Спектр Берлин (гет)

Огромные хлопья снега падали с неба. Маркус сидел на скамье на заднем дворе дома и курил сигару. В другой руке, свисавшей с подлокотника, он держал клочок смятой бумаги. Рядом на маленьком круглом столике на тонкой высокой ножке стоял бокал с виски. На земле грудились несколько пустых бутылок. Позади столика стояло инвалидное кресло.

Маркус мог передвигаться и без него, но из-за травмы позвоночника ему удавалось проходить лишь несколько шагов в день, которые приносили ему невыносимую боль, поэтому кресло очень помогало ему. Врачи сказали, что если он сделает более десяти шагов, сердце его откажет.

Маркус не обращал внимания ни на начавшийся снег, который падал в бокал и уже знатно разбавил вкус виски, ни на пронизывающий холодный ветер, ни на приближающийся рассвет, говоривший о том, что он просидел здесь всю ночь.

Причиной тому стало послание. Одним поздним вечером к нему пришел курьер с письмом. Знакомым почерком были написаны адресат и отправитель — это был Виктор. Когда Маркус открыл конверт, написанное повергло его в шок. Тогда-то он и отправился на задний двор, прихватив с собой остатки алкоголя из своего бара.

Прежде чем открыть письмо, Маркус позвонил Лео. Но, как и следовало ожидать, его телефон был выключен, от чего паника у Маркуса нарастала. Он закрыл глаза на мгновение и принялся читать письмо.

«Маркус, дорогой, как поживаешь? Хорошо я тебя отделал в пещере, а? Кстати, как и твою жену, после того, как мы в первый раз подрались с тобой и ты лежал в отключке. Да, она была хороша. Жаль, ты не видел. Что ж, да, нам обоим досталось, меня ты отколошматил знатно. Я полгода восстанавливался. Знаю, ты меня недолюбливал, а сегодня ты возненавидишь меня ещё больше, возможно, пожалеешь, что тогда, больше двадцати лет назад, все же не убил моего сына. Кошмарный парень вырос. С ещё большим чувством мести, чем я. Да уж, главным злодеем оказался не я. Ведь именно он убил того мальчика, Дэнни. Кстати сказать, он сам нашел меня и предложил свои услуги. Даже не подозревая о том, что он мой. С кем не бывает.

А ещё именно он напал на жену Джона. Да, я приказывал убить старую тварь, но он облажался, надеюсь, он доделал свое дело.

Не сомневаюсь, что он ещё где-нибудь напортачил. Да, Маркус? Скорее всего, так и случилось. Не скажу, что порча снаряжения — моя идея, но, возможно, я случайно подал ему эту идею, ненароком, конечно.

Береги своих близких, особенно тех, что ближе всего к Леонарду.

Я даже не буду просить прощения.

Спросишь, почему я вообще написал тебе? Я благодарен тебе, что ты все же не убил меня в пещере. Да, я смог выбраться. Я прожил ещё год, застал зарождение великого Спектра. Молодцы. Но если ты читаешь эти строки, можешь быть спокоен, меня уже нет в живых, Лео обо всем позаботился. Сынок прикончил меня, но перед этим я успел заразить его своей черной магией, до добра это не доведет, Маркус. Ты был хорошим другом и отличнейшим врагом. Но с моей смертью ничего не закончилось. Не знаю, как ты будешь выбираться из этого дерьма, возможно, стоит уже все бросить?

Ну а теперь прощай.»

Маркус отпил из бокала, на котором уже образовался тонкий слой льда.

Медленно поднявшись с места, он подошел к инвалидному креслу и взялся за боковые ручки. Несколько секунд он держался за них, зажмурившись от подступающих слез.

Он взялся покрепче и со всей силы поднял кресло над собой и простоял так несколько мгновений во весь рост, затем послышался громкий и пугающий хруст.

Маркус с болью приземлился на колени, успев при этом отшвырнуть кресло в сторону, и упал на спину, сложившись пополам так, что голова его касалась его дорогих кожаных ботинок.

Еще несколько мгновений Маркус думал, что сейчас поднимется, но ему мешали чувство страха и вид собственных ног рядом с собой, а невероятная боль лишила его способности шевелиться.

Его сердце не выдержало нагрузки, позвоночник, который вообще не должен был работать, сломался пополам, как сухая ветка. Пронзив сломанными костями живот, кровь брызнула, окрасив белую рубашку Маркуса в пурпурный цвет. Письмо Виктора осталось на скамье. Снег перестал идти, ветер перестал завывать. Сердце Маркуса наконец остановилось, завершив его мучительную смерть.

* * *

Черная непроглядная темнота начала приобретать теплые оттенки. Давящая тишина постепенно становилась легче и приятнее. Алан стал прислушиваться. Где-то вдалеке он заслышал пение. Оно становилось все громче и приближалось, будто человек, напевавший что-то, направлялся к нему. Этот нежный голос напевал колыбельную. Алан чувствовал, как он успокаивал его, заставляя медленно погружаться в сон. Мама обняла своего сына. Ее приятный запах Алан чувствовал так ясно. Легкое дыхание мамы щекотало его ресницы. Алан еще крепче обнял ее, прижимаясь к тонкой шее. Он ощущал шелк ее кожи и аромат ее волос. Он слышал ее шепот и, казалось, что вот-вот Алан откроет глаза и посмотрит на нее. Но открыв глаза, он увидел лишь потолок. Еще несколько мгновений Алан ощущал на себе объятия матери и боялся пошевелиться. Затем вновь закрыл глаза, но образ из сна исчез, и он не мог восстановить его, сколько не пытался.

Бросив безуспешные попытки снова почувствовать маму рядом, Алан поднялся с постели и уставился в окно. Яркий рассвет пробивался сквозь горизонт.

Приехав поздно ночью в старый дом родителей, Алан был так измотан, что свалился прямо в гостиной на диване. Ну а утром он почувствовал острое чувство голода. Последним приемом пищи был омлет, приготовленный Лили три дня назад. Он хорошо запомнил, как она сервировала его, не догадываясь о том, что это был их последний совместный завтрак. Алан переживал о ней, ему было интересно, чем она занимается в данный момент. Он представлял обстановку дома, и лишь на минуту ему почудилось, что он захотел позвонить ей. Он с трудом отогнал эту мысль.

Он отправился в ванную комнату, а после решил, что все же позавтракает.

Алан завел машину и закурил. Он стоял и ждал, пока двигатель прогреется. Машин здесь было крайне мало. Город ничуть не изменился за три года. Он очень давно хотел вернуться сюда, и теперь наслаждался этим городом, в отличие от прошлого своего приезда.

Алан сел в машину и принялся искать кафе. Этим городок не мог не похвастаться. На каждом углу улицы было уютное заведение. Он выбрал то, что ближе к реке, с видом на набережную.

Кафе было небольшим и обычным. Такое могло встретиться в любом городке. Зайдя внутрь, Алан осмотрелся. Несколько молодых людей сидело за столиком в углу, и несколько стариков сидели за стойкой. Алан выбрал столик и присел. Минуту спустя официантка, лет сорока на вид, подошла и спросила:

— Что пожелаете?

— Мне, пожалуйста, кофе и яичницу с беконом.

— Хорошо, ожидайте.

Официантка скрылась на кухне. Алан смотрел на окружающих. Ему стало интересно, что было бы, если бы они не уехали отсюда. Алан часто расспрашивал Маркуса, как все произошло тогда, и Маркус довольно подробно описывал ему те события. Алан задался вопросом, что было бы, если бы всего этого не произошло. Он бы жил с сестрой в этом городке. С родителями. В родном доме. Своей жизнью. Ходил бы в это кафе с Лили. У него были бы друзья. И не было бы ни Лео, ни Виктора.

Официантка вытащила его из раздумий.

— Пожалуйста, приятного аппетита.

— Благодарю.

Алан принялся с жадностью есть свой завтрак. Через полчаса Алан покинул кафе.

Теплая и солнечная погода и богатый лесной аромат без сомнения одурманивали. Алан пришел сюда, в тот самый лес, пешком. Он хотел насладиться видом и чувствовать запахи. Дышать полной грудью.

Алан слушал пение птиц и еще больше влюблялся в это место. Это был лес Хайгейта.

Каждый день, вот уже в течение трех недель, Алан не изменял своего распорядка. Он просыпался, отжимался около тридцати раз, шел в душ, завтракал в одном и том же кафе и приходил сюда. Он даже нашел свое любимое место. Это был большой утес высотой почти пятьсот метров, который открывал ему поистине шикарный вид на реку Хайгейт и на сам город.

Алан любил приходить сюда, сидел здесь, то выпивая, то просто выкуривая несколько сигарет, лежа на холодном камне и глядя на небо.

Алан смотрел некоторое время на реку внизу, на ее быстрое течение. Солнце уже не пробивалось сквозь облака и не грело его лицо.

С самого приезда в город Алан хотел сделать кое-что, но все откладывал и откладывал.

Сегодня он решил сделать исключение и отправился не в лес, а к хижине, в которой остался Дэниел.

Алан шел долго. Тогда он понял, что лес этот и вправду большой. Он сбивался с пути несколько раз, но точно знал, куда шел. Он запомнил путь очень хорошо.

Это было место бывшей охотничьей деревни. Ее можно было найти, отправившись туда именно с того места, где он встретил Лео впервые. Он намертво запомнил это место.

Добравшись до деревни, Алан остановился. Он увидел ту самую хижину и замер. Затем Алан перевел дыхание и снова двинулся к хижине. Она стояла так же, рядом с другими хижинами, но, быть может, прогнила чуть больше. Как он и ожидал, дверь с первого раза он открыть не смог. Дом просел, и дверь уперлась в половицы. Алан подошел к окну, всмотрелся, но окна были слишком грязными, и он ничего не смог разглядеть.

Алан решил попробовать свою силу и, отойдя назад на несколько шагов, щелкнул пальцами. Несколько мгновений ничего не происходило, а потом вдруг дверь разлетелась на куски, словно ее сломали огромной кувалдой.

После столь удачной попытки Алан почувствовал головную боль. Она всегда настигала его, когда он пользовался силой. Как и всегда, он закрыл глаза на мгновение, а когда открыл, боль отступила.

Войдя внутрь, Алан огляделся. Старый диван пропах сыростью, камин в углу, давно не видал огня. Кругом лежали листва и земля. В конце комнаты была дверь. Он включил фонарик на телефоне и открыл ее.

Спустившись в подвал, Алан пошатнулся от застоявшегося там запаха. Посреди темной комнаты стоял стул. На первый взгляд показалось бы, что на нем кто-то сидит, сильно горбясь. Но на нем были останки давно умершего человека.

Алан подошел ближе.

— Ну, здравствуй, друг.

Алан искал взглядом лопату.

— Знал бы ты, как ты мне нужен. Да, брат, это говорю я. Может, я иногда вел себя с тобой как скот, но я думаю, что ты знаешь, как ты был мне дорог. Ведь иначе я не пришел бы сюда. Лили совсем плохо без тебя, — Алан говорил с ним, слегка улыбаясь. — Столько свалилось всего. Столько хотелось бы рассказать тебе, Дэнни, — Алан с усилием достал из-под какого-то хлама старую ржавую лопату, потряс ее — вроде бы она подходила. — Но мне нужно похоронить тебя, — Алан опустился перед останками на колени. — Прости. Ты не заслужил такого. Прости меня, нас всех.

Алан встал и подошел к стене, на которой висело что-то вроде старой простыни, и сдернул ее. Он расстелил ее на полу, аккуратно поправляя уголки и края. Вновь подойдя к останкам Дэнни, он с особым трепетом и страхом дотронулся до его головы.

Каким-то чудом кости, пролежавшие здесь около трех лет, были еще чем-то соединены между собой и потому не рассыпались. Но стоило Алану дотронуться до костей черепа, как он с жутким хрустом рухнул на пол, к ногам Алана. Следом свалился остальной скелет в лохмотьях костюма. Этот звук он тоже запомнит надолго. Алан, с горечью наблюдавший за этим явлением в течение нескольких секунд, лишь шептал слово «прости».

Алан сложил аккуратно все кости в простынь и вынес наружу.

Он осмотрелся и увидел красивое старое дерево, с двумя толстыми стволами. Там он и начал копать яму. Ржавая лопата плохо справлялась со своей работой, и тогда Алан решил использовать свою силу. Он сосредоточился на земле, глядел в нее, не отрываясь несколько секунд. Спустя пару минут земля начала проваливаться и бурлить. Вскоре образовалось большое углубление. Тогда он взял лопату и сформировал из мягкой земли могилу.

Удостоверившись, что покойному будет удобно здесь, он похоронил Дэниела, прибил к дереву дощечку, которую нашел в хижине и нацарапал ножиком на ней слова:

«Здесь покоится Дэниел Крамер. Сын, любимый человек, друг. Помним, любим, скорбим.»

— Спи спокойно, Дэнни.

Руки дрожали от наступившего голода и усталости.

Теперь ему стало спокойнее, груз со своих плеч он только что похоронил здесь.

Закинув лопату обратно в хижину, Алан направился домой.

* * *

Морозный воздух, проникший под одеяло, разбудил Лили. Она еще сильнее закуталась в него и решила сегодня ни за что не вставать с постели. Она взглянула на окно. Белая тюль медленно колыхалась от потока воздуха. Лучи рассвета проникали сквозь стекло. В комнате стало невыносимо холодно. Лили знала, что Лео открыл окно специально, чтобы скорее разбудить ее.

Нехотя Лили поднялась с постели вместе с одеялом, быстренько захлопнула окно и вернулась в постель.

Надеясь еще раз уснуть, Лили уже закрыла глаза, но в комнату вошел Лео. Лили сделала вид, что спит.

— Детка, ты спишь? — спросил Лео, запрыгнув в постель. — Лили? Малыш?

Потянувшись, Лео тихонько взглянул на ее лицо. Несколько мгновений он смотрел на нее, а потом встал с постели. Он тихонько прокрался к прикроватному столику и взял ее телефон. Убедившись, что Лили не проснулась, он выскользнул из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь.

Лили тут же открыла глаза. Сердце забилось бешено и громко. Она вскочила с постели и на цыпочках подошла к двери. Она прислушивалась к голосам, но их не было слышно. Она тихонько открыла дверь и спустилась по лестнице. В гостиной горел камин, на кресле рядом с камином сидел Лео и с кем-то разговаривал с ее телефона. Она напрягла слух, чтобы что-нибудь расслышать.

— …Хорошо, закопайте его где-нибудь. Пока.

— С кем говорил? — спросила Лили, незаметно подкравшись сзади, обхватила его шею руками и прикоснулась губами к щеке.

— Прости. Звонил соседям с твоего номера. Мой телефон сел, не успели договорить. Представляешь, умерла наша собака.

— Собака? Соседи в Хайгейте?

— Да, Шелби умерла, от старости.

Лео поглаживал руки Лили.

— Мне жаль, — шепнула она.

— Мне все же иногда хочется туда вернуться. А ты не хочешь вернуться туда? — спросил он. — Там твой…

— Нет, — коротко и ясно заявила Лили и высвободилась из объятий. — Приготовлю кофе.

— Хорошо…— сказал Лео виновато и зажмурился от собственной глупости.

Остаток утра они провели за завтраком и к теме Хайгейта больше не возвращались.

После завтрака они отправлялись гулять по городу. Обедали в одном из кафе с красивейшим видом на горы. Отправлялись домой. А по пути Лео обязательно покупал ей цветок или букет. Лили любила цветы. Любила Лео. Но тоска не покидала ее сердца. Она, словно туча, омрачавшая хороший летний день, омрачала счастливую жизнь Лили. Но она точно знала, что Алан жив. Иначе бы она узнала, почувствовала. Ведь они все равно были одним целым, хоть теперь она и не знала о его мыслях и чувствах. Прерванная таким образом связь не давала покоя. Шрам на руке исчез, но продолжал болеть.

Даже спустя месяц он болел и болел лишь сильнее. Не справляясь с мучениями, Лили перешла на обезболивающие таблетки. Боль утихала ненамного.

Так прошло ещё две недели на вилле. Близилось Рождество. Лили украсила гостиную, Лео притащил огромную ель, которую они три дня украшали, периодически прерываясь на занятие любовью. Лео украсил двор. Все мерцало, переливалось и блестело. Было очень уютно и красиво. Атмосфера праздника практически витала в воздухе.

Но состояние Лили ухудшалось, это начал замечать Лео, хотя она тщательно скрывала от него все попытки справиться с болью и отчаянием.

Лили не справлялась с болью в руке. Большая доза обезболивающих ненадолго превращала Лили в обычного человека. Но когда боль нарастала, Лили становилась нервной, раздраженной, ей хотелось отрезать руку напрочь. Но здравый смысл ещё не покинул ее.

Потихоньку романтика в их отношениях сошла на нет. Прогулки сменились на долгий сон по утрам. На завтрак был ароматный кофе вперемешку с виски. Лео прикладывался к бутылке, и Лили не отставала от него. Это нравилось Лео. Даже в постели они изменились, Лео стал грубее, но Лили нравилось такое. Как ни странно, оба стали ближе друг другу.

Проснувшись рождественским утром, Лили обнаружила, что таблетки закончились. Она обыскала все свои сумки и шкафчики, но все спрятанные баночки странным образом оказались пусты. Когда Лео спросил, что она ищет, Лили нервно ответила:

— У меня была ещё баночка, я точно знаю!

— Ты не думала, что она могла закончится? Ты же пьешь их горстями!

— Да, ты прав... Потому что я больше не могу терпеть эту хренову боль в руке!!!

— Успокойся, я съезжу и куплю их тебе.

— Вот и шевелись.

— Потерпишь, и не такое терпела.

— Ты серьезно? А не пойти бы тебе на хрен?

— Как грубо, — сказал Лео и прижал ее к себе спиной.

Лили, стоявшая у зеркала в ванной с зубной щеткой во рту, улыбнулась. Лео обхватил ее руками, целовал шею, руками залез под халат. Лили молча наслаждалась и смотрела на него через зеркало. Зелёный перстень на его руке очень нравился ей.

Лео развернул Лили к себе и, приподняв, посадил на столешницу. Зубная щётка выпала у Лили из рук, и они вновь слились в утреннем удовольствии. В такие моменты она забывала обо всем на свете, даже о мучительной боли в руке.

Но тем же вечером все пошло по другому сценарию. Лео сидел в кресле возле камина и крутил перстень на пальце. Это был подарок отца. Лео решил оставить его как напоминание о том, в кого он может превратиться. Оно странно на него действовало. Он носил его уже две недели, и чувство злости не покидало его. Эта злоба держала его в тонусе, придавала сил. Он старался скрывать свои чувства от Лили. Но иногда у него плохо получалось.

Лео старался ей помочь, но чтобы он ни предлагал, Лили была сама не своя.

— Я же сказала, все нормально! — крикнула на него Лили, когда он в очередной раз предложил обследоваться в медицинском центре. — Мне это не поможет. И мне вообще не нужна ничья помощь. Со мной все хорошо.

— Ты как ребенок, — ответил Лео, глядя на перстень.

— Тебя что-то не устраивает? — спросила Лили, не ожидая никакого ответа.

— Ты просто невыносима!

— Что ж, ты знаешь, где выход.

— Ты не посмеешь прогонять меня!

Лили выпрямилась и посмотрела ему в глаза. Лео глядел на нее с такой разъяренной ненавистью и глубоко дышал.

— А то что? — спросила Лили.

— Ничего! Рождество на дворе, — сказал Лео и достал сигареты. Он отвёл от нее взгляд, сел обратно в кресло у камина и закурил.

Это была их вторая ссора за два года. И за месяц. Чертов Алан!

— Когда ты уже забудешь о нем... — сказал Лео.

Он налил себе бокал виски. Уже пятый за день.

— Когда что? — спросила Лили.

Она приблизилась к Лео.

— Когда ты забудешь эту паршивую собаку? Я здесь распинаюсь, пытаюсь вернуть тебя к жизни! Ты... Неблагодарная!

Лили выругалась про себя, развернулась и ушла на улицу. Несколько секунд на морозном воздухе вернули ей здравый смысл, и она зашла в дом.

— Ты сегодня же отвезешь меня домой.

— Черта с два!

Лео поднялся с места и подошел к Лили. Он несколько секунд смотрел на нее. Лео был очень пьян.

— Сначала мы крепко потрахаемся, детка, а потом я подумаю, что с тобой делать!

Лео схватил ее за руки и прижал к стене у входной двери. Развернул спиной к себе и стянул с нее джинсы. Одной рукой он держал ее руки, а другой шарил по ее телу. Залез под тонкий свитер и сжимал груди. Потом начал насиловать ее, грубо и не задумываясь ни о чем.

Лили сопротивлялась как могла, но сил не было в ее теле, и она как кукла терпела выходку Лео. Сквозь слезы, но она все же вынесла его издевательства.

Когда он закончил, Лео отпустил ее, надел штаны и взглянул на Лили. Он помог ей подняться, одел ее, поправил свитер, разгладил волосы, вытер кровь с разбитой губы. Она смотрела на него с ненавистью. Другого он и не ожидал. Он был пьян, но о содеянном не жалел. Ему это, конечно же, понравилось. Никакой Алан не придет ее спасать. Это было прекрасно. В таком состоянии ей недолго осталось.

— А теперь пойдем спать, милая.