Альберт и Консуэло (гет)

Внезапно Консуэло ощутила, как губы её побледнели и сжались, а уголки их опустились, все черты лица напряглись, а к глазам подступают слёзы, но смогла допеть и в последний момент овладеть собой, дабы не оскорбить чувства Альберта — ведь, если он заметит эту перемену в душевном состоянии нашей героини, то Консуэло уже будет никак не уйти от объяснения — ведь причиной этих слёз стало её прошлое, которое в самой глубине своей души она, несмотря на то, что прошло уже так много лет — как в полной мере осознала только сейчас, в эти самые минуты — до сих не смогла забыть и отпустить, хотя в течение какого-то времени нашей героине казалось, что минувшее осталось за чертой, исчезнувшей за чёрной, плотной, непроходимой, непроницаемой стеной.

Но было уже поздно. Глаза нашей героини предательски увлажнились.

— Ты знаешь, я много лет не вспоминала об этой невинной и светлой песенке. Наверное, с тех пор, как прошёл первый год моего обучения в Мендиканти — так давно это было, — торопливо, дрожащим голосом, всё ещё стараясь сдержать подкативший к горлу ком, но уже понимая, что её старания тщетны, заговорила Консуэло. — Я вспомнила о своём прошлом — золотых детстве и юности, кажущихся теперь такими далёкими. Эти мысли навевают одновременно и светлую радость и такую щемящую тоску… Но мне так не хотелось возвращаться туда даже в мыслях — слишком больно представлять те места, где, кроме неземного счастья ты познал и безмерное горе от потери сразу двух родных душ. Первую забрала смерть, а вторую — жажда славы. Я сама не знаю, по какой причине перед моим внутренним взором предстали эти видения именно сейчас. И зачем я говорю всё это тебе — человеку, который не заслуживает…, — наша героиня пыталась договорить последнюю фразу, но не смогла.

— Я слышу твои чувства. Я знаю, о чём, нет — о ком ты плачешь. Ты можешь позволить себе прожить их вновь. Это не заденет меня. Тебе необходимо это сейчас. Это время настало. Твоя душа готова.

Губы Консуэло задрожали. Не в силах больше сдерживаться, она беззвучно зарыдала, выдавая себя лишь дыханием и лицом, искажённым вселенской тоской, готовой разорвать сердце, выронила корзину и закрыла лицо руками. Собранная трава беспорядочно рассыпалась по земле.

Альберт, спокойно, но одновременно с трепетом, поставив свою корзину, подошёл к нашей героине и, обняв Консуэло за плечи, мягко прижал к своей груди. Сейчас она как будто бы стала одной из тех многочисленных душ, которым он даровал утешение, вместе с тем оставаясь для него особенной, единственной. И, если с другими это получалось не всегда — Альберт точно знал, что сможет очистить сердце своей возлюбленной от гнетущей печали.

Опустив голову на плечо Консуэло, он медленно гладил её по волосам и спине — как успокаивают маленького ребёнка. В это время наш герой походил на всепонимающего мудреца, стойкого перед любыми превратностями людских судеб, а высокий по сравнению с Консуэло рост Альберта добавлял его фигуре и всей картине ещё больше невыразимого величия.

Перед её взором вновь представали эпизоды болезни и смерти её матери и сцена утех Андзолетто и Кориллы. Но это, несмотря на всю свою горечь, были слёзы освобождения. Словно всё то, что до сей поры неосознанно тяготило сердце нашей героини изнутри — окончательно уходило в прошлое, оставляя лишь светлую, ничем не омрачаемую грусть.

Неосознанно Консуэло обняла Альберта, переместив руки с его груди на плечи и спину, и теперь позы их были почти одинаковы, а оба они стали словно бы продолжением друг друга.

Постепенно её тело перестало сотрясаться от рыданий, а дыхание успокоилось. Аура всесильной защиты, исходившая от рук Альберта и его горячего сердца, что билось теперь в его груди совсем рядом с сердцем нашей героини, почти соприкасаясь с ним, вновь подарили Консуэло ощущение тепла и безопасности.

Наконец она подняла голову и отступила от Альберта на шаг. На щеках и в глазах нашей героини всё ещё блестела прозрачная влага.

— Мне казалось, что в тот злосчастный вечер, когда я увидела их вдвоём — я выплакала все свои слёзы, что у меня не осталось чувств, связанных с этим малодушным человеком, что я просто больше ничего не могу, не в состоянии испытывать к нему, но это оказалось не так. Теперь же я понимаю, что только сейчас моя душа получила истинное облегчение. Я долгое время не могла постичь, почему меня временами одолевает такая сильная и необъяснимая печаль, и уже начала беспокоиться о своём рассудке. Но всё оказалось более чем просто, — Консуэло произнесла всё это, не глядя в его глаза — словно глубоко раскаиваясь за то, что случилось сейчас, пытаясь как-то объяснить сей нежданный всплеск давно, как ей казалось, забытых чувств, но одновременно испытывая признательность, несказанно удивляющую её саму. Наша героиня была уверена, что Альберт лишь из уважения и любви к ней не говорит ни слова, но на самом же деле испытывает горечь оттого, что та, которую он любит больше жизни, вдруг оказалась во власти своего прошлого, которому должно было давно остаться за чертой забвения. Наконец Консуэло робко подняла взгляд на своего возлюбленного. — Прости мне эту несдержанность, я не должна была заново проживать всё это при тебе. Ведь это проявление высшей степени неуважения к человеку, который для тебя роднее всех на свете — напоминать ему о своей прошлой жизни, в которой была иная любовь... — она в неописуемом смущении и неловкости была готова вновь потупить взор.

— Нет, не кори себя. Всё произошло так, как и должно было быть. Ты бы не смогла справиться с этим одна. Если бы могла — меня бы сейчас не было рядом. Я знаю — у тебя сильная душа, но всё же мы — человеческие существа, имеющие свои слабости. Мы несовершенны. Подобных границ нет только у бога — даже несмотря на то, что он живёт иной жизнью, непостижимой для нас. Нет у него и слабостей, ибо он не человек. И я благодарен ему за его справедливость. Я знаю — ты будешь продолжать любить того человека — юношеской, чистой любовью — которую пронесёшь через всю свою жизнь. И это не сделает тебя грешной в моих глазах, но напротив — не даёт забыть о твоём беспримерном великодушии и доброте. Богу было важно испытать тебя и увидеть в твоём сердце великую способность прощать и любить несмотря ни на что — подготовив к будущей жизни с тем, кому предназначено любить лишь одну. Невозможно раз и навсегда предать забвению того, кто однажды поселился в неискушённой, доверчивой душе. Этого невозможно сделать никогда. Он всегда жил и будет жить там — застывшим светлым образом, лишь самыми счастливыми моментами, и уже не будет причинять той боли, как и никогда не станет препятствием нашей любви. Если бы ты по-прежнему считала, что вычеркнула его из своей памяти, и всячески не позволяла себе вспоминать о нём, пытаясь заглушить его голос, звучащий в сердце, затмить иными делами картины, встающие перед взором — твоя натура была бы неполной. И пусть тебе не кажется странным то, что всё это говорю тебе я — тот, чьё сердце открылось для любви лишь однажды в жизни, никогда не знавший неверности. Это откровение снизошло на меня свыше несколько лет назад и стало ответом на вопросы, так давно мучившие меня — с тех пор, как я увидел того человека в коридоре замка. Меня нисколько не оскорбляют твои чувства, которые навсегда останутся с тобой, — Альберт отвёл волосы с лица Консуэло, как бы призывая её поднять глаза и не стыдиться и не бояться причинить боль тому, кто с некоторых пор стал ей дороже жизни.

«Разве может такое быть?..»

Временами нашу героиню посещало ощущение, что она всё же не в силах привыкнуть к удивительной мудрости этого человека, проявляющей себя так глубоко и в столь неожиданных обстоятельствах. Ему известны законы вселенной, стоящие выше правил, изобретённых светом. И сейчас нашему герою вновь удалось поразить Консуэло до глубины души.

Альберт осторожно, почти неощутимо прикасаясь к щекам своей любимой, вытер с них следы слёз, едва задев ресницы, с которых на его пальцы упало несколько горячих капель. Консуэло подалась вперёд и закрыла глаза.

Она не знала, что ответить ему. Казалось, Альберт выразил всё, что хотела сказать и она сама. Нечего было добавить. Во взгляде нашей героини и до сей поры отражалось удивление, но вместе с ним — признательность и глубокое, безмерное уважение, почитание и восхищение.

«Таких людей больше нет», — эта мысль уже в течение многих лет была для Консуэло не внове, но потрясала её каждый раз, как если бы звучала в голове нашей героини впервые.