Полная чаша (джен)

Вынудить себя хотя бы ненадолго вернуться за праздничный стол Родольфус не смог — впрочем, от него этого и не ждали. Он вообще не в силах был оставить брата ни на минуту, и пока приведённые Падмой целители заполонили комнату, сидел в изножье, позволяя им осматривать Рабастана — в особенности, похожий на густую паутину ожог на его груди. Вслушиваясь в возбуждённые разговоры, смотрел на явно не до конца понимающего происходящее брата, и думал, что немедленно должен написать Морозини, но не мог заставить себя отвлечься даже на это. Он давным-давно не верил в чудеса — и теперь, когда вдруг одно из них случилось прямо у него в доме, никак не мог уложить это в сознании.

Впрочем, он сейчас вообще с трудом думал: в голове у Родольфуса было на удивление пусто, звонко и легко. Значит, вот так ощущается абсолютное счастье?

Голос Рабастана — хриплый, тихий и неуверенный — отчасти вернул его в реальность. Рабастан его позвал — целители, наконец-то, разошлись, и осталась только Падма, скромно устроившаяся чуть поодаль у стола.

— Тебе сложно говорить, — Родольфус перебрался поближе и, сжав предплечье брата, улыбнулся. — Ты отвык. Это всё вернётся постепенно, не бойся.

— П-п-очему? — старательно выговорил Рабастан, и в его глазах мелькнул испуг.

— Много времени прошло, — как можно легче улыбнулся Родольфус. — Ты был без сознания очень долго. Помнишь, что случилось? — Рабастан, к его облегчению, кивнул, и Родольфус усмехнулся: — Белла проклинать умела. Тебя очень долго не было. Думаю, тебе придётся заново учиться говорить, ходить, колдовать — но всё это не важно. Ты вернулся — это главное. Я тебе помогу — во всём.

Падма тихо поднялась и выскользнула за дверь, не желая им мешать, но Родольфус даже не заметил этого. Если б можно было читать мысли! И не заставлять сейчас Рабастана мучительно вспоминать простейшие слова. Но подобное невозможно, и Родольфус пересел к брату поближе и начал рассказывать ему обо всём, что случилось за эти годы, стараясь говорить как можно медленнее и понятнее. Рабастан слушал его очень внимательно и, в какой-то момент найдя его руку, сжал её — очень слабо, как сумел — и держал в своей так, как делал это когда-то в детстве, болея или просыпаясь среди ночи от кошмаров. Постепенно веки его тяжелели, и он сперва задремал, а потом и уснул — и Родольфус, умолкнув, продолжал сидеть рядом и думал, как же этот, настоящий и естественный, сон отличается от прежнего! Иным было всё: ритм дыхания, мелкие, едва уловимые движения губ и глазных яблок, чуть подрагивающие время от времени пальцы…

— Он заснул? — Андромеда положила руки ему на плечи, и Родольфус вздрогнул: её появления он не заметил.

— Да, — негромко отозвался он. — Просто заснул. Как все мы. Меда, — Родольфус прислонился щекой к её груди. — Мне всё кажется, что это неправда. Морок. И привиделось от отчаяния.

— Вовсе нет, — она обняла его и коснулась губами волос. — Хочешь, я тебе докажу?

— Хочу, — он слегка улыбнулся.

— Это был бы слишком странный морок, — проговорила она, гладя его по голове. — Я не думаю, что в нём была бы Дельфини.

— Да, пожалуй, — признал он. Это имя привело его в себя — в самом деле, есть ведь эта девочка, и он ей обязан с этого момента навсегда. Ей и её брату, разумеется, — но, похоже, прежде всего ей. И он обещал назавтра… что он обещал? Он не помнил… — Мерлин, Меда, — он тряхнул головой. — Я сейчас задам один из самых странных вопросов в своей жизни — скажи мне, ты не помнишь, что я пообещал ей?

— Помню, — Андромеда улыбнулась снова. — Ты пообещал ей сходить завтра за палочкой, и обоим, что научишь их править лодкой.

— Лодка, да, — Родольфус потёр лицо руками. — Это позже… сходить за палочкой? — повторил он и невольно поморщился.

— Я побуду с ним, — пообещала Андромеда. — Пока тебя не будет. Обещаю, что не отойду ни на минуту.

— Не в том дело, — Родольфус посмотрел на брата и перевёл взгляд на жену. — Олливандер запретил мне приходить к нему ещё раз. Полагаю, он в своём праве.

— Подождёшь на улице, — спокойно предложила Андромеда. — Они наверняка пойдут всей семьёй — а ты просто подождёшь.

— Да, пожалуй, — Родольфус взял её руку и поцеловал ладонь. — Я едва соображаю… никак не соберусь. Не могу, — он поцеловал ладонь жены снова, а потом прижал к своему лицу. — Вообще думать не могу. Так странно.

— Думаю, раз в жизни можно, — успокаивающе проговорила Андромеда, садясь рядом с ним. — Ты ночуешь здесь сегодня?

— Я не знаю, — подумав, признал Родольфус. — Вроде, незачем… но я, наверное, останусь. Прости, — сказал он слегка виновато.

— Не за что, — она поцеловала его и решительно трансфигурировала один из стульев в кушетку, а потом, застелив её, ушла.

И хотя Родольфус был уверен, что и глаз не сможет сомкнуть этой ночью, он сам не заметил, как заснул — правда, в кресле, что придвинул вплотную к кровати. И проснулся на рассвете — от ощущения внимательного взгляда на своём лице.

— Басти, — Родольфус, потирая сонное лицо, резко сел. Свет в комнате был сероватым: хотя небо было ясным, солнце пока не взошло. Рабастан не спал: лежал и внимательно смотрел на брата, а когда тот пересел к нему на кровать, сглотнул, сжал губы и попросил, медленно и неуверенно выговаривая звуки:

— Пить.

Родольфус, трансфигурировав в стакан лежащую на столике салфетку, наполнил его водой из своей палочки и осторожно поднёс его к губам брата — а пока тот пил, проговорил тихо:

— Я совсем забыл вчера обо всём. Надеюсь, это не критично… мне придётся уйти сейчас — написать письмо и, — он улыбнулся, — пожалуй, умыться, — в глазах Рабастана плеснула тревога, и Родольфус быстро пообещал: — Я вернусь. Скоро. Басти, — он убрал стакан и провёл ладонью по слегка спутанным и впервые за одиннадцать лет не вымытым вечером волосам брата. — Впрочем… я, пожалуй, позову Падму. Мисс Патил, — поправился он — и, увидев удивление на лице Рабастана, улыбнулся: — Ты не помнишь? Я рассказывал тебе вчера. Слишком много всего за раз, да? — Рабастан слегка кивнул, и Родольфус пояснил: — Падма Патил. Помнишь её? Семикурсница, — Рабастан качнул головой, и Родольфус добавил: — Они с сестрой были близнецами и обе ходили в дуэльный клуб. Две девушки-индианки. Не помнишь? — губы Рабастана дрогнули в неуверенной улыбке, он едва заметно кивнул, и Родольфус, повторив его кивок, продолжил: — Её сестра погибла в той битве. В битве за Хогвартс. Той же, где Беллатрикс тебя… ранила.

Он умолк, давая передышку и возможность осознать сказанное. Рабастан молчал какое-то время, продолжая очень внимательно смотреть на него так, будто искал что-то в лице брата, и Родольфус вдруг то ли сообразил, то ли вспомнил, что ведь тот сейчас должен попросту плохо видеть. И, наверное, его это должно пугать…

— Тебе сложно фокусировать зрение, — сказал он, и когда Рабастан торопливо кивнул, постарался его успокоить: — Это временно. Твои глаза просто отвыкли — ты научишься снова. Не бойся.

— П… почему? — очень тихо выговорил Рабастан, жмурясь и тут же широко раскрывая глаза.

— Мышцы ослабли. Там ведь тоже мышцы — в глазах, и их, в отличие от многих других, невозможно было тренировать. Ты привыкнешь, — пообещал он. — Через некоторое время всё вернётся. Не бойся.

Дверь тихонько приоткрылась, в комнату заглянула Падма — и, увидев Родольфуса, вопросительно на него посмотрела.

— Входи, — он поманил её, и Падма, войдя, остановилась в паре шагов от кровати, тепло и радостно улыбнувшись Рабастану. — Это Падма Патил, — она протянула руку, наклонилась и мягко сжала пальцы Рабастана. — Она целительница, и поможет тебе быстрее прийти в форму. И побудет рядом, пока меня нет. Ты ведь не спешишь? — спросил он у неё.

— Ещё нет шести, — она придвинула себе табурет. — У меня есть часа два.

— Напишу Морозини и вернусь, — Родольфус встал и, кивнув напоследок брату, вышел.

Он шёл по коридору и думал, что должен был бы тревожиться и сердиться на себя за то, что упустил больше половины суток — но ни страха, ни тревоги, ни досады не было. Почему-то ему упрямо казалось, что теперь всё будет хорошо — наверное, впервые в его жизни всё по-настоящему будет хорошо.

Написав письмо, он вернулся и уже не уходил из комнаты брата, сам и покормив его первым в его новой жизни завтраком, и умыв, и переодев. Двигаться у Рабастана выходило неловко и тяжело — Родольфус всё делал сам, понимая, разумеется, что тому придётся упорно и, по всей видимости, довольно долго восстанавливать свои навыки, но сейчас не имея сил заставлять его делать что-либо. Завтра. Они начнут с завтрашнего дня — и потом, кто знает, не повредит ли Рабастану сейчас, пока проклятье не снято до конца, такая активность?

— Руди, — Рабастан вздрогнул, увидев Андромеду, но потом улыбнулся с облегчением, и она ответила ему мягкой улыбкой. — Понимаю, что сейчас не лучший момент, но ты вчера пообещал. Дети ждут.

— Да, — Родольфус кивнул. — Басти, я пообещал сходить за палочкой. Я вернусь через час… может, через два. Ты побудешь с ним? — попросил он Андромеду. Та кивнула, а когда он ушёл, приблизилась к Рабастану склонилась к нему и спросила:

— Руди рассказал тебе, что мы с ним женаты, и у нас есть сын?

— Д-да, — подумав, отозвался Рабастан, глядя на неё с любопытством.

— Хочешь познакомиться с племянником? — весело спросила она. Рабастан заинтересованно заулыбался и кивнул, и она, щелчком пальцев вызвав эльфа, попросила: — Приведи сюда Ксандра. Его зовут Александр, — пояснила она Рабастану. — Ему скоро будет три, и внешне он удивительно похож на тебя в том же возрасте, а характером пошёл в Руди.

— Т-ты, — медленно и тщательно выговорил Рабастан и облизнул губы. Андромеда подбадривающе кивнула, и он, подумав, продолжил: — И он… Руд-ди… вы…

— Думаю, ему самому захочется тебе рассказать, как так вышло, — возразила она, но он настойчиво повторил:

— Ты… п-почему?

— Почему я полюбила твоего брата? — она усмехнулась. — Я не знаю. Мне самой порой бывает странно. До сих пор. Мы похожи с ним, пожалуй… впрочем, ты не знаешь. Мой муж умер. Был убит в войну егерями, когда прятался. Он ведь магглорождённый… был им. Ну а Руди, — она снова усмехнулась, на сей раз с отчётливой горечью, — почти потерял тебя. Впрочем, это ничего не объясняет, — она отвернулась, перевела взгляд на дверь и сидела так молча, покуда та не открылась, и в комнату не вошёл темноволосый мальчик с игрушечной волшебной палочкой в одной руке и большой игрушечной же собакой в другой. — Ксандр, — Андромеда протянула к нему руку, и мальчик, подойдя, остановился ровно на расстоянии ладони от неё. Выражение его лица напоминало лицо исследователя, столкнувшегося с серьёзным и малоизученным пока что явлением, любопытным и, возможно, немного опасным. — Я хочу тебя представить твоему дяде, — Андромеда спрятала улыбку. Её сын был упрям — куда упрямее дочери, хотя до его рождения она и не подозревала, что такое вообще возможно — и последние недели всё настойчивее проверял на прочность что её, что своего отца. И, как ни смешно, она оказывалась куда прочнее: Родольфусу, как выяснилось, было намного сложнее проявлять по отношению к сыну даже разумную строгость. Впрочем, он старался, и пока что ему это, как правило, удавалось — лишь Андромеда знала, чего ему это стоило.

Впрочем, сейчас Александру сразу стало не до проверок: как всегда бывало, когда он видел незнакомого человека, глаза мальчика расширились от любопытства, и он, сделав несколько шагов к Рабастану, уставился на него с огромным интересом.

— Александр, это Рабастан, — немного церемонно проговорила она. — Твой дядя. Рабастан, — она повернулась к деверю, — это твой племянник.

— Здравствуйте, — очень вежливо и звонко проговорил мальчик. — Вы поправились?

— Ксандр знает, что ты был болен, — пояснила Андромеда. — Он бывал здесь, и довольно часто. Милый, Рабастану трудно разговаривать пока что, — сказала она сыну. — Можешь просто пожать ему руку.

Рабастан с заметным трудом приподнял свою — Андромеда незаметным движением палочки поддержала её на весу, — Александр же, решительно подойдя к кровати, положил собаку на пол, а затем без малейшего смущения взялся за его ладонь и довольно крепко сжал. А потом спросил:

— А потом вы сможете разговаривать?

— Д-да, — с улыбкой отозвался Рабастан.

— Папа говорил, — Александр отпустил его руку, и Андромеда так же незаметно позволила ей опуститься на кровать, — что вы любите летать.

— Л-любл-лю, — улыбка Рабастана стала шире.

— Я тоже люблю, — сказал мальчик — и, бросив хитрый взгляд на мать, спросил: — Вы меня научите?

— Д-да, — пообещал Рабастан, вызвав этим у Андромеды лишь беззвучный стон. — П-пот-том. П-позже.

— Когда совсем поправитесь? — уточнил Александр, и когда Рабастан кивнул, сказал очень проникновенно: — Поправляйтесь, пожалуйста, поскорее.

И ужасно удивился, услышав в ответ дружный смех и дяди, и матери.