом Калинуса.

— Простите, если обременяю.

— Ничуть, я как раз хотел позавтракать в трактире, — поспешил уверить её легат и с улыбкой посмотрел на спутницу. — Как продвигается ваша книга?

— Стоит на месте. — Мэв не придумала лучшей лжи. — А что вы делали в том тупике?

Калинус, похоже, растерялся, так как не ответил сразу.

— Признаться честно, зашёл поправить обмундирование, — прошептал он, склонившись к спутнице. — Как оказалось, если спешно собираться ранним утром, то и многолетняя выучка даёт сбой. Но не смущайтесь: когда вы пришли, я закончил.

— Просто подумала: может, вы хотели встретиться с кем-то, а я помешала.

— Нет, — тут же отчеканил Калинус. — Встречаться с кем-то в глухих подворотнях для командующего столичным имперским гарнизоном недопустимо.

— Да, глупо было предполагать такое, — смутилась Мэв.

Они миновали ещё несколько лавок и завернули за угол.

«Неужели демон настолько силён, что смог наслать на меня видение средь бела дня? — вновь подумала Мэв. — Или виной тому бессонная ночь? Может, я задремала и, сама того не осознавая, попала в путы кошмаров? Брит… Если бы даже это была не она, а кто-то похожий, то Калинус бы сказал мне, что видел ту женщину. Она бы не пробежала мимо него незамеченной. Легату незачем мне врать, а он сказал, что никого, кроме меня, не было. А значит… это Вермина!»

Мэв ещё раз огляделась, стараясь высмотреть коварную старуху с ручными змеями, но вокруг были лишь обычные прохожие, которые обращали внимание скорее на её спутника, чем на саму нордку.

Вскоре Калинус завёл её в просторное помещение, увешанное картинами и гобеленами. Внутри приятно пахло малиной и выпечкой. Заурчавший желудок мигом напомнил Мэв про то, что завтрак она пропустила. Легат усадил её за стол и что-то заказал престарелому данмеру-владельцу, к которому обратился как к Делосу Фандасу.

— Вам лучше? — поинтересовался Калинус, встретившись с её осознанным взглядом, когда данмер ушёл.

— Да, — кивнула Мэв. — Извините, что доставила столько хлопот.

— Пустое, — отмахнулся имперец. — Так вы говорите, будто видели свою сестру? Признаться честно, вы были так бледны, словно узрели мертвеца.

— Отчасти это верно, — неохотно призналась Мэв. — Моя сестра пропала без вести почти пять лет назад. Нашим родителям сказали, что она погибла.

— Гражданская война, — догадался Калинус.

Мэв кивнула.

— Но тела я не видела… Поэтому в душе не могу до конца признать, что её и правда нет.

— Увы, обрести погребение около родного дома — непозволительная роскошь для многих воинов, — с грустью признал Калинус.

— Я знаю, — согласилась Мэв.

Повисло молчание. Данмер принёс им питьё в глиняных кубках. Пригубив рубиновую жидкость, Мэв разобрала вкус всё той же малины и разбавленного вина. Половина столиков была занята, но знакомых лиц Мэв не заметила. Равно как и потусторонних теней и клубящихся змей. Она обернулась к Калинусу.

— Мне и правда почудилось, — тихо сказала Мэв. — Бурная фантазия писателя, как вы и сказали. И ночью я плохо спала.

Имперец кивнул, но не ответил. Нордка осторожно скосила взгляд на сотрапезника: Калинус смотрел на неё так, как будто хотел сказать что-то неприятное. Быть может, желал предположить, что она сошла с ума? Мэв и сама не знала, насколько правдивым будет такой вывод.

«О нет, как же наивна я была, когда подумала, что могу обойтись простым зельем против столь могущественной силы, как принцесса даэдра!» — укорила себя девушка, закусив губу, рассматривая собственные руки, державшие кубок. Те всё ещё дрожали от потрясения.

— Ваш муж, полагаю, прибывает в добром здравии?

Мэв вновь подняла взгляд на легата.

«Силдж на пару с Калинусом активно вставляют мне палки в колёса. Причём с таким усердием, что впору объявить открытую войну», — вспомнила девушка вчерашние слова Далемара.

— Он травмировал глаз, — осторожно произнесла девушка. Лгать не хотелось. — Но я уверена, что вскоре недуг пройдёт.

Калинус ответил на замечание неопределённым кивком головы. Было понятно, что говорить о Далемаре ему неприятно. И всё же, отпив из кубка, он продолжил:

— Полагаю, вы в курсе, что наши с ним взаимоотношения можно назвать натянутыми?

— Муж не делится со мной своими соображениями относительно всего, что касается… политики.

— Весьма в его духе, — согласился Калинус. — По долгу службы я научился неплохо разбираться в людях, и должен сказать, что вы произвели на меня приятное впечатление, леди Улькарин, потому ваш выбор супруга меня удивляет. Наверное, вам не раз это говорили, но ваш союз с младшим Улькарином выглядит весьма странным.

— Говорили, — устало признала девушка. — И можете называть меня Мэв. При упоминании «леди Улькарин» я сразу начинаю думать, что где-то рядом моя свекровь.

Калинус кивнул, одарив её улыбкой. Потом поинтересовался, что она хочет заказать, так как он сам не может завтракать в одиночестве. Мэв не стала отказываться, вспомнив, что взяла с собой деньги. Питьё немного ослабило дрожь. Да и выпечка данмера пахла так маняще. Девушке хотелось хоть немного перевести дух и прийти в себя, чтобы трезво обдумать произошедшее.

«Интересно, что подумал бы про меня Далемар, если бы увидел, как я ем за одним столом с его противником? — задала себе вопрос Мэв. — Наверняка счёл бы это предательством. Но ведь я не обязана враждовать с теми, с кем не ладит он сам».

Они с легатом молча ждали, пока им принесут заказ. За это время Мэв успела осушить кубок и полностью успокоиться. Вскоре запах выпечки усилился. Делос Фандас поставил перед гостями нарезанный на порции открытый пирог с комуникой.

Откусив кусок, Мэв удивлённо приподняла брови. Ягода, которая славилась у нордов кислой и едва ли пригодной в пищу, в умелых руках превратилась в изысканное блюдо, слегка вяжущее, но в то же время буквально таявшее во рту вместе с тонко раскатанным тестом. Отбросив тягостные мысли о видении, Мэв наслаждалась этим необычным вкусом. Калинус, сидя напротив, не скрывая делал то же самое.

— Вот чего не отнять у тёмных эльфов, так это умения превращать совершенно несъедобные вещи в кулинарные шедевры, — провозгласил легат, чем вызвал на губах Мэв улыбку. — При этом босмеры делают всё с точностью наоборот. Между нами, но стряпня лесных эльфов совершенно несъедобна.

Не гася улыбку, Мэв решила утаить от легата наличие в себе босмерской крови, чтобы не смущать его. Вокруг гудели голоса. Слышались обрывки реплик. Упоминание какого-то нового налога и рассуждения о том, вернётся ли император из очередного путешествия раньше фестиваля Новой Жизни.

— И что говорят о нас с Далемаром? — тихо спросила Мэв, едва ли подумав, зачем ей такая информация. — А вернее, что думают о нашем союзе его оппоненты?

Отложив недоеденный кусок пирога, Калинус запил остатки малиновым напитком и посмотрел на неё, слегка подавшись вперёд.

— Мы находим ситуацию весьма тревожной, — произнёс легат, утерев губы салфеткой. — Вроде бы вывод, зачем младший Улькарин привёз вас с собой из Скайрима, лежит на поверхности, но в то же время многие детали заставляют нас думать, что не всё так уж очевидно.

— К примеру?

— Ну, ваш муж, не скрываясь, поддерживает связи с представителями Альтмерского Доминиона, — рутинно поведал Калинус и, верно, заметив на лице собеседницы шок и недоверие, пояснил: — Я лично наблюдал за тем, как он общался с одним из столичных эмиссаров. Прямо в стенах дворца. А ещё раньше одна моя хорошая знакомая видела его выходящим из талморского посольства.

— В Скайриме Далемар и сам был эмиссаром, — осторожно напомнила Мэв, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Мой муж ушёл в отставку по состоянию здоровья, а не из-за какого-либо проступка. Ничего удивительного, что он может общаться с кем-то из старых знакомых.

— Мы знаем о причинах его отставки, — произнёс Калинус, подчеркнув слово «мы». — Но шокирует другое: за сам факт брака с человеком представители Альдмерского Доминиона должны были подвергнуть его остракизму, но всё указывает на то, что этого не произошло. Как я и говорил, это сбивает с толку. Есть те, кто рассматривает это как демонстрацию послабления в радикальной направленности политики Талмора.

— Разве это плохо? — тихо спросила Мэв. Сердце вновь забилось чаще.

— Если смотреть на ситуацию в лоб, то можно, верно, сказать, что это добрая новость. Но если взглянуть на ситуацию под иным углом и вспомнить историю, то всё уже не так радужно. Основная причина нелюбви к Альдмерскому Доминиону со стороны не входящих в него народов — это как раз жёсткое разделение альтмерами Саммерсета всех на своих и чужих. Расовая нетерпимость и стремление к чистокровности, доходящая до откровенного террора, годами продвигались на островах и перекинулись за её пределы с началом военной экспансии остальных провинций.

Калинус осмотрелся. Но к ним вроде бы никто не прислушивался. Все были заняты своими разговорами.

— С той ночи, как альтмерское гетто в Сентинеле вспыхнуло зелёным огнём, сомнений в том, что Талмор — это абсолютное зло, не осталось, — вкрадчиво продолжил легат. — Никто не питал иллюзий относительно того, что случится, когда юстициары доберутся до порога их дома. Резня, учинённая полчищами Наарифина в нашем городе, стала лишь горьким доказательством самых мрачных ожиданий. И что бы там ни говорили саммерсетские эмиссары о своей «исключительно просветительской деятельности», клеймо убийц и мерзавцев висело на них все эти годы, будто несмываемое пятно позора. Все знали, что договариваться о чём-то с Талмором — это преступление против не просто общества, но совести и даже своей собственной семьи. Почти тридцать лет это было незыблемой, хоть и негласной, истиной.

Калинус сделал паузу, явно подбирая слова и показывая, что разговор этот не был им заранее отрепетирован.

— И вот появляется отставной талморец с женой-человеком, а бывшие сослуживцы воспринимают это как должное. Как и говорил, это поражает. У тех, кто всё это время помнил, что Кулаки Талмора — это олицетворение террора, могут возникнуть ложные иллюзии, что всё не так уж и плохо. Ведь посмотрите: они признали союз высокого эльфа и человека, а значит, и другим людям можно вести с ними диалог, торговать, заключать прочие сделки.

— Быть может, альтмеры тоже устали от бесконечной вражды? — поинтересовалась Мэв, вспоминая простолюдинов с полотен тётки Лариникано. — Талмор — это ведь не все острова. Там живут такие же земледельцы, торговцы, ремесленники, учёные и художники. Покажите мне хоть одного дельца, который отказался бы добровольно от новых выгодных сделок в угоду каких-то там воззрений небольшой прослойки правящей элиты? А может, вы думаете, что для родителей в радость отправлять своих отпрысков на войну? Тем более для эльфов, которые имеют так мало детей?

— На островах царит тотальная цензура, пропаганда и охота со стороны юстициаров на всех, кто проявляет хоть толику инакомыслия, — мрачно поведал Калинус. — И среди простого народа много тех, кто всем сердцем верит в истинность цели, поставленной перед ними, как вы сказали, прослойкой правящей элиты. Они готовы жертвовать не только выгодными сделками, но и собственными детьми во имя возвращения былого влияния своей расы. Мэв, вы знаете, чем были примечательны для людей времена абсолютной гегемонии эльфов? Нашим рабством. Полным бесправием. Ужасом и истреблением.

— Люди тоже истребляли эльфов, — тихо напомнила Мэв. — Уж кому, как не мне, нордке, знать про судьбу фалмеров. А муж рассказывал мне, что завоевание его народа императором Тайбером Септимом было по сути геноцидом. Так же я догадываюсь, что многие альтмеры чувствовали себя преданными, когда легионы ушли защищать Сиродил во время Кризиса Обливиона и оставили их на расправу даэдра. Я не убелена сединами мудрости, но считаю, что в любом конфликте нет абсолютно правых и неправых. Может быть, стремление показать изменения — это желание сделать шаг вперёд к примирению? Не много ли жизней забрали войны между нашими расами?

Закончив, нордка сама удивилась своей речи: раньше она не умела так складно излагать мысли.

— Очень философские рассуждения, Мэв, — вкрадчиво произнёс Калинус, явно отметив начитанность собеседницы. — И очень опасные. Вы верите в то, что Талмор когда-либо пойдёт на примирение…

— Не Талмор, — перебила его Мэв. — Альтмеры! Талмор лишь правящая партия, и их радикальные воззрения не нравятся даже тем, кто служит под их знамёнами. Мой муж, например, сын имперского альтмера, и на себе он испытал многое из того, о чём вы говорите. В армии служит не только элита, но сыновья или дочери слуг, те, кто имел в роду не только чистокровных предков. Им ли по нутру продвигать идеалы, унижающие их происхождение?

— Это сказал ваш муж?

— Далемар не обсуждает со мной то, что касается Алинора. Но я живу среди альтмеров. Слушаю и делаю выводы.

«И видела сон своего мужа», — подумала Мэв, прикусив губу.

Когда девушка посмотрела на Калинуса, тот взирал на неё с жалостью, как на кого-то очень запутавшегося и утратившего истинный путь.

— Не глядите на меня как на фанатичку. Я знаю, что такое Талмор, и знаю про зло, которое он несёт. Но я не делю мир на чёрное и белое. И…

— Мэв, я могу задать вам вопрос? — На сей раз Калинус не дал договорить ей.

Девушка кивнула. По лицу имперца было видно, что ему буквально физически сложно слушать её оправдания альтмеров. По сути, она не могла донести до него ничего, ведь легат был твёрдо уверен в своей правоте и видел в ней жертву убеждения Далемара.

— Вы вступили в этот союз по своей воле?

От бесцеремонности вопроса у Мэв буквально отвисла челюсть.

— Я не понимаю, какое вам дело до наших с мужем отношений! Вы всерьёз утверждаете, что наш брак угрожает крахом всему имперскому сообществу, потому как может ослабить недоверие… даже ненависть к альтмерам Алинора?

Калинус не спешил ей отвечать. Он изучал её так, будто гадал, говорит она искренне или просто ломает дешёвую комедию.

— Недоверие к Талмору, — наконец произнёс легат. — И пока альтмеры Саммерсета поддерживают его, они неотделимы от поступков и идеологии своей правящей партии. Можно вечно дискутировать на тему непричастности простого народа, но именно они избрали радикалов и вручили им власть. А потому несут полную ответственность за действия юстициаров как внутри своей провинции, так и вне её.

— Они поступили так потому, что Империя их бросила на расправу даэдра!

— Не только Саммерсет пострадал от Кризиса Обливиона, — неожиданно эмоционально ответил Калинус. — Но для высоких эльфов это стало не поводом объединиться и пережить трудное время вместе с остальными народами. Они отделились и нанесли подлый удар в спину Единой Империи. Воспользовались смутой, продолжение которой они сами и породили. Задавались ли вы вопросом, сколько несогласных босмеров и каджитов попало под чистку, когда создавался этот предательский союз?

Калинус обращался к ней со всё возрастающим жаром в голосе. Но потом резко замолчал. Качнул головой, словно возвращая себе самообладание.

— Впрочем, хватит об этом, ведь не о том спросил вас, Мэв. Я не знаю, что вами движет. Может быть, обычный страх. Или вы и правда стараетесь защитить вашего мужа, отрицая ту силу, что стоит за всеми его поступками, но я хочу вам сказать, что никогда не поздно поступить правильно.

— «Правильно»? — Мэв вскинула брови.

— Да, именно так. Ибо истина одна, и она состоит в том, что Талмор — это зло. Надеюсь, в этом вы со мной согласны?

— Да. Но как-то быстро вы от разговоров о нашем с Далемаром союзе перешли к теме, что истинное зло — это Талмор.

— Одно не отделимо от другого. Думаю, что вы понимаете, о чём я.

Мэв хотела бы его не понимать, но чёртова праксовая сфера, которую она держала в руках, не дала возможности соврать даже самой себе.

— Я думаю, вам просто страшно, Мэв, — произнёс Калинус. — Оттого вы и пытались сбежать из особняка Улькаринов. Прошу вас, не перебивайте меня. Я не настолько дурак, чтобы поверить в бредни вашего мужа про то, что вы спустились с балкона, чтобы проверить что-то там для своей книги.

— Уж точно не из-за того, что вы себе выдумали, — произнесла Мэв.

— Матери уязвимы, — мрачно произнёс Калинус. Мэв вздрогнула. — А Талмор не гнушается самыми бесчестными методами, когда добивается цели. Я понимаю, вам кажется, что вы одна и помощи ждать неоткуда, но это не так. Лишь скажите — и вы обретёте союзников, которые помогут вам вернуть свободу и гарантируют безопасность.

Мэв посмотрела на легата как на сумасшедшего, но осознание озарило её разум, и она поняла…

«Он же меня просто… вербует. — Глаза девушки открылись шире. — Хочет, чтобы я обернулась против Далемара!»

— Талмор коварен, и то, что не вышло взять силой, они теперь постепенно захватывают хитростью, — продолжил Калинус, не спуская с Мэв внимательного взгляда. — На самом деле эта война не угасала ни на минуту на протяжении многих лет. Со времен, когда королева Айренн основала эту чёрную заразу, которая наконец дорвалась до реальной власти. Да, прямо сейчас не льётся кровь, но битва продолжается. Альдмерский Доминион разделил Империю на части и запустил тихую политическую экспансию, и младший Улькарин — одна из первых ласточек этого нового наступления. Городской совет, Мэв, — это олицетворение всей Империи. Её лицо. Когда рядом с императором находится советник Доминиона и высказывает своё мнение по тому или иному вопросу, все знают, что эта помощь не вопрос выбора и навязана нашему лидеру силой. Но совсем другое дело, если мы добровольно изберём в свой состав хоть и отставного, но талморского эмиссара. Одного из тех, кто был ответственен за военное преступление тридцатилетней давности. Те, кто дал нам всю эту власть: простые люди, чьи матери и отцы погибли во время Жатвы — почувствуют себя преданными. Они утратят доверие к нам — к тем, кому вручили власть. А часть тех, у кого не столь долгая память, решат, что совет одобряет вмешательство высоких эльфов Саммерсета в наши дела. Что мы сняли негласное вето на любые добровольные контакты с военными преступниками.

Приоткрыв рот, Мэв слушала легата, чувствуя, как от потрясения немеют руки. Никогда раньше она не думала о том, что происходит с этой стороны. Сосредоточившись на быту и семье, она и не задумывалась об истинной глубине миссии Далемара. О её губительности не только для их семьи, но и всех людей. А ведь Лариникано намекал ей на это. Как и про то, что видит в ней не просто слепую девочку, но и… шпионку Талмора.

«О матерь Кин, так вот за кого меня принял Калинус. За ту, что из страха или ради выгоды потворствует грязным делам Альдмерского Доминиона. И многие другие тоже так думают!»

От этой мысли во рту мигом всё пересохло, горло схватило спазмом. Мэв невольно коснулась косого шрама на нём.

— Так что допустить избрания вашего мужа мы не можем, — продолжал Калинус, не сводя с неё тяжёлого взора. — Это не вопрос признания советом Империи лишь младшего Улькарина, но всего Альдмерского Доминиона в целом. И когда последний бастион сопротивления падёт, на нашем пороге окажутся уже действующие служители, а с ними вернётся и настоящий террор. И хоть я не хочу вас пугать, Мэв, но думаю, что вы осознаёте: юстициарам не ведома благодарность к тем, кто приравнен ими к животным. К людям и всем тем, в ком течёт не только кровь меров.

Калинус замолчал. Мэв тоже не желала продолжать этот разговор. Мысль о том, что на их с Иенн пороге окажутся чёрномундиршики, истреблявшие грязную кровь, казалась не менее пугающей, чем то, что демон наслал морок средь бела дня.

Девушка отвела взгляд от имперца. На стене рядом с их столом висел плакат, агитирующий горожан на вступление в ряды чемпионов Арены. На желтоватом пергаменте яркими красками были нарисованы громила с секирой, маг, мечник и лучник, а подпись внизу гласила, что мастер Арены объявляет набор добровольцев для показательных соревнований в силе и меткости. Там говорилось ещё что-то о вознаграждении и возможности получить ранг Кровопускателя тем, кто пройдёт все три испытания навыков, выдержки и храбрости. Более мелким шрифтом было написано ещё что-то, но Мэв не вчитывалась. Хоть разум и цеплялся за любую деталь, лишь бы выбраться из болота отчаяния.

Мэв закрыла глаза. Образ Далемара, поднимавшего на руках смеявшуюся Иенн, как никогда ясно предстал в сознании девушки. Мэв видела каждую деталь: взлетавшие медовые кудри дочери, ворсинки на платье и искреннюю улыбку мужа, смотревшего на ребёнка с таким теплом, которого даже сама нордка не могла от него добиться.

«Нет! Я не стану верить его врагам. Это всего лишь грязная политика и интриги! Мной манипулируют. И даже если что-то из этого правда, то я… Я ведь… Я могу узнать правду сама. Увидеть её его глазами… Без искажений. Мне нужно лишь… увидеть прошлое во сне. Если я ошибусь сейчас, то погублю либо дочь, либо её отца. И я не могу допустить первого и не согласна на второе. Так что риск оправдан… Но перед этим я подготовлюсь. Я должна исключить даже малейшую возможность того, что моя связь с демоном отразится и на Иенн».

Мэв открыла глаза и встретилась взглядом с Калинусом. Легат понял всё без слов, но не показал ни досады, ни разочарования.

— Благодарю вас, легат Калинус, за помощь и компанию, — произнесла Мэв, выискивая взглядом данмера-хозяина, чтобы рассчитаться с ним за свою часть пирога. — Перед тем, как уйти, должна сказать вам лишь одно: наш с Далемаром ребёнок — плод любви, а не выгодного союза. Вы правы, я — мать, и я уязвима. Но лишь одно я знаю точно: никакая идея не станет для меня дороже собственной дочери. И я хочу верить в то, что для её отца тоже. Приятного дня.

Калинус кивнул, но ничего не ответил. Его лицо таки выдала тень смущения.

Рассчитавшись с данмером, Мэв покинула таверну. Сделав пару шагов, девушка почувствовала такую усталость, словно обратилась древней старухой. Обхватив голову руками, она почувствовала головокружение. Лиловая пелена Вермины и чёрный с золотом талморский мундир слились перед глазами в единую непроглядную полосу. Реальность была немногим менее жуткой, чем сны. Мистические иллюзии и грязная политика. Какой же простой была её прошлая жизнь в Скайриме!

Оперевшись на одну из колонн, поддерживающую купол одной из торговых площадей, девушка подняла взгляд: прямо напротив, будто ларец самоцветов, красовалась вывеска с выложенным разноцветным стеклом названием лавки — «Красный алмаз».

«Словно сами боги привели меня сюда, — измученно подумала Мэв. — А что, если это знак? Это видение с Брит, реальная угроза от Талмора. Могу ли я копить ценности для будущего, которого может и не быть?»

Распрямившись, Мэв сжала кулаки и решила идти вперёд. Сама! Не опираясь ни на помощь Далемара, ни на увещевания его противников.

— Я смогу. Мне хватит сил.