Спектр Берлин (гет)

На рассвете Алан уже покинул родной город. Он мчался на своей машине, а желто-красные деревья скрывали его следы. Поздняя осень провожала его, не жалея своих холодных ветров. Опавшие листья недовольным вихрем поднимались из под колес его джипа, разбуженные таким ранним появлением.

Алан проехал уже почти два городка, ни разу не останавливаясь. Он громко включил музыку, наслаждался ей и такой свободной утренней дорогой, тем самым пытаясь отогнать воспоминания.

А вспоминал он ночной разговор с Лео. Его слова: «Посмотри на себя! Ты спасаешь жизни!» врезались ему в голову и звучали так громко, что уже разболелась голова. Лео сказал эти слова не для того, чтобы ободрить Алана, а для того, чтобы это стало фактом его попытки отговорить его. Но в них Алан ощутил тонкий вкус надежды, и это раздражало его. Казалось, он в тайне от самого себя надеялся, что передумает, но эта маленькая надежда каждый раз трусливо пряталась все глубже и глубже в сердце Алана. Он не хотел давать ей прорастать в нем, не хотел передумывать. Алан не мог себе этого позволить. Поэтому он ехал сейчас так быстро, насколько позволяла ему свободная дорога.

Алан ехал и ехал, пока не заметил, что уже почти полдень; дождливая погода скрывала солнце.

Он направлялся в единственное место на земле, где его никто не станет искать. В Хайгейт. Он каждый день в течение двух лет вспоминал тот лес и пытался вспомнить его красоту, но помнил лишь холод и черные поломанные стволы деревьев, торчащие из белоснежного снега. И тишину, мертвую, как на кладбище.

Мелодия звонка отвлекла его от мыслей, и, достав телефон, он взглянул на входящий вызов: «Лили».

Впервые за несколько часов он подумал о ней, и его сердце сжалось от тоски. Он представил ее грустное красивое лицо. Представил, как тонкие худые пальцы держат телефон у лица. Конечно же, он сразу ответил на ее звонок.

— Да, милая, — сказал он.

— Алан, где ты? — послышался грустный голос.

— Я в своей машине, еду по девяносто пятому шоссе, как ты?

— Я? Я плохо. А ты? — голос Лили был хриплым и осипшим, и Алан понял, что она долго молчала и долго плакала. От этого ком застрял в горле, и он не нашел, что ответить.

— Лили, родная, дорога очень скользкая, боюсь, наш разговор нужно отложить. Я люблю тебя. Береги себя. Прощай, милая, — сказал Алан; слезы снова застили его глаза, и он потерял на секунду управление, но смог взять себя в руки и выровнял машину. Он выключил телефон, но перед этим услышал ее тихий шепот. «Не умирай».

И снова сердце Алана разбилось вдребезги. Конечно, она догадалась.

Но потом он вспомнил, как ей хорошо было с Лео. Как она была счастлива. Он решил отступить. Позволил себе поверить в его честность и уйти на задний план, стать ее воспоминанием, лишь бы не убивать и больше не страдать. Ведь так проще. И Алан вовсе не считал это трусостью, он считал это свободой. Свободой принимать решения и не прятать за красивой жизнью свои обиды и боль. Хочешь жить — живи, хочешь умереть — умирай. Но лишь один человек мог отговорить его покончить с собой. И сейчас он убегал от Лили, все быстрее и быстрее проезжая маленькие городки.

* * *

Маркус разглядывал свой семейный альбом, как всегда, сидя в своем кабинете. Он практически не покидал его с тех пор, как Лили, его любимая дочь, рыдала у его ног до самой ночи после ухода Алана.

Он смотрел на фотографии покойной жены и вспоминал счастливые моменты их жизни. Такой короткой, но несомненно счастливой. Он был горд за то, что ее жизнь была наполнена любовью.

Он с восторгом вспоминал их былые времена. Но вся эта радость не могла сравниться с дырой в его сердце от ее утраты. Он ничем не мог восполнить эту пустоту. И он понимал Лили. Он знал, что у нее на душе. Маркус знал и то, что Алан не вернется в этот дом живым. Его сыном овладела тьма. Его душу ничем не спасти.

Алан убил человека. Намеренно, жестоко и без сомнений. И он сделал бы это снова, потому как его магия требовала этого. Маркус все прекрасно знал.

И он не винил мальчика.

Его дети не должны были стать частью этой истории. И не стали бы, если бы два года назад Виктор не поймал их с женой.

— Папа, — сказала Лили, войдя в кабинет и на ходу надевая сережки. — Я еду с Лео к друзьям, ты справишься один? — спросила она безразлично и даже не взглянула на отца, а вместо этого лишь посмотрелась в зеркало, висевшее над камином.

Лили выглядела теперь по-другому. Раскованней и роскошней. Теперь она жила. Уже несколько дней ее было не узнать. Она гуляла с Лео по вечерам, приходила домой за полночь и спала до утра. Не было ни грусти, ни разговоров о брате, ничего. Маркус держался из последних сил, сидя в своём инвалидном кресле, чтобы не расплакаться как мальчишка. Лили была целиком и полностью во власти Лео. Теперь она жила только им, позабыв обо всем. Маркус думал, что это к лучшему, но теперь его пугала собственная любимая дочь.

— Отдыхай, милая, я справлюсь…

— Хорошо, до завтра, — проговорила Лили, не дослушав отца, и выбежала из кабинета.

Теперь Маркусу ничего не мешало расплакаться. Его сердце не выдерживало, он был загнан в угол. Дети покинули его. Эвелин никогда бы не допустила этого.

Огромный особняк, который снял на выходные Лео за городом, был шикарен. Дом из белоснежного камня с изумрудной крышей выделялся светлым пятном на фоне осенних гор. Дом стоял на обрыве, за которым далеко внизу скрывалась небольшая река. У самого ее берега начинались горы, усыпанные желто-красными деревьями.

Лили вышла из машины и, глядя на пейзаж, еще несколько минут наслаждалась доносившимся из долины шумом реки.

Лео обнял ее сзади, и Лили вновь заулыбалась.

— Тебе нравится? — спросил он.

— Вполне пригодно для жизни, — шутливо сказала она.

— Я рад, Лили, — сказал Лео с улыбкой.

— Здесь прекрасно, — произнесла Лили и, освободившись из объятий, сказала: — Давай посмотрим, что внутри?

— Иди, я возьму сумки.

Лео отдал ей ключ от дома, а сам отправился обратно к машине. Открыв багажник, он потянулся к потайному отделению и достал свой пистолет. Он взял его в руку и взглянул на Лили. Она обернулась и с улыбкой позвала его. Он неискренне улыбнулся ей в ответ и быстро отвел взгляд.

Спрятав оружие во внутренний карман куртки, Лео похватал сумки и присоединился к Лили, которая уже отпирала дверь и восхищенным взглядом начала осматривать дом.

В огромном белоснежном холле высокий потолок уходил по центру до третьего этажа, на который можно было попасть по огромной винтовой лестнице. Слева была гостиная, также оформленная в светлых тонах. Лили, как маленькая девчонка, осматривалась и радовалась. А Лео лишь улыбался такому милому поведению и, кажется, влюблялся еще больше, хотя он думал, что больше некуда. Он был счастлив от того, что Лили вновь стала живой, что он добился того, чего так желал последние несколько недель. А ещё его не покидала мысль о том, что он справился без Алана, что радовало его ещё сильнее.

Лео понимал, что тот не заслужил таких страданий. Но он сделал свой выбор. Лео не знал, жив ли еще Алан, но где-то глубоко внутри надеялся, что с ним все хорошо, ведь если Алан умрет, Лили не выдержит этого.

Пока Лео раскладывал сумки с продуктами в столовой, Лили добралась до спальни на втором этаже.

Когда Лео поднялся к ней, Лили стояла у большого, во всю ширину комнаты, окна из которого открывался прекраснейший вид на реку в долине, справа стеной стояли горы, а слева были видны бескрайние леса, за которыми уже садилось солнце.

— Это самый красивый закат в моей жизни, — сказала Лили, не оборачиваясь.

— И в моей. Но красивое здесь не солнце. Красивая ты, — сказал Лео, подойдя ближе и обняв ее за плечи. — Солнце остается в тени рядом с тобой, — с улыбкой добавил он.

— Хм… Солнце в тени. Когда-то я уже слышала похожие слова.

— Правда? Прочитала в красивом романе? — романтично спросил Лео.

— Нет, — улыбнулась Лили и с тенью грусти добавила: — Их сказал Алан.

Лео чуть поднял голову, перестав целовать нежную кожу на шее Лили.

— Приготовлю ванну, ты, наверное, устала, — сказал он и отстранился.

Лили уже в который раз заметившая холодные ноты в его голосе, в очередной раз промолчала и продолжала смотреть на солнце, маленький краешек которого еще виднелся за горизонтом.

Спустя минуту солнце полностью потонуло.