Wish You Were Here (джен)

Мир кардинально изменился. Риэм не успевал следить за рассказом Лейна.

Последним днём, что он помнил, был день после явления Верховного. Лётчиков тогда послали устанавливать радары, а почти весь Гражданский корпус озадачили сбором анализов крови.

В разгар работы, когда полковник Лон-Гор и госпожа Лио-Лай улетели спасать лётчиков, явилась госпожа интендант и потребовала предъявить ей арзаков для проверки установок. У ботаников с этим всё было в порядке, а вот у врачей и зоологов…

Она прямо на месте обновила установки всем, кроме Гелли и Риэма. Медсестра была негипнабельна, а зоолог слишком много знал.

Интенданту нельзя было узнать об Ильсоре и остальных, так что Риэм всё время, пока она изучала его голову, старательно думал о Лио-Лай. К месту пришлось вчерашнее стихотворение, написанное по мотивам снимка и прочитанное, по слухам, на менвитском обеде. Кстати вспомнились серьги Лио-Лай, мыло, обед и уборка на кухне. Мелькнул отказ от гипноза. И Риси, конечно.

Риэм ни за что не рассказал бы об этом, но менвитка отделалась бы меньшим наказанием, чем арзакское подполье. Больно было осознавать себя предателем, однако он стал бы им при любом раскладе и просто выбрал меньшее из зол.

И поплатился — тоже закономерно при любом раскладе.

Всё это время он всё глубже и глубже тонул в тёмном, мутном море, не имея ни шанса вдохнуть хоть немного воздуха и всюду натыкаясь на светящиеся зелёные глаза, смотревшие с холодной ненавистью прямо в душу. А вне, за пределами разума, менвиты сражались с гигантскими орлами, Лио-Лай медленно умирала, арзаки устроили переворот и проиграли… Всего за три недели мир изменился до неузнаваемости.

О перевороте зоологи узнали от лейтенанта Элар-Шена. Он сейчас сидел вместе с ними в одной из немногих целых комнат в Торренуоле и что-то рисовал скупыми штрихами на блокнотном листе.

Торренуола, ещё один древний замок. Риэм сначала и не понял, что они уже не в Ранавире. Оказалось, в день, когда его должны были уничтожить, Лио-Лай, превратившаяся в ведьму, украла своих арзаков и спряталась с ними в старом пристанище ведьм.

Ведьмы, ведьмы… Когда Ильсор показывал тот снимок, Риэм подумал, что Лио-Лай похожа на фею. Зелёное платье, изящные серьги-веточки, добрые серые глаза… Сейчас он смотрел на неё и видел совсем другое: заострившиеся от болезни черты лица, чёрный комбинезон, как будто те же серьги, но уже не золотые с изумрудами, а чёрные, с фиолетовыми камнями и шипами на веточках. В углу комнаты даже шляпа висела — чёрная, остроконечная, широкополая, с уродливым венком из завявшей крапивы.

И цветы. Ростки пробивались из-под кожи и топорщились шипами, оранжевые цветы издевательски светлели поверх чёрной одежды.

Элли, беллиорская волшебница, только головой качала. Жить Лио-Лай оставалось не больше дня, а кто мог бы её спасти, было неизвестно.

* * *

Итак, волшебный кристалл, который можно найти только ночью, когда железные рыцари не могут войти в лес, где он находится. Волшебницы обожали усложнять окружающим жизнь.

Это касалось всех волшебниц, не только вероятного противника. Однако от той же Анниа Элар подобного не ожидал.

Элли попросила её понаблюдать за Ранавиром, та вроде согласилась, а сегодня утром в Фиолетовую страну прилетела лично Кагги-Карр — и… Оказалось, в лагере произошёл обратный переворот. Причём случилось это ещё позавчера, но Анниа никому не сказала: то ли не следила, то ли ей было наплевать.

Элар не мог понять её. Как выяснилось, Ильсор — глава арзакского сопротивления и её, Анниа Олири, сын. Так почему, во имя Хоо, она пропустила всё произошедшее?!

Элли тоже этого не понимала. Когда Элар переместился в Озёрный край, эхо их ссоры разносилось далеко за пределами дома.

Кончился спор фразой Анниа: «У меня есть веская причина ничего не делать. Когда в Гудвинии станет двумя колдуньями меньше, ты всё поймёшь». Элли в ответ сбежала в Торренуолу, взяв с собой Элара.

Вернее, сначала они заглянули в Ранавир. Ильсора и прочих арестантов — возможно, за исключением штурмана — надо было срочно спасать.

Увы, ближайшей к Ранавиру точкой, куда они смогли попасть, был лес. И даже пройдя остаток пути пешком, Элли и Элар не сумели пересечь границы лагеря.

— Итак, у нас есть ещё одна колдунья, — констатировала Элли. — Причём весьма вероятно, что эта колдунья обучена магии по всем правилам.

— Ведьма?

— Не знаю.

В Торренуоле, пока Элли осматривала Лио-Лай при помощи каких-то чар, Элар пообщался с арзаками, поведал им последние новости — про переворот и его последствия они ещё не знали — и теперь пытался разобраться в колдуньях.

Была какая-то связь между ними и кристаллами. Колдуний и кристаллов поровну — всё нормально. Колдуний больше — начинается… Хотя нет, может, и нет.

Элар выбрался из комнаты, где обосновались зоологи, и отправился бродить по башне.

Торренуола выглядела как древний обветшалый маяк. Тёмно-коричневый камень, острый шпиль, немногочисленные окна-бойницы. Внизу была маленькая пристройка, сейчас жилая. Лестница из неё почему-то шла с наружной стороны башни.

Бойницы при приближении оказались хоть и очень узкими, но всё-таки дверьми. Элар светил фонарём в каждую и уходил, забираясь по битым ступеням всё выше и выше. И как Лио-Лай ухитрилась сюда влезть? Физически здоровый офицер полз еле-еле, а она с её цветами? И добралась ведь!

Дверь за дверью. Выше и выше. В каждой комнате — только пыль. Паутины полно, как водится. Наконец в десятой комнате фонарь высветил большой металлический ящик.

Элар протиснулся внутрь и принялся обследовать помещение.

Пыль аж скрипела под ногами. Пауки оплели комнату восхитительными кружевами. Любая принцесса-мумия продала бы свой саван за возможность получить такую красоту!

А какая-то и продала: в дальнем углу, в кресле за паутинным балдахином, расположился скелет в истлевшем платье, потерявшем цвет. Впрочем, с некоторой натяжкой можно было предположить, что некогда оно было жёлтым. На шее скелета, провалившись в грудную клетку, висел медальон в форме щита с янтарём на крышке. В свете фонаря Элар различил внутри него еловую веточку, а снаружи — надпись мелким шрифтом: «Тиресии, невесте Бофаро и жёлтой фее».

Ящик, привлёкший внимание Элара, стоял совсем рядом. Лейтенант стряхнул с него пыль и откинул ничуть не проржавевшую крышку.

Внутри этого ящика находился ещё один — из другого металла, а в нём — третий. Четвёртый, пятый, шестой… Наконец, в пятнадцатом ящичке, размером с ладонь, оказался лист пергамента с записью на староменвитском. Элар с ним не особо дружил, но там и читать-то было нечего — два столбца с именами:

«Арахна — АрахнаГудвиния — ГудвинияКарена — КаренаНаранья —> ТиресияРамина — Рамина».

Итак, шесть колдуний, хотя должно быть пять. Две из них — жёлтые. Как там Элли говорила? Наранья воевала со своим сыном Бофаро. Уж не из-за Тиресии ли они сцепились?

Так-так-так… А если вспомнить сравнительно недавние события?

Девяносто лет назад. С Рамерии прибывают пять колдуний. Или не пять, но точно не меньше трёх. Прибавить Рамину, которая, хоть и мышь, но колдовать способна, получается шесть. Кристаллов пять, и Анниа бежит в Большой мир. Страна затихает.

Тринадцать лет назад. Появляется Элли. Сразу же умирает Гингема, и соотношение колдуний и кристаллов сохраняется. Вскоре умирает Бастинда. Волшебниц меньше, но через год возвращается Анниа.

Примерно десять лет тишины — и просыпается Арахна. Наступает что-то вроде ядерной зимы. Хм-м… Что-то знакомое… из истории Рамерии. Надо будет у Вей-Кана спросить — он должен разбираться.

Кста-ати… они с Тинором сейчас в Подземелье, а туда изгнали Бофаро. Могло там сохраниться что-то из прошлого? Могло.

Элар не до конца отдавал себе отчёт в том, что делал. Бывало, его несло, и он не мог успокоиться, пока не доведёт дело до конца. Ещё одно проявление дара? Тогда точно стоит всё выяснить.

Так, нынешнее положение вещей…

Лейтенант вылез на лестницу, отряхнулся от пыли и начал спускаться, как вдруг его словно током прошибло: щит!

Прислонившись к стене, чтобы не рухнуть вниз в порыве мысли, Элар попытался совместить в воображении три картинки. Медальон Тиресии. Клеймо на щеке Кау-Рука из сна. И его же кулон!

— …Я бил первым. Но уже знал, что драка неминуема.

Кау-Рук поболтал перед лицом свой кулон — янтарный щит на тонкой цепочке — и задумчиво протянул:

— Знали, значит…

Да, у Тиресии был медальон с янтарём на крышке, а у штурмана — кулон из цельного янтаря, но это не могло быть простым совпадением. Более того, штурман знал или предполагал, с кем предстояло бороться эскадрилье.

Жаль, что теперь невозможно попасть в Ранавир! Иначе можно было бы существенно упростить поиски.

Элар вернулся в жилое помещение и, попросив у Айни лист бумаги и карандаш, попробовал прикинуть нынешнюю ситуацию с волшебницами.

Итак, в Гудвинии их было пятеро: Анниа, Виллина, Рамина, Стелла и Элли. Теперь есть ещё Лио-Лай, Эн-Рал и, по утверждению Анны, Гелли. Восемь против пяти — да здесь должен конец света начаться!

Хотя-а… Элар покосился на Лио-Лай и вздохнул. Семь. Скорее всего, семь.

— Элар, может быть, вы…

— Ты, — сказал лейтенант в образовавшуюся паузу. — Можно на ты.

Риэм смешался: он слишком долго пробыл без сознания и пока не вполне понимал, что вокруг происходит.

— Х-хорошо. Элар, т-ты не знаешь, кто мог бы её спасти? — спросил он.

Элар припомнил последний цикл своих снов. В первом же видении ему показали Лио-Лай под руку с Риэмом. Считается?

— В ведьму она превратилась из-за угрозы твоей жизни, — сообщил Элар арзаку.

— М-моей?..

— Твоей. Сор-Ан говорил, если бы не долг зоолога, она бы и вовсе из реанимации не уходила. Была бы рядом с тобой.

Сор-Ан действительно говорил об этом. Он вообще вчера вечером болтал, не затыкаясь. И о том, как Ирлен кому-то врезал, заступаясь за комэска, и о том, что ему Камир днём нарассказывал, и о своих впечатлениях от того, что Элар читал…

Пока лейтенант предавался воспоминаниям, Риси мягко ухватил Риэма пастью за локоть и, пятясь и сшибая других арзаков, довёл его до Лио-Лай, после чего уселся рядом с видом «Чего смотришь? Спасай давай!».

Риэм растерянно оглянулся, ища поддержки.

— По крайней мере, ты точно её любишь! — заметил Лейн.

Все присутствующие деликатно вывалились на улицу, чтобы не мешать.

* * *

Риэма бросили наедине с Лио-Лай. И что делать? Вот что он может сделать — она ведь даже не услышит его!

Да и… Ещё вчера Риэм был рабом. Да, Лио-Лай начала обращаться с ним как с человеком. Да, она отказалась от гипноза. Да, вчера Лио-Лай отвергла рабство совсем. Но… это было его вчера. Для неё миновал уже почти месяц. Лио-Лай больше не была госпожой, Риэм всё ещё был рабом.

Ещё вчера ему было не дано любить.

Она бы с этим не согласилась, конечно, — это ещё разговор под бутерброды показал. Но неужели Лио-Лай, эта прекрасная девушка, могла любить его, даже не человека по продолжавшему существовать закону?

Если могла, она воистину была прекраснее всех под звёздами!

А что, если так и сказать? Не услышит же!

Риси зафыркал от нетерпения. Вот вымахал-то, бегемотина! Риэм его таким маленьким помнил — сначала даже не узнал.

— Ладно-ладно, — вздохнул арзак, — сейчас попробую что-нибудь сделать…

Он сел, прислонившись спиной к чешуйчатому боку Риси, приподнял Лио-Лай и устроил её голову у себя на плече. Укололся о шипы — до крови. Оранжевые цветы затрепетали.

Она ещё дышала: тихо, неглубоко — насколько позволяли заполненные ростками лёгкие.

Риэм заметил, что Лио-Лай не так сильно выше него, как казалось раньше. Если они встанут рядом, она сможет поцеловать его в лоб. Ага, размечтался.

Где-то скрипнули ржавые дверные петли. Риси заворчал и расправил крылья, закрыв от Риэма здоровенный шар-светильник.

Свет всё же проник сквозь перепонки, но приобрёл сумрачно-фиолетовый оттенок. Цветы возле тех шипов, на которые напоролся Риэм, чуть-чуть светились. Может, и остальные надо кровью подкормить? Ради Лио-Лай он хоть всю кровь отдаст, потому что…

Риэм прикрыл глаза, вспоминая много раз перечёркнутые строки, и негромко заговорил почти ей на ухо, водя пальцами по шипам:

— Тебя прекрасней не встречал

Среди знакомых мне красавиц.

Твой облик в сумраке сиял,

Давно ты завершила танец,

В тени начавшийся лесной,

Средь расцветающих деревьев.

Ты — ведьма, в этот дом пустой

Шагнувшая с небес осенних.

Возможно, мне дано любить.

Тобою снова восхищаясь,

Я буду в памяти хранить

Прелестной феи дивный танец.

Но я клянусь не разлюбить

Тебя в обличье мрачной ведьмы.

Пожалуй, мне дано любить,

И я тебе навеки предан.

Он коснулся губами виска Лио-Лай. Неслыханная наглость, но не сделать этого было бы… нелогично?

Отстранившись, Риэм открыл глаза. От омерзительных цветов не осталось ни следа, разве что рваная одежда. Дыхание тоже стало ровнее, причём как у человека в сознании. Вот… блин!

Подтверждая опасения Риэма, прозвучал хриплый, но такой знакомый голос:

— А можно повторить? Я только последние четыре строчки слышала.

— К-конечно! — закивал Риэм.

— Ой, нет. Опять сейчас заикаться будешь. Лучше… лучше скажи: ты правда меня любишь?

Она сама начала запинаться от волнения. Отклонила голову, видимо, желая заглянуть Риэму в лицо. Он подвинулся, чтобы ей было удобнее, и сказал:

— Люблю. Давно люблю — наверное, даже с Рамерии. А вы? — Риэм облизнул вдруг пересохшие губы. — Вы меня любите?

— Люблю. И на ты, ладно?

— Ладно. Тогда ещё раз скажу: я люблю тебя.

Риси замурчал как огромный бронированный кот и замахал крыльями, решив, похоже, окончательно разнести комнату. В другом её конце материализовались остальные, которые вроде как куда-то уходили. А Риэм просто смотрел в прищуренные от света серые глаза и наслаждался их теплом.

Любимая… А ведь её имя — Лиона — как раз и означает «любовь».