Декабрьское полнолуние (джен)

— Питер!

Питер испуганно втянул голову в плечи и остановился. Его нагнала разгневанная Эванс.

— Я просила тебя поесть нормально! Ты не на прогулку в Хогсмит собираешься!

— Я ел… — несмело возразил он.

— Ничего ты не ел! Я за тобой наблюдала!

Как, интересно, она могла за ним наблюдать? Она сидела у дальнего конца стола, он сам видел только её голову, и только тогда, когда на волшебном потолке обеденного зала сквозь тучи проглядывало солнце, и все его лучи лились на волосы Эванс. А его — маленького, сидевшего в тени рослого Джеймса, она никак не могла разглядеть. Но, видимо, как-то разглядела, потому что говорила чистую правду — он почти ничего не ел. Ему кусок в горло не лез — от страха, от возбуждения и оттого, что за соседним, слизеринским столом, почти напротив Питера, сидел Снейп и изредка кидал на Петтигрю откровенно издевательские взгляды. Решил, надо полагать, поизводить самого слабого из гриффиндорской четвёрки. Питер терпел. Джеймс так и ищет предлог, чтобы вновь сцепиться с Нюниусом, а он, Питер, пообещал Эванс не привлекать внимания — к себе, к друзьям, к Ремусу. Нюниус своё получит — потом, когда Ремус будет здоров…

Интересно, не Нюниус ли стукнул Лили, что Питер ничего не ел? Нет, вряд ли. Зачем это ему, и кроме того, они ведь в ссоре…

Лили, между тем, сунула Питеру в зубы многослойный сандвич.

— Кусай! — велела она.

Ещё бы сказала: “Куси!”, угрюмо подумал Питер, взглянул на её суровые брови, послушно откусил от сандвича почти необъятный кусок и принялся трудолюбиво жевать. Она подождала, пока он прожуёт и сунула ему в зубы горлышко бутылки:

— Пей!

Питер глотнул приторного тыквенного сока и закашлялся. Лили нетерпеливо притопнула маленьким подкованным сапожком и снова сунула ему сандвич.

— Эванс! — взмолился Питер, отворачивая лицо — не так решительно! Я ведь больше давлюсь, чем ем!

— За обедом надо было есть по-человечески! — рявкнула она, но ослабила нажим, и Питер смог откусить кусок съедобного размера. Потом он взял бутылку у Лили и выпил её залпом. Лили следила за ним бдительно, как кошка.

— Я и не знал, что так хочу пить, — признался он, вернул бутылку Лили и взял у неё сандвич. — Нюниус на меня пялился весь обед, — пожаловался он неожиданно для себя.

Лили вспыхнула, как закат, и зло прищурилась.

— Ты хочешь сказать, что остался голодным из-за Снейпа?!

— Не могу я есть, когда на меня смотрят, — пояснил он, доедая сандвич. Она вдруг фыркнула:

— Я ведь на тебя смотрю.

— Ты — другое дело, — он отряхнул ладони, — спасибо. Пойду собираться.

— Подожди, — она запустила руку в свою котомку (замшевую, с бахромой, такую же вызывающе маггловскую, как и сапожки), — раз уж я тебя поймала, то забери их сейчас,— она сунула ему склянку коричневого стекла, — это Перцовое.

Следующая склянка была тёмно-красной.

— Это Бессонное.

Она ещё раз запустила руку в котомку и вытащила два толстых сандвича, упакованных в пергаментную бумагу.

— А это — чтобы ты не терял времени на кухне. А теперь иди.

Он кивнул, повернулся и пошёл по коридору.

— Постой, — сказала она вдруг ему вслед, — уже почти стемнело. Пока ты соберёшься, ворота могут закрыть. Как же ты выйдешь?

Он остановился и ответил, не оборачиваясь и не задумываясь:

— Через проход за большим зеркалом, на четвёртом этаже.

— И куда он ведёт? Нет, подожди, я сама угадаю. На опушку Запретного леса? К тому месту, откуда ты проложил Тропу?

Сдаваться, так сдаваться. Питер комично развёл руками и утвердительно наклонил голову. Лили хихикнула.

— Ладно уж, ступай, — сказала она. — Удачи!

Питер трусцой припустил к Гриффиндорской башне, но на полдороге был перехвачен грузным рыжим моржом — профессором Зельеварения Горацием Слагхорном.

— Э-э-э, мистер Петтигрю, — сдержанно проревел он, — будьте любезны, повремените минуту.

Было видно, что профессор сдерживает не только свой могучий голосовой аппарат, но и могучее раздражение. Как ни спешил Питер, ему пришлось остановиться. Не так уж много рубинов было у Гриффиндора.

— Мистер Петтигрю! — отдуваясь и страшно пуча глаза, заговорил Слагхорн. — Вам известно, что я иду в ногу с современностью, что я лишён предрассудков и снисходителен к человеческим слабостям, но всему есть предел! Да, молодой человек, есть предел!

Питер только глазами хлопал, пытаясь понять, что именно могло довести до предела слизеринского декана. Слагхорн, и верно, всегда был довольно доброжелателен — особенно на фоне своего факультета. Какая муха его укусила? А главное — при чём здесь он, Питер?

— Я не наивный юноша, — ревел Слагхорн, — я не верю сведениям, полученным из третьих, весьма вероятно, недружественных рук. Но собственным органам чувств я верить вправе, ибо, хоть я и не юн, но далеко не стар! Да, взор мой ещё остёр!

Питер окончательно утратил ощущение реальности происходящего и это, очевидно, отразилось на его лице, потому что Слагхорн заревел уже не как морж, а как целое моржовое лежбище:

— У вас недюжинный артистический талант, молодой человек! Но меня вы не проведёте! Я видел вас! — толстый указательный палец гневно и укоризненно устремился на Питера, — и, пусть со спины, но я узнал вас! Вы тайком проникли в мой кабинет! Вы унесли дорогостоящие компоненты! Вы, мистер Петтигрю, сделали это не в первый раз!

В голове у Питера воцарилась гулкая пустота.

— Да, мистер Петтигрю! И я заявляю вам, что не намерен этого терпеть!

— Профессор, могу я узнать, что случилось?

Из-за обширной спины зельевара выступила Эванс — наверное, не успела далеко уйти и вернулась на рёв Слагхорна. Она сухо кивнула Питеру и вновь обратилась к Слагхорну.

— Простите, что я вмешиваюсь, профессор, но Петтигрю — студент моего факультета, и я, как староста, обязана знать, в чём он провинился.

Старого ловеласа словно подменили. Усы у него перестали топорщиться, улеглись, а моржовый рёв превратился в несколько хриплое, но вполне бархатное мурлыканье. И весь он стал похож не на моржа, а на кота, этакого матёрого владыку крыш, султана окрестных кошек.

— Моя дорогая, — пророкотал он, — поверьте, вам не стоит беспокоиться. Я ни в коем случае не намерен снимать баллы с вашего факультета. То, что произошло, касается только мистера Петтигрю и меня.

— Простите меня, сэр, но я всё же беспокоюсь. Со стороны ваша беседа выглядит так, будто вы обвиняете Петтигрю в чём-то, а он слишком растерян, чтобы оправдываться.

— Всё обстоит именно так. И не думаете ли вы, моя дорогая, что ваш сокурсник растерян, потому что я обличил его?

— Вы очень расстроены,сэр, и потому судите предвзято!

— Мисс Эванс!

— Простите, сэр, но вы не даёте Питеру и слова сказать в свою защиту! Вы, при вашей доброте! Это совсем на вас непохоже!

Слагхорн посмотрел на Питера и снова стал похож на моржа.

— Ну-с, молодой человек, и что же вы можете сказать в своё оправдание?

Питер сглотнул.

— Смелее, Питер! — подбодрила Эванс.

— Я ничего у вас не брал, сэр, — пробормотал он.

Маленькие веснушчатые ноздри Эванс гневно раздулись.

— Вы обвиняете его в к р а ж е?! — напустилась она на Слагхорна.

— Да, дорогая мисс Эванс! Обвиняю! И имею для этого все основания! Я своими глазами видел, как этот субъект выходил из моего кабинета! И после этого я обнаружил убыль в своих запасах! Я обнаруживал её и раньше!

Эванс покусала губу.

— Вы не могли бы сказать мне, что именно пропало, сэр?

— Какое это имеет значение?

— Прошу вас, сэр. Если мы будем знать, для какого зелья у вас воруют ингридиенты, это может помочь нам найти виновника.

— Виновник найден! Вот он, перед нами!

— Вы так в этом уверены?

— Я видел, говорю вам, упрямица вы этакая, видел его своими глазами!

— Что именно пропало, сэр?

Слагхорн раздул усы, вынул из кармана сюртука платок и вытер вспотевший лоб.

— Шкура бумсланга, — буркнул он, — до этого пропадал рог двурога.

Питер, несмотря на свою растерянность, посочувствовал зельевару, как товарищу по несчастью. Эванс и из него вила верёвки.

— Сэр, вы меня просто поражаете! Если похищены компоненты Оборотного зелья, то как вы можете быть уверены, что видели именно Питера?

Слагхорн обалдело уставился на неё. Питер тоже.

— Полагаете, — медленно выговорил профессор, — кто-то попытался прикрыться его внешностью?

— При наличии Оборотного зелья — почему бы и нет? Я бы не стала сбрасывать со счетов подобную возможность.

— Это подло! — рявкнул Слагхорн, выкатывая глаза и багровея, — воровство отвратительно, но ещё более отвратительна попытка свалить вину на другого. Позор!

Питер увидел, как сжались губы Эванс. Веснушки проступили отчётливей на её побледневшем лице. Слагхорн смягчил голос и выражение лица, и похлопал её по плечу.

— Ну-ну, моя дорогая, — прогудел он, — не нужно так расстраиваться. Я обещаю вам, что буду сдержан и осторожен. Обещаю, что соберу доказательства, прежде чем обвинять кого бы то ни было. Мистер Петтигрю!

— Да, сэр?

— Вы можете дать мне слово, что ничего у меня не брали?

— Даю слово, сэр. Я… зачем мне?

По зельям Питер еле тянул на “удовлетворительно”.

— Пожалуй, — буркнул Слагхорн, — но вы могли взять не для себя.

— Я ничего у вас не брал, сэр, — с расстановкой повторил Питер. Шок, вызванный несправедливым обвинением, проходил, и Питер начинал злиться. Он с вызовом уставился в выпученные буркалы зельевара. Какое-то время они со Слагхорном гневно пялились друг на друга, потом Слагхорн, так и не моргнув буркалом, произнёс:

— Полагаю правильным вплоть до выяснения всех обстоятельств не предавать огласке это дело. Об этом же попрошу и вас, молодые люди. И кроме того, я прошу вас, именно вас, мистер Петтигрю, быть крайне внимательным и осторожным в своих поступках!

— Да, сэр, — отозвался Питер и покосился на Эванс. Она ушла в себя, и там, в себе, жила напряжённой внутренней жизнью — судя по отсутствующему взгляду.

— Надеюсь, что, когда всё разъяснится, я буду вынужден попросить у вас прощения, мистер Петтигрю, — величественно произнёс Слагхорн, — пока же желаю всего наилучшего. Доброго вам вечера, молодые люди!

И он величественно удалился.

— Спасибо, Эванс,— прочувствованно сказал Питер.

Она рассеянно взглянула на него и слабо улыбнулась.

— Вечно ты во что-то влипаешь…

Они направились к гриффиндорской башне — вместе. Видимо, Эванс до того расстроила эта история, что она забыла о конспирации. По дороге Эванс, мучимая тяжёлыми мыслями, так разогналась, что Питер, топоча, еле поспевал за нею.

— Эванс, не беги, — пропыхтел Питер. Лили хмуро глянула на него через плечо. Она уже не была бледной, наоборот, она раскраснелась и, кажется, собиралась плакать. И Питер вдруг понял, о чём, а точнее, о ком она думает. О Нюниусе, тролль его задери. И то сказать, кому ещё в этой школе могут понадобится составляющие такого сложного зелья? Но если сейчас он произнесёт имя Снейпа, Эванс его убьёт, к Трелони не ходи.

Но его словно дёрнуло за язык, и он сказал:

— Ох, не думай ты о Снейпе. Гнилой он, что тут сделаешь…

Она застыла на месте, уперев руки в бока.

— Господи, — сказала она, глядя поверх головы Питера и адресуясь, надо полагать, к высшим силам, — при чём здесь Снейп? Почему именно Снейп?

— А кто ещё? Кто может сварить Оборотное зелье?

— Да кто угодно. — Она отвечала явно не столько Питеру, сколько собственным мыслям. — Я, например. Или кто-нибудь с седьмого курса. На Рейвенкло знаешь, какие алхимики?

— Рейвенкловцы не стали бы меня подставлять.

Она мотнула волосами.

— И Снейп бы не стал.

— Да ладно тебе. Этот на всё способен.

— Ингридиенты стащить он может. Он же одержимый. Но подставить… Нет, нет, ты его не знаешь!

— А ты-то его знаешь?

Она постояла немного, покачиваясь с пятки на носок, потом вдруг легко развернулась на пятке и кинулась прочь.

— Эванс, стой! — крикнул Питер, но куда там — её и след простыл. Побежала вышибать из Снейпа признательные показания, не иначе. К совести, наверное, будет взывать, к былой дружбе. Она, бедняжка, всё ещё держит его за человека...

Питер задумался. Он чувствовал себя совсем беспомощным. Пойти к Слагхорну и сказать ему, что, кроме Снейпа, воровать ингридиенты некому? Так Слагхорн его и слушать не станет, и дело даже не в том, что Питер у него на подозрении, а в факультетском престиже. Не то, чтобы Снейп был любимчиком Слагхорна (Снейп — любимчик, ха!), но Снейп был гордостью — персонально декана и факультета Слизерин в целом. Если уж говорить о зельеварении, Снейп был своего рода звездой. Одним словом, Слагхорн Снейпа в обиду не даст. На слабость старого моржа к Лили надеяться не стоит — слабость слабостью, а факультет факультетом.

С одной стороны, он обещал Слагхорну хранить молчание. С другой стороны, он является пострадавшей стороной. И если в школе затевается нечто, явно поганое, в чём пытаются обвинить студента факультета Гриффиндор, уж кто-кто, а декан факультета Гриффиндор обязана об этом знать.

Питер чувствовал, что просто не в состоянии молчать. Обещание Слагхорну, а также обещание Лили не привлекать внимание к Гриффиндорской четвёрке, отошли на второй план. Питер быстро пошёл к кабинету Трансфигурации.