Эффект наблюдателя | The Observer Effect (джен)

— Драко.

— М?

— Сынок…

— М-м?

— Pose ton fesses ici très vite et reste-ici!⁽¹⁾ — рявкнула Нарцисса, массируя виски. — И не мычи мне тут, будто корова в хлеву!

— Простите, маменька, я больше не буду, — кротко пролепетал её ненаглядный отпрыск, и живо сделал, что было велено, то есть прекратил наматывать круги по гостиной, приземлил свой зад на обитую лазурно-голубым штофом кушетку из орехового дерева и чинно сложил на коленях ладошки. — Vous devez me pardonner, je m'inquiète tellement…⁽²⁾

Нарцисса вздохнула, опустила руки и поманила его к себе.

— Иди сюда. Сядь, — и, когда Драко послушно переместился на низенькую скамеечку у её ног, она уложила его голову к себе на колени и мягким тоном продолжила, гладя его по волосам:

— Мы все на нервах, милый. Ничего, всё образуется, — она ещё раз пробежала пальцами по светлым до белизны коротким прядям. — Всё будет хорошо, верь мне. У меня доброе предчувствие.

— Меня сейчас, кажется, вырвет — объявил супруг благородной леди, напряжённо таращась в камин. Он стоял перед самым огнём, немного сгорбившись и цепляясь обеими руками за каминную доску, уставленную фигурками из мейсенского фарфора и прочими безделушками, среди которых, как фрегат среди джонок, высился серебряный канделябр, украшенный сплетением стилизованных щупалец и черепов. Иззелена-бледное лицо лорда намекало, что фраза отнюдь не была с его стороны пустым кокетством. — Драко, подарок у тебя в комнате?

Уткнувшийся лицом в материнскую юбку Драко прогудел что-то утвердительное.

— Положим лучше под ёлку, — решил отец семейства. Драко пришёл в такое негодование, что даже поднял голову, покидая тем самым своё приятное, но ненадёжное убежище.

— Ты сам сказал в комнату отнести!

— А теперь говорю положить под ёлку! — вспылил в ответ Люциус.

— А давай подождём ещё минут пять, пока ты снова не передумаешь! — нагло заявил его сын, выпутываясь из кольца рук Нарциссы и скрещивая свои собственные руки на груди. Его физиономия приобрела то характерное выражение, которое у большинства сверстников младшего Малфоя вызывало острое желание ввязаться в самую вульгарную кулачную потасовку. — Papa, ça suffit, je t'en prie, ça devient ridicule!⁽³⁾

— Люци, — простёрла объятия Нарцисса, мимоходом наградив своего сына увесистым подзатыльником, — дорогой, иди к нам.

— Я не могу, меня тошнит, — отговорился тот, не меняя своей напряжённо-вымученной позы. — Ты сказала Добби, чтобы он положил в постель грелку?

— Да.

— А коньки он наточил?

— Да.

— А…

— Люци!

— Папа!

Их прервал грохот дверного молотка. Нервной и впечатлительной натуре, наподобие Люциуса, могло бы показаться, что то сама Судьба требовательно барабанит в резную палисандровую створку; человек менее экзальтированный, вроде Нарциссы, задался бы вопросом, отчего припозднившийся гость не пожаловал камином, как все нормальные люди в такую погоду. Что же до отпрыска этих двоих, то Драко лишь бессильно прикрыл глаза.

С минуты на минуту секрет, который он против воли хранил, должен был выплыть наружу. И пусть необходимость держать в неведении собственных родителей и тяготила его без меры, но избавление от груза тайны, он знал, истинного облегчения не принесёт.

Напротив, их проблемы только начинались.

Голубая гостиная — маленькая, непарадная комната, выходящая окнами на север и предназначенная для общения с модистками и ювелирами, с семейным поверенным и изредка — с колдомедиком, в общем, с публикой чистой, но не благородной — соседствовала с холлом через стену, так что весь путь до центральных дверей особняка занимал десяток-другой шагов. Дело, однако, как водится, было не в расстоянии, а в оказанном уважении — и не к прибывшему даже, а к тому, чья тень грозным призраком стояла за его спиной.

Люциус подхватил с чайного столика трость, Нарцисса нервным жестом расправила рукава иссине-серой атласной мантии. Переглянувшись, хозяева поспешили лично удостоверить своё радушие визитёру. Драко, нога за ногу поплёлся следом. Внутри он весь обмирал.

Пылкое воображение, дар и проклятие Блэков, уже не единожды рисовало ему гипотетические сценарии встречи, которой суждено было состояться сегодняшним вечером. Следовало признать, однако, что реальности удалось эти выдумки на голову превзойти.

Дверь распахнулась. В холл ворвался порыв ледяного ветра, бросил на пол горсть мелких снежинок, колыхнул драпировки, тронул хрустальные капли подвесок на люстре, качнул белые павлиньи перья в китайской вазе, стоявшей на маленьком круглом столике у стены. Вместе с собой он принёс запах мокрого сада и завывание вьюги, крутившей снежные вихри во тьме. Чёрный прямоугольник дверного проёма казался провалом в бездну, порталом на дно кромешного ада. В нём, как картина в раме, предстала взорам семейства Малфоев фигура, закутанная в плащ, чей капюшон спадал на лицо до самых бровей.

Хлопнула, подхваченная сквозняком, тяжёлая чёрная ткань, стукнули каблуки «оксфордов». Алмазной россыпью вспыхнули в свете свечей капли влаги на плечах и рукавах. Скалясь с акульим добродушием, пришелец стянул с рук перчатки и размотал шарф.

— Лорд Малфой, дорогая тётушка! — медоточиво проворковал он. — Рад видеть вас в добром здравии. Драко, привет! А я, знаете, не один.

В этом уточнении не было никакой необходимости — не заметить второго гостя было бы затруднительно. Воздвигшись за правым плечом Поттера, он отодвинул его с дороги и первым шагнул в дом.

Глухой чёрный плащ струился вокруг него водопадом тьмы и, точно луна в облаках, серебрилась затенённая капюшоном узорчатая маска. Из её прорезей глядели тёмные пронзительные глаза. Искорка отражённого света плавала в каждом зрачке.

— Люциус, — произнёс голос, от звука которого у поименованного непроизвольно подкосились ноги. Дальнейшее довершила гравитация — Люциус брякнулся на колени, больно ударившись ими об пол. Нарцисса, склонив голову, присела в книксене, Драко замер, изобразив какой-то нелепый полупоклон. Поттер, всё с тою же плотоядной улыбкой на лице, жадно следил за разворачивающейся сценой, наполовину спрятавшись за спиной говорившего. Дверь позади него вдруг захлопнулась с громким стуком, враз приглушив сиплое завывание пурги.

— Сколько лет, сколько зим, — в насыщенной почти осязаемым страхом тишине продолжал волшебник в маске. В его тоне сквозила неприкрытая ирония. — Ты, я мыслю, успел соскучиться. Леди Нарцисса. Всё хорошеете. Наследник Малфой, — Драко удостоился лишь короткого кивка.

Исчерпав таким образом минимум светской вежливости, незваный гость оглядел согнутые спины и низко опущенные головы. Зрелище явно не вдохновило его.

— Ты, как любезный хозяин, вне всяких сомнений, будешь безмерно счастлив оказать мне гостеприимство, — молвил он, сцепляя руки за спиной. Качнулся с пятки на носок, потом обратно, и добавил холодно:

— Можешь не провожать. Я здесь как дома. Кстати говоря — сожалею о твоём отце. Мне будет не хватать его.

— Благодарю, мой лорд, — глухо отозвался Люциус, не поднимая взгляда от мраморной мозаики пола. — Нам всем его не хватает.

— Где вы планировали разместить Гарри? — впервые дал собеседник Малфоя понять, что вообще в курсе о переминающемся с ноги на ногу за его спиной компаньоне.

— В расписной спальне, мой лорд, — голос леди Малфой прозвенел стеклянным колокольчиком. Она вскинула свои голубые, как незабудки, глаза и улыбнулась слегка дрожащей улыбкой, исполненной чистого ужаса. — Она в западном крыле, на первом этаже.

— Чу́дно. Для меня подготовьте ту маленькую без окон, с охотничьими гобеленами, — хоть его лица и не было видно, чувствовалось, что гость в маске поморщился. Он щёлкнул пальцами, будто подзывая к себе забытое слово. — Как она там…

— Узорная, мой лорд, — подсказала Нарцисса. — Конечно, как вам будет угодно. Вы, верно, проголодались с дороги. Если позволите…

— Нет, — оборвал он её, до того спокойно, властно и просто, что это почти не казалось невежливым. — Когда мне что-то понадобится, я сообщу. Сейчас я хотел бы навестить твою прекрасную библиотеку, Люциус. Гарри, — всё ещё укрытая капюшоном голова качнулась вбок. Поттер выскользнул из-за спины своего спутника и преданно уставился ему в глаза. — Развлекайся. Хорошего вечера вам всем.

И, не прибавив более ни слова, он покинул их, шагая так уверенно и стремительно, что не оставалось сомнений — планировка мэнора действительно была знакома ему как собственные пять пальцев.

Люциус медленно, тяжело поднялся, впервые в жизни действительно опираясь на свою трость. Нарцисса выпрямилась, кусая губы. Она была очень бледна.

Томительную неловкость разрушил Драко. Правду сказать, он хотел лишь отсрочить семейный скандал, а при удаче и вовсе избежать непосредственного участия в нём, но импульсивность далеко не всегда играла только против младшего Малфоя. Он сцапал Поттера за руку и предложил:

— Хочешь посмотреть мою комнату?

Поттер просиял, как маленькое солнышко.

— Да! Лорд Малфой, леди Нарцисса…

— Я пришлю Добби за вами через часок, дорогой, — мгновенно сориентировавшись, подхватила та, и улыбнулась так, что стало ясно — именно она писала все эти письма от доброй тётушки к её «милому Фомальгауту». — Выпьем чаю, откроем подарки… хорошо? Бегите, поиграйте.

— Нарси, — мёртвым голосом позвал её муж, — Нарси!

— Даже не начинай, — стальным тоном отчеканила она, развернулась на каблуках, прошествовала обратно в голубую гостиную (а просто это оказалась ближайшая комната), тщательно заблокировала дверь, отрезая себя не только от Люциуса, но и ото всех остальных, кто находился сейчас в поместье, наложила заглушающие чары на пол, стены, потолок и каждое из окон.

После чего бросилась на кушетку и расплакалась навзрыд.

Оставшийся наедине с собой лорд Малфой побрёл к себе в кабинет, хмурясь и поигрывая на ходу тростью. Он тоже старательно запер дверь, направился было к секретеру, но затем словно бы передумал. Снял мантию, швырнул её на спинку стула, вытащил из крепления в трости волшебную палочку и принялся закатывать левый рукав, небрежно зажав древко в зубах. Будь с ним сейчас наблюдатель из мира магглов, он бы сказал, что манипуляции эти своей бессуетной спешкой и выверенностью походят на ритуал наркомана, готовящегося сделать себе укол.

К счастью, лорд Малфой был совершенно один, и некому было оскорбить его подобным нелестным сравнением. Он прижал кончик палочки к центру запястья, зажмурился и нащупал связывающую его с Тёмным Лордом бесплотную нить. Нет, не ошибка, не оборотное, не метаморф, не любая другая мистификация. То, что теперь, после десятилетнего перерыва, вновь ощущалось на противоположном конце этого поводка, сидело сейчас в библиотеке мэнора. Оно заметило его присутствие — воспринималось это так, будто дремлющий монстр, вроде василиска или кракена, лениво приоткрыл один из тысячи ярко-алых глаз. Люциус торопливо отступил — если бы дело происходило в материальном мире, он бы согнулся в поклоне и, не оборачиваясь, быстро попятился.

Пару минут спустя он уже расположился за секретером и что-то писал, время от времени останавливаясь и задумчиво поглядывая в затянутое ледяным кружевом инея окно, будто поэт в поисках эпитета поудачнее. Бисерный почерк мешал разобрать покрывающие лист перед ним слова, лишь верхняя строчка читалась более-менее отчётливо: «Дорогой сын…»

* * *

На самом деле, идею насчёт маски подала Гермиона. Хотя сама она, разумеется, о том и не знала. Произошло это аккурат в последнюю неделю перед каникулами, между неприятной беседой с МакГонагалл и незабываемой ночью, когда Гарри обзавёлся татуировкой на левой руке. Он к этому времени уже всю голову сломал, и не он один — Том тоже никак не мог изобрести приемлемого выхода из ситуации. Всё дело в том, что демонстрировать свой истинный облик даже тестовой аудитории, то есть чете Малфоев, Том желанием не горел. И Гарри думал, что понимает стоящие за этим причины.

Вряд ли закалённые во множестве силовых акций боевики (чтоб не сказать — бандиты) пришли бы в восторг от перспективы подчиняться, фактически, школьнику. Нет, безусловно, встречались, громилы вроде Флинта и Блишвика, чья внешность если и позволяла угадать настоящий возраст, то лишь с трудом. Но Том к их числу явно не относился — он выглядел в точности на свои шестнадцать. В любом случае, Волдеморту на момент гибели было за пятьдесят — разрыв слишком уж значительный, он бы сразу бросался в глаза.

Кроме всего прочего, существовали вещи, прискорбно неподвластные магии; в частности — любая форма омоложения. Вот почему та же МакГонагалл напоминала сушёную треску, а не подиумную модель. Нет, имелись способы притормозить естественный процесс увядания, а то и вовсе свести его в ноль, но, коль скоро уж волшебник состарился, поделать с этим было решительно ничего нельзя. Забавно, что обратное как раз не представляло собой труда — обзавестись седой бородой до колен можно было за пару минут, имелось бы только желание.

Стоило пожирателям смерти увидеть лицо своего повелителя, как им в головы неизбежно закралась бы мысль о подлоге; Тому же и так предстояло бороться за каждое доказательство легитимности. Он, хотя бы на первых порах, предпочёл бы избегать лишних поводов заподозрить в себе самозванца. Это не говоря уже о нюансах, связанных с его бесплотным состоянием — факт которого тоже лучше бы было как только возможно дольше скрывать.

В общем, перед ними была Проблема. И Гарри честно пытался подыскать ей решение.

Зельям и артефактам в отсутствие тела просто не на что было оказывать действие. Заклинание временного старения не годилось по аналогичной причине. Казалось, это тупик. И как раз тут Гермиона пристала к Драко с расспросами о пожирателях — не такая уж глупая затея, всяко он мог поведать больше, чем она когда-либо вычитала бы из книг.

— Я не совсем понимаю смысл ношения масок, — рассуждала девочка, задумчиво сведя брови к переносице. — То есть, если это в целях анонимности, то человека ведь можно узнать по фигуре или, вот, по волосам. Потом, ты говоришь, что узоры на масках были индивидуальные. Ерунда же получается, разве не так?

Малфой изобразил на лице негодование от чужой тупости.

— Разумеется нет! Грейнджер, ведьма ты, или только притворяешься?

— А! Так они зачарованы, — хмыкнула Гермиона. И Гарри чуть было не вскрикнул от радости — да вот же ответ!

— Том, — поспешил он разузнать при первой же возможности, — а маска является неотъемлемой принадлежностью пожирателя смерти?

Он уповал на закон единства частей и целого, тот самый, согласно которому в глазах магии палочка была неотделима от владеющего ею волшебника, а анимаги имели возможность переходить из формы в форму, не оказываясь при этом каждый раз нагишом.

Том ни на секунду не показал, что с ответом он затрудняется.

— Опыт — критерий истинности, — с апломбом изрёк он. — Проверим?

И как же удачно, что маска у них была под рукой — та самая, которую Гарри нашёл ещё в сентябре, серебряная с узорами возле глазниц и над переносицей. Чар на ней не было, и неоткуда было узнать, как Волдеморт заколдовывал настоящие пожирательские, но, по предположению Тома, важнее всего было превратить подвернувшуюся заготовку в индивидуально настроенный артефакт. Это и послужило им отправной точкой. Маленький, но гениальный штрих заключался в том, что сплетённое Томом заклятье отвлечения внимания имело точечное воздействие. Тем, от чего оно в первую очередь отводило глаза смотрящего, была тень.

Общий эффект потряс Гарри. Он понимал, что перед ним не более, чем иллюзия. Он наблюдал весь процесс её создания, даже в каком-то смысле руку к нему приложил. Но артефакт всё равно исправно действовал на него, и Гарри не мог не чувствовать подсердечной боли. В маске Том выглядел совершенно живым, только прикосновение теперь могло обнаружить обман чувств, да ещё, пожалуй, человек наблюдательный непременно подметил бы неестественную бесшумность, с которой Том передвигался. И всё-таки, то был несомненный успех. С такой маскировкой можно было уже и рискнуть. Малфоев, если что, всего двое — Том был уверен, что в крайнем случае отобьётся.

Камином они пользоваться не планировали изначально — ещё во время визита в Годриков Овраг бросилось в глаза, что Том не выходил следом за Гарри из колдовского огня, а возникал рядом с ним, словно призрак (сравнение, увы, неприятно точное). Но в тот раз он оставался невидим для остальных, а теперь шансов, что на это не обратят внимания, было практически ноль. Вот почему пришлось изобретать способ добраться до Малфой-мэнора, не прибегая к услугам каминной сети.

Том не мог сказать с уверенностью, хватит ли у него сил на двойную аппарацию, тем более на такое большое расстояние (точнее, как Гарри подозревал, с уверенностью мог сказать, что не хватит, просто не хотел этого говорить). Найденное в итоге решение было по-своему элегантным — до ближайшего к цели магического поселения, Лэкока, они всё-таки добрались общественным камином из «Дырявого Котла». Затем Гарри вызвал Кричера, и тот доставил его прямо к воротам Малфоевского поместья. Наверное, можно было аппарировать и напрямую с порога Блэк-хауса, но Гарри забоялся. Всё-таки, это было очень далеко, а его домовый эльф был очень стар.

Кричер, кстати говоря, выглядел как будто получше. Он, конечно, не прекратил бубнить себе под нос какой-то бесконечный полубезумный монолог, но в доме было чисто, еда и чай появлялись по первому требованию, Хоул явно чувствовала себя превосходно, да и Нага домовик разместил с удобством, даже террариум где-то ему раздобыл (впрочем, змеёныш предпочитал проводить время где угодно, только не в нём). В целом, можно было, не кривя душой, утверждать, что дряхлый слуга рода Блэк воспрял душой, если не телом. Во всяком случае, его уже не хотелось как можно скорее усыпить из сострадания (между прочим, выяснилось, что сам Кричер в награду за долгую и беспорочную службу мечтал быть обезглавленным, как многие поколения его предшественников; и Гарри ему это пообещал, но не раньше, чем подыщется подходящая замена — он был себе не враг).

Малфой-мэнор оказался шикарным особняком во французском стиле. Сложного рельефа фасад, многоярусная крыша, — вернее, несколько отдельных четырёхскатных крыш, объединённых в сложный ансамбль — огромные окна на втором этаже (Гарри заподозрил, что там находится бальный зал), воздушный балкон прямо над входом. Белые стены делали строение похожим на замысловатый торт, и впечатление ещё усиливалось из-за сахарно блестящего снега, который валил вовсю, и уже успел облепить толстым слоем всё вокруг. Регулярный сад, чьи преувеличенно-геометрические формы тонули в густеющих сумерках, смотрелся как рождественская открытка. К широкому полукруглому крыльцу вела длинная дорожка, обсаженная низкими кустами. Она начиналась от ажурных кованых ворот, прорезавших такую же изысканную ограду (чугунное кружево, впрочем, увенчивали острые пики самого зловещего вида). Всюду стелились длинные чернильного цвета тени, а на первом этаже дома горели ярким светом два окна. Гарри толкнул ворота — они оказались не заперты — и побрёл вперёд, скользя по обледеневшему гравию. Том, облачённый в маску и плащ, шествовал рядом. Снег не приминался от его шагов.

Явление Тома старшим Малфоям прошло как-то скомканно; у Гарри сложилось впечатление, что обе высокие встречающиеся стороны остались в лютом ужасе друг от друга, и он даже обрадовался, когда Драко избавил его от необходимости поддерживать светскую беседу. Да и посмотреть комнату приятеля, действительно, было любопытно. Как, впрочем, и остальной дом.

А дом поражал воображение. Где-то так Гарри представлял себе Версаль. Коридоры здешний архитектор презирал — сквозные комнаты плавно переходили одна в другую, порой разделённые сдвижными ширмами вместо дверей. Каждый дюйм стен, который не был покрыт росписью, скрывали под собою гобелены и драпировки. Куча странной нефункциональной мебели, вроде бюро и оттоманок, притаилась по углам. Напольную вазу в китайском стиле украшал резвящийся дракон; его чешуя переливалась нефритом и бронзой. Над узким высоким камином висело зеркало в золочёной раме, мохнатая шкура неестественных размеров валялась поверх ковра с восточным узором. Мраморный пол сменялся паркетом, и наоборот.

Они поднялись по двум лестницам, спустились по одной, и, наконец, очутились перед полукруглой дверцей, жемчужно-белой, с серебряной инкрустацией. Драко тронул створку, и та распахнулась сама, бесшумно, словно во сне.

— Нравится? — самодовольно спросил он, внимательно наблюдая за реакцией Гарри. Тот фыркнул:

— Мерлин! Одному человеку не требуется столько барахла, как по мне.

Обитель младшего Малфоя небезуспешно пыталась совместить в себе выставку аксессуаров для квиддича, библиотеку, модный бутик и магазин игрушек. Чувствовалось, что за порядком хозяин следит не сам. Гарри сцапал плюшевого единорога и плюхнулся поперёк широченной кровати под балдахином — его собственная в Блэк-хаусе была раза в полтора поменьше, не говоря уже о спальных местах в школе.

— Хотя, знаешь, неплохо, — он повертел единорога в руках и задумчиво погладил мягкую белую шерсть.

Было бы так странно владеть чем-то подобным. Игрушек ему в жизни никто никогда не дарил. Максимум, что Гарри удалось заполучить (стащить, говоря напрямую), так это полдюжины сломанных солдатиков и Тыквоголового Джека. Да и те остались у Дурслей — потеря, которую он до сих пор иррационально оплакивал.

— Гарри, — вдруг тихо-тихо сказал Малфой, и это был, кажется, вообще первый раз, когда он обратился к нему по имени. — Скажи… если можешь. Как Тёмный Лорд собирается наказать моего отца?

Он сел на краешек постели, нахохлившись, словно замерзающая птица. Гарри скосил на него глаза, продолжая тискать единорога.

— Никак, если он не будет дальше чудить, — ответил он в конце концов, выдержав нелёгкую борьбу природной скрытности с благоприобретённым товарищеским чувством. — Я за него поручился. Ради тебя. Ты ведь мой друг.

И, хотя Гарри отнюдь не походил благородством души на Снейпа, и не стеснялся говорить людям именно то, что они хотят услышать, если это вело к нужному результату, в эту минуту он, поддавшись порыву, говорил искренне.

— Жаль, что так рано темнеет, сегодня уже не полетать, — после длительной паузы сказал Драко, и Гарри сделал вид, что не слышит слёз в его изменившемся голосе. — А у меня, между прочим, настоящий снитч есть.

Гарри хихикнул. Малфои и их бахвальство!

— Завтра покажешь. Надеюсь только, что у тебя нет настоящего бладжера! Иначе я — пас, имей в виду. Метлу, я так понимаю, ты одолжишь? Своей-то я не прихватил.

«Потому что у меня её в принципе нет», — про себя добавил он.

— О, — таинственно ухмыльнулся Драко, оборачиваясь. Его тревожная печаль испарилась, как и не было её. — Думаю, с этим проблем не возникнет. Подожди, пока не увидишь рождественский подарок от моих родителей.

Гарри резко сел — точнее, попытался. Мягкая перина заставила его, извиваясь, перекувыркнуться набок.

— Что? Нет! — запротестовал он, осенённый даже не догадкой, а уверенностью. — Это слишком дорого!

«И предполагает ответный дар или услугу, а я понятия не имею, в чём они могли бы состоять», — этого он вслух, понятное дело, не сказал.

— Поттер, — ласково протянул Драко и поглядел на него даже с какой-то жалостью, — ты совсем дурак, да? Ты сам только что заявил, что можешь влиять на решения Тёмного Лорда. Если не врёшь, — а я почему-то уверен, что нет — то к тебе скоро очереди будут выстраиваться. Привыкай, — тут он задрал брови и окончательно превратился в привычного, абсолютно невыносимого маленького мерзавца. — Но учти, мы первые.

— Я передумал, — мстительно сообщил ему Гарри, — лично зааважу всю вашу семейку.

— Ах так? — зловеще уточнил Малфой, протягивая руку к подушке.

— Да!

К чаю Том, разумеется, не вышел. Гарри вообще смутно представлял, как тот собирается скрывать, что ему не требуется пища. Заявит, что обрёл новую супер-способность? Или будет требовать еду прямо в библиотеку (как вариант — в спальню), и там её по-тихому уничтожать? Как бы то ни было, хозяева явно ещё не пришли толком в себя, и застольная беседа не клеилась. Леди Нарцисса с вымученной беззаботностью попыталась расспросить Гарри о его детстве до Хогвартса, но он нацепил самое замкнутое выражение лица, а-ля «Том сильно не в духе» и отрезал: «в своё время вы всё узнаете, но пока я не могу об этом говорить», после чего разговор окончательно увял.

Лорд Малфой сидел, будто собственную трость проглотивши, и явно едва соображал, где находится и что делает. Во всяком случае, он дважды добавил молоко в чашку, потом забыл налить в неё чай, а потом и вообще забыл, что собирался его пить. Слабый, но безошибочный запах (любимый декан предоставлял вдосталь возможностей для тренировки обоняния), подсказал Гарри, что до чая Малфой-старший пробавлялся огневиски, и продолжил бы в том же духе куда охотнее. Все его реплики свелись к «я бесконечно счастлив такой чести» и «скверная сегодня погода». Гарри было даже как-то неловко на это смотреть.

После чая началось дарение подарков. Гарри, сцепив зубы, принял невыносимо дорогой «Нимбус-2000» и рассыпался в положенных благодарностях. Кажется, леди Нарцисса искренне порадовалась в этот момент — её лицо оттаяло, и она улыбнулась, на миг сделавшись совершенно очаровательной, будто настоящая сказочная фея; она вдруг склонилась к нему, обхватила его руками и на несколько мгновений прижала к себе. Гарри насторожённо замер — непривычное ощущение, а вдобавок это уже второй раз за каких-то три дня женщины набрасывались на него с объятиями. К счастью, долго это не продлилось — в мире был только один человек, от которого Гарри мечтал бы получить подобное изъявление приязни, но вот он-то как раз предоставить его и не мог.

Поскольку рождественского утра Малфои ждать не стали, то и Гарри решил последовать их примеру. У него, правда, был всего один подарок, для наследника, но хотя бы его он вручил. Ножик Драко вполне предсказуемо понравился. Сам он подарил Гарри зачарованный будильник. Тонкий намёк — почётную обязанность выковыривать наследника Слизерина из постели первый курс их факультета обычно препоручал именно Драко. Как, во-первых, другу, во-вторых, ближайшему соседу (их кровати стояли рядом). Но, как бы то ни было, вещь выглядела полезной — сам Гарри во время летнего визита в Косой переулок ничего подобного купить не додумался.

Остальные подарки, скорее всего, должны были прибыть с утренней почтой — за исключением подготовленного Гермионой. Она вручила его, прощаясь с Гарри на Лондонском вокзале. Это был амулет для защиты от чтения разума, явно не покупной. До Гарри запоздало дошло, что у неё, скорее всего, и вовсе не было волшебных денег.

— Перси помог сделать, за одну услугу. Счастливого Рождества, Гарри, — молвила она. — Лишним не будет, да?

Амулет подобного сорта не был лишним настолько, что Гарри пришлось выбранить себя за бестолковость. Следовало додуматься и самому.

— Какая же ты умница! Спасибо, — искренне сказал он, и Гермиона сдержанно просияла.

Сейчас творение гриффиндорцев было на нём, напоминая о необходимости обзавестись более надёжной защитой. Крутя в голове эти мысли, он направился в библиотеку. Том, как законопатился в неё сразу по прибытию, так и не вылезал третий час подряд.

Библиотека по размеру не уступала Блэковской; что до содержания — предстояло ещё выяснить её полезность. Том, видимо, уже и приступил к этой задаче: он расположился на встроенной в оконный эркер скамейке, листая «Тайны тёмного Нила». Рядом лежала кипа фолиантов в бурых от старости кожаных переплётах (верхний был озаглавлен «Ритуал отверзания уст», из чего Гарри заключил, что Том успел составить себе подборку на тему древнеегипетской магии).

— Как только закончим здесь, нужно будет кое-куда съездить, — не отрываясь от чтения, проронил тот.

— О, — Гарри скользнул заинтересованным взглядом по полкам, выбрал одну наугад, подошёл ближе, всмотрелся в заголовки. — А куда, если не секрет?

Том всё же опустил книгу, склонил голову к плечу и сказал с мрачным смешком:

— Я задолжал один визит. Собирался нанести его, пока идут каникулы, да вот как-то не сложилось.

Гарри не сразу и понял, что речь идёт не об этих, текущих каникулах, а о каникулах, кончившихся почти полвека назад.

— А ты… уверен, что застанешь кого надо в живых? — намекнул он, хотя не то чтобы Том мог упустить настолько очевидный момент. Том снял маску — блеснули белки глаз — и остро, злобно улыбнулся.

— Мне и не нужно, — ответил он, — это не ради удовольствия, а для дела. Впрочем, как знать — может ведь и повезти, верно? Ему сейчас, в таком случае, за девяносто… — хищное, голодное выражение проступило на его лице.

— Да о ком ты толкуешь? — озадаченно нахмурился Гарри.

Том обратил к нему свой лик — бледный, гневный лик истерзанного духа, не знающего ни малейшей надежды на упокоение.

— О моём отце, — сказал он, и тень, которой он сам был лишён, струйками изморози потекла по стенам вокруг него.

Ветер швырнул в оконное стекло заряд пурги. Гарри вздрогнул от неожиданности.

— Ты всё же решился на тот… — он чуть замялся, проглотив, одно за другим, несколько вполне подходящих по смыслу, но невежливых определений, среди коих первыми шли «гадкий» и «сомнительный», — ...небесспорный ритуал?

Глаза Тома мрачно полыхнули.

— Есть предложения получше? — зловеще уточнил он. Гарри огорчённо поджал губы и затряс головой.

— Если бы! — он прижал к переносице очки и нервно потёр шрам. — Насчёт вот этой штуки с плотью… надеюсь, достаточно чего-нибудь не жизненно важного. Как думаешь, палец, например, подойдёт?

Хотя, как он тут же подумал, палец пальцу рознь. Вот так оттяпаешь себе указательный, и до конца жизни палочку держать правильно не сможешь. Это ведь чёрное колдовство — значит, замену магией не вырастить. Или нет? Нет, точно — ущерб, обозначенный как «жертва», не компенсируется. Гарри задумчиво побарабанил пальцами по обложке «Неживые. Немёртвые. Вампиры в контексте социогенетики», которую он успел взять с полки в начале разговора и теперь бездумно крутил в руках. Надо бы найти в школьной библиотеке тот старинный учебник по основам колдомедицины и ещё раз повнимательнее перечитать его…

— Какая разница? — заломил бровь Том. Гарри опешил от этого замечания.

— Да как бы есть разница! Мне бы хотелось обойтись минимальными потерями. При всей любви к тебе, — он отошёл к стоявшему в простенке креслу, плюхнулся в него и принялся болтать ногами, разгоняя свою нервозность.

— Чепуха, — вновь раскрывая книгу, безапелляционно заявил Том и зашуршал страницами с абсолютно равнодушным видом. — Ты же не думаешь, что я позволю тебе участвовать?

— Но… — растерялся Гарри, который именно так и думал.

— Плоть слуги. Ты — не слуга, — высокомерный тон, которым были произнесены эти слова, контрастировал с их приятным смыслом. — Не отбирай у Малфоя шанс оправдаться в моих глазах. Мне представлялось, будто ты ему сочувствуешь. Или ты притворялся?

Гарри хотел было возмутиться, но передумал. Предыдущий хранитель Томова артефакта совершил ошибку, как ни крути. Пусть он не виноват в том, что не воспользовался дневником как должно, но всё же умудрился потерять его. И пусть без этого сам Гарри никогда не занял бы того же положения, что сейчас — его благодарность не заходила настолько далеко. Себя было жальче, собственную плоть, сколько бы её там ни понадобилось пожертвовать во время ритуала — тоже.

— А согласится? — всё же уточнил он. — Там сказано — «добровольно отданную»…

Том поднял взгляд на Гарри и одарил его своей кривой улыбкой, обнажающей слишком много зубов.

— Ну, весь вопрос в правильной мотивации. Не так ли?

* * *

«Дорогой сын, — писал Люциус, ощущая в себе тот род спокойствия, который обыкновенно следует за бурной истерикой, — если ты это читаешь, то меня более нет в живых. Вытри слёзы — мы оба знали, что так произойдёт, хоть я и рассчитывал, не скрою, что в моём распоряжении окажется чуть больше времени. Знай — несмотря на всё случившееся, я счастлив и горд. Мне очень повезло встретить нашего повелителя в час его славы и повезло ещё больше застать его возвращение…»

Да, возвращение оттуда, откуда, мыслилось доселе, возврата нет. Малфой отложил перо и прикрыл глаза. Как тяжело и больно было осознавать, что он ошибся в том, в чём даже не подозревал возможности для ошибки. Десятилетие ожидания — нет ни малейшего шанса, что Тёмный Лорд простит его, вообще задумается над тем, чтобы его простить. И как тут оправдаться, как доказать, что он и понятия не имел, зачем ему оставили на хранение злосчастный артефакт в виде тетради?

Был тёплый вечер, на редкость тёплый для конца октября. Люциус помнил его так, словно всё случилось лишь накануне. Горели в саду светильники, разбросанные в продуманном беспорядке, светила ущербная луна. Из бального зала через открытые балконные двери неслась путаница множества разговоров, смех и обрывки вальса. «Пир во время чумы», — сказал бы кто-то, и был бы, несомненно, прав. Поминки по Министру магии справляли с шиком, но явственная натуга сквозила в этом разудалом веселье.

И, если прислушаться, то становилось слышно, как фальшивят скрипки, как фальшивит смех. Как где-то в отдалении разбилось стекло и женский голос взвизгнул: «круцио!» — ненаглядная свояченица развлекалась. Они остановились, едва сойдя с крыльца. Тёмный Лорд задрал голову к быстро бегущим рваным облакам, будто рассчитывая прочитать что-то по звёздам, но звёзд было не видно. Лишь серебристое подслеповатое око ночного светила щурилось на них из поднебесья.

— Я хочу, чтобы ты сохранил у себя одну вещь, — сказал ему самый могущественный волшебник на планете. И Люциус, разумеется, даже не помыслил отказаться.

Инструкций не последовало. Более того, на осторожный вопрос: «Могу я узнать, что это такое, мой лорд?» он получил ответ: «Один мой старый эксперимент, в сущности, безделица». Это не было похоже на правду. Но Люциус знал, что их предводитель от всей души презирает ложь. Так что он просто сделал то, что ему было велено.

И ошибся.

Как, Мордред побери, он должен был догадаться, что в дневнике нужно писать? Сама идея отдавала чем-то кощунственным — всё равно что рисовать граффити на полотне всемирно известного живописца или оставить свои пометки на полях древнего манускрипта. Но Поттера это, очевидно, не смутило — и вот, каким вышел результат. Ребёнок, из-за которого Тёмный Лорд пал, вернул его к жизни, а теперь окончательно прописался в рядах пожирателей смерти, если верить Драко.

Насчёт первого их всех мучили сомнения, и, получается, совсем не зря. Как мог победить величайшего из магов пятнадцатимесячный младенец? Вся эта вдохновенная ересь, которую неустанно внушал доверчивым массам Дамблдор, годилась для пропаганды, но не выдерживала ни малейшей критики. Подумать только, сила материнской любви! Будто бы за всю историю волшебного мира ни одна мать не пыталась отдать жизнь ради спасения своего дитя. Нет, должно было случиться что-то ещё, но что? Они не узнали этого тогда, не знали и посейчас. Произошедшее окутала сплошная завеса тайны.

В ту ночь, в ненастную ночь Хэллоуина, Тёмный Лорд попросту исчез. Ни тела для похорон, ни убийцы для отмщения — не считать же таковым, действительно, пускающего пузыри младенца. Да и сам ребёнок испарился не менее таинственно, если уж на то пошло. Они бы вообще не купились на известие о смерти повелителя, если бы не метка.

Это врезалось в память даже отчётливее, чем тот странный вечерний разговор. Жуткое ощущение, опустошающее — словно свечу задули. И той свечой был сам Люциус — он и не подозревал до рокового мгновения, как глубоко проросла в его душу эта связь. Свинцово-тусклая, свинцово-тяжкая метка тянула руку вниз. Он мог бы сказать, что при взгляде на неё сердце обмирало, но это было бы неправдой. Глядеть не требовалось — сердце и без того обрывалось каждый раз, когда он по привычке мысленно тянулся к своей невидимой цепи — и находил на её месте оглушающую пустоту.

Теперь пустота вновь заполнилась, и с непривычки это тоже было и тяжело, и страшно. Люциус отвык. Все они отвыкли. Непросто будет снова осознавать себя частью целого, пальцами в чужом сжатом кулаке, проводниками высшей воли. Некоторые, как он подозревал, оплакивали сейчас свои маленькие комфортные жизни. Весь этот уже сложившийся, обустроенный на развалинах прошлого уютный быт. За́мки на песке — вернувшаяся волна прилива грозила скоро разметать их в клочья.

Но с этим всем придётся иметь дело кому-то другому, не ему. Своего рода облегчением было понимать — все проблемы Люциуса позади. Ему больше не о чем беспокоиться.

И он был горд — тем, что служил верно и до конца. Не сохрани он дневник, Поттер тоже не сумел бы выполнить свою миссию, как бы он ею ни кичился. И счастлив — в этом Малфой тоже ни капли не приврал. Снова ощущать эту силу, пригибающую к земле, снова видеть гордую посадку головы и властные жесты, слышать бархатистый гипнотический голос — всё это дорогого стоило. Он радовался, что застал это. Успел увидеть если не триумф Тёмного Лорда, то самое его начало.

А ещё он был до стыдного, до смешного благодарен, что расправа не случилась прямо на глазах у семьи. Перед своим исчезновением повелитель, надо признать, не погнушался бы этим, но теперь не стал так унижать преданного слугу. И это было отрадно. Быть может, смерть смягчила его в какой-то степени, и Драко, упиравший на то, что Тёмный Лорд изменился, был отчасти прав.

«Спасибо», — подумал Люциус, осторожно касаясь предплечья, где пульсировала в такт биению его сердца скрытая невидимостью метка.

Но время шло, а он ещё не до конца привёл в порядок свои дела.

— Добби! — позвал Люциус в пространство, уверенный, что будет услышан. — Подай огневиски, живо.

Он подхватил появившийся на откидной крышке секретера стакан, отхлебнул, вернул его, не глядя, на поднос, макнул перо в чернильницу и вывел:

«Похоронить меня я завещаю в семейном склепе, как у нас заведено. Саркофаг должен быть уже готов. Свяжись с Гаскеллом — он получил оплату вперёд, так что тебе не нужно беспокоиться об этом. Но проследи, чтобы скульптурный портрет выглядел достойно. Я, знаешь ли, не так уж дурён собой, и хотелось бы, чтоб наши потомки могли оценить сей факт. Белый каррарский мрамор — надеюсь, мошенник не надумает подсунуть тебе какую-нибудь дешёвку. В противном случае, попроси о помощи свою мать — она знает парочку подходящих заклинаний и быстро вразумит грязнокровую мразь. Что касается самих похорон — список гостей я вижу следующим образом…»

Сосредоточенно нахмурив брови, прищурившись и то и дело отводя за ухо лезущую в глаза прядь волос, лорд Малфой всё писал и писал — едва поставив точку, он находил, что ещё сказать, и всё ему мерещилось, что он выражает свои мысли недостаточно ясно. Перо поскрипывало, трещал огонь в камине и тоскливо выла за окном пурга — так брошенный пёс воет на могиле хозяина, зовя и зовя того, кого ему не суждено дозваться.

* * *

К вечеру, как заподозрил Гарри, хозяин поместья всё-таки надрался в хлам. Во всяком случае, ужинали они втроём. Нарцисса — тётушка, Мордред побери, он всё ещё делал над собой усилие, чтобы не называть её в лицо формальным «леди» — так вот, тётушка Нарцисса, с припухшими веками и тщательно запудренными следами слёз на щеках, в одиночку стойко несла на себе бремя гостеприимства. Впрочем, она умудрилась повергнуть Гарри в священный ужас одной-единственной фразой.

— Милый, — как бы между делом начала она, втыкая вилку в седло барашка под мятным соусом (здешний домовик не уступал Кричеру по части кулинарного таланта), — есть вопрос, который нам с тобой нужно обсудить как можно скорей.

Гарри, чей рот был набит едой, только вопросительно вскинул брови, изображая на своей физиономии готовность к диалогу. Это было ошибкой — он чуть не подавился, услышав следующие слова.

— Насчёт твоей помолвки. Я ведь так понимаю, ты до сих пор ещё ни с кем не сговорён?

— Разве не рано об этом думать?! — в панике промямлил Гарри, кое-как проглотив то, что было во рту. Нарцисса поглядела на него с явным удивлением, аккуратно сложила приборы на тарелку и промокнула губы салфеткой. Её движения своей завораживающей плавностью напоминали сложный танец.

— Напротив, как бы не было поздно, — серьёзно ответила она. — Я понимаю, твоему… опекуну не с руки вникать в подобные вещи, но масса времени уже упущена. Почти все хорошие партии давно разобрали. Впрочем, — милостиво продолжила она, — если у тебя на примете есть кто-то особенный, то я посмотрю, что можно сделать.

Гарри уставился на неё во все глаза. Эта женщина не шутила, Мерлин ему помоги!

— А… нет. Совсем нет, — он покосился на Драко. Тот с невозмутимым видом пилил мясо ножом — будто ничего особенного тут и не происходило.

— Значит, буду действовать на своё усмотрение, — улыбнулась Нарцисса, которой, похоже, доставлял извращённое удовольствие весь этот неловкий до крайности разговор. — Нелёгкую задачку ты мне подкинул, дорогой, но мы её решим, — Гарри это заявление ничуть не успокоило, но он не успел сказать об этом. Его собеседница продолжила, воодушевляясь чем далее, тем больше:

— Самые очевидные кандидаты — это, разумеется, Гринграссы. Для Драко мы сговорились с младшей из дочерей, но ведь есть ещё Дафна. Ты её, конечно, знаешь — вы вместе учитесь, не так ли?

Дафна?! Белёсая моль, которая на завтрак расклёвывает, как почтовая сова, единственный тост, а по ночам трескает в кровати печенье? Дафна, которая встретила его заявлением, что факультет такому, как он, не рад? Ломака и зазнайка Дафна?

— Ни за что! — Гарри содрогнулся.

— Да? Какая жалость, — склонила голову к плечу Нарцисса.

— Гринграссы слишком кичатся своей принадлежностью к «священным двадцати восьми», — решил, наконец, поучаствовать в беседе и Драко. — Уверен, матушка, они не согласятся даже и обсуждать Поттера в качестве кандидатуры. Происхождением — прости, Поттер, я говорю, как есть — происхождением для них не вышел.

Но не успел Гарри обрадоваться помощи, даже столь сомнительной, как Нарцисса отмела эту аргументацию одним движением руки.

— Не слушай Драко, дорогой. Твоё положение при Тёмном Лорде стоит любого происхождения, — она сверкнула своими пронзительно-голубыми глазами, подхватила бокал и изящно отпила воды. — Если Гринграссы не способны этого понять, то тем для них хуже. Уизли мы по понятным причинам рассматривать не будем, Кэрроу для тебя безнадёжно стара, Эббот, Паркинсон и Булстроуд уже просватаны… Ах, милый, чуть пораньше бы нам этим заняться… — Нарцисса задумчиво похлопала наманикюренным пальчиком по губам. — Как насчёт девчушки Фоули? Правда, ей всего два года…

Остаток ужина превратился в настоящий кошмар. Не спас положение ни торт со сливками, ни свежий виноград (это посреди зимы-то! Малфои жили на широкую ногу). К концу беседы Гарри даже как-то смирился, что Дафна — ещё не худшее из зол. Во всяком случае, по сравнению с остальными озвученными вариантами. И, к счастью, до гипотетической помолвки с нею оставалась ещё целая вечность — то есть, как минимум, четыре года.

Страннее всего было думать, что Драко, оказывается, уже имеет потенциальную невесту, и не видит ничего необычного в том, что от Гарри требуют срочно обзавестись своей. Красноречиво-умоляющие взгляды тот встречал недоумённым хлопаньем глаз и только пожимал плечами. Справляйся, мол, любезный друг, как знаешь, а я тут и вовсе ни при чём. Гарри улучил момент и лягнул его под столом, но хорошего настроения ему это не особенно прибавило.

Он потихоньку начал привыкать к окружающей роскоши. Если отпустить мысль, что бродишь по какому-то музею, то у Малфоев был вполне уютный дом. Столовая, где они вначале пили чай, а затем ужинали, чем-то неуловимо напоминала шкатулку для украшений. Тонкая цветочная роспись на стенах, резные панели, винного цвета шторы и, в довершение, невероятно пышная ёлка в углу, украшенная свечами и золотистыми мерцающими звёздочками. Всё вместе смотрелось необычайно нарядно.

Комната, временно отведённая ему, именовалась «расписной» — вообще, в поместье каждое помещение имело собственное название, и это показалось Гарри в равной степени очаровательным и забавным. Оправдывая это имя, вся мебель (а её натолкали внутрь многовато: кровать с неизменным балдахином, два шкафа, банкетка, кресло, туалетный столик, да ещё и комод) была усеяна накладками из расписного фарфора. Гарри полюбовался на затейливые миниатюры (там были в основном развесёлые дамы и кавалеры, качающиеся на качелях, играющие в мяч и гуляющие в саду), умылся при помощи тазика и кувшина (где-то, несомненно, имелась ванная комната, но ему было лень идти искать её) и переоделся в одолженную Драко пижаму. Проделав всё это, он открыл окно, стряхнул снег с подоконника, высунулся наружу и засвистел.

— Сундук! — позвал он вполголоса. — Эй, ты где? Сундук! Ко мне!

Неприметный сугроб поблизости вдруг отрастил суставчатые ноги и деловито отряхнулся.

— Ну, ты как тут? — озабоченно осведомился Гарри, оглядывая полуразумный артефакт. — Нормально? Молодец! Только, знаешь, что — шёл бы ты чуток подальше спрятался. В лесу. Сумеешь? — Сундук, в силу отсутствия речевого аппарата, ничего ответить ему не смог, однако изобразил что-то вроде чечётки. Гарри расценил её как недовольное согласие.

— Не дуйся, — суровым тоном посоветовал он. — Раз я говорю, значит — надо.

И, полюбовавшись на то, как артефакт семенит куда-то вглубь сада, он закрыл окно, забрался в постель и тщательно задёрнул занавеси.

Гарри опасался, что на новом месте ему будет трудновато заснуть, но утомление от беспокойного дня дало себя знать — он провалился в беспамятство, едва затылок коснулся подушки.

Снился ему снова повзрослевший длинноволосый Драко. Тут он моргнул и подивился собственным мыслям — при чём здесь наследник Малфой? Ведь тот ещё в пелёнках, ему всего год или около того.

— Люциус, я хочу, чтобы ты сохранил у себя одну вещь, — сказал он.

1) «Жопу свою усадил по-быстрому, и смирно сиди!» (фр.)

Вернуться к тексту

2) «Вы должны меня простить, я ужасно волнуюсь…» (фр.)

Вернуться к тексту

3) «Пап, ну хватит, прошу тебя, это уже просто смешно!» (фр.)

Вернуться к тексту