Странная встреча (гет)

Когда она наконец-то продрала глаза, тонкий луч солнца с трудом пробивался сквозь плотную щель в портьерах. Кейт неопределенно хмыкнула, прислушиваясь к ощущениям. Потянулась, сладко и с наслаждением позёвывая. Её окружала тишина, давящая, одинокая и до жути привычная, такая, как поселялась в ее квартире, когда она, вконец измотанная приходя с работы, падала пластом на кровать. Однако сейчас все было по-другому. Беккетт ощущала себя по-другому. Не сжатой в пружину, с натянутыми до боли нервами, а мягкой и нежной, как перина. К тому же ей было хорошо, ни с чем несравнимо хорошо. Так чувствует себя женщина, наконец-то повстречавшая мужчину, понимающего и тонко чувствующего её натуру. Кейт довольно улыбнулась, приложив ладонь к теплой со сна щеке, но вдруг резко спохватилась. Черт, маска! Пальцы встревоженно метнулись к виску, но остановились, наткнувшись на ткань. Вроде бы всё на месте, однако смутное сомнение не покидало ее. Почему-то казалось, что Алекс был рядом и совсем недавно…. Но кровать по правую руку была пуста и успела остыть. Да где же он, чёрт возьми?

Кейт ещё немного повалялась, прислушиваясь к тишине, затем, осторожно ступая босыми ногами, исследовала ванную, прихожую, кухню. И разочаровано сморщила носик: квартира была пуста, и от её вчерашнего приключения не осталось ровным счетом ничего. Кроме чарующего аромата кофе. Весьма предусмотрительно с его стороны. Интересно, и как он догадался? Неужели опять Лейни? Кейт придирчиво осмотрела кухню, и сдержанная улыбка тронула её губы. Одинокая джезва на плите, и вроде бы как от неё ещё курится парок. Высокая кружка на столе и.... клочок бумаги. Записка? Беккетт машинально стащила маску, и её тонкий палец ещё несколько секунд накручивал на себя густую каштановую прядь — Кейт усиленно осмысливала происходящее. Это что же получается — не она первой сбежала от кавалера, а наоборот — он от неё? Как же это? Да как же он посмел? Ведь это обычно это ее прерогатива! Маска шлёпнулась на стол, с нескрываемой досады Кейт пристукнула ребром ладони по другой, но злость почему-то так и осталась где-то глубоко внутри неё. Наверное, сказывалось приятное послевкусие любви. Взяв аккуратно сложенный листок в одну руку, а полную кружку — в другую, Кейт вернулась в спальню. Пара глотков, хоть и не обжигающе горячего, но до ужаса вкусного кофе настраивали на положительный лад. Но все-таки, почему же Алекс сбежал? Беккетт взяла записку так, чтобы, разведя пальцы, раскрыть. На лицевой стороне — два округлых, размашистых, но понятных слова: «Экстраординарной Эвелин!»

«Я тебя умоляю, Алекс! — губы Кейт тронула теплая улыбка: еще никто и никогда не называл ее так. — Ну и какие у нас ещё сюрпризы?»

И Кейт углубилась в текст, в итоге потрясший её до глубины души.

«Извини, что ушел, не попрощавшись, но привыкнув рассчитывать только на себя, ты явно сторонишься тесных отношений. Всего лишь небольшое наблюдение позволило понять мне, что ты — просто кладезь для мудрёных умозаключений. И не удивляйся моей прозорливости, потому что меня этому научили. И неплохо так научили. Поэтому я заметил, как ты постоянно себя одергиваешь, хоть иногда и не против побыть сама собой. Возможно, что просто боишься потерять самоконтроль. Отсюда, пожалуй, и корни доверия только самой себе. И в этом же твоя внутренняя сила, рациональный образ мыслей и твёрдые моральные устои. Но ты… ты очень одинока. И ты настоящая, правильная и классная, и поэтому я не в праве предложить тебе ещё что-то. Кроме того, что произошло вчера между нами. Ведь ты точно играла сама себя, и я просто умирал от восхищения: твои сильные ноги, великолепно развитые руки, сногсшибательное тело, отточенное чувство юмора и… характерная мозоль от спускового крючка. Как верная примета нелёгкой и опасной работы. Которую ты осознанно выбрала (я не ошибся, нет?) В которой не было и нет места сантиментам и мягкотелости, но пожалуйста, «Эви», не казни себя за сиюминутную слабость. Потому что, тонко понимая женщин, я никогда их не предаю. И тебе, рад был доставить удовольствие, и очень бы хотел продолжения, но не могу пойти вразрез твоим желаниям. А ты точно была бы против, потому что ты одинокая волчица, «Эви», и надолго таковою и останешься. Пока вдруг не захочешь измениться, но не столько ради себя, сколько для кого-нибудь ещё. И да: на спящую тебя смотреть можно вечно. Лицо такое в умиротворении и беззащитно; светлая и невинная улыбка ангела во плоти, но извини. Прошу тебя, извини меня. Я не должен был, не имел права этого делать, потому что это просто малодушно и бесчестно. И некрасиво. Прости меня, если сможешь, но клянусь близкими мне людьми, что никогда и никому не скажу, что между нами было, потому что чувствую себя преданным тебе. Ты спала и не могла ощутить, как я крепко держал тебя за руку. И ты не хотела отпускать меня — вот не сойти мне с этого места! Однако всё кончено, а теперь прощай. Алекс».

«О, дьявол! Вот так и подстава!» — с досады Кейт едва не запулила кружку в угол. Её плотно стиснутые губы враз побелели, а удовольствие от бесподобной ночи моментально сменилось раздражением и злостью. Сегодня, сейчас же, немедленно в парикмахерскую и напрочь состричь роскошные локоны. Так, чтобы никто и ничего не понял. Никто и ни о чём не догадался. Так, чтобы даже Лейни не сообразила, что к чему. Она ведь первая для пристрастного монолога, а остальные и так привыкнут. И больше никаких любовных приключений с подвохом! Никаких сладких обольстителей, подобных «Алексу», ведь стоит ей встретиться с ним вновь, как ей уже не будет покоя от его — что там присутствия! — взгляда, ни днём, ни ночью. Ведь именно ради таких добрых, отзывчивых, заботливых мужчин, любящих не только языком, пальцами, но и сердцем, женщины готовы на любые, даже самые безумные поступки. Но… но только не она. Минутной слабости больше нет, и она справится с собой. Нет, точно справится, и будет жить, как и прежде. Ну, или почти как. В чём нелегко и стыдно было себе признаться. Потому что она, Кейт, по-настоящему, без притворства отдохнула. Ощутила в себе мощный прилив сил. Задвинула подальше в угол угрюмые эмоции и если бы не эта досадная, откровенная записка, её улыбка была бы шире и свободнее, а иначе... Все было бы, как раньше. Ну, или почти как.

* * *

На улицу он вышел уже без этой дурацкой маски. И глубоко, трепетно вздохнул: вся его спина саднила от множества царапин, но от таких женщин, как эта «Эви», не так-то просто уйти. И дело было даже не в насыщенных тактильных ощущениях. «Эви» зацепила его всем: внешним видом, манерой речи, суждениями и колким юмором — всерьез и надолго, и пока её образ маячит у него перед глазами, вдохновению не будет конца. По сути, в его немалой практике серцеееда, «Эвелин» прочно встала особняком, и если бы не пикантность ситуации, то он с ней многим бы поделился. Фактически в ней, он нашел себе родство души (что нечасто так встречается!), и тем паче, тем горше будет её потерять. Закрепить бы покрепче знакомство, но нельзя. Нельзя ей знать обо всех обстоятельств их встречи. Нельзя ей знать о роде его занятий, прошлых и настоящих, нельзя видеть его истинное лицо, и ещё очень-очень многого им нельзя. Обещание, да еще и скрепленное печатью, довлеет над ним, но он же не трепло и никогда не был им. И её тайна, как и было обещано в письме, тоже умрет вместе с ним. Навеки. Навсегда.

— Прощай, Эви, — вздохнул «Алекс», — быть может, мы с тобой когда-нибудь встретимся. Возможно, что и не в этой жизни, а вдруг?

Твердым шагом он минул целый квартал: его машина была припаркована в неприметном месте. По дороге «Алекс» привычно проверялся на отсутствие хвоста, но его беспокойство было явно зря и крепко отдавало паранойей.

«Шпиономанию во главу угла!» — «Алекс» лишь усмехнулся своим невообразимым мыслям и нырнул в машину. Немедленно домой, к актрисе-маме и ненаглядной дочке, чудной рыжеволосой «тыковке» по имени Алексис, а уж потом — и за ноутбук. И пусть его сегодня никто-никто не потревожит.