Я помню море (джен)

Лос-Анджелес. 07:00

Роскошная вилла на холме. Стеклянные стены, бассейн, тренажёрный зал с панорамой на весь город.

Режиссёр Марк Коэн встречает утро с чашкой чёрного кофе и протеиновым шейком.

Сегодня церемония «Оскар». Он и не думает волноваться.

Он точно знает: его новый фильм

«Там, где сердце» возьмёт всё.

У него нет конкурентов в жанре психологических зрелищных триллеров — только поклонники и завистники.

Он ворчит сквозь зубы, на беговой дорожке:

— Уже завтра мне затопят почтовые ящики письмами благодарности, предложениями сотрудничества и чёртовыми сценариями. Если единицы из них будут годными, то это уже счастье. Даже этот чёртов Джордж Мартин притащил свой с полным отсутствием фантазии.

38 лет.

Слишком красив, слишком умён, слишком бесстрашен и бессердечен. Голливуд шепчет, что он перепробовал всех и вся — и всё ещё не привязан ни к одной женщине из индустрии. Его привлекают стареющие балерины и профессора философии, но и они не задерживаются на долго.

Он смотрит на своё отражение в зеркале и хмыкает.

Он — заноза в заднице этого города. И его божество.

Центральный медицинский центр «Сильверман». 07:30

Операционный блок.

Профессор Джулия Джейкобсон надевает маску и перчатки.

За стеклом ассистенты стоят, как солдаты на плацу. Операция заявлена длительностью в восемь часов.

Внутри операционной тишина подчиняется одному голосу.

— Зажим. Скальпель. Давление. Пошли дальше. Не углублять разрез. Перекрыть аорту.... Вывести ультразвуковое изображение на экран А. Ровно через полторы минуты проинформировать меня о показателях анестезиологии. Кетамин добавить уже сейчас. 10 миллиграммов. Через пятнадцать минут повторить. Есть причина, по которой я всё ещё не получила показатели анестезиологии?

В этих руках — тысячи спасённых сердец.

Эта женщина — легенда. Одна из лучших оперирующих кардиологов в мире. Ей обязаны жизнью главы государств и финансовые магнаты, но она не делает разницы между сердцами, которые держит в руках.

В глазах — ледяная сталь и та самая ярость, что когда-то росла за бетонными стенами Эдэма.

Теперь её "свет" режет правильно. И не прощает ошибок.

08:00. Пляж

Я ныряю до дна, почти не выдыхая, растворяясь в бесконечной синеве.

Песок под пальцами, солёная тяжесть волн в ушах.

Море надо мной вокруг меня, везде.

Мне сорок.

Я не считаю возраст годами. Только километрами под водой.

Километрами цифровых кодов, за которыми скрывались личные данные террористов, религиозных фанатиков-милитаристов, незаконные поставки оружия и торговля людьми. Финансовые махинации на международном уровне.

Я считаю километраж самолётов, которые я помешала угнать.

На берегу — старая чёрная футболка, джинсы, ботинки «Доктор Мартинс».

Завтра у меня студия живописи.

И выходной закончится.

Послезавтра — новые бумаги по кибербезопасности.

Моя форма лежит где-то в шкафу. Я не помню где — и, честно, мне абсолютно пофиг.

Потому что я — это я.

Полковник М. Одна из лучших офицеров кибер разведки.

У меня пять паспортов. Все они на разные имена и не один — не подделка.

Цифры всегда были для меня живыми и говорили намного больше чем люди.

Многие думают, что успех мне дал аутизм, что меня так быстро повысили благодаря тому, что я женщина...

А я говорю, что они — кретины. Я просто блядски хорошо делаю свою работу.

У меня тринадцать пирсингов и десять татуировок..

Одна — волна на запястье..

Ещё одна — цифры на рёбрах — дата побега из "Эдэма".

Морская звезда на лопатке — символ всех, кого удалось спасти.

Я еду по трассе.

В машине играет старая рок-волна.

Сворачиваю с шоссе на просёлочную дорогу.

Въезжаю в небольшой посёлок.

Ферма встречает меня запахом мятного чая, свежей земли и солнца.

Две собаки как всегда бросаются ко мне — они всегда рады меня видеть, хотя я ни разу ничего не привожу специально для них.

На веранде — он.

— Ты опоздала. Опять. Я вообще-то завтрак приготовил.

— Если это овсянка — отдай Никки и Рокки. Пусть хоть кто-то это оценит.

— Омлет и салат, чудовище. Таких помидоров ты не купишь ни в одном треклятом супермаркете.

Я хозяйничаю на его кухне лучше чем на своей собственной

Он молча наблюдает. Когда-то он собирал детей, чтобы они выжили там, где это невозможно.

Учил этому других.

Теперь сажает цветы, как роты надежды.

Мы сидим на веранде — травяной чай, пение птиц, лёгкий ветер.

— Когда ты перестанешь колоть эти дырки в себе, чудовище?

— Как только вредные, нудные старики перестанут доставать меня с этим, Командир.

— Но это ведь не по уставу...

— Я не затем в разведке, чтобы соблюдать этот грёбаный устав.

Сэм приносит блюдо с фруктами.

— Марк уже получил второй Оскар?

— Получит. Никуда они не денутся. Как бы его не ненавидели продюсеры и актёры...

— ...Они всё равно стоят к нему в очередь. Он уже весь Голливуд перетрахал?

— Ну, половину. И если уж он встречается с кем-то, а не просто спит — это не женщины из киноиндустрии.

— Помяни моё слово — его ещё кто-то обязательно захомутает.

— Самоубийственное решение.

Я отношу наши чашки в кухню. Мою их.

— Дженнифер уже сказала, что Новый Год празднуем у неё.

Я фыркаю:

— Дженнифер и её дом с пятью детьми — это не праздник. Это зоопарк. Я всё равно сначала к Джозефу и Мириам. Ты помнишь.

— Как они, кстати?

— Отлично. Мириам не пропускает ни дня в своей студии пилатеса, а Джозеф каждую неделю ездит на море рыбачить.

Апельсиновый сок и лимонад со льдом и мятой я готовлю сама.

— Ты знаешь, что в следующем месяце ты записан к кардиологу?

— Я в порядке.

— Давление за двести — это не порядок, так что не трахай мне мозги, командир. Профессор Джейкобсон ждёт тебя ровно в восемь утра. Ни в коем случае не опаздывай.

— Джулия?! Она же не принимает пациентов... Даже по расширенной страховке. Она ведь профессор...

— Я почти не использую своё служебное положение в личных целях, но когда я это делаю — действует безотказно. Только не вздумай очаровывать её своим

имиджем национального героя и природным обаянием. Там — её слово закон.

— Мне неудобно напрягать вас обеих.

— Сэм. Заткнись.

Мы оба молчали. Вокруг пели цикады. Небо начало окрашиваться в мягкие лиловые оттенки летнего заката.

Мы подняли бокал в память о Бэкки. Она ушла два года назад от рака. Тихо и с улыбкой. Как и жила.

Потом была тишина.

Наша тишина всегда для него.

Для Эллиота...

Мы вместе поливаем клумбы. Я меняю воду в вёдрах, поправляю новые саженцы.

Сэм подвязывает ветки.

Потом мы просто сидим рядом и смотрим на небо.

Травяной чай, ничего лишнего.

Эллиот.

Капитан Эллиот Леви. Командир отряда спасательных войск.

В последние месяцы войны, когда бои велись особенно яростно, он руководил операцией по спасению заложников из заминированого здания.

Удалось спасти всех.

Двадцать человек он вынес сам. Ни один солдат из его отряда не погиб. Этот бой вошёл в хронику как удачный и героический.

Эллиот не вернулся с того боя.

Ему всегда будет двадцать три года.

В его честь назван детский госпиталь.

На фасаде — мемориальная доска с фотографией. Я никогда не видела её. Мне не нужно. Эллиот навечно в памяти отчаянно смелый, смешной и преданный. Живой.

Мы с Сэмом не смотрим друг на друга. Нам не нужно. Оба знаем, что ровно через месяц я приеду.

Снова за руль, снова на трассу.

В зеркале заднего вида я смотрю как Сэм провожает меня взглядом, прикрыв глаза ладонью.

Завтра надо будет подписать чеки для благотворительности. Я физически не могу тратить сумму, которую зарабатываю. Поэтому для животных, детей и музеев океанологии я жертвую большую часть своей зарплаты.

«Эдэма» больше нет.

Системы больше нет.

Эллиота нет.

Но море — есть. И оно всегда будет.

Я помню море.

Я помню всех.

Я нашла себя и больше не потеряю.