Я не Поттер! Часть 2 | Магия освобождает (джен)

Она стояла перед облупившейся дверью и продолжала удивляться столь странному жилищу, так не подходившему утонченной сестре, выросшей среди изысканных вещей в красивом доме, где всё было надежным и основательным — от старинных часов, тихо отбивающих секунды, до семейных традиций, оберегающих дом от ветров перемен.

Мешали зайти, к тому же, горечь и обида, которые до сих пор жгли сердце. Скрывшись в Норе, сестра всю жизнь оправдывалась борьбой, а потом и детьми. Флер не пыталась образумить отца, по глупости схватившегося за соломинку, а именно за Орден. Не утешала ночами рыдающую до посинения мать, когда та узнала, что им теперь жить едва не в землянке. Она не принимала решений, ломающих жизнь на две половинки. Старшая дочь всегда была для родителей защитницей и эталоном, и никогда не изменила своему амплуа, а младшая — не оправдала ничьих ожиданий.

Сейчас Габриэль была замужем за богатым торговцем редкими ингредиентами на двадцать лет старше её — это был прекрасный человек, поддерживающий её во всем, которого она… совсем не любила. Этот брак был побегом — от одиночества, прошлых ошибок и даже себя. Заключив его, она не только попала в новую клетку, но и заслужила от Флер новую порцию осуждения. В пылу последней ссоры, где младшую вновь назвали меркантильной и легкомысленной особой, она в сердцах выложила сестре свою историю прошлых лет, и расплакалась.

Ожидая сочувствия, она дождалась только крика и призывов немедленно исправить ошибку. Похоже, что сестра была не против поселить родителей в сыром подвале или даже в Азкабане, лишь бы Габриэль не сотворила того, на что когда-то решилась. С тех пор прошло лет шесть или семь, но они с ней больше не виделись и не общались. Это не Флер не посещала семейные праздники, а Габриэль запретили приближаться к её родному дому — сестра рассказала тайну родителям.

Та Флер, которую Габриэль помнила с детства, никогда бы так с ней не поступила. Но годы, насыщенные испытаниями, оставили на сестре свой отпечаток. Они наполнили её сердце сомнениями, оставив в нём совсем немного пространства для прощения и тепла.

Тем не менее Габриэль тосковала по сестре. Она почти не сердилась, признавая её правоту, и ужасно хотела увидеть племянников. Становиться матерью дважды — идея, от которой её начинало мутить. Поэтому женщина была абсолютно уверена, что дети Флер станут единственным продолжением рода.

Когда приглашённая в Хогвартс преподавателем профессор Бишоп скончалась на сто втором году жизни посередине урока, так и не дописав руну смерти до конца, а судорожные поиски необходимой замены не увенчались успехом, только тогда должность предложили мадам Дюрфор. Как считала директриса, не самому великолепному профессору, которым можно пожертвовать.

«Просили лучшего? Да пока они разберутся — то уже и привыкнут». Именно такие мысли легко читались на лице мадам Максим, когда та подписывала её перевод.

Габриэль с замиранием сердца смотрела на её руку с длинными узловатыми пальцами и, когда вожделенная подпись была получена, решительно сбежала уже в который раз — теперь от надоевшего мужа.

— Ты чего там стоишь?! — ахнула Флер, распахнувшая дверь. — Заходи, открыто же!

Старшая сестра обняла её так крепко, что Габриэль запротестовала, бормоча что-то о своих бедных рёбрах. Флер, смутившись, отступила на шаг и внимательно оглядела гостью.

— А ты всё такая же… — прошептала она с восхищением, качая головой. — Как облако!

В шелковом красном платье в мелкий белый горошек, совсем не похожем на облако, Габриэль всё равно выглядела невесомой. Она не изменилась с годами. Смотрела на мир широко открытыми глазами, не надевала чопорных нарядов, не позволяла себе размениваться на уныние. Её походка оставалась лёгкой, взгляд — горящим, а тонкая шаль развевалась на встречном ветру.

Флер, напротив, прочно стояла на земле. Семья стала её опорой, и она научилась принимать бытовые ограничения. Она с лёгкой усталостью и радостью разгуливала по дому в переднике, и Габриэль её уважала за такое постоянство и стойкость, но понять всё равно не могла.

— А ты всё также хороша! — улыбнулась младшая сестра, скидывая пальто и вешая сумочку на крючок у двери. — Ну? Веди, рассказывай!

Флер засуетилась, провела её на уютную, хоть и странную кухню, где взгляд не мог найти двух одинаковых предметов. Габриэль в последний раз была здесь очень давно и теперь с любопытством оглядывалась.

— Дети спят?

— Да, но скоро обедать будут, проснутся, — ответила Флер, выставляя на стол пироги. — Ты откуда? Из дома?

Габриэль вдруг смутилась. Её пальцы нервно покрутили ручку пустой чашки.

— Мы с Анри расстались… — пробормотала она. — Пока неофициально. Рождество я проведу в Хогвартсе. Много работы.

Сестра молча продолжала доставать посуду, гремя ею чуть громче обычного.

— Расстались? Ну… бывает, — бросила она, не поворачиваясь. Но её голос тут же стал более колким. — Только ты забрала у него годы… надежд. Ты знаешь об этом?

Конечно, Габриэль знала. Анри мечтал о ребёнке, а она обещала подумать. Но её раздумья растянулись на семь лет, и нужного ответа она так и не смогла дать. Неловкое молчание повисло между ними, как натянутая струна. Флер, заметив это, будто испугалась, что сестра уйдёт, и решилась заговорить первой.

— Дорогая, ты проведёшь каникулы у нас! — она сердито поставила перед сестрой чашку с горячим чаем. — Что бы ни было сказано — ты всё равно остаёшься! Ясно тебе?!

Габриэль, ошеломлённая её напором, открыла было рот, чтобы ответить, но тут раздался чужой рассерженный голос.

— Мне кажется, поговорить — это именно то, что сейчас стоит сделать, Флер.

Габриэль с удивлением обернулась. Билл никогда с ней так не разговаривал, да и не знал о ней ничего плохого, хотя бы ему Флер ничего не сказала. Но сейчас он стоял перед ней неприветливый и осуждающе качал головой.

— Рад тебя видеть здесь, Габриэль, — сухо сказал он. — Правда рад. Но не могла бы ты кое-что… объяснить?

Он провёл рукой по волосам с редкой сединой, вздохнул и отвёл взгляд в сторону, словно собираясь с мыслями.

— Как ты осмелилась приехать в Хогвартс?

Его вопрос прозвучал как обвинение и повис в воздухе.

Она опешила от странного вопроса и надрыва в голосе обычно спокойного и мягкого Билла. Потому не ответила, а вопросительно глянула на сестру.

— Билл, сядь, — попросила Флер уже на английском. — Так ты ничего не добьешься.

Тот немного помедлил и сел рядом с Габриэль, а затем даже подвинул к ней вазочку с конфетами, виновато улыбнувшись.

С тяжелым вздохом присела и Флер, прежде подав чай мужу.

— Ты ведь его уже не раз видела? — спросила она как-то слишком серьезно. — Почему молчишь тогда, улыбаешься?

— Кого? — она уже испугалась и ничего не понимала. — Директора?

Сестра и её муж посмотрели в глаза друг другу и словно замерли. Противный страх начал щекотать глубоко в груди, хотя она еще даже не понимала, чего боится и почему.

— Вы меня пугаете… — пробормотала она и отодвинула чашку. — Кого?!

— Сына! — рявкнула Флер и даже ладонью по столу ударила.

Шум в ушах и головокружение навалились одновременно. Глядя на засохшую ромашку в вазе на кухонной тумбе, она не любовалась цветком, а пыталась вернуть зрению резкость. Отчего то не хотелось ничего переспрашивать — сестра не любила шутить на серьезные темы.

— Серафим Долохов — он второкурсник… — прошептала Флер, стараясь не смотреть ей в глаза.

— Слизерин? — выдохнула она.

— Так ты… всё-таки знаешь? — осторожно спросил Билл.

— Полагаю — знает Малфой, — пробормотала она. — Только зачем ему эти игры?

Внезапно Флер потеряла самообладание.

— О чем ты вообще? — со злостью спросила она, привстав и перегнувшись через стол. — Малфой играет? А ты когда его сквибом записала — не играла? Бросила, как беспризорного щенка, обрекла на ужасную жизнь! Он с ума в том приюте сошел, а о его злоключениях там слушать без успокоительного невозможно! А мне почему соврала? Его не усыновили маглы! Как ты могла? Ты душу его растоптала!

Схватившись за край стола, Габриэль начала падать на бок. Схватив её за руку, Билл глазами попытался остановить поток слов жены, но та внимания на него не обращала.

— Услышала его имя на открытии летней школы, — она продолжила говорить. — Потом уже увидела, убедилась. Мне плохо стало от мысли о том, где он провел детство. А тебе? Ночами кошмары не снились?!

— Флер, хватит! — уже взмолился Билл, явно не понимая, что ему делать с Габриэль, если та потеряет сознание.

— Сквибов должны отдавать бездетным, хорошим маглам — так было в брошюре… — прохрипела она, почувствовав, как от этих слов её саму бросило в дрожь.

Флер выпрямилась, замолчав, и задумчиво посмотрела в потолок.

— Брошюре из архивов… прошлых веков? — сестра округлила глаза и села обратно. — Это правило отменили еще во времена юности Дамблдора… Чтобы за детей не решали, где им жить. Но тогда их еще усыновляли сердобольные маги. А сейчас? Ты правда в это верила? Или опять врешь?!

Габриэль сидела словно оглушённая, а слова сестры, как острые осколки, вонзались в сердце.

— Она была яркой, не старой…

Уже не выдержал Билл и простонал что-то явно осуждающие, но Габриэль и так всё поняла. Тогда, во время их самой сильной в жизни ссоры, Флер сказала ей, что она сотворила зло, и оно к ней вернется. Оно вернулось — и ударило прямо в душу.

Женщина захлебнулась в рыданиях, сжалась в комок, обняв себя дрожащими руками. Но сестра, как оказалось, жалела совсем не её.

— Это я тебе ещё не рассказала, как его били… — бросила Флер, и в её голосе звучал ледяной упрёк.

— Флер! — возмутился Билл, резко вскочив. Он схватил жену за локоть и, вытащив из-за стола, зашептал ей что-то на ухо, настойчиво и почти сердито.

— А откуда… вы знаете? — Габриэль спросила сквозь всхлипы, с трудом поднимая глаза.

— Ох, Габриэль… — протянула Флер, тяжело вздыхая. — Мы часто встречаем его.

Она села обратно за стол, но теперь уже молча. Билл же, опустившись на стул рядом, развернул Габриэль за плечи к себе и посмотрел прямо в глаза.

— Серафим... он в очень тёмной компании. Да и сам… необычный ребёнок, — начал он, подбирая слова. — Скорее недобрый, чем плохой, но... ходят разные слухи. Считаю, что лучшим решением будет уехать во Францию. Раз ты за весь семестр с ним лицом к лицу не встретилась — это совсем не случайно. Те, кто стоят за ним — зло. Очень хитрое и опасное. Уезжай!

— Тогда я никогда не смогу попросить у него прощения... — голос Габриэль дрожал.

Флер фыркнула и принялась нарезать пирог с видом человека, которому всё уже ясно.

— А тебе это нужно? Просить прощения у сына того самого... Пожирателя? Напомнить тебе, что ты рассказывала?

Она и без напоминаний помнила, как угодила в ловушку собственных чар и два месяца её телом пользовался мерзкий темный маг, уверяя в любви. Сложно было не лишиться рассудка, но она справилась. Он даже помог, уже после того, как чары развеялись. Однако когда женщина узнала о беременности, то чуть с крыши не скинулась, от бессильной злости крича на луну.

— Я не указала в бумагах фамилию… — вдруг вырвалось у неё, словно озарение. — Кто ему её дал?

— Вернул — ты это хочешь сказать? — холодно уточнила Флер. — Не папаша, ему мальчик не нужен, как и тебе. Волдеморт позаботился — он его отыскал.

— Зачем? — она задала вопрос почти шёпотом, чувствуя, как силы покидают её.

Флер пожала плечами, избегая смотреть ей в глаза.

— Ну точно не из доброты душевной, Габриэль... Пойми ты это уже наконец.

Внезапный шорох в камине прервал тягостное молчание. Из огня, как ошпаренный, вывалился Фред. Оглядевшись, он обернулся и потянул кого-то за собой.

— Поторопись, дружище! — бросил он, одёргивая красный шарф, который едва не зацепился за решётку камина.

Второй мальчишка с зеленым шарформ отплевывался от пепла и тихо возмущался.

— Но почему не Хельга? Она бы всё собрала!

— Она бы тут всех сожрала, а потом, может быть, и собрала… — возразил Фред. — Жди, я быстро!

Он выбежал на середину гостиной и увидел за столом взрослых.

— Мам, пап, тетя! — он махнул рукой. — Я за старыми метлами и свитер новый возьму. Хорошо? Серафим здесь подождет!

Блондин шагнул вперед, осознав, что здесь есть с кем здороваться.

— Добрый день, — сказал он и немного сощурился, увидев новое лицо. — Профессор… эмм…

— Дюрфор, — поспешила подсказать Флер и ногтями впилась ей в ладонь.

— Дюрфор… — пробормотал её ребенок и принялся усаживаться в самое глубокое кресло.

— Вчерашних метел не хватило? — дружелюбно поинтересовался Билл. — Еще кто-то прибыл?

— Кэс и Нетта — тоже хотят со всеми наперегонки полетать, — объяснил мальчик. — Мадам Лестрейндж должна была отправить кого-то в магазин, но сбежала.

— Сбежала? — не понял он.

— Говорю же — детей прибывает, вот и сбежала…

С пониманием усмехнувшись, Билл спохватился, словно обязан был сидеть со скорбным лицом, и замолчал. А Габриэль смотрела на собственную кудрявую копию, только более идеальную, вышедшую словно из-под руки гениального скульптора, и готовилась закричать от охватившего ужаса.

— Воды? — зашептала Флер.

Серафим кинул на них заинтересованный взгляд стальных глаз, которых она боялась еще долгие годы после его рождения. Но в этот момент со второго этажа раздался жуткий грохот и вопль.

Мальчик подскочил к лестнице и закричал:

— Ты там живой?!

В ответ ему раздалось совсем неопределенное мычание, которое могло означать как жизнь, так и смерть. Серафим рванул на помощь, а Габриэль привстала, словно боялась потерять его из виду.

Сестра надавила ей на плечи, усадила обратно и зашептала на ухо:

— Не пялься — он подозрительный. Просто отвернись и молчи!

Уловив нотку страха в её голосе — женщина оцепенела от удивления. Угадать, что думает или чувствует сестра, как бывало раньше, она уже не могла. Но все её слова только усугубляли ситуацию — Флер было сложно узнать. Она серьезно предлагала ей бояться… ребенка?

За шагами на лестнице раздались спокойные слова:

— Живой — шкаф просто упал…

Родители вспомнили о сыне и решили проявить заботу.

— Не поранился? — спросил Билл.

— Нет, — ответил Серафим, вновь направившись к креслу. — А шкаф я поднял.

Благодарно кивнув, Билл хотел что-то добавить, но в дом вошла Молли. Она явно замерзла, а по её заснеженной шапке можно было понять, что погода ухудшилась.

— Ну и холодина… — пробормотала она, раздеваясь. — Серафим, а вы что, снова за метлами?

— Ага, — ответил мальчишка. — Мало.

— Да сколько ж вас там?! — удивилась хозяйка дома.

— Много, — усмехнулся он. — Весело, когда все сразу подымаются, интереснее.

— Не сомневаюсь, — улыбнулась ему она. — Фред рассказывал. А он вообще... где?

Глазами мальчик указал на лестницу.

— Ну, полагаю до вечера всё равно не полетаете, — она сушила промокшее пальто палочкой. — Давайте лучше чай пить. Может, и ты что-то расскажешь…

Наконец, Молли, обернулась и пошла в сторону кухни.

— Габриэль? Ты, что ли? — она всплеснула руками. — Сколько лет!

Они тепло поздоровались, но гостеприимная женщина не забывала о госте, забившемся в кресло и явно нежелающим пить чтобы-то ни было.

— Эй, ребенок? Где ты там? — крикнула она. — Покинь убежище — тут не кусаются. Пирог ждет!

Сама Молли недовольно посмотрела на Флер.

— Невежливо как-то, милая, — пробормотала она с осуждением. — Сами греетесь тут, а мальчика не позвали!

Сестра побледнела еще сильнее, но засуетилась, добавив два прибора — для двух их сыновей.

Серафим шел медленно, как на смерть, но старшая миссис Уизли, казалось, таких мелочей не замечала. Она усадила гостя за стол и крикнула Фреду, чтобы тот быстрее спускался. Затем отправила на тарелку ребенка два больших куска пирога с яблоками и положила голову на руки, уставившись на мальчика и приглашая к беседе.

— Ну что, с каникул все целыми вернетесь? Страхует вас кто-то? — поинтересовалась она.

Серафим кивнул, отламывая вилкой пирог.

— Не волнуйтесь, мистер Крам за всеми следит… — он вдруг замер и поднял глаза на Молли. — Наверное… мне стоило сказать другое имя, да? Простите.

— Да ты взрослеешь не по дням, а по часам! — женщина грустно улыбнулась и задумчиво поправила вилку перед собой. — Рассказали? Да не волнуйся — жизнь меня часто била, я привыкла. А тем более тебе то чего стесняться? Ты тут вообще каким боком?

Все уставились в тарелки, а Флер запихнула в рот такой большой кусок пирога, словно собиралась молча жевать до утра. Габриэль же вообще ничего не понимала, словно подсматривала историю, начало которой давно пропустила.

Заметив её растерянность Молли пояснила глухим голосом:

— Мистер Крам убил моего сына.

Молчание прервал спустившийся Фред с метлами. Он кинул их у диванов и подбежал к столу.

Затем хлопнул Серафима по спине и грозно потребовал:

— Только жуй быстрее, ладно?

За что тут же получил подзатыльник от отца и был усажен насильно.

— Младшим не разрешили летать, — решил договорить Серафим. — Алиса расплакалась, конечно, но Роззи её успокоила.

— И это правильно, — одобрил Билл и вздохнул. — Они обе на них еле держатся.

Габриэль с трудом оторвала взгляд от сына, в котором по несколько минут рассматривала каждую черту. Чужой темный маг, сила в котором давила ей на грудь, а значит ребенок активно практиковал взрослые заклинания. Однако она дала жизнь этому незнакомцу, носила под сердцем и мучилась целый день и ночь, пытаясь разродиться и при этом не умереть. Правда, с каждой минутой начинала понимать всё лучше, что жизнь непростую. Мальчик взвешивал каждое слово, смотрел исподлобья, оценивая всех за столом, и вовсе не выглядел… маленьким.

Его настороженный взгляд словно хранил в себе серьёзные жизненные бури, а еще тайны, и был абсолютно точно недобрым. Всю жизнь Габриэль считала, что понятие «злые глаза» — это моветон и клише. А обладатель таких глаз может быть каким угодно, но только глядя на собственного сына осознала, что ошибалась.

— Серафим, извини за любопытство, но я не совсем поняла, а где вы так… веселитесь? — спросила она у него, набравшись смелости.

— В доме Гарри Лестрейнджа, — ответил он и впервые на неё пристально посмотрел. — Он очень большой, для всех найдется местечко. Некоторые из нас там живут, и я тоже.

— Ясно… — прошептала Габриэль. — А почему ты там живешь?

— Там ко мне добры и есть где поспать.

— И поесть, — встрял Фред. — Там такой большой зал для еды, вы видели?!

Серафим тепло усмехнулся и повернулся к её племяннику. Взгляд его на нем задержался надолго, словно мальчик что-то серьезно обдумывал.

— Видели, Фред… — пробормотала Молли невесело. — Уже очень давно. Кому еще пирога?

Через пару минут обсуждений оценок за первый семестр, где в лидеры вырвался всё тот же гостеприимный Гарри, она снова заговорила.

— Не могу вам их даже выставить, вас упорно не пускают на мои уроки. А рунная письменность для тебя тоже важна. Случайно не подскажешь мне почему, Серафим?

— Только начинаю догадываться… — медленно ответил тот.

От его слов Флер закашлялась, а откашлявшись обвинила шкурку от яблока. Впрочем, сама Габриэль не разделяла её беспокойства.

— Вы у шести курсов руны ведете — можете назвать имя кого-нибудь еще, кто не посещает ваши занятия? — громко задал вопрос Серафим.

За столом перестали шевелиться и даже дышать — тишина прерывалась только стуком вилки Фреда о тарелку. Он был куда большим ребенком, чем её сын, и этот металлический звук эхом отдавался в голове Габриэль.

— Ты просто заметный, — она натянуто улыбнулась и взяла в руки чашку. — Очень красивый. Как тебя не запомнить?

Племянник отвлекся от еды, оценивающе посмотрел на приятеля и фыркнул. Тот вновь глянул на него, задумчиво улыбнулся и застыл, словно смотрел не на Фреда, а читал сложную книгу.

— Думаю — скоро вы сможете преподавать мне Руны, — сказал Серафим, опустил взгляд и уставился в стол. — Главное — не пожалейте об этом.

— Ничего — и не таких сорванцов обучала, — отшутилась Габриэль, которую от слов Серафима почему-то бросило в дрожь.

Он покачал головой и принялся её осматривать, уже не стесняясь. Даже остановил взгляд на шее, словно зацепившись за что-то.

— Сорванцы могут быть разными, — сказал он наконец. — Фред, ну что? Идем?

Мальчишки отправились к камину, споря о том, кому тащить две метлы, а кому одну. А также как их запихнуть в камин — так как вчера, чтоб аж древки трещали, или кто-то придумал план лучше?

Пока они разговаривали, Габриэль заметила взгляд сестры на своей шее, полный ужаса. Она машинально дотронулась пальцами до места, куда она смотрела, и всё поняла. Любовь к открытым платьям, даже зимой, её подвела.

— Может, по очереди? — предложил Серафим. — Я могу взять две, если хочешь.

— Давай за мной, ладно, — вздохнул Фред. — Но я старше, мне две и тащить. Не заблудишься?

В ответ Серафим только хмыкнул, а племянник хихикнул — и звуки стихли. После чего раздались необычные шаги. Серафим шел к ним слишком уверенно и шаги казались громче обычного. Уже через пару секунд он оказался перед столом, держа руку на палочке.

Билл вскочил со стула, но мальчик лишь покачал головой.

— Не советую, — холодно произнёс Серафим. — Я быстрый и молодой, а вы — старый и медленный. Знаете, как я могу убивать? Больно…

Габриэль поднялась на дрожащих ногах, стараясь не потерять равновесие. Волнение захлестнуло её с головой, парализуя тело.

— Родинки надо было прикрыть, — его голос был низким, почти глухим, а палец указал на её шею. — Знаешь, почему декан убрал меня из твоего класса? Он тебя спасал. Видимо, кто-то донёс ему о моём желании. Возьми с него пример — уезжай. Я убью тебя в любом случае — завтра или когда-нибудь. Но так у тебя будет фора, а у меня время придумать, что сказать Фреду.

— Серафим… в тебе говорит тьма, — прошептала Габриэль, едва справляясь с подступающим страхом. — Я не знала… не знала, что тебе было плохо. Клянусь!

Он заливисто рассмеялся, запрокинув голову от веселья, словно настоящий актер, играющий главную роль в жуткой драме.

— Это так мило — сама сделала так, чтобы во мне не осталось ничего другого, а сейчас тьма моя вдруг не нравится. Мне плевать, что ты знала или нет. Ты будешь жить, пока я тебя не убью. Отвечать надо за свои поступки. Слышала о таком?

Он быстро развернулся, и его крепкая фигура исчезла из её поля зрения, а легкий шорох сказал, что в доме его больше нет. У неё все-таки потемнело в глазах, и Габриэль поняла, что теряет сознание.

После того, как её привели в чувство — вокруг все улыбались, кроме Молли. Сестра делала вид, что ничего не произошло, принесла маленькую Эмму и Тео, чтобы тетя смогла их потискать, и больше не поднимала сложных тем. Казалось, что у них большой опыт в общении с темными, и они выработали стратегию — не замечать их.

Сама Габриэль хотела кричать о пережитом и разговаривать о сыне со всеми, кого видит, но в Норе её желание осталось непонятым. Проведя еще час в компании семьи Флер она поспешила уйти, сославшись на работу. Как никак — она действительно преподаватель для шести курсов и четырех факультетов, на которых в последние годы становится всё больше детей.

Пуговицы не поддавались — пальцы подрагивали, а нервы мешали ровно дышать. К ней тихим шагом подошла Молли и заботливо застегнула пальто.

— Одна моя внучка — тоже дочь Пожирателя, — вздохнула она. — Надеюсь, ей не придется отвечать за поступки родителей, но надежда эта слаба…

Габриэль почувствовала, как брови тянутся вверх.

— Джинни дочь, — с готовностью пояснила женщина. — Сабрина... Гиббон. Уже даже фамилию поменяли, ироды, не постеснялись. Непросто этим детям жить на свете, ох как непросто…

— Она… темная?

— Об этом я и хотела тебе сказать, дорогая, — она еще сильнее понизила голос. — Дети, конечно, бывают разные. Но раз уж случается так, что они рождаются продолжением своих родителей — нельзя пренебрегать этим. Серафим как раз прямое продолжение, просто совсем не твоё. Оставь мальчика… еще раз. У него нет ни одной причины относиться к тебе хорошо. Возвращайся домой!

Она вдруг посмотрела на Молли и невольно поежилась. Время сильно их всех изменило, отобрав свет. Они уже даже не понимали толком, где добро, а где зло — настолько свыклись с последним.

Габриэль попрощалась и выбежала почти что бегом. Отбежав на приличное расстояние — она оглянулась на дом. В нем родители отдали на откуп тьме в лице Волдеморта всех своих детей. Невероятно, но они жаловались ей на летнюю школу и «неправильных» друзей, коробки с новыми вещами, и даже не понимали, что его детство для них куда лучше, чем то, которое дали они. В нем есть сплоченность, радость, подарки, манящее и свободное будущее. Зло завоевало младшее поколение добром — действовало по уму. А семья Флер даже не боролась, не бежала, не пыталась что-то изменить. Будь племянники её желанными детьми — она бы удрала с ними на Восток, где еще можно было скрыться, и так поступили многие маги.

Она знала, что сестра спокойно живет в последние годы, наивно полагая, что это уловка. Но теперь поняла, что не каждый светлый маг, кто преклонил колени перед тьмой, сделал это из хитрости — иногда это просто желание прожить ещё один день.

* * *

В крыле учительских спален Габриэль судорожно пыталась открыть дверь, но руки не слушались. Ключ с глухим звуком упал на пол, палочка грозила последовать за ним, а система магической защиты словно издевалась, никак не срабатывая. Она не могла понять — это она такая беспомощная или заклинания, впитавшие в себя столетия одиночества преподавателей, вовсе утратили силу.

За спиной раздался звук шагов, но она даже не обернулась. Шорох мантии остался неуловимым для её потрясённого сознания. Лишь когда рядом возник знакомый силуэт, она поняла, что не одна. Декан Малфой молча поднял выпавший ключ, без усилий открыл дверь и, чуть наклонив голову, распахнул её перед ней.

— Спасибо… — выдавила она, чувствуя, как зубы стучат от напряжения.

Он стоял напротив, чуть склонив голову и разглядывая её с мрачным выражением лица.

— Со мной связались от имени Серафима, — сказал он негромко. — Мальчик зол.

Его взгляд упал на её шею. Она невольно коснулась пальцами кожи, вспомнив открытый вырез платья, предательски выставляющий на показ отметины рода.

— Месяц из родинок? Знал бы — подарил пару шарфиков, — сухо заметил он. — Дотянули бы хоть до третьего курса. А теперь, боюсь, уже поздно.

Она подняла на него глаза, полные страха.

— Почему… до третьего? — прошептала она.

— Потому что все спасали Серафима, а не вас, — сказал он с какой-то обречённой уверенностью. — К третьему курсу он бы окреп… духом. Мне написали, что Фред его удержит, но лично я сомневаюсь.

— Дети не бывают такими, — прошептала она, будто убеждая себя, а не его. — Они не бывают…

Малфой коротко хмыкнул, и это было похоже на усмешку, полную горечи.

— Профессор Дюрфор, ваш идеализм умилителен, но мой жизненный опыт говорит об обратном. Маги бывают разными — нас формируют очень сложные процессы. А уж те дети, кого выкидывают в темноту, словно мусор…

Она застыла, пока он говорил, словно каждое слово вонзалось прямиком в душу.

— Когда-то вы совершили ошибку. Как говорят — каждое письмо из прошлого возвращается в будущее. Поздравляю, ваше доставили! — он ухмыльнулся как-то устало. — Только не вздумайте открывать этот конверт.

— Что, и в конвертах вы мастер? — с вызовом пробормотала она, пытаясь спрятать дрожь в голосе за сарказмом.

Малфой замер на секунду, словно удивлённый, что она ещё может шутить.

— А почему вы оставили ребёнка? — вдруг спросил он, и в его голосе зазвучали отголоски презрения. — Младенец объел бы вашу семью? Или… дело в том, что он сын Долохова? Тогда почему не отдали на воспитание родному отцу?

Она толком не понимала, зачем ему отвечает, но коротко кивнула, опустив глаза, и он понял ответы на свои вопросы правильно.

— Значит, у сына Антонина никогда не было шанса... — произнёс он тихо, больше себе, чем ей.

Затем его лицо потемнело, а губы сжались в тонкую линию.

— Будут вам Руны, — бросил он, резко разворачиваясь к ней спиной. — Кто я такой, чтобы спорить с судьбой?

— Может, стоит попробовать? — крикнула она ему вслед.

Малфой остановился, но не обернулся.

— Благодарю, — отозвался он холодно, — я уже пробовал. Никому не советую!

Было в его глазах что-то такое, что заставило её смотреть в темноту еще пару минут. Что-то выжженное, но вместе с тем это был живой и всей душой сочувствующий ученику человек, просто с меткой зла на руке. Она давно пожалела, что демонизировала Долохова, и не смогла даже взглянуть на его сына сразу после того, как родила. Это была обычная горячность молодости, не имеющая ничего общего с суровой реальностью…