Собственность Джинни Уизли (гет)

Автор: FieryQueen

I

Декабрь в этом году пришёл быстрее, чем Джинни ожидала. Ещё вчера желтые октябрьские листья вмерзали в хрусткий прозрачный лед, а уже сегодня выпал первый снег и наступила зима.

В декабре Джинни всегда теряла покой, переставала спать по ночам и становилась сама не своя. Газеты всё чаще пестрели тем, как шаг за шагом — медленно, но неотвратимо — на магическую Британию наступала тьма. Джинни читала и слишком хорошо знала, кто виноват в этом.

Холодный ветер за окном не давал ей забыть, высвистывая его имя — Того-кого-не-следует-поминать-вслух.

В декабре всё напоминало Джинни о нём: скрип шагов по снегу, запах чернил, пёстрые перья на скользких ступенях совятни. Он — Тот-кого-нельзя-вспоминать. Даже мысленно. Но она помнила всё равно, не могла не помнить. И не только в декабре.

Когда же тревога совсем захлёстнула Джинни, оседая тоской в снедаемом чувством вины сердце, он вновь прислал розы. Неуместно яркие в декабре. Неуместно шикарные в скромной спальне для девочек. Ослепительные, как капли крови на снегу. С острыми, как чувство раскаяния, шипами.

Он прислал цветы, который год поздравляя Джинни со своим вторым и первым — эта ирония ему особенно нравилась — Днем Рождения. Их общим праздником.

Том Реддл всё ещё помнил о том, что Джинни Уизли помогла ему возродиться. Помнил и не давал забыть ей.

II

— Что с тобой стало? — сощурившись, она вглядывалась в его темное лицо, обтянутое тонкой пергаментной кожей, красные горящие глаза и тонкий, чуть изломанный нос.

Не спешила приблизиться, чтобы взять у него из рук новый букет, который в этом году он, впервые с того дня, как воскрес, решил подарить ей лично. В конце концов, это её последний выпускной год в Хогвартсе, а он и так долго ждал.

А она изменилась. Он с удовольствием отметил плавные округлые формы, горделивую осанку, волосы цвета раскаленной в горниле руды, спускающиеся к тонкой талии, которая угадывалась под охватывающей фигуру мантией.

Ему нравилось.

— Жалеешь, что больше не увидишь смазливого красавчика, а Джинни? Люди так малодушны: если внешняя оболочка их устраивает, то не так и важно, что кроется за ней. Смоляные кудри и воолокие глаза, чувственный рот и широкий разворот плеч — вот и все, что им нужно. Никто не хочет подумать о душе. Они охотно будут обманываться внешней красотой.

— Твою душу не спасет ни одно симпатичное лицо, Том… — протянула она со скользнувшей насмешкой в карих глазах.

«Пусть говорит подобающе», — прошипел раздраженный змеиный голос прямо ему на ухо. Том отмахнулся от него. Успеется еще, сейчас есть вопросы поважнее.

— Только не говори мне о морали, о доброте и благородстве — эти разговоры навевают на меня скуку. Все эти никчемные материи годны только для тепличных залюбленных мамкой детишек.

— Это не пустые слова. Это то, что позволяет нам оставаться людьми.

Она пожала худыми плечами под простой тканью темной мантии.

— А ты, я смотрю, готовилась к нашей встрече? Может быть, даже мысленные дискуссии проводила? Ждала меня, признайся?

На хорошеньком лице Джинни отразилась досада. Том улыбнулся, мысленно оставив первый раунд за собой. Змеиный голос в голове негодующе цокнул: ему претило столь явно демонстрируемое увлечение. Но Том и тут отмахнулся: он будет делать так, как считает нужным, и потерпевшие поражение от годовалых детей Тёмные Лорды ему не указ. Тем более, тот и так подпортил его возрождение, слившись с ним и принеся с собой влияние многочисленных темно-магических экспериментов и проклятий, исказив воскрешенные черты Тома.

— Почему бы тебе просто не оставить меня в покое? Ты ведь и так добился всего того, чего хотел?

— Как это почему, Джинни, дорогая? Именно твоя любовь позволила мне ожить в Тайной комнате. Моргана побери, неужели Дамблдор не ошибался? Первый и единственно известный магической науке случай материализации крестража без соответствующего ритуала! А мне нравится владеть уникальным. Быть уникальным. Впрочем, как и чувствовать себя живым. Бери цветы, дорогая, не упрямься. Я говорил тебе, что ты прекрасна?

III

— Не стой на пороге, давай помогу снять мантию.

Джинни была не привычна к такому чересчур обходительному обращению, и не знала, что чувствовать по этому поводу: смущение или признательность. Она позволила снять с себя мантию, неловко перехватывая букет роз.

— Какой смелый выбор платья. Но должен признать, тебе очень идет, — сказал Реддл, чуть улыбаясь. Джинни немедленно пожалела, что осталась без глухой зимней одежды.

— Очень смешно, Том. — Джинни перекатила на языке его имя, словно пробуя его на вкус. Так, пожалуй, было ещё приятнее, чем писать его. — Особенно, если учесть, что его прислал мне ты. Хотел, чтобы я соответствовала твоему чувству прекрасного?

— И ты соответствуешь, — ответил Том, кидая быстрый взгляд, охватывающий фигуру Джинни с головы до ног. От этого взгляда она почувствовала, как покрылась пятнами её шея и запылали щеки. Последние сомнения о его намерениях были вынуждены наконец оставить Джинни. Наверное, зря она позволила себе прийти сюда, в кафе мадам Поддифут, и, более того, подняться к нему в снятый номер.

— Ты обедала? Я заказал всего понемногу из здешнего меню. Вина?

Наконец он отошел вглубь комнаты, приглашающим жестом махнув в сторону небольшого застеленного белой скатертью столика у окна, выходящего на главную улицу Хогсмида. По ней толпами сновали школьники, и Джинни не спешила приближаться, словно боясь, что её заметят снаружи. Взмахом волшебной палочки Том откупорил темно-зеленую бутылку вина. Джинни сделала пару шагов к центру номера, рассматривая узкую спину Тома под хлопком белой рубашки, а потом повертела головой по сторонам. Номер был небольшой, но довольно уютный. Широкая двуспальная кровать немедленно притянула её взгляд и отчего-то заставила залиться ещё большим румянцем. Джинни ненавидела эту свою особенность — краснеть от любой мелочи. Хотя соседство в опасной близости с Томом Реддлом и кроватью вряд ли можно было назвать такой уж мелочью.

— Если честно, у меня не так много времени. Посещения Хогсмида разрешены только до шести вечера. А потом надо вернуться в Хогвартс, иначе будет переполох.

— Времени полно. Я же не предлагаю тебе напиваться, — насмешливо протянул Том, наливая в бокалы вина.

Джинни всё-таки аккуратно подошла к столику. Том галантно придвинул ей стул. Букет роз, источающих медовую свежесть, он пристроил в вазу, стоящую тут же, на столике.

— Сначала цветы и платье, теперь обед, что дальше, Том?

— А дальше, я бы хотел выяснить, как сильно ты меня любишь, — обескураживающе прямолинейно заявил он, усаживаясь напротив и нагло улыбаясь.

— С чего ты взял, — Джинни хотела было возразить, но поняла, что было бы действительно глупо сейчас отрицать то, что именно её любовь вернула его в этот мир, заставила покинуть плен старого дневника, поэтому благоразумно добавила, — что я до сих пор тебя люблю?

— Ну давай, расскажи мне, насколько померкли твои чувства, когда ты узнала правду?

Когда дневник исчез, Джинни даже не сразу поняла, что случилось. И не понимала ровно до той поры, пока Том не прислал ей письмо, которое пометил инициалами «Л.В.». А если честно, она не верила ещё дольше, много дольше. Пока родители наконец не принесли весть, что Волдеморт неведомым образом воскрес. И тогда она уже точно знала причину.

Том моментально считал её растерянность с лица и, чуть прищурившись, спросил:

— Так ты не сказала им, верно?.. Не смогла признаться, что оживила Темного Лорда из мертвых? — на лице у Тома появилось веселье. — Я думал, ты отважнее.

— Да, не сказала! Не сказала! — Джинни разозлилась и, отшвырнув от себя салфетку, вскочила на ноги. — Но не только потому, что чувствую вину, оттого что оживила самого ужасного человека на свете, а потому, что чувствую н е д о с т а т о ч н о вины, что ты ожил! Ясно тебе?

Голос противно зазвенел от слез. И Джинни отвернулась от Тома, чтобы хоть как-то сохранить лицо и, напротив, не видеть его — слишком спокойное и только слегка насмешливое.

— Конечно, малышка. — Тяжелые ладони легли ей на плечи, и уверенно развернули к себе. На доли секунд он вновь смотрел в её глаза, а потом наклонился, касаясь губ глубоким тягучим поцелуем. Словно ураган пронеся внутри у Джинни, который подхватил и потащил ее куда-то навстречу, к нему, к Тому. Как сорвавшийся с дерева лист ветер уносит в неизвестность.

В мрак и темноту подступающей зимы.

Потом Том немного отстранился и добавил:

— Если честно, именно на такой ответ я и рассчитывал. Что между нами все по-прежнему.

Между ними не было все по-прежнему. Джинни все ещё каждой клеточкой тела жалела, что пришла, что не выбросила старую истертую книжицу, нашедшуюся однажды среди вещей, жалела, что Том не желает оставить её в покое. Но у неё не было сил отказаться от этой встречи.

Не было сил отказаться от Тома.