Упала, очнулась - султанша! (джен)

— Повтори! — не обращая внимания на валяющийся у ног драгоценный камень, рявкнул брат.

— Меня выдают замуж, — спокойно ответила я.

Он закрыл глаза, очевидно, пытаясь собраться с мыслями; на скулах отчётливо ходили желваки. Вероятно, его так встревожило то, что мне придётся покинуть дворец и уехать куда-то очень далеко.

— Ты можешь мне помочь, причём даже двумя способами.

— Как?

— Когда объявят имя жениха, я напишу ему письмо с просьбой увидеться, в этом нет ничего предосудительного. На встрече, разумеется, неофициально, будешь присутствовать ты, и поможешь мне наглядно объяснять суженому, что трахаться он со мной не будет. Жить в одной комнате — ладно, но я буду спать где-нибудь в углу на диванчике. Остальные аспекты его жалкого существования меня не интересуют, пусть хоть все бордели страны обойдёт. С учётом предполагаемого преклонного возраста паши, думаю, этот пункт не составит особенных затруднений.

— Но если у вас не будет детей, это вызовет вопросы.

— Ну не даёт Аллах, что ж поделать! Дяденька-то не молод уже, чай, не двадцать лет.

— Если тебя на предмет бесплодия осмотрит чужая лекарша, которую ты не сможешь подкупить, то все узнают о твоей невинности и будет большой скандал.

Две с половиной секунды я на полном серьёзе рассматривала идею лишиться девственности со старшим братом и свалить всё на пашу.

Блять.

— Это проблема, но решаемая.

— А ты сама? — осторожно спросил он. — Разве не хочешь своего ребёнка?

— Объясняю наглядно. Мне скоро семнадцать, организм ещё не до конца готов. Забеременеть сейчас равно умереть в муках родов, а некоторые пытки, на секундочку, мягче и безболезненней. К тому же ребёнок тоже умрёт.

— Валиде родила меня в пятнадцать, — нахмурился Сулейман. — Фюлане беременна, а ей семнадцать.

— Я — не они.

— А второй? — решив съехать с опасных рельс, спросил он.

— Яд, — просто ответила я.

Брат хотел уже что-то сказать, но тут в дверь громко и быстро постучали.

— Передайте шехзаде, что это срочно! — раздался приглушённый голос.

— Что там? — раздражённо спросил Сулейман.

— У Фюлане-икбал роды, господин! — выпалил заглянувший в покои евнух.

* * *

Ибрагим сидел в своей комнате и задумчиво разглядывал томик Вергилия, который подарил ему шехзаде. Был тихий ноябрьский вечер, за окном ласково мерцали звёзды, слегка прикрытые ярким светом Луны.

Говорить с наследником всегда интересно — он не зазнавался, не кичился своим происхождением, и обладал одним очень важным качеством: способностью признавать свои ошибки. Если его друг был прав, Сулейман признавал это. Часто в пылу жарких бесед Ибрагим забывал о своём статусе раба.

И за одно это был шехзаде бесконечно благодарен.

— Учись достойно, Ибрагим, — частенько повторяла Ханым-хатун, его спасительница, вытащившая маленького мальчонку из невольничьего рынка и семь лет растившая, как собственного сына. — Учись, и Аллах вознаградит твои старания.

И она была права. Только благодаря урокам нанятых приёмной матерью учителей юный Тео смог покорить итальянский, познакомиться с книгами, вышедшими из-под пера великих мыслителей древности, впитать их мудрость, словно губка. Ему очень повезло, это правда, но он всегда помнил о венецианке Софии, полюбившей простого рыбака и предпочёвшей жизнь у моря более выгодному браку. А также о причине, без которой вряд ли удостоился бы чести стать приёмным сыном.

Ханым-хатун была бесплодна.

Муж, после долгих пяти лет брака отчаявшийся получить ребёнка, наследника, подал на развод, и несчастная женщина, поруганная, отвергнутая, осталась одна. Её семья была достаточно обеспечена, чтобы позволить себе незапланированные траты в виде дома с участком и прислуги, и достаточно её любила, чтобы согласиться на это.

Ибрагим сомневался, что будь у Ханым свои дети, он получил бы всё имеющееся. Но эта ложка недоверия блёкла перед бочкой благодарности и любви к приёмной матери, которая стала билетом в счастливую жизнь. Он регулярно писал ей письма и получал ответ, но вырваться, увы, не получалось, хотя прошёл уже почти год. Слишком опасна и насыщена жизнь во дворце наследника.

Валиде-султан относилась к нему, как к мебели, может быть, совсем чуть-чуть выделяя на фоне остальных слуг как друга сына, но не более. Впрочем, большего и не требовалось.

Бейхан и Фатьма не обращали ровным счётом никакого внимания; последнюю он даже не видел, а первая приходила лишь единожды, да и то, чтобы выразить беспокойство по поводу поведения младшей, Шах Хубан.

Он слегка дёрнул уголком губ. Малышка своим поведением вызывала улыбку, порой раздражение, а в последнее время даже страх. Вдруг подумают, будто он сказал или сделал что-то неприемлемое? Казнят и не чихнут. В конце концов, это же Династия.

О Хатидже Ибрагим старался не думать. Видел её редко, но успел понять, что внешностью Аллах не обидел. И чувство юмора, кажется, ничего так. Что скрывать, девушка была ему симпатична, но юноша старательно давил в себе любые зачатки более сильных чувств, потому что любовь любовью, а голова на плечах одна. Да и сама султанша, конечно, мало времени уделяла неприметному сокольничему шехзаде, в основном общаясь с братом.

— Ибрагим-ага! — настойчиво застучали в его комнату, прервав размышления и заставив дёрнуться. — Ибрагим-ага!

— Да! — настороженно отозвался он, вытащив из-за пояса нож. Мало ли что.

— Шехзаде Сулейман срочно вызывает вас в свои покои!

— Иду.

* * *

— О Аллах, Дайе, разве срок уже подошёл? Как бы мой внук больным не родился!

— Не беспокойтесь, госпожа, — успокаивающе ответила верная служанка. — Иншалла, малыш будет сильнее всех.

— Откройте, — резко приказала Айше, подойдя к покоям фаворитки и уже из коридора слыша отчаянные крики.

— Валиде, — вмешалась я без всякой надежды на ответ, лишь глянув на изнывающего от неизвестности Сулеймана. — Разрешите мне пойти с вами.

Слегка замедлившись, она кивнула (!!!) и скрылась внутри. Очень сильно охуев, я не сразу сообразила, что следует делать, но под недовольным взглядом Дайе торопливо скользнула в открытую дверь. И с первой секунды поняла, что сделала это зря.

В полутёмном помещении сновали женщины, плескалась в тазиках вода, тяжёлый солоноватый запах человеческой крови витал повсюду. На постели, подняв колени и раздвинув ноги, корчилась несчастная девушка. Нижняя часть её тела была покрыта белой тканью, под которой скрывалась голова согнувшейся в три погибели акушерки. Да ей же ничего не видно там! Казалось, вся комната пропитана болью, горечью и страхом. Неужели здесь родится мой племянник?

— ААААААААААААААА!

— Как обстоят дела? — требовательно спросила мать, не обращая внимания на крики рабыни.

— Роды проходят средне, госпожа. Иншалла, уже скоро малыш родится.

Уступив путь какой-то лекарше из всей плеяды, торопившейся к роженице, я чуть не споткнулась о несколько тазов, которые стояли в стороне от прохода. При более внимательном взгляде меня чуть не вырвало прямо туда.

Это была кровь.

Много крови.

Очень много крови.

— ААААААААААААААААААААААААААААААААААААА!

Я не буду рожать. Никогда. А сексом заниматься всегда в месячные, всегда в презервативе, и с бесплодным мужиком. Ах ты ж блять, тут вместо презервативов кишки баранов... Тогда останусь старой девой. Влияние через замужество получать нет нужды, главное дожить до правления брата, а там всё образуется.

— АААААААААААААААААААААААААА!

— Валиде, — отчаянно зашептала я, поймав её за руку. — Неужели вы желаете мне подобной участи?!

— Счастье имеет свою цену, — отрезала она. — А теперь выйди, ты мешаешь.

Я охотно последовала её приказу.

— Ну что там? — тут же насел Сулейман, продолжавший томиться в коридоре. — Что?

— Там два таза её крови, — мрачно отозвалась я. — И, вероятно, будет ещё. Но лекарши говорят, что пока всё нормально.

— Нормально?! — едва не закричал брат, рванувшись к двери. Я успела выцепить его локоть, дёрнула на себя и зло зашипела прямо в испуганное лицо:

— Да, так рождаются новые люди, и ты ничем не поможешь, только помешаешь! Я нервничаю не меньше и именно из-за этого ушла!

— Но что же делать? — с каким-то отчаянием спросил Сулейман.

Я поджала губы, посильнее стиснула пальцы, от чего он слегка вздрогнул, и потащила по коридорам в сторону покоев.

— Ибрагима-агу к шехзаде, — бросила я перед тем, как запихнуть слабо сопротивляющуюся тушку в дверной проём. Вопросительно посмотрев на брата и получив кивок, евнух быстрым шагом скрылся из виду.

— Зачем? — как-то потерянно спросил Сулейман.

— Втащит по морде, очнёшься, — огрызнулась я. — Прекрати панику наводить, ты своё дело сделал!

* * *

Стамбул. Топкапы.

Ночь хны была в самом разгаре. Эбру сосредоточенно наблюдала, как девушки размазывают тёмную субстанцию по рукам заливающейся слезами невесты и размышляла.

Айше-султан получит новости завтра вечером, в крайнем случае, послезавтра утром или днём. К тому времени всё будет кончено. Калфа побоялась убивать акушерку, что знала о беременности фаворитки, так как цепочка слишком очевидно прослеживалась бы, да и к тому же той самой невыгодно болтать, потому что у первой голова полетит с плеч. Но расслабляться не стоило.

Заметив какой-то странный звук, она прислушалась.

— Это невозможно, — словно в бреду шептала плачущая девушка, — не может быть, нет...

Как она обрадовалась, когда пришёл повелитель! Уж теперь-то, думала она, эти мерзкие калфы, а в особенности Эбру, поплатятся за всё, что они сделали, султан как минимум отправит их на фалаку! Но Селим лишь сухо пожелал счастливого брака, подарил небольшое колье и ушёл.

Он знал.

Он знал обо всём, что собираются с ней сделать, и впервые издевательские слова Эбру показались правдивыми. Это причиняло нестерпимую боль.

— Расслабься, — лениво бросила калфа, — это твой последний день во дворце, запомни его хорошенько.

Наложница сжала кулаки и с ненавистью глянула на говорившую. С каким удовольствием она ударила бы её в отвратительное лицо, стянула с головы эту треугольную шапку и била, била бы до крови, до увечий, пока дрянь не испытает хотя бы десятой части той боли, что причиняли сейчас ей.

Но, к сожалению, такова была горькая правда, и спустя не более чем полчаса она уже официально станет замужней женщиной.

* * *

Маниса. Шесть часов спустя.

— Поздравляю, Валиде! — радостно произнесла главная акушерка дворца. — Фюлане родила здорового мальчика!

— О Аллах, благодарю тебя! — воздела руки к небу Айше. — Как мой внук? Он здоров?

— Шехзаде немного слаб, ведь роды были преждевременными, но вполне здоров. Хорошая кормилица быстро поправит дело, думаю, уже через месяц он не будет отличаться от доношенных детей.

— Дайте мне его, — велела султанша. — Ты хорошо постаралась, Фюлане, несите подарки.

Девушка, не спускающая усталых, но счастливых глаз с младенца, рассеянно кивнула, больше сил не было ни на что.

— Сообщите Сулейману! Нужно начинать церемонию имянаречения.