Тот самый день (гет)

Эовин долго сама не могла поверить в то, что ее угораздило начать встречаться с Призраком. Добровольно, регулярно — и с удовольствием. Сначала это, конечно, было исключительно деловое соглашение: ей приходилось трудно в академии, она тонула в потоках новой информации, уставала от физических нагрузок, хотя считала себя к ним привычной, и, самое неприятное, отставала по огневой подготовке. Назгул, к ее ужасу, выполнил свое обещание и прислал ей с тем же курьером новехонький пистолет, уверив ее в приложенной записке, что ствол чистый и нигде не светился, но Эовин редко удавалось выкроить время для тренировок. А они были ей нужны. Очень нужны. Дядя и Эомер, наблюдавшие за ее занятиями в тире, тактично помалкивали или выдавали порцию хвалебно-успокаивающих слов. Не переживай, в академии всему, что нужно, научат. Ее учили, она училась, но получалось совсем не то, чего ей хотелось. Неплохо, нормально — а она должна была быть лучшей.

Как-то раз ночью во время уже ставшего чем-то вроде ритуала «разговора» Эовин не выдержала и позволила Призраку снова вывести себя на откровенность. Ей самой не верилось, что она это пишет в здравом уме и твердой памяти. Мне хреново, мне трудно, мне не нравится. У меня ничего не получается. Она провалилась бы сквозь землю от стыда, если бы вдруг сказала что-нибудь в этом роде Теодену, Эомеру или кому-нибудь из преподавателей, которые еще помнили ее родителей, но с Призраком откровенничать было проще: во-первых, он был далеко, и связывали их только буквы на телефонном экране, во-вторых, ему должно было быть безразлично то, как она учится и учится ли вообще, в-третьих… В-третьих, она уже столько раз выставляла себя перед ним полной дурой, что как-то перестала его стесняться. Эовин ждала, что Призрак посочувствует ей, как все остальные, и свернет разговор на другую тему, но, к ее ужасу, он тут же предложил ей индивидуальные занятия.

«Серьезно? И сколько я буду тебе должна? Боюсь, моих карманных и стипендии не хватит, чтобы оплатить услуги специалиста такого уровня»

«Дай-ка подумать. Если хочешь, могу сделать тебе стопроцентную скидку как старой знакомой»

Эовин отшучивалась еще несколько минут, пока, наконец, не поняла, что Назгул предложил это всерьез и не намерен отступаться. Они спорили долго — очень долго, — а потом она согласилась просто для того, чтобы он успокоился и дал ей, наконец, поспать. Наутро она перечитала сообщения и поняла, что избежать встречи теперь будет очень трудно. В первую очередь потому, что ей не хотелось ничего избегать.

Первое занятие было назначено на ближайший понедельник, и Эовин вся извелась в ожидании, но планы пришлось отменить буквально за несколько часов. У Призрака возникли срочные дела, и она даже думать боялась, какие именно. Соседка по комнате, упорно старавшаяся выпытать у Эовин, с кем та переписывается перед сном — это твой парень? у вас все серьезно? — сгорала от любопытства, и Эовин стоило немалых трудов не запустить в нее чем-нибудь потяжелее. Она металась из угла в угол, не находя себе места, ругала себя за то, что вообще подписалась на это безумие, боялась, что банда натворила что-нибудь из ряда вон, порывалась позвонить дяде, чтобы спросить, все ли в городе хорошо — и успокоилась лишь тогда, когда услышала знакомое дребезжание под подушкой. Назгул в изысканных выражениях попросил прощения и пообещал, что в следующий раз все точно будет как надо, если, конечно, она не передумала. Эовин, обреченно вздохнув, подтвердила свое согласие. В конце концов, если бы ему нужно было похитить ее или сотворить еще какую-нибудь гадость, он вполне мог организовать это без особых усилий, пока она шла из общежития в библиотеку или на пробежку в парк.

Назгул ждал Эовин недалеко от пересечения шоссе и грунтовой дороги, куда она добралась на междугороднем автобусе. Едва дыша от волнения, она пожала протянутую ей для приветствия руку и позволила усадить себя в машину. Они снова были наедине и собирались — просто невообразимо — провести несколько часов балрог знает где, упражняясь в стрельбе. Идиотизм такого масштаба, что Эовин даже чувствовала нечто вроде восхищения, примешавшегося к ее волнению и страху. Дядя убил бы ее, если б узнал, из академии за такое запросто могли исключить, никто из близких и знакомых не понял бы ее, но она ни за что бы не отказалась и не повернула назад теперь, когда увидела Призрака снова. Сердце ее бешено колотилось, воздуха отчаянно не хватало, и голова кружилась так, что в глазах прыгали цветные пятна. Ей хотелось говорить много и обо всем сразу, и это было смешно: как будто она и без того не болтала с ним каждый вечер, нервничая и расстраиваясь, если «сеанс связи» по каким-нибудь причинам отменялся.

Назгул, к облегчению Эовин, ничем не показал, что заметил, насколько она была взбудоражена: пару раз спросил, не жарко ли ей и не хочет ли она пить или есть, и смотрел не на нее, а на дорогу, изредка сверяясь с картой в мобильнике. Когда через полчаса мотаний по горным дорогам они забрались в какое-то заросшее грабами и каштанами ущелье, Эовин немного успокоилась. По крайней мере, ей перестало казаться, что она летит с огромной скоростью на невидимой карусели, пока ее сердце пытается пробить дыру в ребрах.

— И что, будем палить по деревьям? — поинтересовалась она с деланным безразличием. Призрак усмехнулся.

— Если хочешь, чтобы сюда сбежались все, кто может оказаться в радиусе десятка километров, давай. Но у меня есть предложение получше.

— Серьезно? — промямлила Эовин, чувствуя себя идиоткой. Призрак указал ей на купу деревьев в паре сотен метров от них.

— Посмотри туда.

Эовин вгляделась и рассмотрела среди густых ветвей и изгороди толстых стволов что-то, слегка выбивавшееся по цвету из лесного пейзажа.

— Подожди-ка, это что, дом?

— Да. Ничего особенного, но зато есть все, что нам может понадобиться.

— Ты не говорил, что… — она запнулась, натолкнувшись на его взгляд, и почувствовала, как по щекам снова разливается жгучая краска.

Дом оказался довольно большим: два этажа, высокая крыша, веранда и маленькие окошки цоколя над усыпанной слоем хвои землей. Эовин усилием воли выкинула из головы жуткие мысли о замученных пленниках и закопанных по периметру трупах и покорно прошла за Призраком по дорожке, ведущей к деревянному крыльцу.

В украшенной охотничьими трофеями гостиной обнаружилось несколько кожаных диванов, прямо-таки гигантский обеденный стол, окруженный конвоем из монументальных стульев, и, разумеется, обложенный камнем камин. От предложения выпить и поесть Эовин снова наотрез отказалась, хотя ей очень хотелось задержаться здесь подольше, осмотреть висящие на стенах старинные ружья, провести кончиками пальцев по полированному дереву столешницы или коснуться кованой каминной решетки. Она никогда еще не бывала в таких домах и не видела вживую ничего подобного: обстановка в доме Теодена, да и в родительском тоже, была уютная и добротная, но подчеркнуто простая. Назгул меж тем спустился по лестнице на нижний этаж, и вскоре Эовин, торчавшая у окна в нерешительности, расслышала звук заработавшего генератора. Сочтя это чем-то вроде сигнала, она тоже спустилась, прошла по коридору и замерла на пороге комнаты, где горел свет: там оказался вполне пристойный тир с мишенями и разделительными линиями на полу.

— Ого. У вас тут все поставлено на широкую ногу, — сказала она в ответ на вопросительный взгляд. Призрак улыбнулся — ей показалось, что ему нравится ее удивление. Тщеславие? Ну разумеется…

— Это, можно сказать, мои личные угодья. Иногда приезжают остальные, и мы соревнуемся в меткости.

— А как же покер и вист?

— Не любитель карточных игр, — ответил он и подозвал ее жестом. — Давай, выбирай, что тебе больше нравится.

Эовин осторожно, стараясь не шагать слишком громко, приблизилась и остановилась у открытой им дверцы пистолетного шкафа. Арсенал там обнаружился впечатляющий, но она указала на хорошо знакомый ей P226. Занятие началось тотчас же: Призрак коротко, но решительно раскритиковал ее манеру обращаться с оружием. Эовин очень хотелось изобразить вселенскую обиду, но она сдержалась и постаралась вдуматься в его указания. Все же он давал дельные советы, как бы ей ни хотелось утверждать обратное.

* * *

Эовин целовала его, не давая ему отстраниться ни на секунду — все еще боялась, что Призрак может передумать и вспомнить о приличиях и правилах, хотя они давно переступили все границы, которые только могли. Все как в одном из ее бесчисленных и бесстыдных снов: жарко, близко, тесно и до невероятности хорошо. Ей всегда было его слишком мало, пусть они больше не тратили время на мелочи вроде занятий стрельбой или обсуждения тонкостей уголовного права: несколько часов и без того пролетали как один миг. Все случилось будто само собой, как и в тот самый первый незабываемый раз, когда Призрак забрал ее из бара. Десятая встреча — никто из них не думал называть это свиданиями ни до, ни после — очередная отработка никак не дававшихся движений, неловкость, судорожный вдох, а потом разлетающееся в клочья, прошитое сотней ударов сердца в секунду сознание.

Им приходилось договариваться и передоговариваться, выкраивать время, даже менять места — дом, отели, какие-то квартиры, — чтобы никто ничего не увидел, не услышал и не заподозрил. Эовин врала дяде и Эомеру то про новых друзей и подруг, то про дополнительные занятия, то про волонтерство, и ей казалось, что выходило гладко, хотя она каждый раз умирала от страха и от мук неустанно точившей ее изнутри совести. О том, как выкручивался Призрак и что он сочинял для своих друзей-приятелей, Эовин старалась не задумываться. Она была уверена, что свихнулась окончательно и бесповоротно, но это случилось с ней так давно, что у нее было время свыкнуться с этой мыслью. Призрак был ее, только ее, первый и единственный, раз и навсегда, а на остальное ей было наплевать. Однажды все это, разумеется, должно было закончиться очень и очень плохо, но пока у них еще было время, и Эовин не собиралась терять попусту ни секунды из отведенных им часов.