Тео. Теодор. Мистер Нотт (джен)

— Фамилия, имя, возраст, — устало задала вопросы невыспавшаяся девушка в красном рабочем сюртуке, скроенном под женщину, но изначально задуманным как, очевидно, мужской предмет гардероба.

— Теодор Магнус Нотт, — не менее устало выдохнул Тео. — Четырнадцать полных лет.

— Палочка, — продолжила колдунья.

Теодор протянул свою дубовую палочку.

— Вам вменяется двукратное нарушение ограничения колдовства на каникулах, а также колдовство в зоне, определённой Постановлением Министра Магии номер девять-восемь-четыре-гамма-двенадцать-дробь-шестьдесят-три-цэ сегодня ночью, девятнадцатого августа одна тысяча девятьсот девяносто четвёртого года по европейскому летоисчислению. Вы признаёте вменяемые нарушения?

Теодор с удивлением отметил, что уши и нос девушки изменили форму и облик.

— Да, я действительно применил чары авгури для вызова стражей правопорядка и чары вызова защитника, чтобы передать своей тётушке, сотруднице Аврората Гестии Джонс о сложившейся ситуации.

— Отлично, — она вернула ему палочку. — Согласно Постановлению Министра Магии… эээ, без номера, вы подвергаетесь амнистии от любых нарушений, совершённых на территории зоны, определённой Постановлением… мне нужно его повторять?

— Благодарю, не нужно, — кивнул Теодор. — Я могу идти?

— Да. Следующего пригласите!

На улице было всё ещё темно. Предрассветные сумерки вот-вот должны были начаться, а министерские сотрудники безустанно трудились, чтобы скрыть следы ночных разрушений. Никто официальных комментариев не давал, а потому слухи ходили самые разные: кто-то говорил, что выпившие шотландцы решили припугнуть счастливых ирландцев террором Тёмного лорда, который особенно силён был именно в Белфасте и окрестностях, кто-то грешил на пьяные игры с огнём, кто-то — на возвращение Тёмного лорда.

Теодору было ясно только одно — если кто-то хотел нагнать ужаса и испортить впечатление от праздника, то он своих целей не добился: большая часть болельщиков так ничего и не поняла, а заклинаниями изменения погоды министерские маги разогнали чары Тёмной метки за считанные минуты после её появления.

Многие вовсе считали, что это был сон.

Теодор так не считал. Вернувшись к шатру Финнеганов (ради чего ему пришлось поплутать), он застал там своих друзей с ободранными матерью Симуса ушами.

— Теодор! Ты что, участвовал в этой глупости?

— Какой глупости, миссис Финнеган!

— Почему тебя забрали авроры?

— Я их вызвал! Нарушил запрет на колдовство и вызвал авроров. Мне сообщили, что моё нарушение аннулировано по устному распоряжению министра.

— Ах, вот как! Ну, что же. Не могу не сказать вам всем, что идея стащить у меня портвейн была идиотской! Симус получит за это ремня, когда его отец узнает об этом. И не мамкай тут! По голой заднице отходит отец, будешь знать!

Теодор из вежливости отвернулся.

— Я собрала ваши вещи, мальчики, — уже спокойнее сказала мать Симуса. — Думаю, что мы справимся с палаткой сами с Симусом.

Это был самый прозрачный намёк, какой только мог быть. Поблагодарив за оказанное доверие и извинившись за неоправданное поведение, ребята отправились к публичным каминам, очередь в которые начиналась за пятьсот метров. Пока маги и колдуны в очереди обсуждали ночные события, Теодор зло зыркнул на помятых приятелей. Длинные волосы Артура растрепались, его лицо несколько опухло, а в рассветном свете он и вовсе выглядел как инфернал. Дин был немногим лучше, страдальчески морщась при каждом громком звуке.

— Чё, выпили, да? — тихо процедил Тео. — Самооборона, мать вашу, без противника.

Он отвернулся, не желая развивать эту тему, пока друзья страдальчески вздыхали.

* * *

Нотт-Холл неожиданно встретил их огромным числом разных писем, которые совами скидывались через камин, иных мыслей у Теодора даже не было. Карманный вредноскоп Дина, подаренный ему на четырнадцатилетие вскладчину, показал, что половина писем была не слишком приятного содержания. Теодор даже удивился, что столько разнообразной корреспонденции в целом было отправлено.

Следующую неделю он посвятил разбору писем. Многие маги самых разных возрастов поддерживали его, кто-то дополнял идеи — устроить курсы на базе Министерства или Хогвартса для введения сквибов в жизнь магического сообщества, но не меньше людей критиковало.

«Мистер Нотт, вы понятия не имеете, как тяжело жить сквибам, рождённым в магических семьях. Помилуйте, вы предлагаете нам добровольно вернуться в мир, где все вокруг полноценны, а мы нет? Избавьте себя от глупых фантазий. Моя семья годами делала всё, чтобы я ненавидел мир магии, и вот они, по вашей задумке, приглашают меня убирать коровий навоз! Идите в жопу с такими идеями!»

Такие письма без подписей приходили от сквибов, от родителей сквибов, от магглорождённых — последние в некоторых случаях увидели опасность для себя.

«Мистер Нотт, ты тупица! Министерство благодаря взвешенной позиции даёт простор для реализации нам, изначально угнетённым чистокровными привычками и идиотскими традициями, а ты предлагаешь заменить нас на сквибов! Перечеркнуть всю политику Дамблдора! Немыслимо!»

Всё это нуждалось в осмыслении, и Теодор перерабатывал конструктивную критику, стараясь придумывать на неё обоснованные ответы, и даже написал несколько писем наиболее конструктивным критикам.

«Господин директор,

Я благодарю вас за внимание к моему скромному интервью, данному накануне. Смею заметить, что это единичная акция, которая не скажется на моей сосредоточенности на учёбе, благодарю за внимание и к этому вопросу.

Действительно, и я согласен с вашими аргументами, текущий порядок вещей в Британии не предполагает изменения отношения к сквибам. Многие семьи считают наличие сквиба среди детей или родственников проклятьем или по меньшей мере постыдной, порочащей доброе имя особенностью. Я, напротив, не считаю, что магическое сообщество может разбрасываться таким числом людей, знакомых и с миром магии, и с миром магглов. Сквибы могли бы стать нашим связующим звеном, теми, кто будет обеспечивать заимствование наиболее успешных и эффективных идей из мира магглов.

Конечно, это не вопрос одного дня и не то, что мы могли бы изменить в себе. Но, как и с особенностями оплаты обучения, мне этот вопрос видится одним из важнейших в перспективе ближайших лет. Я вижу себя в будущем политиком, но не консерватором, как вы могли бы представить, а центристом. Многие идеи из тех, что заявляют ваши сторонники, как бы вы не открещивались от их существования, заслуживают внимания и реализации, а беда Британии в том, что договориться две стороны не могут и не смогут.

Особенно в свете происходящих событий.

С уважением, Т.Н.»

Ещё одно письмо он написал мистеру Уизли, который прислал короткую записку.

«Конечно, как один наследный член Визенгамота другому наследному члену, я не могу не отметить, что ваши слова революционны», писал Артур Уизли. Теодор поблагодарил его за внимание и пообещал в будущем представить более подробно изложенные мысли.

Пока он «страдал бумагомаранием», Дин убежал к семье, с которой отношения у него становились всё более прохладными, а Артур засел за рисунками. С его позволения они установили контакт по переписке с Изольдой, которая мило покраснела при прощании с Артуром и Теодором.

— Ничего не могу поделать, — объяснял он, проглатывая едва прожёванный бутерброд. — Я буквально теряю голову, когда красивая девушка начинает говорить вещи, в которых я ничего не понимаю. Это я теперь понимаю, — говорил он, — почему мне эта Перкс так запала, именно поэтому! Я полгода таскался в библиотеке за Грейнджер, пока они с Поттером не начали обжиматься, у меня… всё в движение приходит, когда они умные вещи говорят!

— Но-но! — одёргивал его Теодор на правах старшего кузена, посмеиваясь. — Никаких движений в ближайшие восемь лет!

— В Британии — шесть! А ей тут понравилось, — дерзил Артур в ответ.

Последним делом, которое Тео откладывал до последнего, было связано с «движениями» уже отца. Бумаги в семейном сейфе Гринготтса жгли руки — иносказательно, конечно. Он не хотел бы обнаружить, что отец изменял матери до его рождения, или, например, того, что какой-нибудь Томас окажется его родным братом по отцу.

Впрочем, у Томаса дядя, как он рассказывал, должен был пойти в Хогвартс — но погиб по пути.

Бумаги, о которых говорил отец, представляли собой записи в маггловской истрепанной тетрадке. Там были перечислены адреса, имена (не везде) и даты в две колонки: первая стояла за девять месяцев до второй, а во второй в скобках был год поступления в Хогвартс потенциального ребёнка. Теодору мерзко было даже думать о таком детальном подходе к фиксации всех похождений на несколько страниц убористой таблицы, однако он, преодолевая сомнения, решил отправиться тридцатого августа по первому адресу. Отец записывал всё в хронологическом порядке, и первая запись значилась восемьдесят третьим годом, маем — то бишь, если от той связи кто и родился, то он или она могли бы пойти в Хогвартс этим сентябрём.

Уолворт был странным маггловским районом, где магия почти не ощущалась. Бедные, запущенные многоэтажные дома, возле которых играли неопрятно одетые дети, молодые мужчины и женщины, праздно шатающиеся по улицам и явно торгующие телами, в целом это было гораздо хуже Актона.

Добравшись до места, которое значилось первым адресом из списка, Теодор неуверенно постучал в дверь.

— Кто там, — спросил грубый старческий голос.

— Прошу прощения, я могу увидеть Амелию или её ребёнка?

Ответом ему было гнетущие молчание.

— Кто ты такой, мальчишка? — распахнулась дверь. Красноносый старик с язвами на лбу, явно пьяный, в одном белье, смотрел на него с явной ненавистью. — По какой причине тебе есть дело до моей девочки? Она умерла родами, сгорела, это проклятое дитя её выпило изнутри! Откуда ты знаешь про него, говори, ну?!

Теодор отпрянул под неожиданным напором старика.

— Я… я не хотел. Я не знал! Всего хорошего!

— А ну стой, мальчишка!

Теодор бросился бежать, но едва он пробежал два дома, как в боку снова закололо, и ему пришлось перейти на шаг. Вроде бы никто не преследовал его, но крики старика, казалось, продолжали звенеть в его ушах. Проклятое дитя, которые одарил Амелию чистокровный маг Магнус Нотт, высосало все соки из это девушки. Нерождённый маг — а сколько их, нерождённых магов, умерло в Британии из-за его семьи? Сколько записей в тетрадке отца были могилами на кладбищах?

Вернувшись домой, Теодор выпил купленное по случаю зелье Сна без сновидений, чтобы отпустить эту ситуацию. Не помогло.

* * *

До вокзала ребята добирались так же, как и в прошлые годы — на маггловской электричке. В этот раз Дин всю дорогу прикладывал к щеке холодную тряпку, которую ребята по очереди украдкой заколдовывали, пока никто не видел. Кинжал вернулся домой, и Томас со своим чемоданом попал под горячую руку. Оказалось, что не все проблемы сводные братья решили друг с другом, и Дину перепало по лицу.

Кингс-Кросс встретил их холодным туманом и дождём, и зонт-трость пригодился вновь. Теодор поднял свои вещи в вагон, а затем дождался прибытия большого семейства Уизли, чтобы помочь занести вещи Джинни. Она отклонила его приглашение сесть в одно купе с ним (впрочем, это не слишком расстроило Теодора), предпочтя общество своих подружек, которые у неё, в пику осени её первого курса, уже давно были.

Самого Теодора, едва лишь поезд дёрнулся и начал набирать ход, озаботили гораздо более важной по мнению вопрошающих темой клуба самообороны без противника. Количество желающих присоединиться к клубу только выросло — Тюбер написал, что индейцы подписали сделку даже на больший объём, чем ожидал Мартин, и большую часть времени гости из МАКУСА рвались обсуждать идеи, озвученные Ноттом. Несмотря на следующие события, финал Чемпионата и беспорядки, просочившиеся в прессу за авторством всё той же вездесущей Риты Скитер, слова Теодора не остались незамеченными.

— А вот и клуб сквиболюбов, — ощерился, вваливаясь в чужое купе, Драко Малфой. Выглядел он, откровенно говоря, не слишком хорошо. Круги под глазами выдавали нарушения сна, взъерошенные волосы и сдвинутый на бок галстук — множество волнений, отвлекавших его. — Что, когда планируете свадьбу с Филчем, мистер Нотт?

— Драко, — ласково улыбнулся ему Невилл, который стал к четырнадцати годам представлять собой не увальня, но подтянутого здоровяка. Виновен в этом был Криви, насоветовавший ему ещё зимой бегать по утрам, и результат был на лицо. — Скажи, кто тебя так обидел, что ты так плохо выглядишь?

— Идите к Мордреду, — скривился Малфой и захлопнул дверь купе.

В итоге внеурочное собрание клуба в купе постановило расшириться на всех желающих, для чего Бут вызвался внести изменения в Устав клуба, утверждённый директором. Это было не слишком хорошим решением, как казалось Теодору, но он уже сам дал своим друзьям понимание, как они будут жить в этом году, ещё на прошлых рождественских каникулах.

В Хогвартсе за столом преподавателей было чуть больше людей, когда студенты расселись после поезда, чем в прошлом году. Людо Бэгмен, бывший квиддичист, куратор спорта в Министерстве, соседствовал с Хагридом, а по левую руку от профессора Вектор сидел усатый Бартемиус Крауч, недовольно взирающий на шумных студентов.

Школьники шушукались, пересказывая друг другу сплетни, а Дамблдор медлил, не начиная церемонию Распределения. Одно из мест за столом явно пустовало. Небо в Трапезном зале соответствовало погоде на улице, портившейся с каждой милей поезда на север, и периодически там сверкали молнии.

Наконец, профессор Макгонагалл ввела новых кандидатов на распределение. Их было заметно больше, чем в прошлые года, что приятно впечатлило Теодора, а многие слизеринцы старших курсов, переглядываясь, то и дело кидали на него заинтересованные взгляды.

— Отличная идея, Нотт, — заявила ему вдруг Паркинсон. — Давай такие почаще. Через пять лет на нашей ферме будут трудиться аж трое мальчишек из Лютного, отрабатывая учёбу в Хогвартсе. Мне кажется, за это ты заслуживаешь ордена Мерлина, или хотя бы премии.

За прошедшие три года они говорили друг с другом едва ли десяток раз, и едва ли раз это было вне учебы — поэтому столь длинная фраза Паркинсон шокировала Теодора до глубины души. По глазам сидящего неподалёку Малфоя он видел, что точно так же это шокировало и его самого; впрочем, Теодор заметил, что мизинцы Малфоя и Паркинсон более не украшали одинаковые парные колечки. Это говорило о многом.

— Они разорвали помолвку, — будто читая мысли, ехидно прошептал ему на ухо Блейз, пока Гриффиндор аплодировал очередному первокурснику, пополнившему их ряды.

— Чего это, интересно.

— Паркинсон нашёл для своей девочки мужа постарше, — хихикнул Забини. — Говорят, это кто-то из наследников Милфордов, решивших вложиться в его бизнес.

Про Милфордов Теодор слышал только то, что этот, некогда влиятельнейший род, в девятнадцатом веке назначавший и снимавший чиновников одними намёками, пали жертвой своих амбиций, перейдя дорогу последовательно Гриндевальду, Дамблдору, Министерству, магглам и Тёмному лорду. Череда неприятностей подкосила и их основных оппонентов, Пакстонов и Блэков, и в итоге все три рода либо исчезли с карты политической Британии, либо захирели настолько, чтобы родниться с поставщиками волшебного сена для магических животных, чем занимались Паркинсоны.

— Пакстон, Джим! — огласила громогласно Макгонагалл, выводя Теодора из размышлений.

— СЛИЗЕРИН! — выкрикнула вердикт шляпа. Нотт зааплодировал, провожая взглядом очередного первокурсника своего Дома. Макгонагалл дошла лишь до буквы «П» по алфавиту, а за их столом сидело уже полтора десятка детей, испуганно оглядывающих друг друга и старших соседей. На неформальное лидерство новоявленный мальчик претендовать не стал, несмотря на фамилию.

— Что-то они никак не закончатся, — посетовал Пайк. — В прошлом году было меньше людей.

— Этот набор какой-то рекордный, — пожал плечами какой-то пятикурсник. Теодор никогда с ним близко не общался. — У дяди вчера был аншлаг в магазине, на спонсорские деньги несколько десятков полукровок покупало себе котлы для первого курса. Видимо, это всё Нотт.

Взгляды вновь сошлись на Теодоре.

— Что вы планируете в этом году со своим клубом? — спросил третьекурсник Брэкс, высокий, тощий, со слегка выпученными глазами. — Тёмные искусства будете изучать? Самооборону от них.

— Тебе бы всё про Тёмные искусства поговорить, — рассмеялся младший Флинт напротив него. — Какой нам толк от этих запретных ритуалов, если в школе всё равно мы даже не сможем их воспроизвести?

Наконец, распределение закончилось. Дамблдор поднялся со своего места, чтобы произнести речь, и даже начал говорить, когда с грохотом, после очередной молнии под потолком, распахнулась дверь Трапезного зала. Клацая протезом ноги, эффектно шурша полами своей кожаной мантии, по центральному проходу, где только что стояли первокурсники, шёл Аластор Муди, Шизоглаз.

Дамблдор, дождавшись, пока Муди сядет на отведённое ему место, продолжил, рассказав о том, что в этом году Хогвартс примет у себя возрождаемый Турнир трёх волшебников, состязание магических школ Хогвартс, Дурмстранг и Шармбаттон.

У Теодора это не вызвало никакого воодушевления — на иностранцев он насмотрелся на чемпионате, младшекурсников всё равно до участия бы точно не допустили, а большее ему было малоинтересно.

— В связи с этим, — продолжал Дамблдор, — в этом году, вынужден вас огорчить, не будет проводиться регулярного квиддичного турнира. Полагаю, вы все достаточно насладились этой замечательной игрой во время Чемпионата, а потому это не сильно вас расстроит.

По залу прошёлся гул разочарования, но в основном все действительно были пресыщены квиддичем.

— Кроме того, — продолжал Дамблдор, — поскольку наши гости прибудут уже в середине октября в замок, и им нужны будут специальные помещения под учебные мероприятия, по настоянию мистера Крауча мы приняли решение отозвать разрешения на клубные занятия всем клубам моложе двух лет. В прошлом году школа пережила бум клубов, но их ведение будет разрешено вновь лишь в следующем учебном году.

Теодор в шоке переглянулся с сидящем через два ряда Бутом и Блейзом. Директор буквально запретил собираться именно их клубу — случайно или намерено. Или, судя по тому, что он упомянул мистера Крауча…

— Ты говорил про Крауча в своём интервью, — вновь шепнул Теодору Блейз. — Это месть!

Теодор расслабился. Он не планировал в учебном году заниматься политикой, но если политика хочет, чтобы он занимался ей в Хогвартсе…

* * *

— Мистер Нотт, добрый вечер, — поймал Теодора бледный от испуга первокурсник, кажется, это и был тот самый Джим Пакстон. — Мы с вами познакомились летом у миссис Тюбер, вы, должно быть, не помните.

— Помню, почему же, — ответил ему Нотт, гадая, зачем мальчик выдернул его. — У тебя какой-то вопрос?

— Мой дед и единственный воспитатель, лорд Джулиан Пакстон, передаёт вам своё расположение и заверяет в том, что поддерживает мысли, высказанные вами в интервью газете. Я бы хотел, — сглотнув, продолжил он, — по возможности, оказаться вам полезным в ходе своего обучения в Хогвартсе. Я могу выполнять поручения, брать книги, носить письма в совятню…

— Постой, а зачем?

Мальчик, наконец, посмотрел Теодору в глаза.

— Хотелось бы стать частью вашей команды, наследник Нотт. Когда придёт время.

— Это действительно надо доказать делом, — кивнул Теодор. — Думаю, что мы с вами попробуем поработать, наследник Пакстон! Приятных снов.

Войдя в спальню, Теодор поразился — Драко Малфой раздевался, чтобы отойти ко сну, стоя у своей кровати в дальнем углу. Чтобы вместить её, значительно сократилось расстояние между кроватями других ребят. В гостиной ребята, включая Блейза и Пайка, праздновали начало года, а Крэббу ещё после пира стало плохо от переедания и он с Гойлом ушли к мадам Помфри.

— Приятно видеть, что ты снизошёл до остальных, Малфой, — нейтрально отметил Теодор, вешая свой пиджак на плечики. — Спасибо, что показал эту моду, кстати. Не только тебе идут классические маггловские костюмы из двадцатых.

— Ты так просто обо всём говоришь, — невпопад заметил Драко, не поворачиваясь к нему. Его руки ходили ходуном. — Моя мать плакала каждый вечер на этом сраном Чемпионате, а когда какой-то ублюдок выпустил метку, ей и вовсе стало плохо. Он возвращается, как нам с этим жить?

Теодор вспомнил о том, как его отец требовал убить себя. Его передёрнуло.

— Как жить? Очень просто, — ответил он, наконец. — Надо оставаться в первую очередь волшебниками и ставить магию превыше всего. А не желать смерти грязнокровкам, — не сдержался он, — иначе они пожелают смерти уже тебе.

Малфой опустил голову, а потом стремительно, сорвав с себя рубашку так, что пуговицы аж отлетели в разные стороны, едва ли не бегом с голым торсом прошёл в сторону уборной, задев худым острым плечом Теодора.

Учебный год ожидался весёлым.