Автор: FieryQueen
Моя мать была недалекого ума женщина. Это я сейчас отчетливо понимаю. Влюбиться в такое чудовище, как мой отец — это умудриться надо. Да, в нем есть несомненные достоинства, этого никто не отрицает, но стоит вглядеться в него поближе… Да даже если не вглядываться — невооруженным глазом все видать, так сказать.
Я давлюсь смешком и едва не выплескиваю на утреннюю газету воду с лимоном, которую заказал.
Я все прокручиваю в голове, что ей скажу, как увижу. Наверное, спрошу её: как она могла? Как она могла так поступить со мной? Бросить меня с ним один на один? Который год я уже её ищу? Десятый? А она умело замела следы. Настоящая лисица. Ну да другой она быть и не могла.
Отец мне никогда о ней не рассказывал. Все, что я знаю — в основном, от Рабастана. Сказал, что не было в ней ничего особенно примечательного — девчонка, как девчонка. Вот только волосы… Настоящий пожар. И горящие глаза. Ну ещё проклятием могла приложить так, что даже отца улыбка трогала, а это задача не из легких.
А вот когда огонь потух — тут-то всем и стало понятно, что дело дрянь. Всем, кроме отца. А, может, и ему тоже было понятно, да только какое же ему дело до чувств окружающих? Никогда не было.
Я даже спросил у Рабастана: так, может, околдовал он её? Для него это, должно быть, раз плюнуть.
«Женщины — очень странные существа, гораздо более странные, чем ты можешь себе представить», — ответил мне Рабастан. Он, наверное, и не женился никогда поэтому. И мне тоже не особенно хочется, хотя отца такой расклад вряд ли устроит. Наследие Слизерина, так его за ногу. А я ведь даже в Хогвартсе не учился, что мне до этого наследия? Но не Дельфи же отдуваться теперь. От сестрицы никто наследников не требует — толку с неё!
Вообще, Рабастан меня убеждал не держать на мать зла. И как он с таким пацифичным мировоззрением вообще к отцу прибился? Рассказал, как трижды мать сбегала со мной, и как ее возвращали, наказывая всё строже, тут даже и отец заметил, что что-то не так. Да её бы просто убили на следующий раз, и дело с концом. Это всем уже очевидно стало, и ей тоже, думаю. И тогда наконец она ушла одна, а уйдя, видимо, как-то особо хитро выжгла Метку и словно в Лету канула. Может, и вовсе отсекла руку, как отсекла прошлое — лисицы так делают, чтобы вырваться из капкана. Как сказал Рабастан: «Каркаров от зависти в гробу переворачивается. То есть, переворачивался бы, будь у него гроб, а не посмертная прописка в Трансильванских болотах», — поправил он сам себя и заржал.
Наконец к лавке напротив планирует женщина на метле. Остроконечная шляпа прячет волосы, и широкая мантия надежно скрывает весь облик, но я все равно жадно вглядываюсь в её фигуру, стараясь запечатлеть каждую деталь и понять, так ли её представлял. Женщина ловко для её возраста спрыгивает с метлы, и отпирает лавку торгующую квиддичными принадлежностями. Я одним глотком осушаю стакан и поднимаюсь из-за стола.
Я так и не решил, что ей скажу. А, может, и не надо ничего ей говорить? Вон отец своему ничего говорить не стал. Может, оно и правильно?
Я сжимаю волшебную палочку до боли в запястье и толкаю дверь лавочки. Колокольчик звенит, и женщина оборачивается от прилавка с широкой улыбкой.
— Здравствуй, мама, — говорю я, наблюдая, как улыбка гаснет на широком веснушчатом лице.