Я не Поттер! Часть 2 | Магия освобождает (джен)

Десять тысяч лет назад миром правили лишь две родственные, но враждующие ветви магов. Каждый из этих могущественных родов призывал из параллельного мира одних и тех же существ, чтобы защититься от врагов. Твари были лёгкой добычей и контролировались древним источником силы. Их дрессировали, как собак, управляя их помыслами и вонзая для этого в шею магические штыки с собственной кровью. Повелевал тварью тот, чья кровь находилась в капсуле рукояти, впрыскиваясь существу в кровоток.

Когда «подопечных» стало слишком много, случилось неизбежное. Зверь, даже закованный в цепи, остаётся зверем. Время лишь точит его клыки, чтобы однажды он разорвал руку, что кормила и держала его поводок. Часть непокорённых вырвалась, и магам пришлось объединиться, чтобы выжить. Они установили источники по всему миру, пытаясь отгонять новых врагов от крупных поселений, но всё было тщетно. Твари поглощали их магию, ослабляли, а затем разрывали ослабленные тела.

Маглам везло чуть больше — существа воспринимали их лишь как безвкусную, материальную еду. Гораздо больше они ценили магических созданий, а превыше всего — магов, осмелившихся забрать их свободу. Имея возможность растерзать жертву когтями, твари предпочитали сначала насытиться её силой.

Война привела к тому, что магов стало в разы меньше, чем маглов. Скорее — они почти вымерли, навсегда уступив лидерство в популяции. Однако сильнейшие колдуны каким-то чудом справились с тысячелетней напастью, заточив чудищ в недрах двух полюсов. Их магия оказалась не вечной, а тающие льды размягчили недра и разбудили дремлющую древнюю и страшную силу.

От них остались только легенды на древних папирусах или дощечках, да пара слов на свинцовых свитках, не так давно найденных маглами. Из этих отрывков стало ясно, что древние уничтожили всю информацию о Тварях, но осознанно оставили источники для контроля, спрятав их в разных частях планеты и надежно скрыв от любопытных магических глаз. Все штыки с капсулами, с помощью которых можно было контролировать не только инстинкты, но и давать конкретные задания — были уничтожены, чтобы у потомков не возникло соблазна снова использовать их.

Древние не заглядывали дальше, чем за десять тысяч лет, и не знали, что их магия когда-нибудь растворится.

И вот на горизонте снова замаячила тень смерти для всего живого, а он был призван Темным Лордом на помощь оттуда, где ему было вовсе неплохо. Там, где боль и забвение и есть смысл бытия — у него был свой участок работы и собственные грешники в подчинении.

Черные души, рожденные в пороке и тьме, приходят в мир не случайно. Время от времени природа нуждается в сильной руке, и ей плевать на представления о добре и зле тех, кто пользуется её плодами, но не способен сберечь мир на земле. Она трусит свои драгоценные закрома, чтобы выбрать подходящее к определенной проблеме орудие. Поэтому высшие силы одинаково любят и Тома, и Дамблдора, и Мерлина, и Гриндевальда. Все они — лишь её дети, а их деяния — это проблемы смертных, до которых им дела нет. Они поручат миссию победителю, сильнейшему, а всё остальное — лишь тлен.

Гарри побывал по ту сторону, оставив здесь крестраж. Поэтому непродолжительное время «там» имел имя и воспоминания, а благодаря вмешательству Тома — смог многое понять и запомнить. Отчего жизнь стала похожа на прогулку по раскаленным углям.

Орудие тьмы рано или поздно оборачивается против хозяина, и первым под его ударом падает тот, кто его создал — вот одна из причин, по которой он не хотел вечной жизни, умоляя друга его отпустить. Именно Темный Лорд вернул нагло сбежавшее орудие, чтобы не остаться единственным, но никто не знал, имел ли он на это право и чем его смелость обернется для мира. Двух таких в одном времени — быть не должно.

Наряду с усталостью от вечного цикла и своей роли, Гарри боялся накопить в себе то, что могло бы навредить тем, кто ему дорог. Даже если природа и не наделила его таким лишним для него даром, как любовь. В первую очередь он был Гарольдом Снейпом — тем, кто способен бороться с природой.

Эти мысли не давали ему покоя уже месяц — ровно столько прошло с того момента, как он понял, что виверну жрет кем-то покоренная Тварь. Он не мог допустить, чтобы усилия Тома оказались — бессмысленными, а его возвращение — бесполезным. И готовил себя к битве, в которой его разуму нужно будет совершить невозможное магическое деяние — построить гигантские и вечные стены из морока, не пропускающего ни существ, ни даже солнечный свет.

Когда она случится — никто не знал. Пока существа вели себя тихо, нападая только вблизи логова, когда Том пытался их изучить. Тем не менее один проход открылся, и кто-то знакомый с легендой призвал одну Тварь, видимо, создав собственное заклинание.

Он подозревал, что её цель — это он. Живой, а значит доступный десерт, из которого можно выпить всю магию. Первой жертвой стал пятикурсник, но Гарри не понимал, а Том не мог узнать точно — отправится ли существо в Мунго, чтобы закончить свой обряд и разорвать его или это не обязательное условие?

Они вообще мало знали о природе Тварей и полагались лишь на собственные силы в изучении. Том уже не раз пострадал, а Долохова чуть не загрызли. Им удалось создать барьер, защищающий от потери магии, а Гарри усовершенствовал его ещё в прошлой жизни. Это был прорыв и почти победа, но с долей поражения — только очень сильные маги могли «носить» защиту, не рискуя зажариться заживо.

Однажды спрятав под ним Антонина — Том его чуть не угробил. С тех пор на полюс он отправляется один и сам делает свои важные заметки, наблюдая за Тварями. А посвященные следят за ним с высоты своего шикарного дома из стекла и бетона на вершине ледника, где пока что сохранилась невидимая граница древних, которую существа боятся пересекать.

Впрочем, сейчас следовало думать не о границах на полюсах, а о Хогвартсе. Они уже неделю гадали: есть ли угроза для школы, действительно ли существо привязано к ней, и как им поступить дальше. Суть происходящего предстояло временно скрывать даже от своих. Драко он посвятил лишь в общих чертах — не желал рисковать ни дочерью, ни другими «своими» детьми. После этого декан попросту запретил слизеринцам выходить наружу, сославшись на вспышку инфекции — лучшего объяснения он не придумал. Однако когда в башне пострадал ученик, до директора донесли мысль о необходимости избегать открытых пространств, а близкому кругу прочли основательную лекцию по заданной теме.

Гарри намеревался попробовать взять Тварь под контроль с помощью переданного ему Источника — мягкого, пластичного вещества, сотканного из концентрированного света, которое распылялось от малейшего колебания воздуха. Именно его добыл Антонин из единственного места на земле, которое Гарри смог отыскать. По всей видимости, в мире, откуда некогда прибыли Твари, его было в избытке, но эти знания скрылись еще во времена древних.

Этот шаг мог бы стать финалом всего плана, но Гарри так и не смог приступить даже к началу. Том настаивал, что для распыления Источника необходимо заманить существо в закрытое пространство, где оно не сможет взмыть в небо или рвануть в сторону. Он жил на всевозможных башнях и мостах, приманивая Тварь собой, подготовил пути и барьеры, ограничив выходы из факультетских спален ночью. Однако существо, то ли ведомое приказом, то ли обладая обостренным чутьем, упорно не шло за магами в школу.

Несмотря на множество пробелов в знаниях, они всё же выяснили что-то интересное. Том скармливал существам врагов не один год, как магов, так и маглов, и описывал процессы пожирания ими магии и плоти, создавая целые книги. В один из, как оказалось, счастливых дней он заметил, как из целой группы замерзающих в снегу жертв целых три активных Твари выбрали… одну на всех.

В мужчине не было магии, и он был уверен, что перед ним обычный магл, особо не интересуясь родословной похитителя магических артефактов. Они грызли его, как лакомую конфету до тех пор, пока от него остались крохотные кусочки. В это время остальная «еда» сбежала и вскоре заледенела до смерти. Удивило Тома другое — остатки плоти жертвы превратились в пепел через какое-то время, а сами Твари отползли в сторону и не двигались больше недели, словно сонные или больные.

Вампиры, расположившиеся ни низших ступенях эволюционной лестницы, почти неопасные для магов и сильно уступающие в силе даже оборотням — их плоть привлекала существ, а затем отравляла.

На протяжении веков маглы истребляли вампиров, нанимая магов и колдунов, а со временем научились справляться с ними и сами. Одних утопили в морях и океанах, других перебили, а немногие сумели выжить, слившись с маггловским обществом и приняв его законы, отказавшись от убийств ради крови. В мире магов они старались не показываться, предпочитая селиться среди тех, кто им ближе по духу.

Навредить волшебникам они могли только физически — выпив всю кровь или нанеся серьезные увечья. В том случае, если такому несчастному не могли помочь вовремя — он умирал. Но редкий маг мог не заметить готовящегося нападения из-за угла и горького запаха живых мертвецов, а потому вампиры предпочитали не рисковать.

Этот опыт натолкнул Тома на новую идею — им нужна армия вампиров в роли… еды. Разумеется, самой пище об этом никто не признается, а если даже возникнут обиды, война магов и кровопийц будет короткой. Гораздо важнее было иметь под боком одного-двух вампиров, которые могли бы принять на себя ярость Тварей, прорвавшихся, например, в дом.

Отчаявшись приманить существо ночными перебежками на свежем воздухе, и заработав реальную простуду, Гарри решился и дал отмашку старшему другу подготовить приманку. Сегодня он предпримет уже последнюю попытку, ведь притащить в школу вампира незаметно — задача совсем не из легких.

Полупрозрачные, словно вода, Твари, хоть и были размером со льва, но вели себя тихо и не вели заумных бесед. Вампиры же могли одурманить разговорами самый трезвый разум, а уж начни они орать — кикиморы обзавидуются. Но, к сожалению, приманить Тварь можно было только на живого вампира.

Из коридора, ведущего в Астрономическую башню, раздалось шмыганье носом и пара звонких «апчхи».

— Драко, ты же взрослый человек. Излечи себя немедленно, а то она среагирует на твои сопли, а не на меня!

— Позже, — прогундосил окоченевший декан, ленясь даже пошевелиться. — До утра сегодня, опять?

— Да!

Даже у дверного проёма Гарри услышал тяжкий вздох и ощутил волны уныния, отчего усмехнулся. Старый друг детства размяк и привык ночами спать в мягкой постели. А последний раз он спал ещё в прошлый вторник, то есть неделю назад. Удерживая себя на ногах магией, он изрядно вымотался. Но его присутствие было необходимо.

Обученный барьеру от Тварей и не сгоревший под ним, декан страховал его и в случае чего мог ударами направить тварь в нужном направлении, если та вдруг заблудится и не побежит за миражом. Элис пока не могла удержать защиту надолго, а Руквуд обжегся и рассвирепел от своего несовершенства, что было понятно. В итоге отдуваться за них обоих пришлось Малфою.

Тварь ждал зал в подземелье, а в нем притаились Пожиратели и старшие Стражи. Выпускать их разгуливать по школе никто не собирался — если бы даже призраки и не растрезвонили всем о страшной опасности, паника всё равно вспыхнула бы мгновенно, а она была ни к чему.

Входы в спальни и гостиные охраняли дети, дежурившие по графику и обученные нужным заклинаниям, но школа всё равно оставалась живой, дышащей. Поручить им оглушать учителей и портреты Гарри, конечно, не мог. Но даже столь скромное задание, как установка барьеров в дверях и проходах, объединяло юных магов, проникшихся значимостью происходящего.

Общее дело щекотало нервы, как и скупые рассказы Гарри о существах, с которыми им предстояло столкнуться. Он не собирался скрывать угрозу — напротив, планировал показать отравленную плотью вампира Тварь.

Это был бы кровавый и неприглядный, но важный урок, и молчание казалось ему глупостью.

Перед самым носом раздалось легкое шипение — пергамент вспыхнул в воздухе, заставив Гарри вздрогнуть. Значит, что-то случилось.

— Что там? — полюбопытствовал Драко, высунувшийся из-за угла.

— Это от детей, — небрежно ответил Гарри, читая послание.

— Научил их обходить запреты? — прищурился Малфой.

— Ты о пергаменте? Научил.

— Ну, раз научил, то выкладывай. Я их декан, помнишь? — яростно зашептал Драко из темноты.

— Убедил, — кивнул Гарри. — Гленн прорвался из спальни силой и подрался с Гилбертом и Серафимом. Говорит, никуда не уйдет, пока ему не объяснят, что происходит.

— Он за твоим клубом чернокнижников следит, — буркнул Драко. — Днем и ночью. Не догадываюсь даже, когда спит. Ты вообще в курсе?

— В курсе, — лениво протянул Гарри. — Пусть следит, лишь бы не лез.

— Ну ладно, — недовольно фыркнул Малфой. — Всезнающий ты наш. А то, что он за Меридой следит? Или следил? Я уж думал, отчисление оформлять. Всё это… выглядело опасно.

— Конечно в курсе, Драко, — усмехнулся Гарри. — Спи спокойно, когда не дежуришь.

— Как только — так сразу… — декан зевнул с громким звуком.

Послышался шелест мантии.

— Ты там что, правда спать улегся?!

— Да, на каменных ступенях очень удобно. Попробуй как-нибудь. Эти углы — мягче перины!

Похихикав, они замолчали надолго. Лунный свет падал сквозь проемы, снизу доносился шелест листвы, но их здесь было только двое, и существо приближаться не торопилось.

— Страшно, — вдруг пробормотал Драко. — А ты сидишь, как кусок мяса для чужого ужина, и улыбаешься... Смерти не боишься?

— Неа, — честно ответил Гарри. — Тебе ли не знать?

— Прости… еще раз.

— Не стоит, тем более еще раз — мы вдвоем это затеяли.

Следующая минута молчания выдалась какой-то напряжённой, и вскоре стало ясно почему.

— А Рон? Он боялся падать… отсюда? — выдавил из себя Драко с большим трудом.

Гарри резко обернулся в сторону задавшего вопрос.

— У тебя глаза сверкнули, как у зверя, — вздохнул Драко. — Считаю ответом?

Он кивнул и отвернулся, поскольку давно пожалел о том убийстве, пусть и необходимом, но вновь открывать душу перед собственным убийцей не собирался. В письме Гарри изложил всё и был готов ответить за каждое слово. Пусть вспоминает.

— Всё сказано в письме, — тихо произнес он. — Ты же знаешь — я дважды не повторяю.

— Знаю мальчишку, который затопил подвал слизью ради поиска истины… — пробормотал Малфой. — Но тот, кто топил мир в крови… он мне почти незнаком.

— Это один и тот же человек, Драко, — горько усмехнулся Гарри. — Ты знаешь меня, как облупленного. А теперь подумай хорошенько — что ты сделал, чтобы остановить меня? Добби задушил? Или не рассказал, кто рыдал ночами, понимая, что Волдеморт возродится? Как там твоя мать, кстати? Всё ещё под замком? Уже не рыдает?

Он пристально посмотрел на Малфоя, словно ожидая ответа, а не дождавшись, продолжил:

— Ты был со мной, когда я рос. Поддерживал во всём. Неси ответственность. Почему только я?

Драко молчал, словно обдумывая каждое слово. Наконец, он спокойно и ровно произнёс:

— Справедливо…

— По отношению к тебе я всегда был справедлив, — Гарри подвинулся, чтобы лучше разглядеть его лицо. — Даже сейчас, после этого разговора, я уберу лишнее из твоей памяти. Ты ещё помнишь, почему твоя мать жива, пусть и под замком? Почему ты жив? Почему у тебя есть семья? Потому что я отдал всё хорошее, что накопил в детстве, а Рон — отдал жизнь!

Его взгляд впился в Малфоя, и голос стал злее:

— Тогда я был уверен, что на милорда не повлияю. Спасал твою ленивую задницу. Чем ты мне отплатил? Вспомнил о рыжем и захотел убить так, что чуть не лишился рассудка?!

Драко резко вскинул голову и его глаза сверкнули, отражая лунный свет.

— Думаешь, я потерял меньше?! — взорвался он, голос дрожал от сдерживаемого крика. — Рон не единственный! Эта война за чистую кровь забрала у меня всех! Погибли все, Гарри! Последнего убила Джинни — верная, безумная слуга!

Малфой нарушил инструкцию и встал, после чего шагнул ближе, словно пытаясь заглянуть Гарри в самое сердце.

— Мы с тобой много лет сидели за одним столом. И всё это время я смотрел, как ты обрастаешь теми, кому можешь доверять. А мне оставалось одно — не думать о прошлом и не выдать себя. Моя единственная компания — зеркало в Малфой-мэноре. Ты думаешь, я спал спокойно?!

Гарри прищурился, как будто всматривался сквозь его слова в далекое прошлое.

— Уверен, что нет, — спокойно ответил он. — В этом-то и проблема.

Затем вздохнул и посмотрел на Малфоя уже с грустной улыбкой.

— Твоей совести хватит на весь Гриффиндор. Но тебе негде её применить, ты живёшь не в том мире. Поэтому снова и снова совершаешь ошибки…

Декан поморщился, словно его сжали за горло, закрыл глаза и медленно покачал головой. Морщины, уже заметные на всё ещё привлекательном лице, не делали его ни старше, ни серьёзнее. Это был всё тот же Драко — мальчишка, который когда-то спасался от кусачей бочки во дворе их с отцом дома. Сидел до появления сосулек в носу возле Кровавого Барона в подземелье, потому что Гарри сказал ему так сделать. Он тогда еще верил другу и не думал, что их пути разойдутся… вот так.

— Молчали же неделю, как приличные… — с досадой бросил Малфой. — Почему не продолжили?

Гарри лишь пожал плечами, не зная, что сказать. Драко сдулся, уселся на место и нахмурился, обиженный на весь белый свет. Лоб его морщился от тяжелых мыслей — совсем как в детстве.

— Ты как дитё малое… — пробурчал Гарри, но декан не отозвался, только задышал громче.

Час наблюдений не дал никаких результатов — ни звуков, ни странных явлений. Гарри было удобно молчать, но Малфой не удержался.

— Шестой курс получил учебники твоего авторства.

Гарри вскинул брови и занервничал.

— Для шестого я единственный написал… и выбросил!

Драко хмыкнул в темноте.

— Они твои черновики публикуют, чтобы забыли учебник? Шутишь?

— Но он… специфический, — пробормотал Гарри. — Запорол там глав пять, если не больше…

— Очевидно, раз вместо соседнего со школой пейзажа открылся портал. А из него выползли… даже не знаю. Щупальца?

— И что ты сделал? — спросил Гарри с любопытством.

— Запихнул их обратно! — удивился Драко. — Пусть крёстный разбирается, я его всё равно подменял.

— Позор мне…

В ответ раздались приглушённые смешки.

— Не переживай, дети в восторге. Думают — это привет от министра.

— У тебя зубы аж сюда отсвечивают, Драко! Так греет, что я тоже могу ошибаться? — хохотнул Гарри.

— Ага… — довольно протянул декан Слизерина в адрес подростка.

Гарри шутливо возмутился.

— Ах так? Вот вырасту — и надеру тебе задницу!

— Я буду старым профессором, разве можно?

В какой-то момент оба сдались и захохотали, прикрывая рот руками, чтобы не разбудить школу вплоть до подземных этажей с призраками.

Резко прекратив смеяться Гарри вскочил на ноги и закрыл глаза, прислушиваясь к ветру.

— Драко — защита!

Он быстрым движением набросал в воздухе послание, и оно отправилось вниз, а сам он создал свою точную копию и отступил в тень. Смех привлек Тварь, затаившуюся где-то неподалеку. Он увидел, как свет преломляется в её полупрозрачном теле, услышал сопение и вот она несмело, как боязливая кошка в новом месте, шагнула в коридор. Возможно, ей показалось, что здесь её ждет легкомысленная добыча, а не такие же затаившиеся охотники, как она, но существо жестоко ошиблось. Декан молниеносно занял позицию внизу, а главный её враг стоял невидимый, не сводя с Твари взгляд.

Отблеск в шее, более яркий, чем разноцветные переливы прозрачной кожи, беспокоил его даже больше, чем само наличие существа возле себя.

Через гостиную спускаться ей бы не дали — слишком опасно, потому задача была максимально простой. Стоило лишь спускать её вниз, вниз и вниз почти по прямой — там открыли обычно закрытый проход на нижние этажи. Привлеченная якобы главной целью, а Гарри в этом не сомневался, она рванула в нужном направлении, а настоящая цель — следовала прямо за ней. На первом этаже животина чуть было не повернула не туда, и даже остановилась, но Малфой мягкой ударной волной направил её в нужное «русло». Краем глаза Гарри заметил, что в коридоре у тупика мелькнул кто-то еще, но рассматривать времени не было.

Тварь появилась в зале с Пожирателями и Стражами — теми, кто был достаточно силён для защиты, — спустя считанные минуты. Она следовала за миражом, а не просто бродила, и всё сложилось даже лучше, чем они ожидали. Огромная сила, исходившая от неё, словно сжалась, когда мираж растворился в воздухе. Лишь тогда Гарри понял: у неё есть разум — в котором ей отказывали древние. Существо отшатнулось, осознав, что попало в ловушку.

Гарри и Том одновременно распылили Источник из крошечных шкатулок, и воздух заискрился миллионами капель чистого света. Тварь качнулась и недовольно фыркнула, ударяя невидимым копытом по каменному полу — из-под него во все стороны сыпались искры. Она должна была успокоиться и сбежать, навеки позабыв об охоте на магов без особого на то приказа, но стояла на месте.

Все переглянулись, понимая, что Источник подействовал на неё не так, как на остальных, подчинённых Томом ранее. Убить тварь было нельзя — только сломать волю, убрав магию из списка её лакомств.

В случае неудачи, когда Источник не касался кожи, он лишь отпугивал её. Причём они пугались и убегали только тогда, когда чувствовали угрозу подавления воли. Распылить Источник хотя бы на пару из них могло занять несколько лет. Им просто повезло, что у этой было «задание», каким-то образом полученное от неизвестного. К тому же тот мизер, что раздобыл Антонин, — просто смешная капля, и настало время приступать к новым поискам.

— Переподчинена, — сказал Том, обходя её с другой стороны и внимательно рассматривая. — Прикована к тебе чужой волей.

Гарри заметил: там, где на её шее мерцал отблеск, теперь не было ничего. Что-то ускользало от его внутреннего взгляда, прячась в тени.

— Там что-то есть, — он указал пальцем. — Можешь нащупать?

Тело Темного Лорда прекрасно функционировало, душа была яркой и живой, пусть многим и не нравилась, но в общем и целом Томас Марволо Риддл — был как пугающе жив, так и пугающе мертв. Одновременно. Сердце не билось, сотканное из сгустков темной магии. Он мог оседлать Тварь — и его магии ничего не грозило. Существо могло нанести ему болезненные раны или даже разорвать, но не более того — и то ненадолго, учитывая мощь вечной жизни. По этой же причине Гарри не был в восторге от идеи использовать вампиров, которые тоже были слишком далеки от живых. Магам же с горячей кровью прикасаться к Твари было смертельно опасно — магия улетучивалась из них почти что мгновенно.

Том закатал рукава, шагнул вперёд и, прежде чем прикоснуться к Твари, легко похлопал её по загривку. Она фыркнула, но не сдвинулась. Гарри мысленно поблагодарил судьбу за двойную порцию Источника — кто-то уже вмешался в её природу, и теперь им приходилось распутывать чужие следы.

Спустя пару мгновений, водя рукой в месте, на которое указал Гарри, маг нащупал то, что искал. Он потянул и вытянул круглый штык с хрустальной рукоятью, с лезвия которого стекала обычная алая кровь. Как только вещь оказалась в чужих руках, кровь высохла и рассыпалась в дым. Тварь издала стон, встала на ноги и медленно двинулась к выходу, несколько раз оглянувшись на них. Она ушла, и хотя Сивый у выхода отшатнулся, а Тодеус сделал шаг назад, шагала так аккуратно, словно среди хрустальных бокалов, и даже не пыталась кого-либо задеть.

— Больше за тобой не пойдёт, — негромко сказал Том. — Без этого штыка или что бы это ни было — приказам не подчинится. Узнаю, что за орудие, и если оно… придётся ловить её на вампира. Мне или тебе — позже решим.

— Понял, — кивнул Гарри. — Поторопись — вдруг у них есть еще.

Уже у выхода он обернулся, печально ему улыбнувшись.

— Гарри — ты пропустил второе собрание. С каких пор ты меня видеть не хочешь?

— Нет, ну ты, конечно, напортачил, пока я не контролировал… — он улыбнулся, и Том усмехнулся в ответ. — Просто мне рано ещё. Стулья высоковаты…

Том задержал взгляд на пустом зале и тихо сказал:

— Если ты продолжишь отвергать себя, Гарри… однажды я останусь один. А знаешь, что самое страшное? Это не станет потерей для неблагодарного мира. Только для меня одного.

Оба понимали, что речь шла уже не о стульях, а о природе его магии. Том видел сквозь любую оболочку, распознавал то, что скрывалось в глубине. Он единственный, кто понимал страх Гарри — страх перед его собственными желаниями и даже душой.

* * *

Он помнил изогнутые рукояти из хрусталя, помнил, как отблески камина играли мягким светом в глубине этого прекрасного камня. Из-за них появился на свет Гленн, а его мать покинула этот мир, словно колья вонзились в её шею, унося с собой едва начавшуюся жизнь.

Парень всегда подслушивал, чувствуя необходимость держать при себе хоть что-то, что можно будет использовать против деда в нужный момент.

Тем вечером его вызвали, чтобы отчитать за драку с кузеном, запустившим в него лепёшкой за обедом, но ребёнок пришёл раньше. Он заглянул в замочную скважину и без труда услышал, о чём говорили беспечные взрослые.

Дуглас в ярости тряс распущенной шевелюрой, его и без того широкие ноздри раздувались от гнева, а голос звенел от ярости:

— Эти штуки в твоих руках нужно немедленно уничтожить, пока их кто-нибудь не выкрал и не использовал против нас! Ты заплатил за них честью Розы, и всё равно продолжаешь хранить их в доме?! — прошипел он Балларду в лицо. — Кинег придёт за тобой и спросит за подобную дерзость!

Дед только усмехнулся, всё еще любуясь прекрасными вещицами в руках.

— Ты слишком суеверен, как и моя дражайшая супруга, — произнёс он спокойно. — Когда я узнаю о них больше, они спасут нас от смерти, а не погубят, Дуглас.

Гленн поразился увиденному. Дуглас никогда не спорил с мужем сестры и, как говорили, не любил её дочь. Всю жизнь он называл её никчёмной и яростно возражал, когда сестра решила проститься с дочерью в Азкабане. Никто в клане не ждал возвращения родственницы спустя четверть века в тюрьме. Значит, его беспокоили именно колья, а не их грязная история в этой семье.

Той ночью произошло нечто из ряда вон выходящее. Гленн не просто увидел запретное, прячась в нише нижнего этажа, но и узнал рукояти, давно ставшие собственностью деда. Такую возможность он выборол себе кулаками и магией, сломав барьер между спальнями и гостиной. Красавчик Серафим и громила Гилберт пытались его остановить, и надо признать — почти преуспели.

Сначала они отшвырнули его странным заклятием, а затем, когда он проигнорировал их многократные предупреждения вернуться в спальню и не лезть, куда не следует, — хорошенько поколотили. Заклятие надолго вогнало холод в тело, делая его вялым и неуклюжим, так что ответить им как следует он не смог.

Второкурсники отличались лишь внешне — злость в обоих была одинаково жгучей, и это даже понравилось Гленну. Когда они разбили ему губу, он лишь скалился в ответ, слизывая потёкшую кровь. Их растерянность от его молчаливого вызова показалась ему даже забавной. Воспользовавшись заминкой, он сорвался с места и убежал.

Всё его нутро кричало — происходит что-то особенное. Шайка покойника была при деле всю неделю, независимо от того, на каком факультете училась. Рыжий с Гриффиндора у них почти поселился, но, судя по разговорам, тоже был назначен своим старостой на какой-то там пост. Старшие ученики, то есть «чужие», тоже появлялись в гостиной, пытаясь командовать младшими, но с наступлением темноты начинали зевать как по команде и расходились.

Мелюзга поражала воображение — они жонглировали тёмными заклинаниями, обменивались загадочными взглядами и демонстрировали странное единство, нехарактерное для детей их возраста. Их словно сшила невидимая игла — плотно, без пропусков. Поразить талантливого портного стало навязчивой идеей для Гленна.

Ещё месяц назад он понял, что знает что-то полезное, и обладание секретом давало ему недостающий вес в переговорах. Он уже давно решил, что убийца его матери и тот, на кого он сам хотел быть похож, нужен ему. Однако сделать первый шаг он не решался — за ним в школе наблюдало слишком много родственных глаз, и о любом изменении в его поведении сразу докладывали деду. Когда стало ясно, что внук окончательно оставил бессмысленную охоту за внучкой, старик едва не проклял его.

Просто в какой-то момент она так злобно зыркнула на него своими неправдоподобно яркими зелеными глазами цвета Авады, что парень аж присел в ожидании смерти. Он давно догадывался о ночных уроках Лестрейнджа, где тот, похоже, обучал будущую элиту. Но именно этот взгляд развеял последние сомнения. Казалось, дети не только стремительно «темнели», но и росли быстрее, чем дни в календаре сменяли друг друга.

В один из таких пасмурных ноябрьских дней часть из них привлекла внимание остальных. Внимательным оказался не только Гленн — даже староста, хлипкий заучка в круглых очках, заметил какие-то перемены.

Райанн присел рядом с позеленевшей Меридой, которая едва сдерживала тошноту, и спросил:

— Ели что-то за пределами школы? Или кто-то принёс блевательные батончики? — строго уточнил он, оглядев собравшихся. — Ложь наказуема, предупреждаю.

Девчонка, судя по всему, понятия не имела, что такое наказание, и не боялась его. Она лишь махнула рукой, отгоняя надоедливого Райанна и призывая оставить её в покое. Гленн знал, что она росла с роднёй отца, и с трудом понимал, как в одной семье могли появиться настолько разные люди. Жизнь сестры казалась ему безоблачной, а сама она — легкомысленной и капризной. Никто не ставил её коленями на битое стекло, и уважения к старшим в ней не было и в помине.

Он страшно хотел иметь её внутреннюю свободу, но за такую роскошь пришлось бы расплатиться собственной жизнью. Глядя на девчонку, которую не пытался усмирять даже её ужасный отец, он испытывал лишь раздражение. Ни светлые золотые волосы матери, ни её весёлый характер, о котором он был наслышан, не смягчали этого чувства.

Впрочем, главным в тот день всё равно было другое, а именно какое-то событие, произошедшее с детьми накануне, оставившее в них неизгладимый след. Кто-то стал задумчивее, кого-то мутило, а кто-то, как Серафим, ходил и улыбался дурацкой улыбкой.

Веселыми оставались только младшие из «своих» — видимо их на событие не пригласили. Фрейя носилась с хорьком, пытаясь самостоятельно залечить ему хвост, и Гленн представить её не мог в черном плаще с капюшоном, хотя она пробиралась из спален на «занятия» первой. Кузины Уизли вели себя вызывающе — словно чувствовали свою привилегированность. Они бесцеремонно передвигали вещи старших, если те случайно занимали нужное им место, а разговаривали гораздо громче других первокурсников.

Единственным, кто не раздражал, был один из младших слизеринцев — и по иронии судьбы он же оказался врагом.

Гарри обычно скромно сидел в углу, склонившись над дневником. Он поднимал темные глаза лишь изредка — чтобы убедиться, что его вмешательства прямо сейчас не требуется. Говорили, будто преподаватели тянут его к доске, словно на лбу у него чёрная метка отличника, но в остальном один из самых могущественных магов современности ничем особенным не выделялся.

Часто он просто отгораживался от мира, глуша все звуки вокруг, и до него не мог докричаться даже Пивз. Гарольд Снейп шёл по жизни во второй раз и знал её наизусть. Ужин в тишине был привилегией, которую он мог себе позволить.

Ненависть Гленна к нему постепенно смешивалась с восхищением, и в конце концов парень решился. Даже понимая, что мог опоздать — и его преимущество вполне могло уже перестать быть таковым.