После смерти я почувствовал себя живым (джен)

..Если не божий страх

изнутри, то огонь снаруж.

Ой, возомнил о себе!

Никому ты не нуж.

Но! Достаточно встать на линии,

чтобы убитым быть.

Чтобы шатать водяные лилии

достаточно плыть.

Наличие шеи —

уже вероятность на ней петли.

Не

так

ли?

Отрывок из стихотворения А. Гоголева

Ехали мы на далёкий восьмой этаж. Удивительно, но выходя из лифта на лице девчонки не было ни единого намека на то, что она плакала. На ее лице вообще не было никаких эмоций. Людей хоронят, то их умиротворённый лик выглядит более живым. Видимо, ей было не привыкать. Мы подошли к двери, я уже был готов пройти сквозь преграду, но моя спутница остановилась. Я глянул на нее сверху вниз, сложив на груди руки и приподняв бровь. Да, давайте постоим, стихотворения Лермонтова почитаем. Мне не было дела до её бзиков, поэтому я сделал два уверенных шага вперёд и оказался в квартире. Честно говоря, был удивлен тому, что беспрепятственно прошел сквозь дверь. No logic, пацаны. Похуй, сейчас это было очень кстати. Предо мной открылся вид на достаточно длинный коридор, ведущий к кухне, но я решил сначала исследовать единственную комнату, находившуюся справа от меня. Стоя в её центре, я оценил скромный, но аккуратный ремонт. Все было в серых тонах, на стене весела картина Марка Шагала «Над городом»*, что заставило меня посмотреть на нее с отвращением. Если вам нравится кубизм, авангард или что-то из этой серии, то мне не нравитесь вы. Я считаю, что авангардисты рисуют лишь для себя. Шанс один к ста, что ты поймёшь идею картины, уловишь ту самую мысль автора, прочувствуешь его эмоции. Я не любил подобные произведения искусства не потому, что не понимал их, а потому, что не видел смысла понимать. Наверное, я человек неглубокий. Мне не интересно, насколько правильно вы сейчас поняли мою фразу. Что касается картины на стене... Что прекрасного в квадратных лицах и плоских домах, в одноруких Марке и Белле, в мужике со спущенными штанами у забора и зелёном козле? Дайте угадаю, вы никогда их и не замечали. Хотелось бы верить, что вы вообще знаете такую картину. Даже не хочется пытаться уловить смысл этих символичных объектов на изображении. Но все же было в этом нечто необычное. Только это не Шагал постарался. Было видно по рамке, что картина падала, и, возможно, даже не раз. Рядом с ней я лишь сейчас заметил пятно на обоях, потёки до самого пола. Нет, не кровь, что вы, здесь не криминал. Здесь..

-Ссука, что это было? — максимально удивлённо спросил я у окружающей меня тишины, когда моя голова резко почувствовала на себе отпечаток удара рукой. Это была даже не пощечина, а действительно сильный удар в височную долю.

Пока я приходил в себя, схватившись рукой за голову, в комнату прибежала та самая пушистоволосая, без очков, до смерти напуганная и с диким желанием в глазах то ли жить, то ли скорее сдохнуть. Спиной она подперла дверь, надеясь, пожалуй, на чудо, ибо откинуть эту мелочь вместе с дверью не составило бы никакого труда, в общем-то, никому. К счастью, она это и сама понимала. Я застыл в полусогнутом положении, держа руку у головы, а в этот момент мелкая с визгом отбежала от двери, запрыгнула на разложенную двухспальную кровать-диван и свернулась калачиком, закрыв руками голову. Не нужно было даже подходить, чтобы заметить, как она дрожит. Тем не менее, я уверенно сделал пару шагов к девочке на кровати, чтобы попытаться разобраться в происходящем. Прямо за мной находилась та злополучная дверь, в которую с грохотом вломился мужик. Не знаю, сколько он выпил, но в его организме алкоголя циркулировало больше, чем клеток крови. Через секунды две я уже навис над девчонкой, оперевшись руками на кровать. Всё тело пронзила боль, и я не сразу услышал дикий крик малой и удар по её хрупкому предплечью кожаным ремнем.

— Я научу тебя слушаться, дрянь! Вырастил непонятно что. Нагулялась?! — противным голосом, с трудом связывая слова в предложения, этот мужик стал кричать на несчастную. Теперь ясно, почему она ходила тихая, в закрытой одежде, бледная и зашуганная. При этом была рада прибиться хоть к кому-то. Хоть на немного. Она надеялась найти защиту, а, быть может, ничтожное количество ласки и заботы. Извини, что стереотипы не дали никому возможности тебе помочь. Хотя, с чего вдруг я извиняюсь? Стереотипы не моего авторства. Тут расписалась сама жизнь.

Последовал ещё один удар. И ещё. И оба в одно и то же место, в результате чего на руке появились открытые кровотечения. Лупил мужик со всей душой (была ли она у него?). Тяжёлая рука, ничего не скажешь. Засунуть бы ему её в задницу.

Все удары давали о себе знать и мне. И если девчонка могла закрыться и получить по руке, то моя душа болела вся. Будь у меня скелет, я бы сказал, что кости ребер кто-то безжалостно выгибает в другую сторону.

— Что ты там мямлешь?! Да я тебе всю спину вспорю, чтоб ты ни лежать, ни стоять не могла, шлюха! — орал «хозяин» избиваемой. Параллельно с этим девочка продолжала принимать на себя удары ремнем различной силы и под разным углом. Казалось, что некоторые из них она уже не чувствует, ибо от количества ударов, пришедшихся на одно место, тело не успевает поставлять импульсы боли в мозг. К слову, удары ремнем рвали и одежду. Рассекали. Были хорошо видны и синяки с прошлой порки. Куда смотрит служба опеки? Почему страдаю снова я? Нет, я не жалуюсь. Я восстанавливаю справедливость.

От боли я не удержался и упал на локти, крепко сжимая челюсти. Будь бы я из плоти и крови, то давно бы зубы поломались, а эти самые челюсти больше никогда бы не раскрылись. Я рычал, матерился, жаждил посадить этого урода на паяльник, но ещё сильнее я хотел защитить девчонку. Без понятия, на кой хер оно мне нужно, но, думаю, к этому и должна была привести вся история с отцом-алкашом-садистом.

— Я предупреждал, что ещё одно опоздание — и я тебя убью. Предупреждал?! — настойчиво пытался что-то выбить (в прямом смысле) из дочери мужик. Мелкая ничего не отвечала, она лишь дрожала, плакала в себя и сжималась всё сильнее в калачик.

— Я задал вопрос! Предупреждал?!

— Дд..да, — слабым голосом все же ответила девчонка. Вот это сила духа. Либо просто Стокгольмский синдром**.

— Раз предупреждал, значит сделаю.

После этого на пару секунд удары ремнем прекратились. Я сразу ощутил это, так как боль во всем моем бесплотном теле стала тише. Избитая девочка не обращала уже ни на что внимания, даже на стук железа. Честно говоря, даже я не обращал, я лишь пытался прийти в себя и вернуть сознание на место. Этот живой комок волос перед моим лицом отражал сейчас состояние моей души. Внутреннее. Её бьют, она болит.

..Здесь не криминал. Здесь поехавший отец, насилие в семье и непонятно откуда и зачем взявшийся я.

Хотелось уйти. Вернуться уже даже к дяде, только пусть эта чужая боль в моей душе прекратится. И стоило мне этого пожелать, как я упал лицом в тело лежавшей подо мной девочки, закричав так, что чуть не сорвал голос. Может и сорвал, но и сорванным кричал так, что было тошно слушать. Из глаз лились бы слезы, если б могли. Меня не смогла перекричать даже мелкая, которая взяла на себя удар железным прочным прутом. Разумеется, мое тело прошло сквозь избитое тело пострадавшей, в результате чего мы стали одним целым. Я слышал её крик, но не так, как до этого. Теперь в своей голове. Снова. Голос кричал настолько громко, будто хотел сломить мой несуществующий череп, дабы вырваться наружу и задышать. Но в это время задыхался от боли я. Казалось, ещё минут пять такой скотобойни — и я перестану обращать внимание на боль. Но меня не переставал тревожить голос.

— Зачем ты сделал это? Почему ты так поступил? Я хочу жить, Макс! Жить хочу! Я ненавижу тебя! Исчезни!

Я бы исчез, будь такая возможность. Это были не просто сказанные громко слова. Это был крик человека, давно сорвавшего голос от боли. Душевной. Дикой. Да что ему от меня надо? Что не так? Все было максимально банально, но в такой болевой терапии я не мог соображать. Надеюсь, вы сами поняли, в чем заключалась моя перед ней вина.

Я лежал, чувствовал каждый удар прутом, словно мне одновременно вгоняли иголки под все ногти, вбивали гвозди в руки и ноги, вбили в сердце и.. Я перестал замечать, как кричу уже просто так. Боль прекратилась, голос в голове замолк, я был в порядке, чего нельзя сказать о девочке. Её лицо было избито до неузнаваемости, поломаны от ударов руки, ребра, позвоночник, пробит череп. Она мертва. Зрелище не из приятных, но я этого, собственно, и не видел. Лишь спустя минут десять после того, как я оказался в полной тишине, мне удалось открыть глаза и приподнять голову. Я не успевал ахуевать от происходящего: передо мной вновь был родной двор, дядина машина, забор. А я лежал на пороге перед входом в дом.

Мне все это не нравилось, мягко говоря. Сейчас в моей голове были не мысли о том, что произошло или что делать дальше, не о девочке, а лишь один вопрос: «Почему я снова не умер?» Отпустите в рай или ад, не мучьте нахождением на сей грешной земле.

Ладно, я драматизирую. Я хотел отдохнуть. Все мы знаем, что является самым тихим местом.

* * *

— Неужели всё так и было? Мне ведь сказали, что они просто переехали. Какого хуя? Разве может быть задержка в двадцать минут смертельной? Разумеется, учитывая то, что никуда спешить не нужно. Я понимаю, когда у тебя машина разгоняется до ста километров в час за десять секунд, а не за три. Это проблема. Сука, ну разве я знал? Хотя, если бы и знал, то не поверил.

Я разговаривал сам с собой по пути на кладбище. Вряд ли вы слышали что-либо более романтичное в своей жизни. Мне не хотелось верить в то, что такая мелкая шутка, как спрятать сумку, приведет к смерти. Ладно, Макс, успокойся, ей просто не повезло с семьёй.

— Несин. Звучит неплохо. Но не в сочетании с именем Ян. Да, чувак, над тобой явно пошутили родители. Здравствуйте, господин Александр Белоусов. Мда, тут пошутила природа-матушка. Феденский Михаил? Забавно. Ты был близок к идеалу, парень. Королёва Мария. Какая банальщина. Я бы тоже такой жить не захотел.

Лишь спустя часа два, а то и три я заметил, что брожу меж могил неизвестных мне людей, зачем-то читаю надписи на их надгробиях. Как говорится, о мертвых либо хорошо, либо никак. Замечательно, что на меня это не распространяется.

Кладбище было разделено условной границей на Старое и Новое. Уже достаточно давно люди ориентируются по этим названиям. Разумеется, я был похоронен на Новом, тогда нахуя я прошел через все Старое? Причем прочитав каждую фамилию. Думаете, я желал найти могилу той девочки? Не знаю. Но даже если бы это было не так, я бы вам соврал.

Честно говоря, не уверен, что несчастную вообще похоронили. Такое только кремировать, чтобы не видеть, а прах пустить по ветру, дабы разнёсся он «Над городом». Витебск* не так и далеко от нас.

— Ну чё, всё ещё отдыхаешь, курортник? — спросил я у своего погребенного тела, — Когда уже и я уйду на покой?

Этот вопрос мучил и мучает меня с момента смерти физической. Да нет у меня души, чтобы умереть духовно, нет!

Уже как по традиции я подошёл к надгробию и сел рядом, уложив руку на согнутое колено. Хотелось что-нибудь поперебирать между пальцев, но это было невозможно. Круто смотреть на цветы, принесенные непонятно кем на мою могилу. Я пытался вспомнить, кто какие клал на похоронах, но у меня ничего особо не вышло. Однако я обратил внимание, что один букетик был свежее других. Хах, забавно. Кто этот тайный поклонник?

Сказать по правде, мне хотелось рыдать. От заебанности, от нервов, от осознания то ли ничтожности, то ли величия (результат один — одиночество), а может просто оттого, что Андрюха не здесь. Это были его цветы, больше некому приходить сюда. Спасибо, братан. Кажется, я собирался идти к тебе, но по дороге зашёл посмотреть на убийство нашей одноклассницы. С кем не бывает.

— Не приходи сюда больше, Андрик. Твоя вера и память делают меня каким-то слишком человечным. Дай мне стать камнем, заебал.

Затем я уронил голову на руку и закрыл глаза. Уснул? Если бы. Но даже если бы я мог спать, мне бы не дали. Всё-таки стереотип о карканье на кладбище не был стереотипом. Как назло, кругом начали голосить вороны. Подняв голову, я сразу заметил одну из этих ебаных птиц рядом с собой.

— Ты чё, больная, не? А я вот больной, поэтому будь добра.

Из вежливости я даже указал многоуважаемой птице направление, в котором она должна исчезнуть. Это чёрное пятно начало спорить со мной. Я ей слово, она мне десять. Я схожу с ума или мне кажется?

Как бы я не хотел отвлечься от произошедшего, перед глазами по-прежнему стояли картины убийства девчонки. Я не видел, с каким выражением лица отец избивал её, рад он был или уже вообще эмоций никаких выражать не мог от степени алкоголизма и отсутствия мозгов. В какой-то момент начал представлять, что бы я мог сделать, будь живым рядом, а не частью воздуха, испытывающего боль. Такая себе ролевая игра с ещё большим возвеличиванием себя.

Не уверен, что та девочка давала существованию справедливую оценку. Что есть справедливая оценка существования? Это противоречивое реалистическое видение эгоистичных выходок, сводящихся к выживанию наиболее приспособленных, определяется нашим умением избегать людей, несущих какую-либо «болезнь». Почему она не избегала своего отца-дебила? Сдала бы его уже давно в органы, может и помогли бы. Детдом хотя бы давал шанс на более долгую жизнь. И даже не факт, что она бы туда попала. Что за больные люди? Окей, ваше право быть убитыми как сутулая дворовая псина. Но благодаря вам я осознал, что умер в пик своей свободы.

Знаете, мне показалось, что кто-то положил руку мне на плечо, когда поток мыслей закончился. Само собой, я обернулся, но увидел целое ничего. Правда, мне казалось, что эта рука подбирается все ближе к шее и хочет меня задушить. Я был не против, поэтому ничего не предпринял. Проблема была в другом: мне не нужен кислород для существования, меня душить бессмысленно. Сука, не дай вам бог и черт дожить до такого состояния.

Я похоронен под землёй, поросшей сорняками, которые оплетают ноги моих близких. Что будет, если я вернусь домой живым, будто ничего не произошло? Я приведу дом в порядок. Он будет таким, каким был до моего ухода. Я вытру все пятна крови с ковра. Я вычищу остатки грязи из своих и ваших карманов. Я окрещу жёсткие требования ваших сонетов. В противном случае, вонзите осиновый кол в моё отсутствующее сердце. Оно скажет вам спасибо вместо меня, я говорить сейчас ничего не хочу.

Встав с холодной (может, не такой уж и холодной) земли, я по привычке отряхнул штаны сзади, осознал, что чист, как слеза младенца, и побрел к выходу. Как вы поняли, я многое переосмыслил за эти пару часов, но не для себя. Я не изменюсь, я не хочу. Для вас. Чтобы вы поняли, какими быть не должны. Что ж, как хотите, я предупредил.

Перед калиткой я повернулся на сто восемьдесят, дабы окинуть взглядом своих братьев и сестер. Это действие не несло в себе никакой смысловой нагрузки и было сделано абсолютно бесцельно, но я знал, что это вернёт мне мой необъяснимый азарт на лице. Так и вышло. Я покидал кладбище с косой улыбкой, слегка приподнятой бровью и пафосно засунутыми в карманы штанов руками.

— Ну что, чувак, я иду к тебе в гости. Надеюсь, угостишь сигареткой, — так завершил свой цикл мыслей я, Максимилиан Федецкий, родившийся в тысяча девятьсот девяносто шестом году и умерший пару дней назад. Не забывайте, как меня зовут. Кто знает, когда мы с вами встретимся.

* * *

«Над городом» — картина известного белорусского художника-авангардиста Марка Шагала, выполненная в стиле кубизма. На ней изображены сам Шагал с женой Беллой, пролетающие над родным городом, над Витебском.

**Стокгольмский синдром — психологическое состояние, возникающее при захвате заложников, когда заложники начинают симпатизировать и даже сочувствовать своим захватчикам или отождествлять себя с ними.