Том, призраки и Рождество (джен)

Холод быстро выжег слезы из глаз Риддла. За то время, что он провел в доме, тропинка исчезла, и всю равнину затянуло белым саваном, снег сиял как накрахмаленный. Злой ветер носился по полю, Том схватился рукой за шляпу, иначе ее бы унесло, он бы и чихнуть не успел.

В голове будто плескался горячий наваристый бульон или обижающее вино, которое льют на рану. Мальчишка неуверенно сделал первый шаг и чуть не упал, тело клонилось то влево, то вправо, но он упрямо продолжал идти вперед, точнее, барахтаться, как в болоте, то проваливаясь в снег, то вставая на ноги. Дышать было трудно, ветер бил в лицо, крутился вокруг, как приставучая уличная шавка, при этом завывая голодным оборотнем.

Нос забился, но сморкаться при помощи пальцев Риддлу было не в первой. Старые привычки — вещь живучая. Он снова натянул варежку и постарался не обращать внимания на боль в горле, каждый вздох был порцией мелких гвоздей. Том устало спросил себя, когда это воздух успел отрастить когти и зубы, которые теперь рвали ему горло.

Темное небо над головой давило, мальчишка чувствовал себя мышью, которая бестолково металась под котлом. И нельзя было обернуться, чтобы узнать, сколько пути уже осталось позади, и, посмотрев на собственные следы, убедиться, что он не ходит кругами. Очередное падение, и Том уткнулся разгоряченным лицом в снег. Холода он не чувствовал, пальцев ног — тоже, может, они уже совсем замерзли, стукни молотком, — разлетятся на осколки.

Ветер был его единственным спутником, лихой, как беда, злой, как проклятие умирающего врага и бледный, как грива у коня, на котором ездит сама смерть. По равнине ветер гулял господином, и Риддлу, хоть тот и был гордецом каких поискать, пришлось склонить перед ним голову, чтобы уберечь глаза от колючего снега. Изредка он поднимал взгляд, чтобы разглядеть дорогу. Но впереди не было ничего, кроме снега и пустоты.

Снежная пыль кружилась в воздухе. За свистом ветра Том вроде бы различал и другие звуки: стоны, брань, хохот, мольбы и крики, или, может, воображение играло с ним. Вот бы проверить — обернуться и узнать, кто издевается над ним, кто пытается свести его с ума. Но нельзя. А гомон голосов становился все громче, они злорадно гоготали, когда Риддл падал, разочарованно стонали, когда он поднимался и шагал дальше. Еще они шептали: "помнишь... помнишь... помнишь..." Они знали все его секреты, поступки, которых он стыдился, все нанесенные обиды, все забытые мечты, все запрятанные сомнения. Ветер жадно хватал и уносил их слова вместе со снегом. С каждым разом вставать на ноги было все труднее, плащ стал тяжелым, будто в карманах колдун тащил камни.

Мелькнула мысль сбросить его, как утопающие сбрасывают тяжелую одежду, чтобы она не тянула их на дно. Но благоразумие взяло верх. Том поправил шляпу и вытер со лба пот, спина взмокла, рубашка прилипла к телу — неприятное ощущение, будто на нем была освежеванная шкура. Снег жалил щеки и подбородок. Во рту ощущался привкус металла, мальчишка не заметил, как искусал губы в кровь, все его внимание и все его силы были сосредоточены на одной задаче — идти дальше. В его голове не осталось места для мыслей о смерти, а в душе — для страха. С тупым упрямством голема, чей хозяин забыл отменить приказ, он механически передвигал ноги. Шаг — хриплый вдох, дающий секундную передышку, еще шаг вперед...

Снег снова показал свой коварный нрав — корочка наста хрустнула, нога провалилась вниз, Риддл не удержал равновесия и упал. В этот раз, чтобы подняться, ему потребовалось намного больше времени. Его загипнотизировали смутные огоньки у самого горизонта, похожие на робкое пламя церковных свечей. Они заставили его очнуться и поверить, что его путь скоро закончиться. Ветер запел иную песнь, похожу на рождественские гимны. «Не бойся, спасение уже рядом, они ищут тебя и скоро заберут, просто подожди здесь, отдохни немного...» Тело окутало мягкое тепло, но когда глаза Тома уже готовы были закрыться, что-то больно кольнуло в лоб, и еще раз, как раскаленной иглой. Сон мигом с него слетел, мальчишка сдернул шляпу, провел по ее внутренней стороне — все в порядке, только пряжка сияла ярко, как Вифлеемская звезда. Так вот что освещало ему путь. Он пощупал лоб — мокро, но вроде не от крови. Том надел шляпу обратно, принялся натягивать варежку, от холода пальцы онемели и скрючились как у старой карги. Только вот что было плохо — чем сильнее лютовал мороз, тем жарче становилось Риддлу. Том понимал — это не к добру. Нужно торопиться, его время на исходе, и никто не придет ему на помощь. Не здесь. Не сейчас. И никогда.

Но даже жалея себя, он упорно продолжал брести вперед, его разум метался между обрывками воспоминаний о церковных службах, на которые они ходили в приюте, забытыми мечтами и кошмарными предсказаниями, что нашептывали духи. Перед глазами все плыло, Риддл шел в окружении пляшущих огоньков, убежавших с рождественских свечек. Они были повсюду, и пойди отличи, какие огни ложные, а какие спасительные. Том яростно протер глаза, не обращая внимания, что кусочки льда, намерзшие на его варежки, царапают веки.

Следующие несколько шагов он проделал почти в слепую и не заметил, как земля пошла под уклон. С холма он скатился под злорадное хихиканье невидимых спутников. Но они рано радовались. Том побарахтался, отплевался, на четвереньках добрался до валяющейся в снегу шляпы и снова ее напялил. Снег забился под воротник и теперь медленно таял, у Риддла не было сил, чтобы отряхнуться. Он дышал — тяжело, с присвистом, сглатывая вязкую дрянь, которая забила горло, но сдаваться не собирался. Его глаза жадно осматривали горизонт, ища хотя бы слабый огонек. У самой земли небо чуть посветлело, будто чья-то добрая рука приподняла тот самый пресловутый котел, давая мышке шанс выбежать наружу.

Узкая щель могла захлопнуться в любой момент. Из последних сил Том поднялся и побрел вперед, если бы не пар от дыхания, его можно было бы принять за ожившего мертвеца. Лицо — бледно-синее, губы — покрыты бурой растрескавшейся коркой. Движения были неуклюжими, как у с мира по кусочку собранного монстра. Ноги, стоило от них отвлечься, тут же пытались сплести следы в косичку. Реальность стала такой же зыбкой, как узоры, которые ветер рисовал из серебристой пыли прямо перед глазами Риддла.

Вытирая пот со лба, Том сбил шляпу, и теперь она сползла на глаза. Он как раз собирался ее поправить, самые обычные движения теперь давались ему тяжело, когда перед ним выросла высокая тощая фигура. На секунду ему подумалось, что это сама смерть, только без косы. Костлявая рука, обтянутая сероватой кожей, потянулась к мальчишке. У Риддла не было сил, чтобы отшатнуться, но страж не собирался его хватать, он ждал платы.

Том вспомнил слова отца и отдал свою шляпу. Страж забрал серебряную пряжку, в его руках она потускнела и стала черной, шляпу же он вернул владельцу, тот и глазом моргнуть не успел, как остался один. Призраки исчезли, ветер смолк и отправился заметать риддловские следы. Теперь на границе двух миров Том мог бросить взгляд назад на собственное будущее, но он, не оглядываясь, побрел дальше.

Вернувшись к живым, Риддл не ощутил ни радости, ни восторга. Здесь, на другой стороне, его ждали все тот же холод и снег, и только небо было щедро усыпано яркими крупными звездами, будто рассыпанным серебром. Но звездный свет не согревал. До настоящего тепла была еще не одна сотня шагов, Том сумел сделать лишь десять, а на одиннадцатом свалился без сознания.

* * *

Когда Риддл очнулся, его взгляд уперся в белый потолок школьного лазарета. Белый цвет напомнил о снеге, которым Том был сыт по горло до конца своих дней. Как и Рождеством с его лживыми чудесами. Постель пропиталась противным запахом топленого змеиного жира. Зелий в мальчишку влили столько, что, придя в себя, он не раз и не два будет поминать недобрым словом магическую медицину, со всех ног ковыляя в туалет.

А пока Том ощущал во всем теле странную легкость. Он будто превратился в куклу из бумаги, и не нужно было быть великаном, чтобы сдуть его с кровати. Риддл перевернулся на спину, что-то кольнуло его под лопатку, Пошарив, он нашел небольшой магический кристалл. Обычно кристаллы — яркие и прозрачные, но этот выглядел так, будто побывал в желудке у жабы, где потускнел и покрылся липким желтоватым налетом. У Тома на шее висело целое ожерелье из кристаллов, и все они были далеки от первоначальной чистоты и яркости.

В другое время он бы с любопытством их рассмотрел, а сейчас равнодушно пробежал пальцами и забыл. В лазарете царила тишина, через высокие окна проникал тусклый свет. По серому хмурому небу никак нельзя было определить, какое сейчас время суток: утро, день или ранний вечер.

Том сел, притянув ноги к груди, и завернулся в одеяло — ему не хотелось терять ни частички тепла. На тумбочке стоял стакан с водой. Риддл сделал жадный глоток, вода потекла по подбородку, намочила пижаму, на вкус она была горькой, значит, туда добавили лекарство. Этим драконовским мерам не могла сопротивляться ни одна болезнь, и та, что сидела в груди Тома, потихоньку сдавала позиции. Горло уже не болело, нос дышал свободно, температура почти вернулась к норме... Риддл рассеянно посмотрел на свою ладонь — кожа покраснела, будто ошпаренная, он потер ее. Липкая мазь скатывалась в тонкие полоски, похожие на мелких серых червяков. Кожа начала зудеть, мальчишка оставил ладонь в покое и принялся ощупывать лицо. Щеки были липкими и скользкими, но осмотр пришлось прервать. Дверь в дальнем конце палаты распахнулись, к Риддлу пришли посетители.

Профессор Слагхорн степенно переступил порог лазарета, школьный врач Сайлос Клеменс маячил за его спиной. Он беззастенчиво пользовался преимуществом своего высоко роста и смотрел на всех свысока, в том числе и на Слагхорна, про студентов и говорить не стоило. Доктор не зря носил прозвище "злобный костоправ" — для него все пациенты были злостными симулянтами, которые мечтали лишь об одном — пропустить побольше уроков. С прогульщиками доктор боролся вонючими припарками и клизмами, наполненными дистиллированной мантикорьей мочой. Так что лазарет пустовал не только на каникулах.

Колдуны прошли мимо длинного ряда аккуратно застеленных коек, высокий потолок гулко отражал их шаги, сапоги Клеменса цокали, словно лошадиные подковы. Он остановился перед постелью Риддла и упер руки в бока. В ответ на его презрительный взгляд, Том посмотрел волком, но ни слова не сказал. Губы доктора зашевелились, будто он шепотом репетировал целую речь. Это было все равно что смотреть, как дергаются две половинки разрубленного дождевого червя, положенные одна над другой.

— Вот видите, Гораций, — наконец произнес Клеменс, — ваш малолетний идиот уже идет на поправку.

— Да, он выглядит намного лучше.

— Еще бы. Знали бы вы, сколько первоклассных снадобий я на него извел. Не знаю, в чем причина, но дети год от года становятся все тупее. Сложно придумать большей глупости, чем заночевать в снегу на морозе.

Том посмотрел на доктора нехорошим колдовским прищуром. Будь мальчишка в порядке, в спутанных рыжих волосах уже бы копошился целый выводок вшей.

— Том всегда был примерным студентом, — вступился декан за своего любимчика. — Понятия не имею, что на него нашло.

Его глаза уставились на Риддла, Гораций ждал, что тот объяснит свое странное поведение.

— Вы разве не помните мужчину, который приходил за мной? — шепот мальчишки был едва различим, и колдуны подошли к изголовью кровати. Том уловил неприятный запах перебродившего вина от мантии Клеменса.

— Мужчину? Какого мужчину? — декан искренне удивился. — Наверно, он примерещился тебе в бреду. Не так ли, доктор?

Костоправ кивнул и причмокнул мерзкими губами, будто ища невидимое вымя. Том выпрямился, он почувствовал боль при мысли, что родители ему померещились, и эта боль не имела никакого отношения к физическому самочувствию. Нет, он не мог смириться с тем, что случившееся было бредом.

— Прости, что ты сказал?

Голос подвел Риддла, и профессор ничего не разобрал.

— Моя шляпа… мне нужно ее увидеть, — Том попытался снова, в этот раз ему удалось полушепотом-полухрипом договорить фразу до конца.

Слагхорн посмотрел на доктора, спрашивая взглядом, а не впал ли их пациент в состояние горячительного бреда? Костоправ покачал головой.

— Видимо, эта вещь тебе дорога. Не волнуйся, с ней все в порядке, только пряжка потерялась, эльфы отнесли всю твою одежду в спальню второкурсников.

Риддл устало закрыл глаза. «Нет, не сон. Не бред».

— Ну что ж, отдыхай. Позже мы с тобой еще раз обсудим твою глупую выходку. Только подумай, что случилось бы, если бы компания заблудившихся гуляк не заметила твою шляпу... Придется назначить тебе взыскание за самовольную отлучку, — тон Слагхорна звучал вполне добродушно, наказание обещало быть не слишком суровым.

Больше вопросами его не беспокоили. Том услышал звук удаляющихся шагов. Клеменс уговаривал профессора пропустить рюмочку в Кабаньей голове, ответа Риддл уже не разобрал.

Он скрючился на жесткой больничной койке. Другой на его месте радовался бы чудесному спасению, Том же был мрачен. До сих пор он не сомневался в своем могуществе и верил, что с помощью магии можно решить любую проблему. Но обратный путь через страну мертвецов научил его простой истине: смерть сильнее любого колдовства. Не в его власти вернуть родителей из загробного мира, и ему самому не избежать цепких пальцев костлявой. А дальше — холод, ветер, пустота. Но ведь должна же существовать магия, которая дает человеку власть над смертью. И Том решил, что отыщет ее, чего бы ему это ни стоило.

Он нервно покусывал губы, отдирая зубами кусочки шелушащейся кожи. Эх, шлепнуть бы его по губам, да некому. Из страны мертвецов Риддл вернулся еще более одиноким, чем уходил. Может, это жестоко, но справедливо. Заветные желания должны сбываться у хороших детей, а плохие пусть справляются сами как умеют.

Том повертелся и, наконец, свернулся калачиком на правом боку. Его койка стояла рядом с окном, он слышал, как дребезжат квадратики стекла. Где-то там холод оседлал ветер и несся над землей, а за ним, как пыль за обычным всадником, тянулся шлейф серебристых искорок, может то были жалкие частицы, которые остались от человеческих душ. Вскоре им предстояло навсегда исчезнуть.

Свист ветра предупреждал припозднившихся путников: «Возвращайтесь домой к теплу, к семье. Огонь в камине согреет замершие руки, но только любовь близких спасет сердце от злой власти зимы».

Риддл накрылся с головой. От холода, призраков и ветра его защищали толстые стены Хогвартса и старое шерстяное одеяло. Достаточно ли этого? Кто знает. Незаметно его одолела дремота, дыхание выровнялось, стиснутые кулаки разжались, а лицо стало спокойным. Том спал, и ему снилось лето...

Here's a lullaby to close your eyes.

[Goodbye]

It was always you that I despised.

I don't feel enough for you to cry,[oh no]

Here's a lullaby to close your eyes,

[Goodbye],

[Goodbye],

[Goodbye],

[Goodbye].

Silent Hill — Room of Angel