За северным ветром. Часть I: Возлюбленный (гет)

Наступил полдень, о чём сообщили отбиванием склянок. Солнце было скрыто за плотными тучами, создавая впечатление, что продолжаются утренние сумерки, во время которых бриг покинул гавань Старограда.

Русана была далека от всего, что происходило за пределами каюты, и её не беспокоило, что корабль постепенно тонул, даже несмотря на старания экипажа. Девушку интересовало только здоровье возлюбленного, ведь раны его были смертельны.

Раненый юноша лежал животом на той самой жесткой кровати, рядом с ним сидела заплаканная Русана и скулил Ратмир.

— Только не умирай, Славий, — шептала она, держа его за руку. — Прошу тебя, только не умирай.

— Вот же напасть, — проговорил сирота, положив голову на бок и пытаясь улыбнуться. — Ведь только отошел от того пулевого ранения, но это не страшно…

— Пулевого?! — воскликнула Русана. — В тебя стреляли?

— Да, меня едва не убил мой учитель — диакон Игорь.

— Но как он мог? — девушка не верила своим ушам. — Вы же были друзьями.

— Он считал, что я убил его царскую родню.

— Но ведь это неправда, Славий? Ты же никого не убивал. Это всё сделал Найрад. Он перерезал горло великой княгине Марии на моих глазах.

— Нет, я не убивал никого. Мои чары действительно излечили государя Дмитрия Александровича от смертельной болезни, но заговорщики прокляли его чёрной магией. Великий князь Валерий, ставший теперь царём, — главный в заговоре. Он добился своего и занял трон.

— Какой он негодяй! — выпалила Русана и в её глазах мелькнул гнев. — А ведь он казался таким добряком, когда мы его видели. Теперь тебя все обвиняют в цареубийстве, но мы раскроем правду всему миру — в этом нет сомнений.

— Я видел двуглавого дракона, — неожиданно рассказал Славий о встрече с древним существом в подземельях Властимирского дворца.

— Что? — переспросила княжна и на её лица изобразилось удивление. — Ты бредишь, любимый?

— Нет, я не брежу. Я действительно видел дракона и даже разговаривал с ним. Я никому не рассказывал об этом, кроме тебя. И я видел картину с двуглавым драконом в доме у Мирослава Любомира. Думаю, они как-то связаны.

— Зачем ты мне говоришь об этом?

— Не знаю, мне кажется, что ты должна знать об этом… Ааа! — юноша вскрикнул, почувствовав, что обезболивающие чары лекаря постепенно рассеиваются.

— Если ты хочешь, чтобы я это знала, то я буду знать, — быстро проговорила девушка. — Только не умирай, прошу тебя. Тебе очень больно?

— Пустяки. Главное, что ты осталась цела, Русана.

— Ты снова спас мне жизнь, рискуя собой.

— Разве я мог поступить иначе? Ведь я люблю тебя больше жизни. Знаешь, моя жизнь разделена на две части: до того, как я встретил тебя, и после нашей встречи у постоялого двора. Помнишь, каким я был в том лесу? Неотёсанным и грубоватым, который всё время язвительно подкалывал тебя. Я изменился… ты изменила меня в лучшую сторонку. Заставила полюбить жизнь, которую я порой презирал.

— А ты изменил меня, Славий, — произнесла Русана дрожащим голосом. — Мы многое пережили вместе и ещё переживём, надеюсь, много хорошего. Только живи, прошу тебя. Как я смогу без тебя? Ты для меня единственный в этом мире близкий человек, которому я открыла свою душу.

Сирота улыбнулся, несмотря на наступающую боль, и прошептал:

— Я всегда буду с тобой, что бы ни случилось.

Русана сделала глубокий вдох полной грудью и хотела что-то сказать, но тут резко открылась дверь и в каюту ворвались двое солдат в белых мундирах беатийских гвардейцев, неизвестно как оказавшихся на корабле. Они схватили девушку за руки и потащили за собой в коридор.

— Отпустите! — закричала она, пытаясь вырваться.

— Не троньте её! — прохрипел Славий и попытался подняться с кровати, но лишь беспомощно свалился с неё на пол.

Ратмир злобно зарычал и вцепился зубами в ногу одному из гвардейцев.

В проёме показалась небритая физиономия Найрада и он гневно закричал:

— Вели псу успокоиться или я его пристрелю!

— Ратмир, оставь его, — приказал Славий, лёжа на полу, и собака послушно разжала пасть. — Помни, что я тебе велел и веди себя смирно. Теперь она твоя хозяйка и ты должен оберегать её, а не меня.

— Вот и славно! — ухмыльнулся Найрад и кивнул гвардейцам. -Отведите её на корабль.

Солдаты поволокли княжну к выходу, несмотря на её протесты:

— Нет, оставьте меня с ним! Куда вы меня тащите, мерзавцы? Нет-нет! Отпустите!

Найрад остался в каюте и многозначительно взглянул в глаза Славия. Юноша всё понял и кивнул.

В каюту вошли двое других гвардейцев и Найрад отдал им приказ:

— Усадите его на этот стул и завяжите.

Тем временем Русану вывели на палубу и перед её глазами предстал большой трёхпалубный линейный корабль, возле которого теперь стояла «Золотая лань».

Это был «Король Ойген» — флагманский корабль Беатийского королевства, красивый и грозный.

Подняв глаза, княжна увидела смотрящие на неё множество лиц, некоторых она знала и была шокирована их появлением здесь. На борту «Короля Ойгена», одетые в роскошные шубы, со своими свитами находились государи всех царств Гипербореи: поморянский царь Меркул из рода Световидов, велетский царь Всеволод из династии Радославичей, берзитский самопровозглашенный царь Бореслав из рода Ментимиров, тиверский царь Ростислав из рода Боимиров, эзеритский царь Николай из династии Ираклианов, ильменский царь Драгомир из рода Литоборов, вантитский царь Святополк из династии Звениславичей и недавно коронованный лукоморский царь Валерий Велеславский, официально считающий последним членом династии Святославичей.

На Русану глядели глаза восьми монархов, среди которых не хватало только императора Севера, хотя один из присутствующих на «Короле Ойгене» уже видел себя на троне Ветреного дворца — беатийский принц Тиргед.

Это был высокий, статный юноша со светлыми, почти молочного цвета волосами и небесно-голубыми глазами. Его можно было назвать красивым, если бы на его лице не красовалось постоянное горделивое выражение и подбородок не был так высоко вздёрнут.

— Дорогие гости, — произнёс он официально, указав ладонью на княжну. — прошу представить вам свою невесту и будущую императрицу Севера — Русану Анкалитскую из рода Даянов.

Принц общался на языке гиперборейцев без акцента, что говорило о том, что он уже давно готовился стать одним из правителей Гипербореи.

Русана с презрением посмотрела на того, кто смел называть себя её женихом, и выпалила:

— Пошел ты к бесовской матери, негодяй! Я никогда не стану твоей женой! Смотрю, что здесь все собрались. Но где же мой отец? Пусть покажет своё лицо! Я скажу ему, что ненавижу его и желаю, что Светомир даровал мне такого родителя, который жертвует жизнью дочери, ради собственной политической выгоды.

— Вы видите, принц, — промурлыкал царь Валерий, обращаясь к Тиргеду, — как пагубно повлияло на княжну долгое знакомство с простолюдином. С кем поведёшься, от того и наберёшься. Мы все надеемся, что вы выбьете из неё всё дурь.

— Несомненно, ваше величество, — ответил Тиргед, любезно улыбнувшись и отвесив лёгкий поклон лукоморскому царю. — Но это ещё не всё, дорогие гости! Как оказалось, судьба сегодня была к нам более чем благосклонна, поэтому привела к нам в руки ещё кое-кого. Прошу вас лицезреть того, кто осмелился пролить святую царскую кровь — цареубийца Славий, безродный простолюдин, чья мать была шлюхой, а отец — пьяным матросом. Он осмелился претендовать на трон лукоморья и руку великой княжны Борейской, но вот какой трон он получил.

На палубу вышел Найрад, а за ним следом гвардейцы вынесли привязанного к стулу Славия и поставили его посреди палубы, лицом к монархам. Тело юноши было охвачено нестерпимой болью — обезболивающие чары лекаря прекратили своё действие.

Русана снова заплакала, глядя на его мучения, и рванулась к нему, но её сдержали сильные руки солдат.

Все монархи с любопытством смотрели на Славия. Сирота поднял пламенный взор и стал поочерёдно заглядывать в глаза каждому, видя их в первый раз в жизни, но на одном он остановился подольше и его глаза налились пламенем — он смотрел на Валерия. В голове всплыло воспоминание об их первой встрече, когда великий князь Георгий толкнул его на лестнице у восточного парадного входа Властимирского дворца, а Валерий любезно помог ему подняться. Тогда юноша даже представить не мог, что этот человек уничтожит всю его жизнь и отнимет самое дорогое — Русану.

— Ваши величества, какое наказание вы считаете приемлемым для такого человека? — вновь спросил у государей принц Тиргед.

— Смерть! — первым высказался Ростистав Тиверский.

Это был сурового вида пятидесятилетний мужчина, облысевший, с впалыми щеками, покрытыми седеющей бородой, и пронизывающим взором чёрных глаз. Монарх Тиверии смотрел с особой ненавистью на Славия, считая его убийцей своей дочери — великой княгини Марии, хотя истинный убийца находился совсем рядом.

Другие цари подхватили слово Ростистава и все поочерёдно произнесли:

— Смерть!

Воздержался только Валерий, который смутился, находясь под испепеляющим взглядом Славия. Новый царь Лукоморья был трусоват, хоть и хотел казаться смелым.

— Да, смерть цареубийце, — проговорил Славий, продолжая пристально глядеть на Валерия.

— Что скажете вы, Валерий Данилович? — спросил Тиргед. — Ведь это вашего дядю и двоюродного брата убил этот негодяй. В вашем царстве случились все эти злодеяния, поэтому вы больше других имеете право решить, какое наказание должен понести цареубийца?

Валерий замешкался, пытаясь скрыть своё волнение, но затем произнёс едва слышно:

— Смерть цареубийце.

— Решено единогласно! — воскликнул Тиргед и довольно заулыбался. — Славий, человек без рода и имени, вы проговаривайтесь к смерти за свои преступления!

Сирота перевёл свой взор на Тиргеда, к большому облегчению Валерия. Взгляды голубых глаз молодых людей пересеклись и впились друг в друга, словно кинжалами. Наконец, они встретились, два соперника, претендовавших на руку одной девушки. Они уже были давно врагами, хоть и долго не знали о существовании друг друга. Славий стал врагом Тиргеда в тот день, когда увёл Русану в лукоморский лес.

— Что же я вижу? — произнёс громко Славий. — Великие монархи Гипербореи мельтешат перед заморским хлыщом, как свора собак. Когда вы успели прогну…

Он не успел договорить, получив кулаком по лицу от Найрада.

— Похоже, он не желает уйти из жизни с раскаянием, — произнёс Тиргед. — Пусть тогда умрёт в мучениях. Проучите его!

— Следовало бы увести княжну, — предложил Валерий. — Не забывайте, что «Золотая лань» скоро утонет.

— Нет, пусть она смотрит! — рявкнул принц, уже открыто проявляя неуважение к присутствующим монархам.

Найрад взял в руки специально приготовленную для такого дела булаву с острыми шипами и с размаху ударил ей Славия по правой руке — затрещала сломанная кость, а шипы вонзились в плоть. Полилась кровь.

Сирота стиснул зубы от боли, а Русана завопила и забилась в истерике. Она кричала, рыдала, умоляла их прекратить, но экзекуция неумолимо продолжалась. Ратмир, сидевший рядом с княжной, порывался кинуться на наёмника, но помнил последний приказ хозяина и сдерживался, хоть это для него было невыносимо.

Ещё одним ударом Найрад сломал Славию вторую руку, затем последовал ещё один, третий, четвёртый, пятый… пока, казалось, не осталось ни одной сломанной кости в теле несчастного юноши.

Русана не могла смотреть на всё это и лишь рыдала, беспомощно повиснув на руках у гвардейцев.

Монархи Гипербореи, не отводя глаз, наблюдали за избиением, некоторые с удовольствием, другие выражали безразличие, но особенное наслаждения от этой картины получал принц Тиргед, который просто упивался той болью, которую чувствовала жертва.

— Думаю, достаточно! — приказал он, остановив Найрада. — Пора привести приговор в исполнение. Унесите его!

Гвардейцы подхватили стул с окровавленным Славием и понесли его к трапу.

Дрожащая Русана осмелилась взглянуть на него, когда его уносили, и ужас застыл в её глазах.

Славий уловил её взгляд и последний раз ей улыбнулся на прощание. Затем он обратился к своим судьям с последним словом:

— «Вестник смерти царств, зелёной силою владея, перелистнёт страницу жизни своей смерти апогея».

Он в точности повторил предсказание Кими. Теперь он понимал его значение и готов был принять свою жестокую судьбу. Ему следовало умереть, чтобы сбылось пророчество. Он знал, что найдётся человек, который за него отомстит.

Когда гвардейцы со Славием и Найрадом скрылись в люке, другие двое понесли обессилевшую Русану по трапу на борт «Короля Ойгена», куда уже давно переместился весь экипаж «Золотой лани». Ратмир грустно побрёл вслед за новой хозяйкой. На него никто не обращал внимание.

Гвардейцы принесли Славия в крюйт-камеру и усадили в самом центре небольшого помещения, между стоящих у стен бочек с порохом и ящиков с готовыми пороховыми зарядами. Прямо над его головой свисала верёвка, продетая в кольцо на потолке и другим концом привязанная к ещё одному кольцу в стене, выглядывавшему над одной из верхних бочек.

Велев гвардейцам возвращаться на линейный корабль, Найрад остался наедине со Славием. Взглянув пристально в глаза своей жертве, наёмник произнёс:

— Глупый малый, о чём ты думал, когда осмелился перейти дорогу столь могущественным людям? Неужели ты решил, что они не раздавят тебя, как клопа? Ты так молод, но уже лишаешься жизни. И ради чего всё это было?

Славий ничего не ответил и лишь с ненавистью смотрел на своего палача.

Поняв, что последнего разговора он не добьётся, Найрад взял в руки заранее приготовленную масленую лампу, зажег её огнивом и привязал ручкой к верёвке таким образом, что она повисла над головой юноши. Затем наёмник со злорадной ухмылкой на лице разорвал несколько зарядов с порохом и щедро рассыпал чёрные гранулы по полу и на пленника. Следующие действия Найрада заключались в том, что он достал из кармана свечу, зажег её, а затем, покапав воском на крышку бочки, установил так, что её пламя касалось натянутой верёвки, на которой висела лампа.

— Нужно было остаться в своей завшивленной деревушке и никогда не мечтать о том, чтобы заполучить руку Русаны, — проговорил Найрад напоследок. — Ты ей не ровня и вы никогда не смогли бы быть вместе. Ты напрасно гнался за северным ветром, мальчик. Когда свеча перепалит верёвку, лампа упадёт тебе на голову, и ты умрёшь в мучениях. Такую смерть для тебя выбрал принц Тиргед, который не любит, когда кто-то забирает то, что принадлежит ему. Он просил меня сказать тебе об этом, чтобы ты знал, от чьей руки умираешь. Прощай!

Договорив, Найрад вышел из порохового склада, не заперев за собой дверь. Голубые глаза Славия, ясно горевшие на окровавленном лице, провожали наёмника до тех пор, пока тот не исчез в темноте.

Когда Найрад последним перешел на «Короля Ойгена», матросы линейного корабля спешно убрали трап и рассоединили корабли. Крепкий северный ветер наполнил паруса «Короля Ойгена» и тот медленно пополз по пенящимся волнам, оставив за кормой брошенный тонуть лукоморский бриг.

Принц Тиргед пригласил всех государей на ют, чтобы с его высоты они смоги лицезреть уход «Золотой лани». Была здесь и Русана, находящаяся в полуобморочном состоянии, её по-прежнему держали за руки и не отпускали гвардейцы.

Они с напряжением ждали конца.

Славий продолжал сидеть привязанный на стуле посреди кучи пороха. Взгляд его был устремлён на верёвку, которая постепенно сгорала от огня свечи, а мысли судорожно пытались найти путь к спасению. Казалось, он уже почти не чувствовал пронизывающую боль в искалеченном теле, привыкнув к ней или находясь под воздействием шока. Даже несмотря на то, что сирота морально приготовил себя к смерти и готов был её принять, как он думал, сознание противилось и стремилось к жизни, несмотря ни на что.

Нужно было что-то предпринять. Славий снова напряг свою память, вынимая из неё все моменты жизни из тех трёх месяцев, что он провёл в монастыре диаконов. Наконец, он вспомнил нужное заклинание и прошептал его:

— Распряжение спутия.

Загорелись яркие чары, мгновенно разрезали и скинули со Славия путы, которыми он был привязан к стулу.

Нагнувшись вперёд, сирота упал со стула и распластался на усыпанном порохом полу. От падения потревожились все сломанные кости, и сирота снова скорчился от боли.

Следующей мыслью было: сотворить какое-нибудь заклинание, чтобы затушить свечу и лампу, но сил на это уже не хватало.

Вдруг послышалось какое-то журчание — это вода продолжала прибывать и почти затопила трюм. Этот звук показался спасением для несчастного и давал ему надежду. Превозмогая боль, Славий пополз туда сломанными руками, таща за собой обездвиженные ноги. Казалось, что люк, ведущий в трюм, уже близко, вот-вот и он окунётся в воду.

Но тут предательски перегорает верёвка и лампа падает, с треском разбивается стекло и выливается горящее масло. Порох вспыхивает и в одно мгновение весь пол охвачен огнём.

Языки пламени по пороховому следу быстро догоняют Славия и поджигают его одежду. Охваченный огнём, он кричит от невыносимой боли… и раздаётся взрыв.

Сердце Русаны едва не остановилось, когда она увидела вырвавшийся столб пламени на «Золотой лани». Страшный грохот разнёсся над морем, корабль раскололся надвое. Не прошло и пары минут, как бриг погрузился на дно.

— Нееееет! — завопила во всё горло Русана, её трясло в истерике, и она была на грани потери рассудка.

Принц Тиргед, стоящий рядом с ней, довольно заулыбался при виде гибели «Золотой лани».

— Теперь ты станешь очень послушной, дорогая моя, — произнёс он, обращаясь к княжне. — Я потерял столько времени из-за твоего упрямства.

— Иди к чернобогу, негодяй, — ответила девушка, дрожа, заикаясь и глядя стеклянным взглядом на то место, где навсегда остался её возлюбленный. — Ты… ты убил его… убил… Убей и меня… Мне не зачем теперь жить…

— Нет, милочка, ты будешь жить, пока на то будет моя воля. Мы отправляемся в Борейград, где состоится наша свадьба.

— Я никогда не выйду за тебя… вам меня не заставить… так и передай моему отцу. Я никогда не прощу того, что вы сегодня сделали.

— Избавился от назойливого клеща, который мешал моим планам! — выпалил принц, гневно сдвинув брови. — А ты, милая, выйдешь за меня. Иди, повстречайся с тем, кто всё организовал. Отведите её!

Слушаясь приказа, гвардейцы потащили обессиленную от горя Русану за собой, как беспомощную куклу, и спустя несколько минут внесли её в просторную капитанскую каюту.

Здесь были завешаны все окна и горел только ночник, отбрасывающий свет на небольшую часть помещения.

Гвардейцы оставили Русану посреди комнаты и спешно удалились. Подняв заплаканные глаза, девушка оглядела каюту и увидела в другой её части смутный силуэт, глядящий на неё в полутьме. Кто это был? Княжна ожидала увидеть отца.

— Здравствуй, дочь моя, — послышался мелодичный голос, от которого Русану ещё сильнее бросило в дрожь. — До чего же ты себя довела.

Силуэт сделал шаг вперёд, выйдя на свет ночника, и у Русаны не осталось больше сомнений в том, кто перед ней.

— Мама! — воскликнула девушка с шоком, увидев перед собой величественную фигуру императрицы Веты, на которую она как две капли была похожа.

Императрица была одета в длинное красное платье со свисающими рукавами с разрезами и широким декольте. Она ещё сохраняла прежнюю красоту, которую передала дочери, но больше всего остального в ней было гордыни и властности, требующей безропотного подчинения. Такие черты княжна, к счастью, не унаследовала от неё.

— Мама! — повторила Русана с упрёком и из её опухших глаз снова полились слёзы отчаяния. — Ты! Так это ты всё устроила! Как ты могла?! Я ведь твоя дочь?! Ты хочешь продать меня этому принцу? Вы убили моего возлюбленного… вы меня убили! Я не хочу тебя видеть…

— Ты ещё молода и глупа, — заговорила императрица, подойдя ещё ближе к дочери, — поэтому многое не понимаешь в этом мире. Пойми, ты наследница целой империи и ты не можешь просто так решить связать свою жизнь с простолюдином. Всем нам приходится страдать и отказываться от того, что нам дорого. Я тоже страдала, когда меня насильно заставили покинуть отчий дом и отправили на другой континент в незнакомую чужую страну, где до костей пробирает холод. Я ненавидела твоего отца и всех людей, что меня окружали. Но потом прошло время, я привыкла ко всему, выучила язык, переняла обычаи и нравы… и в конце концов полюбила Нордгарда, грубого северянина, чьё сердце покрыто льдом. Тебе же досталась лучшая партия, дочь моя. Нет сейчас достойней жениха, чем принц Тиргед, старший сын Августа фон Иргорда, могущественного короля беатийцев.

— Я ненавижу Тиргеда и никогда не стану его женой! — закричала Русана, продолжая всхлипывать и заливаться слезами. — Самого достойного вы только что убили на моих глазах. С ним я провела лучшие моменты своей жизни!

— Ты сохранила невинность? — неожиданно строго задала вопрос императрица, впившись в дочь глазами. — Говори! Ты осталась невинна?

— Нет, мамочка, я уже не девственница, — ответила Русана с презрением.

— Ах ты, потоскушка! — воскликнула мать в гневе и ударила дочь ладошкой по лицу. — Ты понимаешь, что скажут принц и его родня, когда узнают, что ты уже порченная? Как ты могла возлечь с безродным оборванцем?

— Я любила его, люблю и буду любить! Тебе не понять, мама.

— Ладно, ничего, всё поправимо, — вдруг успокоившись рассудила императрица. — Мы с помощью чар сделаем всё так, что принц ничего не заметит в брачную ночь и будет уверен, что ты девственница. Магия энифридских ведьм ещё никогда меня не подводила.

— Я не выйду замуж! — категорично выпалила княжна. — Вам с отцом не заставить меня пойти под венец. Я дала клятву и сохраню верность.

— Как хорошо, что ты вдруг вспомнила об отце. А знаешь ли ты, Русана, что, пока ты тут развлекалась в Лукоморье, твоего отца охватила страшная болезнь? Он на краю гибели и его держит в этом мире только желание снова увидеть тебя. Не будь эгоисткой, дочь! От тебя зависит будущее государства! Ты наследница и будущая императрица, но Гиперборее нужен достойный император.

— Что? Отец болен? — переспросила Русана и на её лице отразилось негодование. — Я... я… я обвиняла его во всех своих бедах, даже ненавидела, а оказалось, что он не при чём. Всё ты, мама! Это ты!

— Я раскаялась, рассказала твоему отцу о ложном похищении и что ты под защитой преданного князя Всемилского, но когда этот простолюдин-цареубийца выкрал тебя по-настоящему, и ты растворилась на три месяца, то тут императору стало ещё хуже. Ты виновата в этом!

— Нет, я не при чём! Почему ты меня обвиняешь? Ничего бы не случилось, если бы ты не приказала меня выкрасть.

— Если бы я знала, как иначе усмирить твою строптивость по отношению к женихам, то никогда не приказывала бы подобного, а твой отец был бы здоров. Но прошлого уже не воротишь. Мы возвращаемся в Борейград. Там ты перестанешь противиться и забудешь своего якобы возлюбленного. Поплачь побольше, излей все слёзы, и ты вскоре поймёшь, что он был всего лишь твоим мимолётным увлечением. Иди в свою каюту, милая. Тебя проводят.

Русана буквально выскочила от матери, голова шла кругом, и она сама не поняла, как оказалась в выделенной для неё каюте, упала навзничь в постель и зарыдала, уткнувшись лицом в подушку. Рядом с ней сидел и жалобно скулил Ратмир, положив голову на край кровати и чувствуя ту боль, что творилась в душе у несчастной девушки.

Ей казалось, что жизнь теперь окончена.

Вскоре на горизонте появились флотилии восьми царств, и государи Гипербореи разъехались по своим кораблям. Их собрание было окончено.

«Король Ойген» продолжал свой путь.