Хорошо подготовленный разум - The Well Groomed Mind  (джен)

Май прошел как самый спокойный месяц в моей жизни. Вдали от суеты Башни Гриффиндора я окунулся в спокойную повседневную жизнь — впервые с тех пор, как поступил в Хогвартс. Вставал я по-прежнему в 5 утра, но зато ночами спал спокойно, потому что никто не будил меня своими воплями посреди ночи. Кроме того, в отличие от Рональда, Дифи не храпит. Теперь я спокойно делал домашнюю работу в гостиной, не опасаясь, что мое место займут или как-то иначе помешают. И больше не было нужды сбегать в библиотеку от буйных гриффиндорцев. Я мог спокойно оставить незаконченное домашнее задание на рабочем столе, не беспокоясь, что его кто-то украдет.

Правила Барти были просты, а первое гласило: «стучаться перед тем, как войти», и я ценил это правило не меньше самого Барти, потому что сам нуждался в уединении, быть может, даже больше него. Второе — прилежно учиться. Третье — вставать вовремя. Четвертое — спрашивать разрешения, прежде чем приступать к трапезе. Пятое — убирать за собой, что подразумевало знание базовых бытовых чар. Шестое — по средам и пятницам помогать ему готовить еду, что для меня было вполне привычно. Однако теперь я готовил и для себя, а не для Дурслей, чтобы потом захлебываться слюной, наблюдая, как они пожирают плоды моего труда.

А еще я не догадывался, как много стресса испытывал, когда жил в Гриффиндорской башне, пока не перебрался сюда. Кроме того спокойная обстановка благотворно влияла не только на выполнение домашней работы, но и на занятия окклюменцией.

За три дня до начала последнего тура, прежде чем объявили о последнем задании, я, наконец, определился с предметами для дополнительного обучения на пятом курсе. Они были одобрены Барти и соответствовали инструкциям Риддла. Меня огорчало лишь то, что я был по существу его "подопытным кроликом". Никто точно не знал, как отразятся на мне его ментальные техники, и сработают ли они вообще как надо, но у меня, все равно, не было особого выбора. Я был готов на все, что угодно лишь бы вырваться из лап Дамблдора и сохранить свою личность.

Глаза закрыты, я стараюсь точно следовать инструкциям.

Найти швы и разорвать их, а затем удалить заплатку. Сравнить ее с настоящим воспоминанием, на котором она была. Осталось ли оно вообще под заплаткой или давным-давно стерлось. Какие эмоции я при этом испытываю? Они изменились или остались прежними?

Затем, представить себе бездонную коробку. Медленно переместить все заплатки в коробку, но оставить свои истинные воспоминания и чувства нетронутыми.

Никто в здравом уме не стал бы комбинировать Окклюменцию и Легилименцию на более глубоком уровне, чем учил меня Барти, но у меня не было выбора. В порыве отчаяния, я даже спросил Ральмута, сможет ли мой Трастовый фонд оплатить поездку за границу и консультацию у Мастера-Легилимента. Он ответил «Нет». Даже если бы Дамблдор не был моим опекуном, он по-прежнему оставался моим управителем и Мастером-легилиментом. Ральмут не мог санкционировать расходы, которых, как он знал, я могу избежать. К счастью, он поклялся, что не станет докладывать об этом Дамблдору. Вариант с другим мастером легилименции, владеющим парсельтангом, был бы идеальным, если бы тот имел взрослое тело. Однако Томас Риддл был превосходным легилиментом и автором множества научно-магических трудов, так что он научился четко и доходчиво излагать свои мысли.

Следуя его инструкциям, включающим в себя упражнения по визуализации, и толикой удачи, удалось предотвратить дальнейшее расщепление моей личности. Однако, практика по ментальной магии без квалифицированного специалиста под рукой, крайне опасна. У меня едва хватило знаний, чтобы не заблудится в лабиринте собственного разума. Иногда, а точнее, два раза в неделю, Барти окатывал меня ледяной водой, чтобы привести в чувство. А однажды даже это не сработало, и тогда он начал ругаться и посылать в меня Жалящее проклятья.

В тот момент я услышал далекий шипящий голос, который подсказывал мне как нужно действовать. И словно бы чья-то ладонь ударила меня в спину, выталкивая назад, в реальность. Я проснулся, чувствуя боль и тошноту, с трудом разбирая бледное лицо Барти, склонившееся надо мной. Позже я узнал, что он послал срочную записку Темному Лорду, который каким-то образом подключился к нашей связи, что я обычно блокирую, и отвесил мне чувствительный ментальный пинок. Этот инцидент вымотал нас обоих, но он же удержал меня от превращения в овощ.

Вздохнув, я сорвал остатки заплаток за второй курс и поместил их в коробку. Такие неприятные ощущения, словно мой мозг шлифовали пескоструйным аппаратом. Под ними я обнаружил свои истинные чувства, в том числе и жгучее желание, перевестись в другую школу. Неудивительно, что Дамблдор подавил его.

Ледяная вода вылилась мне за шиворот. Я резко открыл глаза и свирепо посмотрел на Барти, который все еще был в образе Моуди.

— Черт побери. У меня почти получилось.

Он скастовал чары просушки и кивнул на Ральмута, который стоял в дверях с портфелем в одной руке и черной шкатулкой в другой. Я уперся руками о кресло, встал и вежливо поклонился.

— Здравствуйте, Поверенный Ральмут.

— И вам, мистер Поттер, — сказал он, кладя свой портфель на стол. — Вижу, вы работаете над тем, о чем мы говорили.

— Да, сэр, но дела идут не шибко быстро. — Отношения между гоблинами и волшебниками были довольно забавными. Большинство волшебников презирало гоблинов, но обожало их закон о банковской тайне. Если гоблин говорит, что документ или хранилище никогда не увидят человеческие глаза, это действительно так. Я не особо их люблю, но этикет, который Крауч заставил меня выучить, требовал относиться к Ральмуту не как к обычному гоблину, а как поверенному моей матери. Поэтому, мне следовало относиться к нему с таким же уважением, как и, скажем, к МакГонагалл.

— Никакого прогресса? Жаль.

— Нет, но зато и регресса нет.

— Хоть что-то, — сказал он, аккуратно выкладывая свитки и отодвигая портфель в сторону. Потом он бросил быстрый взгляд на Барти. — Я не знаю в курсе ли вы, мистер Поттер, но ваш спутник не...

— Я знаю.

— Это была просто проверка. — Ральмут развернул первый свиток и разложил его на столе. — Это Договор о ненападении, подписанный Лордом Воландемортом, — он посмотрел на свои золотые карманные часы, — двадцать минут назад. Убедитесь в магической подписи. Если вы согласны, то подпишите здесь, — сказал Ральмут, указывая на графу для подписи.

Я пересек комнату. Когда мои пальцы коснулись пергамента, шрам буквально запылал. Я стиснул зубы от невыносимой боли.

— Это точно его подпись, — уверенно сказал я.

Ральмут погладил кривыми пальцами шкатулку, которая, казалось, была вырезана из цельного обсидиана. Крышка разделилась на две части и распахнулась. Красное и белое перо, звенящие от мощной и древней магии, лежали внутри шкатулки. Я неуверенно подошел ближе, трясущимися пальцами погладил их. Моя кровь быстрее побежала по венам, направляемая их вихрящейся магией, которая смешивалась с моей собственной. Так волнующе!

Ральмут откашлялся и указал на документ.

— Извините, — сказал я, берясь за перо. Потом опустил его на пергамент.

— Мистер Поттер, — сказал Ральмут, — вы выполнили те пункты, которые мы обсудили?

— Да, сэр. — Мистер Нортон и вы много раз объясняли мне, что контракт не примет мою магию, если я не подпишусь своим настоящим полным именем. Барти прикрыл ухмылку рукой. Я знал, о чем он думает.

Две недели назад он, наконец, посчитал мои ментальные щиты достаточно прочными, чтобы сообщить мне мое полное имя. Три склянки зелья, четверть пинты крови, отрез гобеленовой ткани и десять галеонов понадобилось, чтобы узнать мое полное имя.

Харальдр Иакомус Эванс Поттер.

Барти смеялся до колик, а я выскользнул из комнаты прочь, бормоча что-то о том, что только безумные колдуны могли назвать своего ребенка настолько древним и ужасным именем.

Иакомус, — поздний вариант Римского Иакова, также известный, как Джеймс у нас в Великобритании, — был дан мне в честь отца, что соответствовало семейным традициям Поттеров по присвоению имени наследнику, как я понял. Но Харальдр — это старо-норвежское имя, который последний раз в волшебном мире носил внук Салазара Слизерина, если верить Барти. О чем они только думали?

Я взглянул на подпись Волдеморта. Томас Марволо Риддл-Певерелл. Мило и нормально, в отличие от моего имени. Я не знаю, почему у него было Певерелл последним именем. Наверное, это что-то вроде титула пэра.

— Забыл, как пишется? — саркастически заметил Барти. Я сузил глаза. Даже имя Бартемиуса Крауча, чистокровного наследника, было относительно нормальным. Он проверил работоспособность моего зелья, протестировав его сам, прежде чем позволить использовал его мне.

Нахмурившись, я прописал свое имя в соответствующей графе. Магическое перо всосало кровь прямо из пор кожи, не поранив мне руку. Договор вспыхнул красным светом, заверяя его подлинность. Мгновение спустя, соседний рулон пергамента засветился голубым светом.

Ральмут раскрутил его и просмотрел на все еще светящийся пергамент.

— Хорошо, обе подписи приняты. Вот ваш экземпляр. Гринготтс сохранит оригинал у себя, — сказал он, меняя светящийся синим цветом пергамент на тот, что светился красным. Я свернул копию и отложил ее в сторону.

Он развернул второй пергамент и положил его на стол.

— Это официальное заявление графа Уичвуда о принятии обязательств перед вами, как вашего ближайшего магического родственника и ваши обязательства перед ним, как вашего Рaterfamilias. Я должен сообщить вам, что, хотя это и не дает ему законное опекунство, он предоставляет Гринготтсу ваше разрешение для передачи завещания вашей матери в суд и информирует его о всей корреспонденции и слушаниях по ее завещанию. В случае если суд вынесет отрицательное решение, вы все равно станете его подопечным до достижения семнадцатилетия. Вы поняли?

— Да. — Я быстро написал свое имя рядом с подписью, пока не вспылил и не передумал. Он начал переговоры не на исходном положении. Друзья не были частью первоначального соглашения. После нескольких писем, он согласился с тем, чтобы я могу пригласить не более двух друзей. Барти, Дифи и Хедвиг не считаются. Я боялся, что он жутко рассердится, когда я спросил, могу ли я носить маггловскую одежду в его доме. Но обошлось. Для Темного Лорда-магглоненавистника он сдался слишком легко и слишком спокойно воспринял это. Он даже заявил, что средства за мою учебу, книги или одежду не будут взяты из моего Траста. Конечно, я мог получить деньги на карманные расходы из Треста, но он заверил меня, что в состоянии обеспечить меня всем, что я нуждаюсь, в том числе и деньгами на карманные расходы.

Это был странный документ. Наполовину финансовое соглашение, наполовину семейные обязательства. Ни Сайлас, ни мистер Нортон никогда не работали с чем-то подобным. Несколько раз Сайлас утверждал, что в этом не было необходимости, но мистер Нортон не соглашался с ним. И я не понимаю, почему эти двое так категорически расходятся во мнениях. Позже мистер Нортон организовал личную встречу в Хогсмиде, ссылаясь на незавершенное дело с Ежедневным Пророком. Тогда он показал мне мое генеалогическое древо и указал на имя Риддла. Затем он начал задавать наводящие вопросы насчет того, насколько хорошо я знаю своего двоюродного брата. Когда я назвал его настоящее имя, он чуть не свалился со стула. После того, как он отошел от шока, спросил меня, почему я выбрал именно его своим опекуном. Я рассказал ему правду о Дамблдоре и Дурслях. Он расспрашивал меня три часа, откинувшись на спинку стула, глядя на меня точно так же, как Барти, когда я был для него всего лишь интересным образцом.

Затем мистер Нортон потер руки и спросил, сможет ли он работать над соглашением между мной и моим опекуном. К сожалению, контора мистера Нортона отказалась вести переговоры в связи с моим возрастом. Он полностью разделял мнение Барти. Но просмотрев условия договора, был склонен действовать больше в моих интересах, чем в интересах Риддла.

Документ вспыхнул красным светом. Копия засветилась голубым светом. После обмена, Ральмут выдернул перо из моей руки и очистил его, словно я замарал его своими грязными руками. Затем гоблин рассовал перо и оригиналы по карманам, поклонился и вышел. Он был на полпути к Хогсмиду, когда я вспомнил, что забыл спросить, под каким предлогом он объяснит все это Дамблдору.

— Сэр, — спросил я, обращаясь так к Барти, чтобы избежать ошибки в корректном обращении к наставнику, — вы поняли, почему он приходил лично?

Барти бросил на меня удивленный взгляд.

— Для заверения соглашения с Ежедневным Пророком.

— Но мы сделали это в декабре.

— Дамблдор не знал об этом.

Мои мысли вернулись к необычному перу. Я никогда не видел такого пера.

— А что это было за перо?

— Перо Симурга. Используются крайне редко, только для самых опасных и обязывающих соглашений. Ему якобы невозможно противостоять. Ты, должно быть, произвел сильное впечатление на них, раз они воспользовались таким раритетом. Подозреваю, что артефакт хранился у них со времен основания Хогвартса.

* * *

В день, когда объявили дату третьего тура, Гермиона сказала мне, что я выгляжу счастливым. Я бы не назвал это счастьем, но мне стало легче, прямо гора с плеч свалилась. Впервые я поверил, что смогу выжить в этом учебном году.

Потом я услышал, как Бэгмен сказал, что Хагрид доставил магических существ. Я сглотнул от ужаса. Вот и еще одно доказательство того, что судьи заслуживают место в палате

№49 имени Януса Тики для долгосрочных больных, как родители Невила и наш бывший профессор по ЗОТИ Гилдерой Локхарт.

Хагрид хороший друг. (Он, наверное, отвернется от меня, когда узнает про моего нового родственника, но я ценил время, что мы провели вместе.) Впрочем, мне не хватает фантазии, чтобы перечислить всех существ, которых Хагрид считал:

a) милыми и приятными;

b) которых невозможно не понять;

c) интересными или очень интересными;

d) и все вышеперечисленное вместе.

Помимо разведения акромантулов в замке и дальнейшей рекомендации двум студентам искать это существо за пределами замка, высиживания дракона и разведения соплохвостов путем незаконного скрещивания Огнекраба с Мантикорой, выбор питомцев Хагрида был в высшей степени сомнительным.

Я вознес хвалу всем богам, что ему не известно, где находится Тайная комната, в которой обитал Василиск. В противном случае, он уговорил бы меня (с благословения Дамблдора, конечно), помочь ему вырастить Василиска для практических уроков и, может быть, для охоты в Запретном Лесу. Я вздрогнул. Лабиринт, заполнен препятствиями и «интересными» существами Хагрида. Эти люди были точно ненормальными!

Я взглянул на Седрика и отметил, что у него трясутся руки и лицо бледное. Мы были единственными, кто боялся «милых» зверушек Хагрида. Я сделал в уме пометку напомнить Гермионе, чтобы она предупредила Крама об этом. Смерть от жвал Арагога — судьба, которую не пожелаешь даже врагу. Ну, может быть, за исключением Дамблдора.

Бэгмен попрощался с нами. Я прикрыл глаза, пытаясь очистить мысли, но образы любимых зверушек Хагрида не выходили у меня из головы. Почему профессор Кеттлберн не смог остаться еще на два года дольше?

Другие чемпионы и Бэгмен направились обратно в замок через сад. Крам продолжал украдкой бросать взгляды в сторону башни Гриффиндора. Нет никаких сомнений, что он думал о Гермионе. Мне все еще интересно, что он такого сделал с Рональдом? В прошлом месяце, практически за одну ночь, Рональд прекратил свои словесные нападки на Гермиону. Его лицо становилось красным, как свекла, когда он видел ее, но держал он язык за зубами.

Удивительно. Краму впору преподавать нам уроки по дрессировке Рональда. Половина Гриффиндора записалась бы на них.

Теперь Рональд сосредоточил всю свою злобу и ненависть на мне. В первый раз, когда он послал проклятие мне в спину, я ответил ему невербальным разоружающим заклинанием, забрал его палочку, оглушил его самого и оставил валяться на полу. Как я позже сказал профессору МакГонагалл, когда она тащила меня в свой кабинет, это была не моя вина, что упав, Рональд, сломал себе нос, и что я не вернул ему его палочку, потому что, как хороший, примерный ученик, соблюдая правила, отдал ее учителю.

Снейп был очень удивлен, когда я положил палочку Рональда ему на стол и сообщил о случившемся. Он явно скучал по старым денькам, когда мог безнаказанно мучить моих сокурсников-гриффиндорцев, и я решил вознаградить его за хорошее поведение. Снейп вернул ее, конечно. Но только после того, как Рональд нарезал две полные бочки с мертвыми крысами, почистил котлы и заработал себе еще пять отработок.

К сожалению, Рональд знал точно, кто отдал его палочку Летучей Мыши Подземелья. Мое передвижение по замку, не будучи пораженным Жалящим проклятием, сглазом или иным проклятьем, было бы невозможным без плаща-невидимки отца, который я теперь носил повсюду.

Я уставился на главный вход, гадая, дожидается ли меня Рональд в засаде. Седрик подошел к входу. Когда он открыл дверь, тень дрогнула, и свет лампы замерцал на подозрительно рыжих волосах. Приняв решение, я накинул свой плащ на плечи и отправился в Запретный Лес.

Примерно в двадцати футах от замка, в глубине леса, был тайный проход, который вел к черному входу. Оттуда, через несколько люков и скрытых проходов, я выходил в десяти футах от своей двери. После того, как я наложил Чары тишины и маскировки на ботинки и одежду, вошел в лес, крадясь, чтобы никто меня даже случайно не заметил. Сипухи ухали как баньши. Клянусь, несколько раз я слышал, как акромантул щелкал своими жвалами. Я поспешил вниз по тропинке, намереваясь как можно скорее добраться до черного входа в замок.

Внезапно темная фигура вышла из-за деревьев. Вспомнив, как на меня напал Волдеморт на первом курсе, я испуганно замер. Сжимая в руках палочку, как спасательный леер, я подкрался ближе.

— Должен сказать Дамблдору. Мой сын... — мужчина замолчал, склонив голову и глядя на замок, как будто никогда не видел его прежде. Он замахал руками в воздухе, затем протянул руку вперед, как будто хотел пожать руку кому-то невидимому. — Двенадцать СОВ, — сказал он, хвастаясь невидимому коллеге своим сыном. Несколько секунд спустя, он начал говорить уже о другом, приказывая Уизерби написать мадам Максим. Я замер. Не мистер ли Крауч называл Перси Уизерби?

Я подошел ближе. Выступающий сильно нос и черные бусинки глаз. Безусловно, это Крауч-старший.

Черт побери. Этого не должно было случиться. Я не хочу кого-то обидеть или выбирать чью-то сторону, но если Дамблдор найдет Крауча-старшего и узнает, что Моуди самозванец, мне несдобровать. Я должен остановить его.

Я подкрался еще ближе, сжимая палочку под плащом. Когда я подобрался достаточно близко, послал ему в спину цепочку заклятий из Stupefy, Incarcerous и Заклятия тишины. Затем я затащил его в подлесок, укрыл его своим плащом-невидимкой и помчался к замку.

Портреты закричали мне вдогонку что-то гневное. Игнорируя их вопли, я скользнул в проход, скрытый за гобеленом дракона, сражавшимся с Химерой, и побежал в свою комнату. Задыхаясь, я толкнул дверь и вошел внутрь.

Дверь с грохотом захлопнулась за мной. Барти оторвал глаза от книги.

— Где пожар? — иронично протянул он.

Хватая ртом воздух, я взмахнул своей палочкой, невербально призывая Карту Мародеров. Карта влетела в мою вытянутую руку. Я легонько постучал по ней палочкой и прошептал фразу. Потом я прошелся по ней глазами, пока не нашел край Запретного Леса и маленькую точку с надписью «Бартемиус Крауч». Я сунул ее Барти под нос.

— Кто-нибудь видел его?

— Думаю, что нет. Я поймал его в лесу. Он оглушен и связан. Я спрятал его под мантией отца.

Он сунул компактное зеркало мне в руки.

— Оставайся здесь и заблокируй апартаменты. Если я не вернусь через тридцать минут, вызови Темного Лорда.

— Как?

— Прикоснись к зеркалу палочкой и произнеси его истинное имя. Используй имя Томас, а не Том, — сказал он. Его собственная мантия невидимка прилетела ему в руки, и он накинул ее себе на плечи, исчезая из виду. Дверь открылась и закрылась за ним.

С дрожью в коленях, я вынул серебряный нож из мантии и разрезал ладонь на левой руке. Потом положил окровавленную руку на зачарованный Рунический камень. Тотчас же стены апартаментов покрылись толстым слоем защитной магии. Она, конечно, не была панацеей, но должна продержаться достаточно долго, чтобы, по крайней мере, один из нас смог сбежать. Как только мадам Помфри позволила мне снова заниматься магией, Барти научил меня этому заклятью. Мне не хватало знаний и опыта, чтобы полностью его контролировать, но это не мешало мне просто включить защиту. Выключить ее было гораздо труднее. Я пытался несколько раз, но Барти, как правило, успевал вмешаться прежде, чем я случайно расплавлял стены. Он всегда смеялся и говорил, что мне нужно просто больше упражняться. Если после двух лет практики я все еще не смогу разобраться с защитой, у меня будут проблемы.

Я ходил по комнате, сцепив руки за спиной и ссутулив плечи. Дамблдор дважды припер меня к стенке на прошлой неделе. Поскольку я избегал встречаться с ним глазами, его попытки влезть мне в голову не увенчались успехом. Каждый раз, когда мы встречались с ним, он говорил, что понимает, как мне трудно бороться с «моими внутренними демонами», и он готов помочь мне, если я позволю ему. Ага, разбежался. Если в моей голове засели демоны, то он — архидемон.

Всякий раз, когда я пропадал, не предупредив Барти, он находил меня, ругал за опоздание и тащил прочь. На самом деле я не опаздывал, но, по словам Барти, Дамблдор не знал этого. Я жил в страхе, что Дамблдор поймает меня, как только я расслаблюсь, и проникнет в мой разум, переделывая его на свой лад. Сотрет меня полностью. Если он это сделает, единственные люди, которые смогут заподозрить что-нибудь, это Барти, Волдеморт, Ральмут и мистер Нортон.

— Что тебя беспокоит? — зашипела Дифи. Я встал на колени и протянул ей руку. Она взобралась вверх по моей руке и обвила мне шею наподобие шарфа.

— Дамблдор. Барти. Весь этот беспорядок.

— Терпи, — посоветовала она. — Придерживайся своего плана.

— А если план потерпит неудачу, нацедить яду с мертвого василиска и отравить лимонные дольки Дамблдора, — иронично заметил я. Вообще-то эта была довольно привлекательная идея, но только если я был согласен на пожизненное заключение в Азкабане. Я почесал макушку.

— Как долго он сказал ждать?

Я взглянул на часы на стене.

— Еще десять минут.

Дверь открылась, и невидимый Барти вошел в комнату. Я потрогал свою палочку, опасаясь, что Дамблдор обошел защиту и пришел «очистить» мой разум. Вряд ли мои протесты остановили бы его. В последние две недели он посылал три или четыре записки через каждые два дня, предлагая помочь мне с уроками. Небольшое одолжение старому другу, как он назвал ее. Вчера я демонстративно сжег его записку в Большом Зале, что стоило мне громовещателя от Уичвуда, принесенного мне пугающе спокойным филином, и целой лекции от Барти. Все сводилось к одному — не раздражать Дамблдора. Притворяться, что рассматриваю его предложение.

До сих пор, Барти водил его за нос, утверждая, что у меня было много неприятных воспоминаний и наши уроки по Окклюменции ближе к простой беседе, чем к реальным занятиям. На самом деле, я владею Окклюменцией на среднем уровне, но по-прежнему боюсь, что Дамблдор застанет меня врасплох или поймает Барти и приговорит его к поцелую дементора.

Я вздохнул с облегчением, когда Барти снял мантию-невидимку и бросил ее на стул, затем передал мне мою. Он пересек комнату, убрал с полки большую книгу и достал стакан и бутылку огневиски, скрытую за ней.

Затем налил себе немного выпивки и поставил бутылку обратно.

— Я обо всем позаботился, — наконец, сказал он.

Сильное эмоциональное переживание отражалось в его усталых глазах. Барти сел в кресло, отстегнул ногу и снял вращающийся глаз.

— Дай зеркало, — приказал он.

Я сделал, как он велел.

— Вам что-нибудь нужно?

— Только не сегодня. Завтра с утра уроки отменяются.

— Да, профессор.

— Отдохни.

Он налил себе еще один стакан, а я удалился в свою комнату. Спустя несколько минут через дверь послышались голоса. Я уловил обрывки слов из разговора между Барти и Риддлом; мог ли Дамблдор знать, что Крауч-старший приходил на территорию Хогвартса или, другими словами, есть ли у него артефакт, похожий на мою карту мародеров? Барти подтвердил, что его отец был мертв, но я уже подозревал нечто подобное.

Несмотря ни на что, Барти любил своего отца. Если бы это было не так, он убил бы его, как только Риддл освободил его от заклятия Imperius. Стратегически, оставлять Крауча-старшего и Винки в живых было огромным риском. Если бы хоть один из них проговорился, все пошло бы к Мордреду под хвост. Я подозревал, что Крауч-старший мог прийти под заклятием Imperius, но он мог в любой момент сбросить чары. Я был точно не уверен. Если бы Барти и Волдеморт рассуждали хладнокровно и цинично, они бы устроили налет и убили всех, кто знал, что Барти еще жив.

Если бы Барти было плевать на своего отца и Винки, они бы погибли еще до 1 сентября.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Примечание автора: Спасибо всем за ваши отзывы.

В ответ на комментарии — единственный пейрингом в этом фанфике будет Крам/Гермиона. Поскольку это ее первый парень, не ожидайте, что их отношения будут продолжительными. Я классифицирую этот фанфик как angsty-драма, не романтика. У Гарри будет отношения только с друзьями, с наставниками и с семьей. Он еще не готов к романтическим отношениям с противоположным полом. После второй части я могла бы написать романтическую мини-историю, но, вероятно, не сделаю этого.