Полная чаша (джен)

— Руди.

Родольфус, игравший с сыном в мяч, обернулся на голос Андромеды. Мяч, большой и яркий, ударил его в руку и откатился в сторону, и Александр тут же побежал за ним, а Родольфус, напряжённо вглядываясь в лицо жены, спросил:

— Что случилось?

— Срочный номер «Пророка», — она странно улыбнулась и протянула ему газетный лист. — Ты был прав.

Родольфус бросил взгляд на страницу и, увидев в заголовке знакомую фамилию, криво усмехнулся:

— Да. Был.

Он умолк и, подхватив на руки смеющегося и вырывающегося сына, прижал мальчика к себе. Александр недовольно закряхтел и, бросив мяч, сосредоточенно начал выворачиваться из отцовских рук, но едва Родольфус опустил его на пол, тут же запросился обратно — и немедленно начал вырываться вновь.

— Новая игра? — улыбнулась Андромеда.

— Да, — рассеянно ответил Родольфус, крепко держа сына, но при этом глядя куда-то в пространство.

— Руди, что не так? — она накрыла его плечи руками.

— Боюсь, что всё, — он подбросил сына в воздух и подвесил его так, медленно левитируя по комнате — Александр залился восторженным смехом, а Родольфус сказал негромко: — Я не представляю, каково им сейчас. Всем. Разве что Августа рада, наверное.

Он умолк, сосредоточившись на сыне, и какое-то время в комнате слышался только его радостные смех и голос.

— Ты боишься? — очень тихо спросила, наконец, Андромеда.

— Боюсь, что устроил им ад хлеще прежнего, — Родольфус опустил мальчика на пол и попросил жену: — Можешь поиграть с ним?

— Иди, — кивнула она, садясь на ковёр рядом с сыном, а Родольфус ушёл бродить по берегу и вернулся только к ужину.

— Замёрз? — спросила Андромеда, увидев его покрасневшие от ледяного ветра руки.

— Знаешь, — он поглядел на них так, словно видел их впервые, и несколько раз медленно сжал и разжал пальцы, — я поймал себя на сильнейшем желании их увидеть. Даже думал, чей бы волос кинуть в оборотное.

— Зачем? — Андромеда нервно и непонимающе нахмурилась, и Родольфус покачал головой:

— Понятия не имею. И не стану, разумеется. Это иррациональное желание — теперь я, пожалуй, лучше понимаю Басти, — он почти улыбнулся. — Оказывается, подобное желание и в самом деле существует -

даже не просто существует, а бывает очень сильным. Неудивительно, что он иногда не удерживался. Ну а что тревожит тебя? — спросил он, пристально на неё глядя. — Я хотел спросить уже давно, но всё полагал, что раз ты молчишь, то хочешь разобраться сама. Но это слишком долго тянется.

— Я всё думаю о том, что Тед получит письмо на шесть дней раньше Дельфи, — сказала Андромеда.

— Верно, — после крохотной паузы сказал Родольфус. — А вот я об этом не подумал… может быть, прислать поддельное? А потом перехватить настоящее, — предложил он.

— Даже если сделать так, — возразила она, — то как быть с палочкой? Ей её не продадут. А как задержать их обоих с покупкой почти на неделю, я не представляю. Мы об этом думали, конечно, — продолжала Андромеда. — И рассказывали Дельфи то же, что и всем: что она родилась совсем слабой, и никто не знал сперва, выживет ли она — а потом, как раз через шесть дней, она почти умерла, но целители её спасли. И всё-таки она какое-то время не дышала — и, можно сказать, родилась тогда заново. И поэтому, возможно, получит своё письмо на эти шесть дней позже.

— И она поверила? — скептически спросил Родольфус.

— Это всё, что мы придумали, — вздохнула Андромеда. — Если бы она родилась не позже, а раньше, всё бы было проще — но мы ведь ни от кого не скрывали рождение Теда, и менять дату было невозможно.

— Ну, — протянул Родольфус не слишком уверенно, — возможно, для ребёнка объяснение выглядит вполне надёжным. Но она ведь вырастет… хотя, с другой стороны, я не представляю, что ещё здесь можно придумать.

…Апрель приближался стремительно — и когда до официального дня рождения близнецов оставалась всего пара недель, как-то вечером Андромеда встретила Родольфуса невероятно растроганным:

— Тедди предложил собрать гостей не одиннадцатого, а семнадцатого! Как он говорит, «на всякий случай».

— Я соврал бы, если бы сказал, что удивлён, — заулыбался Родольфус. — Тедди щедрый мальчик.

— Он и палочку обещает сестре идти покупать только вместе, — продолжала она, сияя. — Руди, мне так странно… и так хорошо видеть это.

— Почему же странно? — удивился он. — Я бы в детстве сделал так же.

— У вас разница в восемь лет, — возразила она. — Это совершенно другое. Вы с Басти никогда не соперничали. А я представляю себя и Циссу — и поверь, — она еле слышно вздохнула, — мне бы даже в голову не пришло подобное. И ей тоже.

— Значит, твоя дочь оказалась лучшей матерью, чем твоя собственная, — он приобнял её за плечи. — Впрочем, может, дело в том, что они близнецы — Падма говорит, что это совершенно другое, и совсем не похоже на обычные братско-сестринские отношения.

— Но они НЕ близнецы, — тихо возразила Андромеда.

— Это знаем мы, но не они. Впрочем, — признал он, — я не представляю, как обычно это происходит с близнецами: я ни разу ни одних не видел близко в раннем детстве. Падма же ни разу не усомнилась в том, что они брат с сестрой, — тут же сказал он. — Значит, выглядит похоже. Хорошо бы, так всегда и было, — прошептал он еле слышно.

Так что праздник был назначен на семнадцатое. Это была пятница, но поскольку отмечать столь важную дату было решено дважды (сперва в тесном кругу семьи, а на следующий день — с ровесниками, а и Нимфадора, и Родольфус, и даже Ремус вполне могли освободиться к обеду), время было признано удачным.

Собирались к четырём. Вожделенное письмо о зачислении в Хогвартс Дельфини получила ещё с утра — и тогда же Нимфадора, взявшая в этот день выходной, повела детей за палочками. Взяв с них клятвенное обещание не пользоваться ими под угрозой отобрать их до самого отъезда в Хогвартс, она с помощью подоспевших Андромеды и Родольфуса занялась приготовлениями к празднику — и никто из них не заметил, что именинники в какой-то момент куда-то исчезли.

* * *

— Думаешь, получится? — взволнованно спросила Дельфини.

— Думаю, должно, — уверенно сказал Эдвард, сжимая слегка влажную от волнения руку сестры.

Они стояли прямо перед спящим Рабастаном, возбуждённо и взволнованно переглядываясь.

— В крайнем случае, не получится, — успокаивая скорее саму себя, проговорила Дельфини. — Ну и что? Никто же ничего тогда не узнает.

— Вот именно! — Эдвард стиснул её руку покрепче и навёл свою новенькую палочку на Рабастана. — На счёт три? — спросил он.

— Ага, — Дельфини крепко-крепко сжала его руку и, тоже наставив палочку на Рабастана, быстро и глубоко вздохнула.

— Раз, — сосредоточенно сказал Эдвард. — Два… — они оба вдохнули, — и три.

— В наш одиннадцатый день рождения, — заговорили они хором, — в день обретения волшебных палочек, мы называем своё желание — одно на двоих, — они выдохнули синхронно, а затем, набрав побольше воздуха, продолжили: — Мы желаем, чтобы Рабастан Лестрейндж проснулся! Наше слово твёрдо и да будет так! Рабастан, мы зовём тебя! Вернись к нам! — почти выкрикнули они.

Палочка в руке Дельфини вдруг вздрогнула, и из её кончика вырвался ослепляюще-белый луч, угодивший Рабастану в грудь и мгновенно прожёгший одеяло. Оно вспыхнуло, но ни Эдвард, ни Дельфини этого не заметили — потому что палочка в руках девочки полыхнула тоже и прежде, чем та успела осознать, что происходит, сгорела прямо у неё в руке, осыпавшись лёгким пеплом на кровать и, к тому же, больно обожгла её руку.

Лишь тогда они увидели пламя на кровати и, вскрикнув, разом схватились за край горящего одеяла и одним резким движением сдёрнули его на пол, решительно затоптав, — так, как учил их когда-то папа.

…А покуда в спальне Рабастана Лестрейнджа полыхал пускай и локальный, но настоящий пожар, в доме Люпинов, наконец-то, обнаружилась пропажа героев дня.

— Вот куда они могли подеваться? — больше раздражённо, чем напуганно говорила Нимфадора, спускаясь из пустых детских в столовую, где был уже накрыт праздничный стол, за которым сидели Лестрейнджи и Поттеры. — Нашли время играть в прятки!

— Им сегодня можно и немножко пошалить, — вступился за детей Ремус. — Найдутся.

— Их все ждут! — она огляделась и достала свою палочку. — Нашли время играть в прятки! Тедди, Дельфи — выходите немедленно! — громко крикнула она. — Или мы начнём без вас!

— Мы вас ждём! — весело добавил Ремус.

А Родольфус вдруг ощутил неприятный холодок, медленно поползший вдоль его позвоночника. Неужели он был прав, и с Дельфини произошло то, чего он и боялся, и ждал? Ждал, как ждут неизбежного, но надеясь, и одновременно понимая, что надежда эта пуста — и всё равно, вопреки всему, продолжая надеяться.

— Руди, — вдруг шепнула Андромеда, и Родольфус, едва глянув на её побелевшее лицо, чётко понял: он действительно был прав. Просто она поняла, что произошло, быстрее него, потому что…

Андромеда молча указала ему на стол, и Родольфус, проследив её движение, застыл, с отчаянным непониманием глядя на лежащий рядом с его тарелкой тонкий серебряный браслет.

Тот, что он носил, не снимая, семь последних лет.

— Нет, — выдохнул он беззвучно, а потом вскочил, громко уронив стул, и аппарировал.

— Мама? — обернувшаяся на грохот Нимфадора недоумевающе посмотрела на Андромеду.

— Я боюсь, — очень тихо проговорила та, беря так и оставшийся на столе браслет, — что случилось что-то очень плохое. Не с детьми, — добавила она, сжимая ставший бесполезным металл в руке. — С Рабастаном. Извини меня, — она поднялась и тоже аппарировала.

— Хорошо бы, если б только, — пробормотала Нимфадора — а потом, вдруг побледнев, резко обернулась к Ремусу и сдавленно проговорила: — Не дай Мерлин, это связано… я проверю, — она требовательно протянула к нему руку и, схватив мужа за предплечье, тоже аппарировала.