Багровый барсук (джен)

— Эй, если ты не хочешь доесть это, я освобожу тебя от долга!

Смоллерт тоскливо посмотрел на свою почти полную тарелку, затем подвинул ее к Ханчетту.

— Угощайся. Я нынче есть не хочу.

— Я заметил!

В Рэдволле наступило время обеда. Наступил такой прекрасный летний день, какого жители аббатства только могли пожелать. Полуденная трапеза, поданная на лужайке под таким голубым небом, что сердце замирало от радости, была первой едой на свежем воздухе с тех пор, как Сайрус был ранен. Два дня тревожного ожидания были забыты, и теперь каждый с аппетитом отдавался еде. Это еще не был пир, приготовленный братом Хью по случаю праздника — он должен был состояться, когда сам Сайрус поправится настолько, чтобы принять участие, — но он был очень близок к этому. Теперь, когда Хью снова вкладывал душу в готовку и выпечку, он приготовил самую большую трапезу в Рэдволле с прошлых именин сезона.

Только один зверь в аббатстве был не в состоянии насладиться таким днем. Два связанных пленника, заяц и ласка, сидели за небольшим столом отдельно от остальных. Вместе с ними сидели два лиса, которых Махус приставил к ним для постоянной охраны. Настроение зайца Долгого Патруля значительно улучшилось с тех пор, как ему позволили выбраться из сырого подвала, чего нельзя было сказать о его спутнике.

— М-м-м, это очень вкусное блюдо, господа, — заявил Ханчетт своим молчаливым партнерам по трапезе. Если бы в Саламандастроне подавали такие блюда, я бы никогда не покидал гору!

Два сторожевых лиса молчали с каменными лицами, едва ли признавая существование Ханчетта. Заяц уже привык ожидать от них подобного: за прошедший день его попытки втянуть кого-нибудь из меченосцев в разговор потерпели полное фиаско.

— Ну они и унылые, — беззаботно сказал он, обращаясь к Смоллерту. — Мне больше нравилось, когда нас охраняли землеройки. Лучше их шумные перебранки, чем это молчание, во?

Смоллерт угрюмо опустил лапы на столешницу.

— Для меня это значения не имеет, господин Заяц, сэр. Я просто делаю то, что они мне говорят.

— Они не велели тебе морить себя голодом, — сказал ему Ханчетт. — Ты должен что-то есть, иначе ты так и останешься ни с чем.

— Зачем? Я жив только потому, что меня приковали к тебе. Как только тебя освободят, я стану мертвецом. Это будет лишь пустая трата хорошей пищи.

— Ну, так не пойдет! Слышь, я солдат, и любой день может стать для меня последним. Но я не позволю мыслям о том, что завтра я могу сдохнуть, мешать мне наслаждаться тем, что у меня есть сегодня. И тебе тоже не надо. Так что дерзай, Смолли, и выпей этот морс! Завтрашний день позаботится о себе сам!

Смоллерт не стал следовать дружескому совету зайца.

Ханчетт закатил глаза.

— Я просто не понимаю. Мышонок очнулся и идет на поправку, все аббатство торжествует, а их повар готовит блюда, достойные десяти боевых побед. А ты сидишь и жалеешь себя. Не думаешь ли ты, что этим славным зверям так же неприятно смотреть на то, как ты тут раскисаешь, как и мне? Так что присоединяйся к празднику. Уж ты-то должен быть счастлив, что с мышонком все будет хорошо.

— Да, — ответил Смоллерт без тени улыбки. — Но, если уж это я ему такую боль причинил, не мне, знать, радоваться да светиться от счастья. Я не жалуюсь на то, что меня ждёт, — меня наказание ждет по чести, ведь и парнишку ранил, и своего товарища убил. Но радоваться… да какое у меня право после такого? Это добрым да честным зверям положено, вроде вот этих, а я — ни добрый, ни честный, не такой, как они.

— Ну что ты! — запротестовал Ханчетт.

За последние два дня саламандастронский заяц провел с лаской достаточно времени, чтобы прийти к выводу, что Смоллерт действительно не так уж плох, по крайней мере для хищника. Казалось, Смоллерт искренне раскаивается в содеянном, не боится смерти, которая почти наверняка его настигнет, и совсем не похож на трусливых злобных тварей, которых Ханчетт ожидал встретить на службе Уртблада. При других обстоятельствах эти двое могли бы стать друзьями, если бы их виды не были заклятыми врагами друг друга.

— Как я слышал, — продолжил Ханчетт, — во всем этом был, большей частью, виноват тот крыс. В твоем облезлом хвосте больше порядочности, чем во всем его теле. Эти звери чуют добро, и я тоже могу. А у тебя, мой ласка, доброе сердце, как бы больно мне ни было говорить такое про хищника!

— Даже если ты прав, — отозвался Смоллерт, — мне от этого проку мало.

— Ну вот, теперь ты просто жалеешь себя!

— Ну... да, наверное. Но, по крайней мере, это уже кое-что, — Уголки рта Смоллерта слегка приподнялись.

— И еще кое-что, — Ханчетт схватил тарелку одного из лис-стражников и поставил перед Смоллертом. — Если ты можешь пошутить над собой, значит, ты вполне можешь и есть. Так что уплетай, а этот хвостатый пусть идет и берет себе еще тарелку!

Лис, освобожденный от обеда, бесстрастно наблюдал за тем, как Ханчетт и Смоллерт поглощают блюда Рэдволла. Небрежно поглаживая рукоять своего меча, он произнес:

— Есть быстрая смерть, а есть медленная. И именно мы будем решать, какая из них достанется тебе, когда придет твой час.

Смоллерт остановился на середине жевания, на его лице появилось пораженное выражение. Оно быстро исчезло, когда его спутник-заяц кивнул головой.

— Да, но этот день не сегодня, приятель. Так что не порти мне обед!

* * *

У восточной стены аббатства брат Джефф сидел с Арлином на старых кирпичах из красного песчаника. Сглаженные ветрами и дождями, они стали прекрасными скамейками.

Джефф очистил усы от крошек черничного пирога, и вздохнул, взглянув на небо:

— От того, что с Сайрусом все будет хорошо, весь мир кажется светлее. Голубое небо, зеленая трава, золотые солнечные лучи, уютный красный цвет нашего аббатства… не говоря уже о мерцании пруда, тени фруктового сада или восхитительном вкусе черничных лакомств брата Хью, — Он откусил еще кусок пирога. — Я мог бы написать целый стих об этом дне!

— Думаю, ты только что это сделал, — улыбнулся Арлин.

— Что? А, это? — Джефф покачал головой. — Это была не поэзия. Я просто заговорился.

— Не обманывай себя, Джефф. Некоторые из лучших стихотворений написаны теми, кто «просто заговаривается»!

— Что ж, тогда я оставлю это им. Я никогда не был таким уж проворным в стихах и рифмах, как мог бы рассказать брат Тревор еще в школьные годы. Я просто не создан для того, чтобы быть поэтом.

До их слуха донеслось пение. Юный Дорж проскакал мимо, напевая старый рэдволльский детский стишок, известный как «Морская песня». Ее слова донеслись до Джеффа с Арлином:

Песнь моря шумит у загадочных скал,

Ты, море, зовешь всех зверей на причал.

Открой мне, мой брат, свой безбрежный урок —

Ты манишь к себе нас, морской ветерок.

Ежонок заново запел этот простой стих, пока бежал прочь, чтобы присоединиться к своим товарищам по игре в пятнашки на теперь уже свободных от хищников лужайках.

Арлин рассмеялся.

— Ну, есть поэзия поэзии рознь! Подозреваю, что даже ты мог бы сочинить подобную песенку.

Но Джефф словно бы остолбенел при звуке этих слов.

— Я знаю это стихотворение…

— Как и следовало ожидать, — ответил Арлин. — Ты часто пел это, когда был маленьким. Да и я, если подумать, тоже. Эта частушка существует гораздо дольше, чем даже я.

— Нет… нет, это не то, — пробормотал Джефф. — Это не песня, а стихотворение. Кажется, я недавно читал… но слова были не те.

— Есть несколько разных напевов. Некоторые из них еще глупее, чем тот, что только что пел Дорж.

— Нет, нет, я говорю о чем-то совершенно другом. Слова звучат одинаково, но они другие. Ты понимаешь, что я пытаюсь сказать?

Старый аббат растерянно посмотрел на архивиста.

— Боюсь, что нет.

Джефф резко встал и направился в аббатство.

— Это было что-то из архивов. Я уверен в этом. И я думаю, что это может быть ответом на загадку.

* * *

Вечером Уртблад остановил своих бойцов на ночлег на второй поляне. Там их ждала капитан Халприн, и она снова доложила обо всем непосредственно барсучьему владыке, прежде чем улететь в лучах заходящего солнца.

— По-прежнему никаких следов моего брата или любого другого врага, — известил Уртблад своих наземных капитанов. — После полудня марша вперед лес редеет, а после этого идти станет намного легче. Мы вернемся к обычному походному строю, как только позволит местность. Как только лес перейдет в открытую равнину, наш путь сойдется с рекой, которую мы пересекли у моста Лорра, и в этом месте она повернет на юг. Мы можем следовать по течению реки до предгорий, затем свернуть под южную оконечность хребта и далее к побережью.

— Но разве нам не придется снова пересекать широкое течение, чтобы добраться до Саламандастрона? спросил Сэйбрук. — Нам, вестимо, трудно придется, если только этот Лорр не окажется достаточно любезен, чтобы построить для нас еще один мост, как раз там, где нужно, как в прошлый раз.

Уртблад покачал головой.

— В этом нет необходимости. Река исчезает под горами. К тому времени мы будем двигаться на юг, чтобы обогнуть хребет. Там, где река выходит из своего подземного русла у берега, она широкая и мелкая. Возможно, нашим землеройкам и кротам придется переправляться на плечах некоторых рослых зверей, но остальные смогут перейти ее вброд, не прибегая к помощи лодок или мостов.

— Если так, — сказал Бремо, капитан землероек, — я и мои ребята попросим выдр Сэйбрука. Они уже помогали нам и раньше. Не знаю, что будут делать мыши и кроты, чтобы перебраться через поток.

— Не обманывайся про нас, дружище, — ответил Сэйбрук. — У нас широкие плечи. Нет причин, по которым мы не могли бы нести землеройку с одной стороны и крота с другой. Мы переправим оба отряда за один раз, вот увидишь!

— Отлично, — вздохнул Абеллон. — Значит, мы остаемся с хищниками... как обычно. Надеюсь, до этого у нас будет возможность еще раз помыться. Не хотелось бы ехать на спине какого-нибудь вонючего ласки, — Капитан мышей подмигнул своему коллеге. — Без обид, Маттун.

— Не стоит благодарности, — Маттун оскалился в ответ клыкастой улыбкой, которая не была совсем недружелюбной, а лишь отчасти таковой. — Это вы, мыши, чьи вонючие лапы будут болтаться у нас под носом, так что не только вы надеетесь, что сможете искупаться до этого времени.

Винокур посмотрел на Уртблада.

— Полагаю, вы сами не будете выполнять обязанности паромщика, милорд?

— Маловероятно, — Барсук обратился к своим командирам. — Разбейте лагерь кольцом по краям поляны. Ласки, крысы и выдры по периметру, более мелкие существа внутри. Капитан Халприн говорит, что врагов в поле зрения нет, но я не собираюсь рисковать. Густой полог может скрыть многое, что не увидит и высоко летящая птица. Выставьте дозорных.

Капитаны отправились повиноваться. Низкое солнце еще кое-где проглядывало сквозь деревья, но поход сильно вымотало марширующих, и не было среди них ни одного солдата, который не приветствовал бы ранний привал. Впереди было еще полдня такого опасного пути, и каждая свободная минута была благословением для усталых воинов Уртблада.

Ранний отход войска наверстали на следующее утро, когда их разбудили задолго до рассвета. Едва забрезжил рассвет в восточном небе, как Уртблад приказал текущей смене сторожевых разбудить спящие ряды.

Повара из землероек и крыс начали расчищать площадку для костров, но Уртблад приказал костры не разжигать. По его словам, они находились слишком близко к краю леса, и дым от костров мог быть виден с равнины. Столбы дыма от множества кухонных костров не только выдали бы их местоположение, но и позволили бы любому проницательному наблюдателю догадаться о численности армии

Даже в таких дисциплинированных войсках, как эти, такой приказ был встречен с ворчанием. Большинство из них привыкли начинать свой день с горячей пищи. Конечно, в северных землях бывало, что утро начиналось с холодного рациона, но это была Страна Цветущих Мхов, земля изобилия!

Варнокур уселся рядом с Сэйбруком, прислонившись к мшистому бревну.

— Что ж, ты был прав, когда сказал, что наших пайков из аббатства не хватит дольше второго дня этой прогулки. Жаль, я бы сейчас не отказался от такой еды.

— Не ты один, Варни, — усмехнулся Сэйбрук. — Иные солдаты готовы устроить восстание.

Винокур, сидевший по другую сторону от отца, наклонился вперед и с тревогой посмотрел на капитана выдр.

— В самом деле?

— Спокойно, сынок! — улыбнулся Сэйбрук. — Просто шучу. Ни у кого здесь не было бы глупости идти против лорда Уртблада. Ни из-за холодной жратвы, ни из-за чего-то еще.

Варнокур мужественно боролся с пайком; битва была, очевидно, проиграна.

— Ур-х-х! Да о них можно все зубы переломать! Если бы мне приходилось постоянно так питаться, я бы стал таким же грубияном, как и любой хищник!

— Не обещаю, — заметил Сэйбрук но некоторые наши землеройки и крысы промышляют в лесу вокруг этой поляны. Если кто-то из зверей и сможет раздобыть приличную пищу, то это они. Если, конечно, у них будет такая возможность. Лорд Уртблад очень хочет поскорее отправиться в путь, и он не из тех, кто будет сидеть и ждать, пока мы набьем брюхо.

— Жаль, что здесь нет ни озера, ни ручья, — вставил Варнокур. — Мы могли бы наловить рыбы и креветок, чтобы хоть как-то прилично позавтракать.

— Тогда есть их нам придется всырую, — напомнил ему Сэйбрук, — поскольку мы не можем разжечь костер. Может, нам, выдрам, это и подойдет, приятель, но вряд ли большинство зверей разделит наш вкус к сырой рыбе.

Варнокур скорбно посмотрел на наполовину съеденный паек.

— Ну, лапами клянусь, это будет получше того, что у нас есть сейчас!

Тем временем на южной окраине лагеря два крыса, вышедшие на поиски пищи, с шумом продирались сквозь кустарник, чтобы присоединиться к своим собратьям. Они сразу же направились к своему капитану Чермаку. Выслушав их доклад, Чермак повел их к Уртбладу.

— Милорд, хочу обратить ваше внимание на кое-что.

Уртблад посмотрел на своего крысиного капитана и двух фуражиров.

— Продолжайте.

— Эти двое рыскали в лесу к югу от поляны и заметили, что за ними наблюдают. Не знаю, что за звери и сколько их. Они спрятались в подлеске и поспешно убежали. Юркие, кем бы они ни были.

Воин-барсук обдумал это.

— Скорее всего, это просто местные жители, котором любопытно было увидеть вооруженных крыс. Надеюсь, вы не слишком их напугали.

Один из крыс вставил:

— Милорд, они ушли слишком четко для мирных жителей. Почти как военные.

— Может, это были зайцы? — резко спросил Уртблад.

Два крыса обменялись взглядами, затем один из них ответил:

— Не думаю, сэр. Мне показалось, что они слишком маленькие. Я бы сказал, что они больше похожи на мышей.

— Что ж, кем бы они ни были, нам придется оставить их позади, — решил Уртблад. — У нас нет времени разыскивать их, чтобы объясняться, допрашивать их или исправить плохое впечатление, которое мы могли произвести. Придется подождать, пока наши пути снова не пересекутся — если пересекутся вообще.