Повелители бури (джен)

Глава 4.

Двое

Окна старого особняка выходят на узкую улочку, наполненную воспоминаниями прошлых лет — стены облезли, постарели и осыпались, кое-где протёрты до кирпичной кладки, краску больше не обновляют. Никому нет дела до места, что нельзя использовать. Копоть с голых стен не оттереть и длительными стараниями, завод по соседству давно снесли и установили вполне обыкновенный торговый центр, квартирка уже не имеет ценности и не может быть привлекательна для ищущих жильё: потенциальные клиенты сразу спотыкаются об историю помещения и отказываются от идеи. Соседи не оглядываются на вечно запертую дверь, трижды плюя через плечо — мало ли проклятие на головы падёт.

Правда, в этот день дверь открыта. Не нараспашку, это было бы слишком глупо, но очевидным приглашением: зазор между дверью и стеной такой, что видно край обугленной изнутри комнаты, прогнившие половицы, запачканный сажей потолок. В этот зазор сперва заглядывает единственная за долгое время гостья. Прислоняется спиной в чёрной кожаной курточке к стене с потрескавшейся краской, поворачивает лицо и осторожно присматривается к свету со стороны открытой квартиры. Рука привычным движением нашаривает на поясе кобуру с пистолетом, ладонь ложится на сухую рукоять без тепла и ощущений. Гостья краем невысокого сапожка на тонкой платформе толкает край двери от себя, увеличивая зазор.

На полу у самого порога ссыпана горсть сажи, и это становится признаком. Гостья бесшумно выдыхает себе под нос и полноценно открывает дверь. Переступает горстку, проходит дальше. Комнат тут аж четыре, все — без мебели, грязные, но без мусора: сюда даже бездомные не суются. Место тёмное, с плохой славой. Следы пожара крадутся вверх по стенам и зловеще посмеиваются с потолка. Окна выбиты, и в нежилом убежище зверски холодно. Осколки с пола никто не убирал, где-то темнеет и другой след — уже человеческий. Много здесь крови было, должно быть. Сейчас почти вся высохла. Гостья не убирает руку с пистолета, но плечи расправляет. Вся она — ладная фигурка в чёрном, от сапожек и джинсов до майки под курткой, даже на волосах, убранных в низкий хвост, резинка чёрная. Двигается без единого звука, но её присутствие узнают и без оклика.

— Знаешь, о чём говорит это место? — разносится голос эхом. Гостья не вздрагивает, но зрачки её по-кошачьи сужаются, подбирается силуэт. Добром такие встречи не заканчиваются, она отлично то понимает. Достаточно лет провела бок о бок с людьми, что надеялись на лучшее. Собеседник не интересуется её ответом или удовлетворён молчанием, так как продолжает: — О смерти. И о дурости. Здесь некогда жил один из наших Хозяев, чересчур умный, слишком назойливый. Всё пытался вникнуть в то, что не было его делом.

Гостья ступает аккурат между застаревшими обломками. Её не выдаёт ничего, кроме тени, она и дышит без лишнего шума, так, как учили. Долго не прожить киллеру, что слишком громко дышит. Взгляд обшаривает встречные комнаты. Двери везде выбиты, и всё видно в деталях — нет кроватей, шкафов или стульев, только кое-где валяются лоскутки жизни и темнеет сажа. Последняя комната выходит окнами во двор. Дома напротив рыжеватые, стёршиеся до ржавчины, некрасивый, но по-своему атмосферный оттенок. Старый район, бывший когда-то промышленным центром города, ныне радовать мало чем может. Но если где и легко затеряться — так только здесь.

— Когда пригрозили ему, чтобы был осторожнее с поисками, не послушал, — говорящий цокает языком, словно сожалея о произошедшем. Голос у него вкрадчивый, змеиный, немного женственный из-за высоких нот. Многие поплатились головами за то, что не оценили его по достоинству. — Что ж, он желал вникнуть в тайны «Аида». И мы их ему показали. Мы же честная организация, что нам скрывать? Он был удовлетворён, весьма удовлетворён.

Гостья проходит в последнюю комнату, уже не прячась. Здесь есть единственный на квартиру предмет мебели: потрёпанное старое кресло, установленное полуразворотом к окну. От рамы ничего не осталось, как и от стекла, края обожжены и безжалостно разорваны, точно их усиленно пытались разбить. Снаружи по стене от этих окон спускается рваными полосками темнота. Никто не взялся перекрашивать или подправлять внешний вид. Никто не хочет иметь дело со злом, когда оно так неприглядно и открыто.

В кресле сидит человек. Гостье видно его лишь частично, но она не нуждается в лишнем разе любования. Становится у проёма, где некогда была дверь, и убирает руку с кобуры. Если её решат убить, она ничего не сделает. Да и смысла нет — как будто её жизнь хоть что-то значит. Метод избавления может быть любым: кто-нибудь может ударить её со спины, или сам человек развернётся и застрелит, но разницы никакой. Если пора умереть, она умрёт. А пока будет смотреть и слушать, молчать и не двигаться.

— Так удовлетворён, что сбежал сюда, на край города, и подорвал себя вместе со всей семьёй, — продолжает рассказчик. — Не очень умно с его стороны было заводить семью. Мы ведь преступная группировка, а не офис. Наивно, правда? Мощности взрыва не хватило, чтобы пожар охватил площадь больше квартиры. Тоже весьма жаль. Мне никогда не нравился этот район. Мало блеска, никакого вкуса, не находишь? — он оглядывается, и ровный белый свет разгорающегося дня ложится на его лицо. На растянутых тонких губах играет усмешка. — Хотя у тебя не должно быть своего мнения, не так ли? Ты ведь воин «Аида». Игрушка с оружием в руках. Дай эту никчёмность.

Он протягивает ладонь. Подходить к высокопоставленным руководителям нельзя, и она только вытаскивает пистолет — и бросает. Человек ловит его и вертит в руках. У него красивые руки: тонкие, но не хрупкие, все косточки видно, костяшки выделяются. На обоих средних пальцах и безымянном правой руки кольца. Рукава шёлковой чёрной рубашки соскальзывают с предплечий, когда он опирается локтями о кресло, безо всякого интереса разглядывая оружие. Потоком воздуха касается чувство, и по спине пробегает озноб — а те самые изящные руки без малейшего усилия ломают пистолет пополам. Вниз сыпется пыль, быстро растворяясь в воздухе. У гостьи дёргается край брови: она слышит последний крик безымянного. Со скучающим видом человек в кресле выбрасывает осколки в окно.

— Оружие низкого ранга тебе не подходит, — произносит он задумчиво. Он сам весь изящный, тонкий, бледный. Вьющиеся тёмно-серые волосы разделены косым пробором. На худой шее чёрная полоска чокера. Нога на ноге, и человек разглядывает гостью так, что не прочитать выражения. Ей всё равно, будет ли приказ о казни, пусть она не оступилась, и она просто ждёт. Человек хмыкает. На вид ему чуть больше двадцати. — А выдержка у тебя ничего. Только взгляд больно мёртвый. Знакома ли ты с понятием пустоты? Ну-ка, расскажи мне, кто ты?

— Воин «Аида», — шевелятся губы, выдавая по слогам слова. Голос у неё низкий, но не хриплый, и тихий, как ночной ветерок. Слышно же её отчётливо. Она по-прежнему не шевелится, просто стоит.

— Хорошо. Как твоё имя?

— Кира.

— Кто тебя так назвал?

— Мой тренер.

— Скучно, — человек меняет ноги местами, теперь поверх левой красуется правая. — Ты ответишь на всё, что бы я ни спросил?

— Да.

Юноша в чёрной рубашке хмыкает с разочарованием. Глаза у него чёрные, чернее одежды их обоих, как дыры в космосе — настолько всепоглощающая чернота, идеал оттенка. Бесконечно глубокий разрыв в пространстве. Смотреть ему в глаза опасно, потеряется даже то, что собой не считаешь. Точно отвлекая, до уголков глаз скользит красная подводка кровавого цвета. Ему хватает взмаха ладонью, чтобы под колени Кире бросился незримый удар; она падает со звуком лишь стука коленей о пол, но глядит вперёд так же отстранённо и внимательно; боль проходит по телу тупым ножом, пространство сжато, затем расправляется, и боль отнятого возвращается в чувство целостности. Юноша откидывается на спинку кресла.

— Два месяца назад, — проговаривает он неторопливо, — то событие могут и позабыть, но для некоторых оно значит нечто важное. Например, для меня. И для тебя. Его последствия ещё не раз нам припомнятся. Вчера официально было принято завещание о передаче тебе Асмодея. Понимаешь, что это значит?

Кира вздрагивает лишь кончиками плеч; лицо её не меняет выражения, а губы плотно сжаты. Асмодей. Спустя два месяца — сразу с такой новости?

Со стороны, с какой не видно было, к креслу прислонена глефа. Длинное древко, которое удобно вращать в руках, перекладывая из ладони в ладонь, с двумя лезвиями по оба конца — смертоносная вещь, далеко не случайно принадлежавшая прежнему хозяину. Юноша достаёт глефу и держит в обеих руках, но с кресла не поднимается. Оружие лежит в его власти, равнодушное, и призвать его он не торопится. Это Асмодей, «Повелитель восприятия».

— Подойди, — приказывает юноша в чёрном. Кира приближается и опускается на колени перед ним, глядя снизу вверх. Он протягивает ей глефу, словно что-то бездушное, и попросту сбрасывает на протянутые ладони. Насквозь пронзает своими чёрными глазами: — Великая честь — владеть именным Оружием. Не оплошай. «Аид» не приемлет ошибок.

Древко ощущается кожей, как родное, но оттого только труднее дышать. Воздух вокруг пустой, выпита из него жизнь одним присутствием носителей смерти, но Кира не на то даже внимание обращает. Она чувствует глефу, как продолжение себя, и знает, что это означает. Не великую честь, а обязательство. Ещё одна цепь на горле задыхающегося.

— Твоё следующее задание связано с поиском сбежавшей А-32, — чеканит юноша в чёрном. — Если посланные воины не справятся, ты выйдешь на охоту одна. Тебя обучал лучший из воинов, так что ты единственная чуть менее безнадёжна, чем эти бесполезные выродки. Асмодей твой. Можешь заключать контракт. И готовься к началу ловли. А-32 сильнее, чем придурки из оперативников себе воображают. Очень сомнительно, что они справятся.

Кира отступает и распрямляется. Глефа длинная, оба лезвия заточены идеально. Кира опускает веки и вслушивается в Оружие на своих руках — настоящее именное Оружие, ещё одна игрушка «Аида», впитавший литры крови клинок. «Асмодей, — зовёт Кира мысленно, позволяя своему сознанию плавно перетекать в кончики пальцев, в вес на ладонях. — Ты здесь?»

Юноша в чёрном оглядывается на окно. Выбивший стабильность взрыв, должно быть, запомнился всем соседям, оттого больше никто не проникает на эту территорию: здесь погибли люди, а когда гибнут люди, трагедия приобретает новый привкус. Будь то горечь, недоумение или страх. Или смирение, что рано или поздно темнота поглотит с головой, не оставив на умирание и вздоха.

«Я здесь, госпожа, — печальный тихий отзывается ей голос, колеблется на мгновение и добавляет, почувствовав в прикосновении способность его услышать: — Зовите меня Диас».

Письмо с угрозами приходит с утренней почтой. Бумажный запечатанный конверт, адрес напечатан, отправитель не указан: никак не прикопаешься. Андрей разглядывает конверт со всех сторон, прежде чем вскрыть его бумажным ножиком; у него болят шея и спина от сна в неудобной позе, и точно не хочется ещё чем-то заниматься. Однако тело — это тело, с ним считаться стоит в последнюю очередь. Бумажка выпадает сложенная пополам. Андрей оглядывается: шторы задвинуты, в зал проникает свет ограниченно и тускло. Часы над телевизором указывают на шесть утра. Нику уложили в девять, Вознесенский засиделся до полуночи, в принципе, достаточно.

Девочка всё так же спит, за ночь не изменив позы. В сумерках неудобно читать, и Андрей нашаривает пульт; по велению системы шторы раздвигаются, впуская в комнату наступающее утро. Небо там светлое, облачное. Ещё слишком рано, чтобы что-либо происходило. Однако вот оно, письмо — Андрей после пробуждения успел привести себя в порядок, переодеться и вытащить из почтового ящика письмо. Шустро они. Он ждал намёка как минимум к обеду.

На его движения Ника веки поднимает, не шелохнувшись в остальном. Затем садится, так же кутаясь в плед. Видимо, она не замёрзла в своей «медитации», так что Андрей успокоенно предлагает ей выпить чаю. Взгляд девочки прикован к бумаге в его руках:

— Это от них?

— Да, — он ещё раз вглядывается в машинный шрифт на белоснежном гладком листе. — Кажется, ты для них называешься А-32. И они очень хотят тебя вернуть. Даже предлагают условия, по которым всё «уладится наилучшим образом». Как любезно с их стороны.

Ника пристально разглядывает Хозяина, свешивает ноги с дивана. Она совсем взъерошенная, не мешало бы причесаться; зоркие аметистовые глаза ясные, без тумана, и она выглядит вполне себе здоровой. Ухо целое. Кожа на предплечье светлая, без единого шрама. Андрей приподнимает левую ладонь: крест-накрест на ней по-прежнему стоит метка. Что произошедшее вчера — не сон, было понятно с самого начала, и всё-таки убедиться всегда полезно. Ника до странного молчалива, и он не может распознать исходящую от неё эмоцию.

— Я чувствовала твои мысли ночью, — произносит она тихо и ровно. — Сейчас, когда связь едва сформирована, импульсы можно перехватить. Ты думал над тем, чтобы меня сдать. Но выбрал иное, решил защищать. Спасибо, — девочка смотрит ему в лицо. — Ведь это слово люди говорят, когда благодарны?

Андрей протягивает руку и убирает с её щеки запутавшийся локон. Улыбается слегка.

— Да, это. Пойдём, надо тебя приукрасить и ливать отсюда.

Ника умывается, он показывает ей щётку и зубную пасту, причёсывает. На завтрак жарит яйца, и Ника уплетает за обе щеки; себе Андрей сверх того варит кофе и с удовольствием пытается взбодрить организм: предстоит нелёгкая задачка, сбегать от неизвестного врага ему прежде не доводилось. Перемывает посуду, заглядывает в спальню за собранными с подъёма вещами — взял только самое необходимое, сложил в небольшой рюкзак. Одежду купят по дороге. Документы, карты и ноутбук, зарядные устройства и бумажная карта города. Пока достаточно. Хранить ему особо нечего, да и ценностей никаких нет.

— И всё-таки, — рассуждает он вслух, — чем ты насолила этим охотникам?

Ника отодвигает стул с грохотом, супится. Тянется к листу с явным желанием его уничтожить, но Андрей ловчее: перехватывает её за воротник рубашки.

— Да почём мне знать? — огрызается девчонка. — Я только существую, а уже им мешаю!

— Ты часом никого там не убивала? — шутливо усмехается он, отпуская белую ткань.

Девчонка резко бледнеет, выкрикивает:

— Я не специально!

— Что?!

Но он не успевает возмутиться, как она не успевает оправдаться — в следующее мгновение раздаётся грохот, звон разбиваемого стекла, и окно слева от них осыпается, пробитое по центру; Ника прыжком пантеры валит Андрея на пол, и над самыми их головами проносится, входя в стену по середину лезвия, настоящий клинок. Средней длины, с золотисто-белой рукоятью — метательный кинжал! Андрей обнаруживает себя не только среди осколков, но и с силой прижимающего к себе Нику, заставив её уткнуться лицом в его рубашку — прикрывает плечом её шею. Они подскакивают почти одновременно, Ника тенью перемещается к окну, но вовремя удаётся ухватить её за запястье.

— Постой! — выкрикивает Андрей и затаскивает себе за спину, не сводя пылающего пристального взгляда с разбитого окна. Мысли суматошны, но выделяются флажками, в них не запутаешься. Бежать к двери? Неплохо, но если через зал, они будут уязвимы — туда же окна выходят. И там наверняка поджидают. Ждать гостя? И то лучше. Ладошка Ники сжимает его ладонь, она тёплая и крепкая. — К бою!

Вспышки в этот раз нет, но вот уже в руке лежит прекрасный клинок, и Андрей чувствует, как его наполняет чужая воля: в его сознании Ника осваивается, в этот раз не играясь с физическим восприятием, сконцентрированная на контроле тела для борьбы. Проходит всего секунда, ловко они собрались — и в окне показывается тёмный силуэт. Невозмутимо пинает оставшиеся целыми части окна, превращая их в груду осколков, и пробирается внутрь, в помещение. Он в чёрной одежде, но не той облегающей тени, а во вполне материальном комплекте: берцы, армейские брюки, водолазка и крепление из ремней и защитных пластин на груди — мобильная защитная система. У него короткие чёрные волосы, чуть волнистые, и смуглая кожа; с лица с широкими скулами смотрят тёмные, но живые глаза. Голова не прикрыта. Он заносит руку, и в неё сразу влетает брошенный прежде кинжал.

— По твоему следу уже прошли, маленькая бестия, — обращается мужчина прямиком к Нике. Голос низкий и глубокий, старше лица. — Советую поторопиться.

И забирается обратно на подоконник под полное замешательство оставшихся. «Андрей, — окликает беззвучно Ника, — они не из тех, что за нами гоняются».

— Кто вы такие? — окликает Андрей решительно, скалится, готовый сражаться, если придётся.

Незнакомец оглядывается.

— Меня зовут Марк, — он приподнимает руку с кинжалом: — Это Лерайе. Поспешите, если хотите жить.

И прыгает в окно. Второй этаж, не так уж страшно, если б Андрей ещё занимался паркуром; Ника страхует его тело, и так он приземляется рядом с мужчиной на ноги, хорошо, что заранее собрался и обуться додумался. Андрей — в спортивной куртке, чёрной рубашке и светлых джинсах, кроссовках, неофициально и только с рюкзаком, а в другой руке — почти светящаяся от беспокойства катана. Преследователи зашли бы с двери, вот почему загадочные помощники вломились через окно, но сейчас то не важно: между доверием и недоверием Андрей ставит на кон всё.

Марк ведёт их как глава разведки тропами далёкими от известности. Они протискиваются между домами, почти не пересекают автомобильные дороги, вдоль стен следуют тенями, через какие-то грязные места и запутанные переулки, в которых Марк, очевидно, разбирается как в лабиринте. Требует ничего не говорить у Андрея и объясняет сам:

— Тебя отследили по камерам, так и вышли на адрес. Детали проясним на месте. Лер, хвост есть? Отлично. На пять часов.

Идёт он быстро, широким шагом, но вопреки ожиданиям не тяжёлым — его совершенно не слышно. Андрей ступает чуть позади, так что ему видно нормально лишь спину и затылок. Волосы чёрные, как смоль, лежат аккуратно, несмотря на то, что густые и волнистые, короткие. Широкие плечи, крепкая фигура бойца. А двигается как крупная дикая кошка: вкрадчиво, ловко и смертоносно. Вроде ничего незаметного, но как подберётся — не успеешь понять, а уже горло перерезано. Андрей подмечает детали, чувствует в позвоночнике холодок: раньше только на словах знал, что такое «аура убийцы», теперь же в буквальном смысле её наблюдает. Кем бы ни был этот мужчина, спорить с ним надо осторожно. Ника сильна, Андрей сообразителен, но они оба неопытны и не выстоят против противника, превосходящего их по крайней мере по мастерству. Марк в своей воде. Он идеально ориентируется во дворах и явно закалён в стычках. Всё чудесатее и чудесатее.

Марк приводит их на окраину города, в район, где Андрей ещё не был. Дома тут стоят старые, спальные панельки с красиво оформленными окнами и балконами, намекающими на старину, и всё почти заброшенное — люди стекаются в более благополучные кварталы, новостройки, а прежнее забывают и впредь не оглядываются. В стороне небольшой полигон, поросшая короткой прошлогодней травой спортивная площадка как для футбола, разве что без ворот и разметки, чуть дальше — ангар. В таких местах часто проводятся приезжие ярмарки, но этот уголок и боги оставили.

Марк доходит именно до ангара и распахивает пинком тяжёлые стальные ворота. В лицо сразу бьёт воздух: проветривание через ряды окон под высоким потолком, хотя определённой системы вентиляции нет. Стены некрашеные, серебристо-серые, и помещение заброшенное, но не пришедшее в хаос. Повсюду сложена мебель, точно хранилище старых кусочков дома, вперемешку стоят диваны, столы, кровати, шкафы — лабиринт из мебели. Где-то красуются коробки, забитые выкинутыми ярмарочными вещами, освещение лишь дневное — его достаточно, чтобы было видно всё в деталях, но чтоб не резало глаза. Приятная светлая сумеречность.

На ходу Марк подкидывает кинжал. Не уловить глазом человеческим переход, но вот уже шаг в шаг с мужчиной идёт сменившая форму особа — симпатичная девушка. Она слёту усаживается на ближайший стол, скрестив ноги, и с любопытством разглядывает приведённых гостей. У девушки лицо соответствует всем параметрам красивого: отчётливые, но не резкие черты, длинные пушистые ресницы с золотистым отблеском, сами глаза цвета плавленого золота, склоняющиеся к рыжеватому. У девушки длинные, ниже талии, прямые волосы светло-розового оттенка, распущенные, с прямым пробором, и за левым ухом заплетена длинная тонкая коса. Девушка-Оружие в одежде совершенно человеческой: на ней белые джинсы с высокой талией и свободный свитерок в розово-голубую полоску. На ногах конверсы. Вся такая светлая, полная противоположность чёрному спутнику.

Мужчина поворачивается к ним, наконец-то появляется возможность его разглядеть. Жёсткие черты лица, прямые широкие скулы, глубоко посаженные тёмно-карие глаза. Широкие тёмные брови, волевой подбородок, сильная шея и спортивная фигура. Он не русский, но какой национальности принадлежит, Андрей определить не может и склоняется к чему-то южному. Марк лет на пять старше Андрея, почти одного с ним роста, а вот по комплекции они различаются. Марк стоит рядом со столом, на котором сидит девушка, и они до того гармонично смотрятся, что сердце прихватывает: что за Инь-Ян? Такое сочетание и красиво, и необычно. Точно понимая, о чём он думает, девушка улыбается — губы светло-розовые и блестят.

— Что всё это значит? — спрашивает Андрей вслух, крепче сжимая рукоять катаны.

— А ты нетерпеливый, — отзывается дружелюбно девушка. Лерайе, как представил её Марк. — Впрочем, ожидаемо. Хэй, Марк, почему сразу им не объяснил?

— Повсюду чьи-то уши. Нельзя гарантировать безопасность.

Мужчина всё ещё стоит в боевой форме. У него много креплений и ремней, однако, и всё — для разного вида оружия. Ещё один минус, предостерегающий от конфликтов: этот человек умеет управляться не только с метательным кинжалом. Однако в ангаре больше никого нет. Носит с собой обычное оружие, которое вроде как не превращается в людей и говорить не может?

— За твоим домом теперь будет вестись слежка, — рассказывает Марк. — Руководство «Аида» ещё не решило, убивать тебя или оставлять в живых.

— Они отправили послание с угрозой убить, если я не выдам её.

— Провокация, — пожимает плечами Лерайе. — Пытаются понять, трус ты или нет.

Она улыбается. Марк серьёзен.

— Ты нужен им живым, так как единственный сумел приручить эту бестию, — он кивает на катану. — Так что убивать сразу не станут.

Очевидно, они не продвинутся, пока разговор не перерастёт в целиком открытый. Андрей выдыхает. Непосредственной угрозы он не ощущает и решает довериться интуиции — у Марка было много возможностей убить его по пути, но довёл же, следовательно, не просто так.

— Вернись, — зовёт он своё Оружие. Ника останавливается рядом и держит его за руку. Андрей переводит взгляд с одного на другого нового знакомого и на пробу предлагает: — Почему тогда не дали просто переговорить?

Лерайе фыркает тихо, а затем заходится заливистым смехом, похожим на птичье щебетание.

— Что смешного? — шипит Ника, стоя чуть позади Андрея и цепляясь за него. Непонятно, кто кого оберегает, но и не это важно. Девушка-Оружие смотрит на него беззлобно, как будто он и впрямь её повеселил.

— Ты не видел, как «Аид» чудесно «разговаривает», — замечает она. — Лучше не идти с ними на контакт, пока есть возможность.

Андрей недовольно щурится.

— И что, прятаться в заброшках и выжидать? — бросает он. И затем доходит, что буквально в пасть льву заглядывает: не зная опасности, ступает на тонкий лёд. Неизвестно даже, насколько он попал в правду, но…

Повисает тишина. Лерайе скалится, сверкают клычки, напоминая и Никину улыбку. Ещё одна кошечка, только белая и пушистая, с острыми коготками, способными впиться в лицо и вырвать глаза, коль что не так пойдёт. Марк хмурится, испытующе и внимательно. Атмосфера затемняется, как перед грозой — а Ника выглядит довольной и едва сдерживает победоносное хихиканье: ей нравится дерзость Хозяина. Марк переводит взгляд на девчонку и вдруг усмехается.

— А ты неплох. Так что, хочешь узнать, в чём причина, по которой «Аид» гоняется за маленькой бестией?

— У меня есть имя, — заявляет девчонка важно. — Вероника.

Марк невозмутимо кивает, принимая к сведению:

— За Вероникой.

— Был бы очень не против узнать, — осторожно отвечает Андрей, сжимая ладошку Ники в предупреждении: не наговори глупостей. Надо быть осторожнее, второй раз может не прокатить. Лерайе опирается локтём в колено и подпирает ладонью подбородок:

— Мы и сами не знаем, так-то. Но были бы весьма «за» узнать.

Ника угрюмо поглядывает на старшее Оружие:

— Тогда зачем весь этот спектакль?

— Чтобы посмотреть на вас, конечно, — разводит руками та. При движениях её прекрасная шевелюра колышется, как живой занавес. — Мы вам не враги, да и вы нам, надеюсь, не станете.

— Зачем тогда это всё? — настойчиво повторяет девочка.

Марк мрачно улыбается. Вид у него неприступный, но не заносчивый, и он не кажется холодным или, наоборот, вспыльчивым. Андрей вообще ничего о нём сказать не может, защита без изъянов у этих двоих, хотя ведут себя по-разному. Однако они так близко, почти соприкасаются руками: в следующую секунду уже могут перейти в боевой режим. «Будь что будет, мы не слабее их», — щекочет шаловливая мысль, а Марк подаёт голос:

— Потому что мы готовы на всё, чтобы помешать планам «Аида». А раз теперь Вероника и ты — их цель, мы с Лерой не останемся в стороне, — взмахом ладони он показывает в сторону отсеков ангара. — Здесь вы в безопасности. Мы на некоторое время уйдём, надо проверить ситуацию. Советую пока остаться здесь. За вами охотятся далеко не идиоты. Разберёмся со всем по возвращении.

Лерайе спрыгивает со стола и подхватывает Марка под локоть, на прощание машет рукой остающимся. При этом лицо у неё задумчивое, но не язвительное и не непроницаемое. Действительно ли стоит тут быть? Двери ангара закрываются уже за двумя силуэтами, но Андрей с Никой так и не двигаются с места. Переглядываются. И лишь теперь расцепляются.

В ангаре нет ничего, только мебель. Правда, одна из кухонок подключена к электричеству, а одна из постелей, больше напоминающая накинутый поверх дерева матрас, разобрана и вполне обитаема. И всё равно это место — лишь временное пристанище, необжитое, но годящееся на несколько дней. Похоже, эта парочка живёт отдельно от других, ещё и до зубов вооружены. Преступники? Даже если так, Андрею нет дела до их послужного списка. Они явно выразились, что предоставляют укрытие. Значит, сойдёт.

— Возвращаясь к тому, на чём нас прервали, — ослепительной улыбкой скалится Андрей, опуская ладонь на худенькое плечо Ники. — Кого ты убила? И почему?

Девочка морщится, пытается ответить, снова морщится и нехотя начинает:

— Они постоянно кого-то мне подсовывали. Хозяева разных уровней и стремлений. И все пытались меня призвать, — она запинается и вертит ногой в лакированной туфельке. — Ты знаешь, что происходит, когда себя переоцениваешь? Если Оружие сильнее, чем ты можешь укротить, ты ломаешься. Если Хозяин сильнее, чем Оружие, ломается Оружие — если оно не безымянное, типа, безымянные вообще расходный материал. Обычно именные все сильные. Абы кто с ними не справится.

— «Ты ломаешься», — медленно повторяет Андрей. Девочка поджимает губы.

— Для вас, людей, это означает смерть, — подводит итог она.

Те, кто за ней охотится, по словам Лерайе называются «Аид». И они, видимо, изо всех сил пытались найти способ держать девчонку в узде, но попытки оборачивались крахом. Она ломала всех, кто приближался. Он же видел это, коснувшись её ядра — одиночество и отчаянная мечта найти кого-то, кто будет наравне с ней, Хозяин, которого она не погубит. Может, Ника и не знает ценности жизни, но она не стремилась убивать просто так. От преследователей защищалась, но те люди не были виноваты, и она это знает. То-то мрачная такая. Андрей, помедлив, касается её макушки и поглаживает.

— Их вина, что не оценили тебя по достоинству, — только и всего, что он говорит. Но Нике достаточно. Девчонка улыбается, словно с души упал камень — может, так и есть.

Розетки есть, ток имеется, а вот с интернетом беда. Андрей пытается подключиться, но связь надёжно блокируется: мера предосторожности со стороны тех ребят, должно быть. Ноутбук бесполезен, и Вознесенский убирает его обратно в рюкзак, сматывает зарядник и засовывает туда же. Ника, сама себе отыскав развлечение, шуршит по шкафам, разглядывает пустые полки и примеряет на свой рост, прячась то там, то тут. Со смешком Андрей окликает беспокойную малышку:

— В прятки поиграть хочешь?

— В прятки? — она высовывается из-за ближайшей дверцы, держась за неё ладошками, как лапками. — Это как?

— Я отворачиваюсь и считаю до двадцати, а ты в это время прячешься так, чтобы я не нашёл. В пределах ангара, разумеется, — как он и ожидал, Ника с детскими играми не сталкивалась, так что раздумывает, определяя стратегию, и с энтузиазмом соглашается. Становясь лицом к стене, Андрей громко и отчётливо считает, пока где-то за его спиной сначала шуршит, потом действует тише и осмотрительнее Ника. Раздолье здесь в местах для пряток. Андрей толком не знает, что за цирк устраивает, но решает, что вряд ли это плохо — она пусть и Оружие, а ребёнок, развлечения ей не чужды.

Ангар тонет в сумерках. Думается, что неплохой шанс поискать спрятанное, и Андрей, тихо переступая в брендовых кроссовках, добровольно теряется в лабиринте. Заглядывает под каждую кровать, открывает каждый шкаф. И находит только одну спортивную сумку под используемой кроватью. Приседает на корточки и аккуратно тянет за молнию. Внутри одежда, сложенная так аккуратно, что ворошить её будет опасно, и всё-таки он медленно и бережно запускает ладонь под ткань, ощупывает всё, но находит только самые обычные, жизненно необходимые вещи. Это просто набор путешественника. Ничего особенного, даже оружия нет. Вытаскивает руку, приводит всё в порядок, застёгивает и убирает обратно. Ника ещё ждёт, а ему пора бы поддержать правила игры.

«Если они собираются привести погоню прямо сюда и получить вознаграждение, нам уже следует смотаться», — размышляет Андрей. Он озирается по сторонам.

— Ладно, сдаюсь! — кричит, сложив ладони у рта. — Выходи!

На уловку Ника не реагирует. Усмехнувшись, мужчина шагает дальше. Он уже обошёл все места, кажется, и всерьёз задумывается: ну не растворилась же она? Закрывает глаза и старается по возможности расслабиться. Они связаны, она — часть него. Как и наоборот. А себя отыскать не сложно, правда? Надо только прислушаться. Где-то… левее. Андрей открывает глаза и, поддаваясь интуиции, двигается в направлении своих чувств. На десять часов… Здесь, но здесь он уже искал. Ещё раз открывает гигантский платяной шкаф, обыскивает полки. Щёлкает в голове: ну конечно! И, опираясь на стоящий по соседству стул, Андрей заглядывает наверх.

Так и есть: Ника устроилась там, на крыше шкафа, и распласталась, чтобы со стороны не было видно. Заметив, что её нашли, она резко садится и фыркает со смеху.

— По верхам и не смотрел! — смеётся она, хотя по сути проиграла. — Ну ты даёшь! Хотя ты схитрил, по ощущениям ведь пошёл?

— Почему не вышла, когда звал? — спрашивает Андрей, невольно улыбаясь.

— Не догадываешься? — она спускает ноги и спрыгивает, легко, точно нет никакого шанса расшибиться. Оглядывается на него, обнажая в широкой лыбе зубки. — Ты бы никогда не сказал, что сдаёшься.

И подпрыгивает на месте, Андрей быстро спускается со стула: дверь ангара приоткрывается, и в щель проникает чёрный силуэт. Метательный кинжал в его опущенной руке поблёскивает в мягком освещении дня снаружи. Вернулись. Ника сразу становится за Андреем, когда они подходят, и зорко наблюдает, как Марк невозмутимо возвращает Лерайе человеческую форму и идёт до работающей кухоньки, включает кофеварку. На нём короткие чёрные перчатки, и он стягивает их. Лерайе стоит, сложив руки за спиной, и дружелюбно разглядывает Андрея с Никой.

— Они ушли, — сообщает девушка. — Поняли, что вы слиняли раньше, так что теперь по городу снуют. А зацепки и нет никакой толком, ещё и ты переоделся. Пудрить мозги этих мафиози не сложно.

— Мафиози? — поднимает бровь Андрей. — Кстати, это ведь не постоянный ваш дом?

Марк разливает кофе по трём чашкам и кивает. Он что по району крадётся, что напитки варганит — всё с одинаковой непроницаемой серьёзностью, словно выполняет важную миссию, но к таким привык. Без высокомерия или елейности.

— Временное пристанище, — поясняет он спокойно. — Мы постоянно их меняем.

— Кто вы вообще такие?

— Можешь считать нас неприятелями «Аида». Мы ставим ему палки в колёса всеми возможными способами, — фыркает Лейрае. Она протягивает одну из чашек Андрею и оглядывается на Нику: — Кофе пьёшь?

— Кофе детям вредно, — за неё отвечает Андрей и получает пинок под колено.

— Организм Оружия здоровее любого человеческого, — улыбается девушка. — Хотя половозрелость и приблизительный внешний возраст выбираем мы сами…

— Буду я кофе! — возмущается Ника. Она выглядывает из-за Хозяина, затем полностью выходит, становясь рядом. Обращается к Лерайе, хотя смотрит и на неё, и на Марка, видимо, ей проще говорить с представителем своей расы: — Типа борцы за справедливость?

Лерайе отдаёт ей свою чашку, делая несколько шагов вперёд. Вид у неё как у гостеприимной милой хозяюшки, хотя вокруг ангар, а она в теории существует, чтобы сражаться до крови. На вопросы младшей же отвечает полноценно.

— Наверно, да. Только справедливость у нас своя. Вам, ребята, жутко повезло, что вы не на той стороне.

Марк наливает ещё чашку кофе, теперь и его Оружие не обделено. Он понимает, что именно спросить Андрей горит желанием: выражает аж одним взглядом, кроме того, постоянно примеривается к Вознесенскому и Веронике, взвешивая и анализируя. С его стороны не чувствуется угрозы, хотя он далеко не мягкий и ласковый, но такому и верить получается легче.

— «Аид», — начинает он, — это преступная организация, вроде мафии. Они ведут противозаконные дела, но не это главное. Главное — они используют Оружие. Скупают, пленяют и ломают, — его тёмные глаза изучают теперь уже Нику: — Но впервые от них кто-то сбежал. Причём, судя по их панике, ты драгоценна.

— Меня до Андрея никто не призывал.

— Что ты тогда у них делала?

— Ничего… Ждала. Они постоянно закидывали каких-то жалких Хозяев. Никто не справился, — Ника сверлит его взглядом, но пробить защиту не может. — Больше ничего.

— А-32… — Лерайе тянет мужчину за рукав. Беззвучный диалог, она слегка качает головой. Прикусывает слегка нижнюю губу. На ресницах играют отблески. — Прежде были сплетни, что они способны на такое… Но мы не искали доказательств. Или просто… Ну да ладно. «Аид» моралью никогда не славился. Мы слышали, что они ставят опыты над некоторыми Оружиями. Но ты, очевидно, не безымянная, а к легендарным так не подступишься: у нас есть ядра и яркая психика. Коли ты была у них пленницей, может, просто нашли и пытались призвать. Как твоё истинное имя, Ника?

Андрей обнимает её за плечи, прикосновением приободряя. Пусть уж будет односторонний разговор, но напарники перед ними давно знакомы с нюансами мира Мечей.

— Я его не знаю, — прямо отвечает девочка.

— Не знаешь? — Лерайе всерьёз сбита с толку. Кашляет в кулак, продолжает: — Возможно, что-то сделать с тобой они всё же пытались, раз твои знания неполные. С остальным нормально?

— Остальное знаю.

— Должно быть, из-за их воздействия. Чёртовы…

Она прерывается. Марк касается её руки, ненавязчиво, но и не незаметно, и девушка оглядывается на него. Продолжает уже мужчина:

— Именных Оружий семьдесят два, и у каждого из них есть два имени. Первое — такое, как Лерайе или Данталион. Второе — своеобразный титул, указывающий главную особенность Оружия. «Безликая звезда», «Похититель созвездий», «Гнев подземелий».

— Звучит как фэнтезийные клинки, — присвистывает Андрей.

— Так и есть. Они же не обычные ножи, — Марк кивает. — Вероника, если ты не помнишь имён, значит, ты не помнишь и свою способность?

— Способность? — у девочки брови домиком складываются, она совсем растеряна. — Я… я не знаю. Я что-то чувствую, но не знаю, что.

Марк и Лерайе переглядываются.

— Попробуем проверить, — решает Марк. — Пойдём.