Wish You Were Here (джен)

Примечания:

В главе цитируется песня Тэм Гринхилл «Стражи последнего рубежа». Последняя строка изменена.

Вечером четырнадцатого тарио лётчики вломились в лазарет навестить Рин-Сая и Лем-Ро. Пока Лон-Гора не было, двадцать четыре человека прокрались в карантинный коридор и рассредоточились вдоль стен. Дверь второго отсека открылась. Комэск и Лон-Гор тоже были здесь.

— Идиотизм, — привычно скривился Мон-Со.

— Камеры в ближайших коридорах были отключены, мой полковник, — отрапортовал Тин-Мор от лазаретовского компьютера. — О том, что и вы, и мы здесь одновременно, никто не знает.

Мей-Кион щёлкнул замком двери, ведущей в приёмную, и сел прямо на пол. Дурацкий план, дурацкая ситуация, но что поделать?

Лейтенант никогда особо не задумывался о мире, в котором жил. Если что-то происходит, значит, так и должно быть. Простая логика, причинно-следственные связи. Арзаки под гипнозом — приложение к вертолёту. Или ещё к чему-нибудь.

Он бывал у матери на работе. Их дети были такими же: тихими, послушными, прилежно делающими уроки… Они были как растения. Как огурцы — такие же зелёные. Только огурцы росли, чтобы их съели, а арзаки — чтобы выполнять какие-то функции.

Вечером двенадцатого Эн-Рал разбудила Мей-Киона одним из первых — видимо, как интендант эскадрильи он показался ей достаточно надёжным.

Когда она предложила награду, Мей-Кион выбрал своего техника. Лейтенант хотел выяснить, что сподвигло того на предательство.

Арнис вышел из толпы на зов, хотя кто-то громким шёпотом просил не делать этого. Техник безропотно дошёл до комнаты Мей-Киона, замер перед ним и поднял глаза. Всё как прежде.

Или нет? В глазах, прежде тусклых и бессмысленных, сейчас плескалась боль. Её не должно было там быть. Откуда у арзака боль?

Мей-Кион протянул руку, чтобы взять его за подбородок — так было удобнее. Арнис перевёл взгляд на его ладонь и, сдавленно вскрикнув, отшатнулся. Запнулся о неровно висящий край одеяла, неловко повернулся и упал, наткнувшись бровью на тумбочку.

— И зачем ты так? — спросил Мей-Кион. — Я же ничего плохого тебе не сделал.

Арнис промолчал. Молчал он, и пока Мей-Кион обрабатывал рану, и когда закончил.

— Я тебя не обижу, — увещевал Мей-Кион. — Скажи, почему ты решил избавиться от меня?

Ответа не последовало, и Мей-Кион применил гипноз. Просто обновил, ничего больше не спрашивал.

Тринадцатого случилось ужасное. Лейтенант не понимал, что вообще навело майора Оро-Эна на мысль так поступить с девушкой. Ну загипнотизировал бы её — и всё. Зачем вот это?

Сняли её лишь по приказу Мон-Со. Он, кажется, тоже пришёл в ужас.

Впрочем, комэск в тот день не единожды удивил Мей-Киона. Он явно сочувствовал арзакам, прощупывал целый день настроения лётчиков, а вечером собрал всех, кроме Дер-Раоха, в лазарете и заявил, что так дальше жить нельзя.

Создавалось впечатление, что Тин-Мор с его репликой про репетицию гражданской войны был прав. Но комэск не был бы собой, если бы вот так, с налёту запланировал столь масштабную операцию. Нет, пока он собирался только убрать оппозицию.

Всю. Включая Верховного.

Вот в этом его лётчики не поняли, но тут слово взял вернувший память Лон-Гор.

— Во-первых, как и зачем он оказался на Беллиоре? — вопросил врач. — Во-вторых, куда он постоянно пропадает? В-третьих, почему является исключительно в сумерках и ничего не ест за ужином? В-четвёртых… Вы всё ещё верите, что перед вами — настоящий Верховный?

С этим трудно было спорить. Именно поэтому сейчас, вечером пятнадцатого, пока остальные шатались невесть где по приказу Мон-Со, Мей-Кион сидел в темноте склада «Диавоны» и искал нужные ящики. Они всё не находились.

Замигала лампочка системы связи — кто-то передавал сообщение на общей лио-частоте. Что-то случилось?

«Кто пойдет за изорванным знаменем

Драться за последний рубеж?

Защищать бесполезные знания

И нелепость белых одежд?»

На сей раз не Элар. Голос женско-мальчишечий. На заднем плане — бой какого-то струнного инструмента.

А главное, как в тему! Мей-Кион сейчас как раз собирался кое-что порвать на знамя. Да и белые одежды были нелепые — установки оружия на вертолёты не пережила ни одна рубашка.

«Эй, вставайте, кто еще остался,

Встанем гордым строем среди руин.

Кто еще помнит и кто не сдался —

Я не верю, что я один

Защищаю свой город».

Руины? Ну, пусть будут руины. Останки привычного мира. А городом тогда будет мир новый. И его надо защитить от нападок мира старого. Логично? Вроде бы логично.

Нужные ящики стояли в дальнем углу. Ткань, просто ткань. Теперь найти нужный цвет и нарезать на полосы. Саен тридцать на пять. И пуговицы. Много пуговиц.

Распихав лоскуты и пуговицы по карманам, Мей-Кион покинул склад и направился к выходу, ориентируясь по длинным красным лампам аварийного освещения.

В одном из боковых коридоров лейтенанту почудилась бородатая фигура генерала. Но она мелькнула буквально на секунду, и Мей-Кион решил, что ему показалось.

Нужно будет сказать об этом комэску, когда операция завершится. Если это в самом деле генерал, Мон-Со его найдёт.

* * *

Ваэри устроилась на крутящемся стуле в комнате Ол-Кета и ловко отстукивала текст на компьютере. Это было несколько нечестно — заставлять её заполнять отчёты о подавлении восстания, но у Ол-Кета нашлось более важное дело.

С чего вообще полковнику взбрело в голову устроить праздник? День рождения Верховного можно было отметить простым построением с троекратным «Горр-ау!» — зачем совмещать его с репрессиями?

А уж если учесть отношение Мон-Со к своим подчинённым, то такое предложение сразу после ареста лейтенанта вызывало кучу вопросов.

Ол-Кет вставил батарею в утюг и, пока тот грелся, попытался понять ход мыслей полковника.

Праздник в честь Верховного, совмещённый с казнью предателей, хотя Мон-Со не сильно-то радовала сама идея казнить кого бы то ни было. Состав экипажа ограничен: лётчиков мало, а от штурмана избавляться, по идее, вообще нельзя.

Полковник хочет в великий день подать прошение об амнистии? Он теперь командующий и имеет право делать это в любой момент. Оро-Эн может воспрепятствовать, но решение будет за Верховным.

Что тогда?

Утюг сменил цвет лампочки с красного на зелёный — нагрелся. Ол-Кет открыл шкаф и откинул прикреплённую к дверце доску. Это обычную одежду можно было поручить арзакам — ухаживать за парадной формой военный должен был сам.

Фиолетовые брюки и китель, белоснежная рубашка. Всё нужно выгладить до идеала, не повредив вышивку. Ордена и медали поблёскивали в свете желтоватой лампы, как звёзды на сумрачном небе.

— Господин Ол-Кет, — позвала Ваэри, не отвлекаясь от клацанья по клавишам, — лётчики сегодня искали рубашки без вышивки. Не является ли это новым правилом?

Что? Каким ещё новым правилом, и почему Ол-Кет не в курсе? Нет, на самом деле это непринципиально, но не в день рождения Верховного!

Майор поставил утюг в держатель и отправился искать лётчиков.

Они, похоже, подготовились к празднику ещё днём и теперь занимались повседневными делами — комэск даже в канун праздника им спуску не давал. Кого-то он зачем-то послал на склад звездолёта, кто-то занялся инвентаризацией оружия — арзаки вряд ли им воспользовались, но проверить не мешало.

Полковник нашёлся в генеральском кабинете. Он безо всякого пиетета перед пропавшим начальством выворачивал ящики письменного стола. Во все стороны разлетались какие-то документы. Ол-Кет поймал один из листов и вчитался в рукописные строки.

«…сказал: „Не жить тебе, чудовище!” — и поразил его моим поразительным смертоносным мечом, сделанным из лучевого пистолета с крючком, который заклинило, спусковым. И пал коварный сотнеглавый дракон, сражённый моим оружием в долгом сражение, и…»

— Я уже час ищу пистолет среди этой графомании, — поделился Мон-Со.

— Может, он лежит там же, где документы? — поинтересовался Ол-Кет.

Он обошёл стол. За ним стояли десять аккуратных стопок бумаги. То есть комэск сначала раскладывал их аккуратно, а потом потерял терпение.

— Здесь нет документов, майор. Только «Завоевание Беллиоры».

— Что, простите?

— Его эпопея, начатая ещё в первый год полёта. Уж на что у меня нет вкуса в литературе, и то понимаю, насколько это отвратительно.

Расстрельный пистолет и пули к нему, согласно уставу, должны были храниться у командующего экспедицией. Но в столе генерала их действительно не было.

Знать об их местонахождении мог Ильсор. Ол-Кет отправился к нему.

Лестницы, лестницы, мрачный коридор с камерами, металлические двери. Уже завтра вечером здесь никого не будет. Так, камера номер четыре.

Арзак стоял возле койки — похоже, вскочил, услышав, как открывается дверь. Вид у него был не очень — бледное лицо, круги под глазами, следы от побелки словно седина в волосах — спал, видимо, прислонившись к стене.

— Где особый пистолет? — без предисловий спросил Ол-Кет.

— Мне не полагается этого знать, господин майор.

— Предположить можешь?

— Возможно, об этом знает господин майор Оро-Эн, которому господин генерал отдал пистолет в день выявления полукровок.

За дверью передавали какое-то сообщение. Ол-Кет вышел в коридор и услышал:

«Смерть назначена на полнолуние,

Чтобы бить на отблеск зрачка.

За священное право безумия,

За седую прядь у виска».

Это вот так третировали лётчиков? Теперь звуковые диверсанты подключились не только к передатчикам, но и ко внутренней системе оповещения.

«Эй, вставайте, воины обета,

Ныне сила слова взывает к вам.

Если мы доживем до рассвета,

Наша вера будет жива

И откроется небо».

А вот это уже открытый призыв к бунту! Только кого призывают? Арзаки не услышат — во всём лагере сейчас разве что арестанты не под гипнозом. Ну, и Ваэри — Ол-Кету нужна была хронология восстания, а под гипнозом девочка очень долго вспоминала бы, что к чему.

«Кто отважится бросить привычную

Тишину насиженых гнезд?

Ради призрачной метки отличия,

Ради лишней пригоршни звезд?»

Звёзды… Нет, это всё-таки для менвитов. Кажется, решили окончательно рассорить лётчиков с идеологией.

И это будет, наверное, не так сложно. Полковник вчера уже выражал некоторый скепсис относительно истории Рамерии. Он, казалось, не верил, что арзаки заслуживали своего положения. Почему?

Ну да, в те древние времена у менвитов были волшебницы Ар-Ден и Нар-Рук, да и мужчин-волшебников с обеих сторон было немало — их имена занимали страницы четыре одним только списком. В принципе, менвиты тоже начинали войны с арзаками… и с Урхаем, и с Нелланом, который давно вошёл в состав Таль-Кари. Но не мог же правитель, имеющий доступ к древним знаниям, без веской причины начать такую политику в отношении арзаков?

Верховный не может ошибаться.

«Эй, вставайте все, кому не спится,

Кто еще не верит, что нам конец, —

Выйдем в поле и будем биться, не скрывая

Живых сердец

За бесчувственной сталью

И цинизмом речей.

Дайте, звёзды, нам силы…»

Беллиорцы хотели внести раздрай в жизнь рамерийцев. И у них получилось — лётчики теперь были ненадёжны.

Командующим экспедицией назначен полковник Мон-Со. Хорошо, что расследовать дело о предателях поручили не его подчинённым. Там, конечно, был Дер-Раох, который не поддался на провокации, но Ол-Кету он не нравился.

С другой стороны, доносчик явно был бы в этом качестве лучше садиста. Дер-Раох хоть на стену никого не повесит! Вот если бы Ол-Кета назначили, это было бы объективно. Он знал себя: никакого сочувствия арзакам, никаких намёков на жестокость.

Надо будет ненавязчиво намекнуть Мон-Со на свою кандидатуру. Оро-Эна тот с недавних пор ненавидит, так, может, его зам окажется лучше?

Пока Ол-Кет ходил к Ильсору, полковник и сам догадался про Оро-Эна. Пистолет был благополучно найден.

На вопрос о рубашках Мон-Со пожал плечами. Значит, то ли Ваэри что-то не так расслышала, то ли рубашки не были частью парадной формы.

Ол-Кет вернулся к себе. Парадная форма, отутюженная идеальнее некуда, висела на дверце шкафа. Утюг и доска были убраны, компьютер — выключен.

Ваэри спала на стуле, свернувшись в какой-то невообразимый антианатомический клубок. Так не каждый ранвиш может.

Как она там говорила, хотела спать в кровати, а не в мешке на каменном полу? Иронично, но в экспедиции арзак мог спать на кровати, только оказавшись в камере. Ну, ладно, пусть поспит в кровати.

Ол-Кет собирался просмотреть её отчёт, так что стул был нужен ему самому. Не дело это — не за столом работать.

Он перенёс Ваэри на кровать, выпнул из-под стола её ботинки и включил компьютер. Отчёт был подробен — девочка едва ли не по часам всё изложила: первых менвитов усыпили во столько-то, остальных — во столько-то, перенесли в комнаты… Списка организаторов не было, зато обнаружилась заметка: Ильсор и Гелли ничего не знали, но они пытались удержать остальных от мести. Ну, это было несущественно — всё равно эти Ильсор и Гелли негипнабельны.

Поправив кое-где отчёт, чтобы выглядел более официально, Ол-Кет выключил компьютер и повернулся к Ваэри, чтобы согнать её с кровати.

Девочка успела завернуться в одеяло, как детёныш бабочки, и скукожиться в этот её клубок. Как вообще можно спать в такой позе?

Будить её и прогонять к арзакам не хотелось — наткнётся ещё на кого не надо после отбоя. Но и кровать была слишком узкой, чтобы удобно спать на ней вдвоём.

Ол-Кет плюнул, достал из шкафа личный походный спальник и улёгся на пол. И что ей не нравится? Жестковато, но спать можно.

* * *

На блокнотном листе собрались волшебницы. Элар не умел рисовать, так что это были песочные часы с конечностями и вилками вместо голов. Различить их можно было только по именам: Анниа, Арахна, Бастинда, Виллина, Гелли, Гингема, Карена, Лиона, Наранья, Рамина, Стелла, Тиресия, Энна и Элли… Чтобы разобраться в них, нужно было понять, кто из них кто. Для этого надо было увидеть вживую всех тех, кто был ещё жив.

Такая возможность представилась. Утром в Торренуолу прилетела Стелла. У неё была милейшая метла из розового дерева с жемчужными украшениями. Интересно, это чисто ведьминский атрибут или общий?

Вскоре материализовалась Рамина в зелёной мантии и крошечной золотой короне. Она попросила Элли привести Анниа, и все колдуньи, включая Лио-Лай, ушли куда-то шушукаться.

Вот тоже загадка: цветов пять — колдуний шесть, считая Виллину. Точно известны розовая, жёлтая и фиолетовая. Какой цвет повторяется и какого цвета Элли, Анниа и Рамина?

Впрочем… К Хоо волшебниц — завтра будет буря.

Мон-Со затеял нечто непонятное. Лон-Гор наконец-то разгадал сущность лже-Верховного (Элли ему даже поаплодировала), а лётчики устроили загадочную мышиную возню.

Добрая девочка, воспользовавшись помощью Тинора и утащенным у Вей-Кана компьютером, проникла в систему оповещения Ранавира и выдала менвитам революционный марш. Думать они умели, так что смута получилась знатная.

Ситуация вырисовывалась странная: попасть в Ранавир физически было нельзя, а вот удалённо взломать компьютер или наблюдать за менвитами через волшебный телевизор — можно.

Сейчас, например, он транслировал мрачного Мон-Со, который, щуря правый глаз, заряжал пистолет. Неужели действительно будет стрелять Сор-Ана и штурмана?