Теремок на перекрестке (джен)

Прошло несколько часов. После сытного обеда звери отдыхали кто где. На завалинке под окном беседовали кот и бультерьер.

— Я так считаю: негоже нам, зверям, подражать людям, одеваясь, как они. Что такое одежда? Дурацкий предрассудок! Нам, с нашей шерстью или шкурой, вся эта ерунда ни к чему, — назидательно рассуждал кот, держа в лапах свою роскошную шляпу. Он стряхнул с широких полей пыль, снял переливающуюся драгоценными камнями пряжку с тульи и тщательно вытер ее о живот, а затем, полюбовавшись, как ярко она блестит, приколол обратно.

— Лично я по одежде никогда с ума не сходил, — сытым и ленивым голосом ответил Артемон. — Только часы всегда носил на передней лапе. Жаль, потерял их, когда попытался утопиться… Прыгал вроде еще в них, а когда вылез на берег — смотрю, их уже нет... Эхх… Они такие здоровые были — даже больше, чем у Карабаса! Представляешь? Что ни говори, а часы придают мужчине солидность… А мне солидность была ох как нужна! Мальвина-то, она… В общем, ей казалось, что собака без банта — не собака. По ее милости я вечно я ходил с какой-нибудь шелковой тряпкой на шее. Честное слово, умел бы краснеть — сгорел бы со стыда!

— А что ж ты не объяснил глупой девке, что мужику банты не к лицу? — небрежно спросил кот, поправляя золотую цепь на шее.

— Да я пытался… Но разве ж ее переспоришь? — уныло отозвался пес.

— Нет, ты только посмотри, а! Мальвина — она ведь всего лишь кукла. Значит, как бы не человек, а только подобие человека. А думает точно так же, как люди! Ну никак они не поймут, что нам, животным, одежда ни к чему! — горячо воскликнул кот, надевая шляпу и расправляя пышные страусиные перья эгрета.

Артемон, которому рассуждения кота о Мальвине нравились все меньше и меньше, нахмурился и хотел было резко возразить, но тут из леса донесся приглушенный звук стенаний и хруст веток.

Пес и кот удивленно уставились в ту сторону, откуда доносились вопли. Скоро сквозь усиливающийся треск кустов уже можно было расслышать отдельные горестные ахи и охи… И вот наконец из густых зарослей колючей бирючины за теремком вдруг выскочил невероятный франт: черный кролик в золотистом парчовом жилете с изумрудными пуговицами, в белых перчатках и с большим кружевным веером в левой лапе. Увы, близкое знакомство с бирючиной не прошло даром для наряда этого элегантного господина: лайковые перчатки были местами разодраны, веер прорван прямо посередине, а одна из пуговиц жилета висела на нитке, грозя немедленно оторваться.

Кролик затравленным взглядом уставился на кота и Артемона и вскричал:

— О, нет! Все погибло! Я попал в иной мир! Теперь мне никогда больше не увидеть моей Герцогини!

Вынув из жилетного кармана золотые часы с цветной эмалью, он глянул на циферблат и закатил глаза:

— Я безнадежно опоздал! О, моя Герцогиня! Ах, мои усики, ах, мои ушки!

И рухнул на землю в беспамятстве. Пес и кот подняли его, усадили на завалинку и прислонили к стенке.

Артемон не мог отвести глаз от роскошных часов незнакомца. Но восхищаясь изумительной отделкой роскошной вещицы, суровый пес в глубине души все же не мог отделаться от мысли, что такой затейливый брегет не к лицу джентльмену, даже такому изысканному, как этот ушастый — это скорее дамская штучка. Такая мысль грела душу и утихомиривала легкую зависть, с которой Артемон был не в силах справиться.

Кота же волновало совсем другое. Внимательно посмотрев на кролика и фыркнув, он ехидно произнес, обращаясь к бультерьеру:

— «Ах, мои усики!» Ха, было бы чем гордиться! Подумаешь!

И кот, надменно прищурившись, демонстративно подкрутил собственные усы — длинные и густые.

— Зато уши у него действительно шикарные! — раздался восхищенный голосок откуда-то сверху.

Кот и пес задрали головы: оказалось, что свое восхищение незнакомцу выражала белка, которая перевесилась через подоконник и внимательно разглядывала новоприбывшего.

Через несколько минут, когда кролик пришел в себя, вокруг него столпились все обитатели теремка. Он пошевелился, и над ним склонилась миссис Бобриха:

— Ах, несчастный джентльмен! Он совершенно истощен от голода и жажды! Сначала надо дать ему воды…

— Если можно, лучше морковки, — пролепетал кролик. — Только не говорите Герцогине, пожалуйста — она терпеть не может, когда я снисхожу до пищи, достойной лишь простолюдинов…

— О, потерпите одну секунду! — воскликнула белка и рванула с места.

Буквально через полминуты (секунда не секунда, но тоже рекорд!) она уже снова была рядом с кроликом и вручила ему самую большую морковку, какую только смогла найти на огороде у медведя.

— Благодарю вас, добрая леди! — прошептал кролик, яростно вгрызаясь в ярко-оранжевый корнеплод. Белка скромно опустила глаза, сдернула с головы фиолетовый платочек и затеребила его в руках.

Когда от морковки остался только зеленый черешок, кролик отбросил его и пришел в себя окончательно. Затем встал с завалинки и принялся оглядывать свой наряд. По мере того как он обозревал порванный веер и дырявые перчатки, его морда становилась все мрачнее. Последней каплей стала жилетная пуговица. Кролик аккуратно подцепил лапой ажурный золотой кругляшок, висящий на одной нитке, вгляделся в него и горестно возопил:

— О, нет! Мой эмеральд!

— Ах, да не волнуйтесь вы так! — благодушно сказала миссис Бобриха — Если пуговица вот-вот оторвется, в этом ничего ужасного нет. Давайте сюда ваш жилет — я быстренько ее пришью.

— Как вы не понимаете! — истерично завопил кролик. — Пуговица на месте, но эмеральд, эмеральд пропал! Все остальные на месте, а этого нет!

— Что за эмеральд? — шепотом спросил медведь у вороны, сидевшей у него на плече.

— Изумруд, — пояснила Клара.

— А на хрена он свои изумруды в пуговицах держал? — удивился медведь.

— Для сохранности, наверное, — хихикнула ворона. — Типа, «все мое ношу с собой»…

Кролик тем временем, по настоянию миссис Бобрихи (которая уже достала из кармана фартука нитку с иголкой), снял жилет и отдал ей. Бобриха удивленно и слегка неодобрительно разглядывала оторвавшуюся пуговицу. Это была, фактически, не пуговица, а красивая филигранная оправа для драгоценного камня, с ушком для пришивания сзади. Вот только гнездо для камня пустовало. В прочих же пуговицах жилета эти гнезда были заняты огромными круглыми изумрудами.

Кролик тем временем взял перчатки и веер, печально оглядел их. Потом посмотрел на свой жилет в лапах миссис Бобрихи. И вдруг рухнул на завалинку и зарыдал.

— Зачем жить, если ты некрасив? — простонал он сквозь слезы.

— Плагиатом балуется, — насмешливо проворчала ворона на ухо медведю.

Внезапно с подоконника прямо на завалинку спрыгнула белка и уселась рядом с кроликом. В лапах она держала свой парчовый мешочек. Толкнув кролика в бок, отчего тот, громко всхлипнув, разом замолк, она раскрыла мешочек, сунула его под нос кролику и сказала:

— Вот, выбирайте любой!

В глазах потрясенного кролика отразился переливчатый блеск изумрудов. Он машинально сунул лапу в мешочек и выбрал один зеленый камешек. Выбрал наугад, потому что взгляд его был прикован к белке.

— О, моя прекрасная леди, благодарю вас… — бормотал он в восхищении. — Чего стоят все эмеральды мира по сравнению с вашей красотой! А в доброте с вами не сравнится даже сама Герцогиня! Глядя на вас, я так ослеплен, что уже и не знаю, в своем ли я уме или в чужом…

— Да ладно вам! — смущенно улыбнулась белка. — Кстати, насчет красоты. Вам-то насчет этого уж точно грех жаловаться. Одни уши чего стоят — просто прелесть!

— О, да… — приосанился кролик. — Двадцать один дюйм, королевский стандарт!

— Можно нескромный вопрос? — раздался вдруг голос Клары. — А почему это вы черный? Я читала про вас в одной книжке из библиотеки принцессы. Там было сказано, что вы белый…

— Сударыня, а чем вас не устраивает моя масть? Вы что — расистка? — возмутился кролик, растеряв великосветский лоск.

— Вы бы, сударь, немножко подумали, прежде чем так отвечать… — спокойно отозвалась ворона. Она задумчиво расправила крылья и полюбовалась, как переливается солнце на ее иссиня-черных перьях.

— О, простите… — спохватился кролик. — Мне не следовало бы быть столь грубым с дамой, но вы затронули болезненную для меня тему…

— Что, тебя твой создатель тоже переделал? — спросил Артемон.

— Откуда вам это известно?! — шарахнулся от него кролик. В его глазах плеснулся ужас.

— А ты думаешь, ты один такой? — весело оскалился пес. — Ну, давай, колись… Как там у вас дело было?

— Как сейчас помню… — помолчав, начал кролик. — Первое, что я увидел, когда меня придумали и я появился на свет, была пышная зелень вокруг колледжа Крайст-Чёрч. О, сколь великолепна красота этого мира! Тогда я не замечал того, каков я сам — я просто был счастлив, и всё. Я разглядывал свой нарядный жилет, часы, веер и был на вершине блаженства. В этот самый момент создатель сказал: «Друг мой, ты че-черен как ночь. Это не случайно. Ты — ушастый Вергилий, проводник в мир теней, ты просто не можешь быть бе-бе-белым, даже для столь невинной души, как Алиса…» Признаться, я не понял его слов. А через пару дней он же заговорил со мной вновь и сказал: «Я создал тебя че-черным, и уже не смогу изменить тебя…Но все должны думать, что ты бе-белый. Декан Лиделл прав: проводник в мир иной должен быть бе-белым, чтобы не пугать того, кого ведет…» И я вынужден был смириться. Слово создателя, конечно — закон. Пускай все думают, что я белый — я не против. Но ради всего святого, не надо говорить, что если я черен, то некрасив! Я очень даже красив! Ах, мои усики! Ах, мои ушки! Я просто великолепен!

— О, да! — восхищенно выдохнула белка.

— О, да… — иронично вздохнула Клара.

Как раз в этот момент миссис Бобриха, вставив изумруд в пуговицу, пришила золотой ажурный кругляшок на место, перекусила острыми белыми зубами нитку и вручила облагороженный жилет владельцу.

— Благодарю вас, почтенная сударыня… — поклонился ей кролик и облачился в жилет. И сразу словно вырос — так изменилась его осанка.

— Разве я не красавец, дамы и господа? — восторженно спросил он. Кругом захихикали.

— Мужчины — они порой ну просто как дети, — шепнула, улыбаясь, Кенга на ухо Патрикеевне.

— Ага. Или как идиоты, — ответила лиса.