Три русских волка и японская крольчиха (гет)

После Фукуоки они с Виктором и Маккачином вернулись к Хасецу, где Юри долго и крепко обнимала родителей и сестру. Мама разрыдалась у неё на плече, постоянно повторяя, как же сильно выросла Юри, отец незаметно утирал слезу гордости, а Мари в знак поддержки ударила девушку по спине так, что у той чуть синяк там не появился.

— Я собираюсь приехать в Барселону и поболеть за тебя! — заявила Мари, широко улыбаясь.

— Ты можешь поехать с нами! Мы уезжаем уже завтра, — предложила Юри, но сестра лишь покачала головой:

— У меня работа, не забывай. Возьму отпуск на Рождество и смотаюсь к вам. Возможно, даже вместе Минако-чан.

— Это было бы здорово, я буду очень вас ждать.

Мари обняла Юри ещё раз, и фигуристка рассмеялась.

Семья Кацуки также была очень рада видеть Виктора, нахваливая его внешний вид и очень извиняясь за ситуацию с Маккачином. Никифоров на это лишь пожал плечами, говоря, что всё в порядке, но Юри знала, что данный инцидент навсегда останется неприятным пятном в его памяти.

Девушка посмотрела на маму и отца, которые принялись суетиться на кухне, на сестру, которая, развалившись на диване, почёсывала Маккачина за ухом, и её сердце затрепетало. До этого она и не догадывалась, как сильно соскучилась по семье за прошедшие полтора месяца. Конечно, они созванивались и переписывались, но ничто не могло сравниться с личной встречей и теми эмоциями, которые она дарила.

— Пойдём отнесём вещи, — предложил Виктор, касаясь плеча девушки и отвлекая её от собственных мыслей. Юри вздрогнула, обернулась на мужчину и кивнула.

— Да, хорошая идея, — кивнула она.

Виктор взял её и свой чемоданы, а Кацуки — их рюкзаки. Поднять по лестнице всё это добро, которое с ноября стало в разы тяжелее из-за сувениров, было не так просто, но они справились. Никифоров, забравшись на второй этаж, ещё какое-то время разминал поясницу, ругаясь, что он — фигурист, а не грузчик. Юри над этим лишь посмеялась.

Виктор отдал ей её чемодан, и девушка вошла в свою комнату, которая была прибрана к её приезду. Вдохнув поглубже родной запах и распахнув окно, девушка завалилась на кровать, раскидывая руки и ноги в разные стороны. Она неимоверно скучала по этому месту.

Юри не знала, сколько времени так пролежала, но в её дверь постучали, а после она отворилась. Кацуки присела на кровати, замечая на пороге Виктора, который уже успел переодеться в домашнее.

— Ты что, всё это время валялась? — спросил он. Юри в ответ лишь кивнула и вытянула руки, приглашая Никифорова в объятия. Тот деловито прикрыл за собой дверь и в несколько широких шагов приблизился к девушке, смыкая руки у неё за спиной и кладя подбородок ей на плечо.

Они застыли так на какое-то мгновение, а потом Юри, чуть краснея, откинулась назад, прямо на подушки, и Виктор полетел за ней, падая сверху. Раздался смех.

— Я так рада оказаться дома, пусть и всего на день.

— Я тоже, — ответил мужчина, чуть отстраняясь от Юри и смотря ей прямо в глаза.

Девушка не знала, кто потянулся первым, а может, они вместе, но их губы слились в лёгком поцелуи, а объятия из крепких стали нежными. Кацуки провела рукой по щеке Виктора вверх, прямо к виску, к серебристой чёлке, убирая её наверх. Виктор же погладил девушку по талии, вторую руку положив на макушку.

Они целовались и никак не могли остановиться, будто поцелуи были их воздухом, будто их всё не хватало, чтобы насытиться друг другом.

Наконец, Виктор оторвался первым, тяжело дыша.

— Я люблю тебя, — внезапно произнёс он, и сердце Юри затрепетало.

— А я люблю тебя, — нежно ответила она, большим пальцем поглаживая щёку мужчины и вновь коротко целуя его в губы.

Виктор засмеялся, ложась к девушке и перекатываясь на спину рядом с ней. Они смотрели в потолок, тяжело дыша и широко улыбаясь. Юри ещё никогда не чувствовала себя такой влюблённой и такой счастливой.

Виктор изменил её жизнь, Виктор изменил её саму, и Юри была благодарна ему за это. Если бы однажды она не увидела Никифорова по телевизору, если бы однажды он не приехал к ней в Хасецу, то где бы она сейчас была? Кем бы она сейчас работала? Юри не знала.

Никогда в жизни ничто не тянуло её сильнее, чем лёд и пара новых коньков. Да, фигурное катание было жестоким спортом, стирающим ноги в кровь, заставляющим мышцы и кости ныть от боли и напряжения. Заниматься фигурным катанием — всё равно, что прожить более-менее полную жизнь максимум до тридцати лет — и то это уже считалось почётным возрастом для фигуриста — а потом выйти на пенсию, чтобы всё оставшееся время с грустью смотреть на лёд, понимая, что никаких новых соревнований больше не будет.

Юри знала, что когда Виктор впервые приехал к ней в "Ю-Топию", он был близок к этому вегетативному состоянию фигуриста, даже больше не физически, а морально. Никифорову было уже двадцать семь лет, скоро исполнится двадцать восемь, и пусть его тело и в особенности колени пребывали в удивительно хорошем состоянии, сам он уже был готов сдаться, даже не потому, что срок его жизни, как фигуриста, подходил к концу, а потому, что он вымотался, устал, утратил былой интерес.

Жизнь всегда пролетала мимо него, Виктор всегда куда-то бежал, стремясь забрать первое место. Но здесь, в далёком уголке Японии, он наконец-то остановился, огляделся, начал дышать и жить. К нему вернулся былой азарт и восторг, Кацуки видела, что он всё больше и больше горел мыслью вернуться на лёд, и Юри была счастлива, что именно ей удалось зажечь былую искру в своём самом любимом человеке.

Девушка прикрыла глаза, прижимаясь к боку Виктора. Теперь они были друг у друга.

* * *

На обед мама Юри приготовила свой фирменный вкуснейший кацудон. Виктор был в восторге. Кацуки с трудом уговорила его не наедаться, так как им надо было заглянуть к семье Нишигори, которые, узнав о прилёте друзей, позвали их к себе в гости на ужин.

Юри немного помогла родителям в «Ю-Топии» с мелкими делами, пока стрелка на часах не дошла до четырёх вечера, и они с Виктором не поспешили к Юко, Такеши и тройняшкам. Глядя на их счастливую семью, Юри вспоминала, как раньше смотрела на них и думала о том, что тоже хотела бы однажды найти человека, который останется с ней на всю жизнь. Подумать только, это было всего полгода назад, она была одинока и не знала, что делать после провала финала Гран-При, а теперь с ней был Виктор, подарившей ей любовь и мотивацию, цель на этот год.

Юри долго обнимала тройняшек, приняла подарки от каждой в виде довольно корявых, но таких милых сердцу рисунков её самой, а также выслушала все истории, что скопились у девочек за всё то время, что они не виделись.

Юко приготовила вкусный ужин, а Такеши накрыл на стол и достал праздничное саке. Они еле поместились за столом всемером. Виктор много болтал, и пусть семья Нишигори не до конца понимала всё, что он говорил, так как Никифоров был склонен к слишком быстрому темпу, а Юко и Такеши не являлись знатоками английского, атмосферу это не портило. Что касается Юри, то она была счастлива вновь оказаться в компании лучших друзей — совсем как много лет назад.

Уже ближе к вечеру, помогая Юко сгрузить тарелки в посудомойку, пока тройняшки увели Виктора и Такеши играть с ними в новые игрушки, Кацуки как бы невзначай сказала:

— Мы с Виктором вместе.

— Наконец-то, — спустя пару секунд молчания выдохнула Нишигори. А затем хитро улыбнулась: — Как это произошло? Кто кому предложил встречаться? Как давно? Почему сразу не сказала?

Юри шикнула на слишком возбудившуюся подругу.

— Не говори пока никому, даже Такеши-куну и девочкам. Даже моим домашним. Это секрет.

— О, а чего так? — удивилась Юко.

— Мы хотим дождаться финала Гран-При. Боюсь, если это всплывёт наружу сейчас, ни мне, ни Виктору лучше не будет. Тем более, на меня сейчас и так оказывается большое давление из-за финала. Представь, что со мной станет, если на меня польётся волна негатива из-за отношений? Или если каждое СМИ будет мусолить эту тему до конца соревнований? Я хочу спокойно выступить и завершить этот сезон, а не выслушивать потоки ненависти.

Юко грустно посмотрела на Юри, а затем крепко обняла её, кладя голову на плечо подруги.

— Я — могила, — пообещала она. — И… И спасибо, что доверилась мне.

Кацуки обняла её в ответ, закрывая глаза. Она долго думала, надо ли вообще кому-нибудь рассказывать о том, что они с Виктором теперь пара, и в конце концов решила довериться лучшей подруге. Та, как минимум, заслуживала это знать.

— Сразу вспоминаю, как ты фанатела по Виктору и вешала его плакаты у себя в комнате, — посмеялась Юко, и Юри ударила её по спине, мол, замолчи.

Посмеиваясь, они закончили загружать грязную посуду в посудомойку, а Юри ответила на самые животрепещущие вопросы Нишигори, под конец вновь прося никому не рассказывать. А затем обе присоединились к тройняшкам, наблюдая за тем, как Виктор выразительно и даже слегка переигрывая выполнял роль прекрасной принцессы, пока Такеши был злой ведьмой. Храбрым принцем была Аксель, её отцом — Луп, а прихвостнем ведьмы — Лутц.

В «Ю-Топию» Виктор с Юри вернулись только ближе к ночи и сразу же завалились спать. Вообще, Виктора разместили в той же комнате, что и раньше, однако он так же, как и раньше, вместе с Маккачином посреди ночи пробрался к Юри, чем разбудил девушку. Она посмотрела на него со выражением вселенской смиренности и лишь махнула рукой, поворачиваясь к мужчине лицом и снова засыпая. Тот, широко улыбаясь, придвинулся ещё ближе и коротко чмокнул спящую Кацуки.

На следующий день с раннего утра они готовились к отъезду.

Юри по-быстрому перебрала чемодан, выгружая те вещи, которыми за всё это время так и не воспользовалась, и кладя вязаные свитера и тёплые колготки. Виктор же достал новый ошейник и несколько игрушек, которые купил для Маккачина ещё в Москве. Пёс был счастлив.

Их вылет был назначен на три часа дня. Юри грустила, что ей не удалось провести побольше времени с друзьями и семьёй, она так и не зашла к Минако-сан, которая долго сетовала на это, так и не посетила родной Ледовый дворец, но у них с Виктором просто не было времени. На дворе стояло двенадцатое декабря, первый день финала был назначен на двадцать первое число. Оставалось всего девять дней до короткой программы.

В аэропорту Юри долго прощалась с родителями и друзьями, обещая, что обязательно выиграет золото в этом году. Маккачин жалобно скулил у них в ногах, и Виктор, садясь на корточки и поглаживая пса по голове, обещал скоро вернуться. У Юри же разрывалось сердце: как бы она ни хотела взять пса с собой, они не могли. Долгие перелёты окажутся для него лишней нервотрёпкой, да и ему придётся оставаться совсем одному в номере отеля на слишком долгое время: Юри и Виктор будут во всю готовиться к финалу, проводя большую часть времени вне дома.

Уже сидя в самолёте рядом с Никифоровым, который старательно фотографировал вид из иллюминатора, Кацуки думала о том, как сильно она устала. Она всегда плохо переносила перелёты и связанную с ними смену часовых поясов. Девушка каждый раз сильно выматывалась, и в первый день — а зачастую вечер — только и могла, что валяться в кровати и дрыхнуть до тех пор, пока её не разбудят.

Им предстояло провести в дороге почти тридцать часов, сделав две пересадки: одну в Токио, а вторую — в Дохе. Проблема пересадки в Токио заключалась в том, что они из аэропорта «Ханеда» должны были час, а то и полтора, добираться до аэропорта «Нарита», и при всём при этом им надо было успеть пройти паспортный контроль и прибыть на самолёт желательно за час до его отправления.

Юри оставалось лишь смириться. Конечно, можно было ехать из Фукуоки до Токио на поезде, но на самолёте дорога занимала куда меньше времени, да и цены не сильно разнились.

Прикрыв глаза, Кацуки стала дожидаться скорого прилёта в столицу.