Не пойман - не вор (джен)

Шеклболта накрыл короткий, но отчаянный приступ головокружения — как после хорошего удара по темени. Мерлин! Зачем, зачем отец так подставился? Солидный, уважаемый, пожилой артефактор с отменной репутацией — и суд... Да он может просто не выдержать, когда его имя станут полоскать по поводу этих треклятых алмазов! По закону подлости те камни, что способны продлевать молодость и здоровье, просто-напросто убьют старика. Что же делать?

Мысль о своей изрядно подпорченной карьере тоже мелькнула, но Шеклболт с негодованием затолкал её поглубже — нашёл, о чём беспокоиться. Да, неприятно, да, стыдно, но ведь о жизни речь не идёт, а вот отец...

Камни, камни... что там говорил о них Нотт? Раздать пострадавшим для поддержания испорченного здоровья? Тоже мне, благодетель. Где он был раньше, когда загонял людей в эти душные норы, чтобы их руками набить свой кошель? Нет, обещать он может что угодно — но у него, Шеклболта, веры к нему ни на кнат. Хотя сама идея здравая, министерство их вряд ли выпустит из рук — но уж больно ненадёжный попался даритель. Нет, камни он ему не отдаст.

А если попробовать так поступить самому?

Министерство получит нужные доказательства, — и алмазы, разумеется, тоже, — но кто их считал? В самом деле, не правильнее ли будет отдать часть камней тем несчастным, кто угробил здоровье на их добыче? Шеклболт покосился на внушительный мешочек с алмазами, стараясь не выдать своих мыслей, — Нотт смотрел на него, не отрываясь.

— Что надумали, молодой человек? — тут же осведомился он, среагировав на еле заметное движение аврора. — Не хочу вас торопить, но осталось минут двадцать, не больше.

— Помолчите, — грубовато оборвал аврор, не сдержавшись. Нотт пожал плечами и послушно умолк, ещё раз красноречиво взглянув на часы.

Нет, он не может отдать камни этому прожжённому пройдохе, — но и сам взять их не может, какими бы благими не казались цели. Вернее, не может сделать это в открытую. Вслух, при Нотте согласиться на то, чтобы утаить от министерства их истинное количество, — нет, об этом не может быть и речи. Иначе этот деляга тут же запишет его в обычные взяточники — люди всегда судят о других по себе. Но сама идея красивая.

Чёрт, как заманчиво. Да, пожалуй, можно попробовать.

Шеклболт ещё раз накрыл ладонью мешочек, — алмазы перекатились с глуховатым каменным звуком.

Похоже, он так и сделает. Если выйдет отсюда, конечно, — Нотт ведь может и обмануть.

Три минуты. Ему нужно ещё три минуты, чтобы окончательно уложить всё в голове и доиграть эту партию как следует. Пожалуй, он пойдёт на уступки, — но постарается как можно тщательней уравновесить пользу с собственной совестью.

* * *

— Не хочу торопить, мистер Шеклболт, но у вас осталась четверть часа, — Нотт опять нарушил паузу первым. — Учтите — вам потребуется некоторое время на то, чтобы выбраться, — последняя фраза прозвучала с некоторым нажимом.

— У нас, мистер Нотт, — спокойно поправил аврор. — У нас. Позвольте, я сформулирую то, что вы называете условиями.

— У вас, — опять не согласился Нотт. — Я уже говорил: не выпустить меня невозможно, даже если вы будете держать меня за руку. Поверьте мне, мистер Шеклболт — я переживу этот день. И очень надеюсь, что вы тоже. Однако же формулируйте — и покороче, прошу вас.

— Извольте, — кивнул Шеклболт, сознательно пропустив мимо ушей очередную попытку давления. Приняв решение, он вновь стал сосредоточенным и чётким, как обычно. — Вам нужно исчезновение бумаг и камней плюс моё слово, что их и вовсе не существовало. Мне — вывести из-под удара своего отца. Кое в чём наши цели совпадают, не спорю, — но не полностью. Камни я вам не отдам — они останутся в качестве доказательства вашей незаконной торговли и будут предъявлены в министерстве. А вот вопрос с бумагами можно обсудить поподробнее.

— Знаете, вы похожи на Крауча, — немного помолчав, произнёс Нотт. — Так же собраны и безжалостны. Что ж, будь по-вашему, оставляйте камни себе, — он вздохнул и пожал плечами. — Я, правда, не понимаю, почему вам так хочется передать их министерству, а не пострадавшим — но пусть это уже будет на вашей совести. Давайте и вправду поговорим о бумагах.

— Если похож, то впору гордиться, — отрезал Шеклболт. — Впрочем, не вам говорить о безжалостности, а уж о своей совести я сам позабочусь. Да, давайте о бумагах. Итак: ведь вы сказали, что комната скоро сгорит?

— Гордиться сходством с человеком, который вырастил из собственного сына Пожирателя Смерти? — приподнял брови Нотт. — Странное желание для аврора... впрочем, дело ваше. Комната сгорит, верно, — вместе со всем своим содержимым. Боюсь, что даже от сейфа ничего не останется.

— Сын за отца не отвечает, и в ряде случаев обратное тоже верно, — парировал Шеклболт. — Поговорим с вами тогда, когда вырастет ваш сын — если судьба сведёт, конечно. Так вот — я согласен забыть здесь ту часть документов, что касается подробностей насильственной отправки людей на рудники, если вы немедленно напишете распоряжение об их закрытии. Вы не можете не понимать, что вашей деятельности в этой сфере пришёл конец. Но списки с фамилиями я заберу — мне надо знать, кого вызволять. Министерство возьмёт заботу об их благополучии на себя, можете не терзаться, — он коротко усмехнулся. — Разумеется, списки клиентов, покупавших у вас незаконно ввезённые камни, я тоже хранить не стану, — это уже в моих интересах. Но вам придётся положиться на моё слово — проверять, что я забыл, а что взял, я вам не позволю. Ваше признание о ложности Империо я тоже не употреблю вам во зло — да, я промолчу, если меня спросят. Это всё, что я могу обещать.

— Глядя на вас, я, пожалуй, не буду возражать, если мой сын вдруг решит стать аврором, — слегка улыбнулся Нотт. — А что до всего остального... Я не могу подписать бумаги о закрытии прямо сейчас — хотя бы потому, что подобные вещи не делаются одним росчерком пера. Это раз. Два — я не понимаю, для чего вообще это требование, разве что из желания меня разорить. Предлагаю сделать иначе: я напишу распоряжение немедленно выслать обратно в Британию всех британцев — а что до самих шахт, то, если вы действительно не ставите своей целью привести меня к неизбежному финансовому краху, я бы предложил их продать. Обещаю сделать это так быстро, как только возможно. И, наконец, о списках. В ваших интересах проследить, чтобы мне даже не предлагали допрос с применением легиллименции — и, пожалуй, с веритасерумом тоже. Вы ведь понимаете это?

— Я вам не конкурент, чтобы считать ваши прибыли и убытки, — поморщился аврор. — Меня это не заботит. С легиллименцией и веритасерумом — твёрдо обещать не могу, но попытку сделаю. Если узнаю, что вы сдержали слово, и шахты выставлены на продажу.

— Вы же понимаете, что первое, что увидят под легиллименцией ваши коллеги — страница с именем вашего отца? — уточнил Нотт. — Я хорошо помню все свои записи. Веритасерум я, пожалуй, переживу — в сущности, это всего лишь вопрос умения правильно формулировать. Но я не настолько хороший менталист, чтобы подсунуть легиллименту ложные воспоминания. А шахты я продам — если у меня будет немного времени, и вы не отправите меня под арест прямо сейчас. Даю слово.

И правильно. Шахт жаль, конечно, — но связи в Индии останутся, а дело это уж больно грязное, зачем его Тео такое наследство? Он ведь и сам давно уже думал о том, чтобы продать их — досадно, правда, что приходится делать это так спешно.

— Веритасерума вам, скорее всего, не избежать, — признал Шеклболт. — Легиллименция... я постараюсь. Совсем вывести историю рудников из обвинений не выйдет, но размах отправки рабочих — да, возможно. Насчёт ареста — у вас есть сутки, не больше. Не успеете — дадите распоряжение помощнику.

— Мерлин с ним, с веритасерумом, — отмахнулся Нотт. Их всех порой Лорд допрашивал, что ему тот веритасерум? Так, игрушки. — Но суток мало, — покачал он головой, думая о том, что у него, конечно, есть хроноворот, но даже с ним успеть не получится. — Давайте сделаем так. Я выставлю шахты на продажу, а покупатель может найтись уже позже. Одна подготовка документов займёт неделю, если не больше. Это же не колечко продать — хотя и с ним не всегда можно успеть за сутки. А вот отправка... — он вздохнул. — Ответьте мне на один вопрос.

— Не мелочитесь, — строго нахмурился аврор. — Больше суток — вряд ли, но я согласен на ваш вариант с продажей. И я прослежу, чтобы эта история не замоталась. Что за вопрос?

— Не имеет ли мистер Патил отношения к вашему визиту? — спросил Нотт, остро взглянув на Шеклболта.

— Мистер Патил, насколько мне известно, никогда не служил в аврорате, — равнодушно повёл плечом Шеклболт. — Что ещё вы ждёте в ответ? Вы странный человек, мистер Нотт, — у вас жизнь рушится, а вы вспоминаете о каком-то постороннем.

— Не служил, — странно улыбнулся Нотт. Что ж, ответ он получил. Патил, значит. Нотт мог бы поклясться, что благородный господин Патил так и ждёт, чтобы перекупить эти злосчастные шахты. Ничего нового в этом подлунном мире... — Что вы, мистер Шеклболт, — встрепенулся он после паузы. — Разве же мы с мистером Патилом посторонние? Мы практически родственники... впрочем, неважно, — остановил он сам себя. — И последнее. Вы поддержите мою версию с Империо — ведь именно вы будете представлять в суде моё дело, и от вашей позиции в этом вопросе зависит приговор.

— Вы преувеличиваете мои полномочия. Я не стану её опровергать, если меня спросят — но могут ведь и не спросить, правда? Я не берусь вас защищать, но и топить не стану.

— Вам бы стоило попробовать себя в деловой сфере, молодой человек, — невесело хмыкнул Нотт, взглянув на часы. — Торговаться с вами — чистый ад. Выматываете не хуже любой акулы мирового рынка... Ну, пусть так. У нас четыре минуты — пора выбираться. Это просто, — он вдруг широко улыбнулся и подошёл к стоящему у самого сейфа Шеклболту. — Вам ведь знакома окклюменция? Сосредоточьтесь, очистите своё сознание и представьте, что никакой комнаты нет, а вы по-прежнему стоите у меня в кабинете. Вы меня поняли? Воспользуйтесь вашими знаниями — и, надеюсь, до встречи, — закончил он вдруг, резко шагнул назад — и исчез.

Просто пропал — безо всякого звука или иных спецэффектов, даже не попытавшись выхватить у опешившего аврора свою палочку.

* * *

Шеклболт внезапно почувствовал себя в роли мальчишки, обманутого на деревенской ярмарке заезжим фокусником. Что за очередной непонятный финт? И ведь это точно не аппарация!

Однако сомневаться не приходилось — выход был, не растаял же Нотт в воздухе. Стало быть, и про время не врал — с чего бы? Сосредоточься, аврор Шеклболт, и попытайся понять логику. Как он там сказал — «комнаты не существует»? Что за дичь... И ещё приплёл окклюменцию зачем-то.

Растущее раздражение выбивало из колеи, а времени оставалось всё меньше.

Как же не существует — вот же, она есть, и наполнена массой совершенно реальных предметов, которые можно увидеть, пощупать, ощутить их вес. Чертовщина какая-то...

В голове метались обрывки информации о Бьюкенене, и неожиданно всплыла фраза, приписываемая знаменитому мастеру: «Настоящий магистр чар тот, кто умеет менять какой-то важный элемент, и не имеет значения, что это — пространство, время, конфигурация предмета, — не уродуя всё остальное, что его окружает. Или создавать это свойство с нуля, делая реальным на какое-то время или при определённых обстоятельствах». Шеклболт не смог бы сейчас сообразить, откуда он знал эту фразу, но помнил её почти дословно. Он всегда был прилежным учеником.

Допустим, комнаты и правда не существует. Интересно, тут и время течёт с иной скоростью, чем снаружи? И как вывалиться из этого не-бытия обратно в жизнь? Наверное, только осознав, что её действительно нет.

Так вот почему Нотт упомянул окклюменцию! Отрешиться, очистить мысли, сосредоточиться на главном — и представить... что представить? Ах да, кабинет снаружи. Надо попробовать.

Состояние мандража не способствовало, и несколько первых попыток провалились — он просто сбился, лихорадочно рассовывая по карманам часть архива и увесистый мешочек с камнями. От природы острое обоняние уже чуяло тонкий запах несуществующего пока пожара, и это тоже добавляло нервозности. Он задышал ровнее, закрыл глаза и замер, расслабленно запрокинув голову. В конце концов ему удалось поймать внутренним взором тот бескрайний горизонт с однообразными пустыми барханами, что он видел всегда, когда удавалось навести полный порядок в мыслях. Несколько мгновений он будто покачивался на мягких песчаных волнах, не ощущая себя человеком из плоти и крови, не чувствуя веса, не воспринимая ничего, кроме этого монотонного мерного покачивания. И сразу за этим сознание услужливо подсунуло картинку того самого кабинета, который он покинул всего час назад.

Аврор резко открыл глаза — и встретился взглядом с ошарашенными взглядами его товарищей. Интерьер кабинета был таким же, как ему помнилось — до мелочей.

— Откуда ты взялся?