Тень феникса (гет)

Юфимия Роули, закатав по локоть рукава рабочей мантии, пересаживала в свежевырытую ямку жирный куст гелиотропа. Она уже давно привыкла обращаться с маггловским садовым инвентарём и с упоением прикапывала зелёной лопаткой яркий фиолетовый цветок, пахнущий пряной смесью ванили и корицы.

Покончив с гелиотропом, Юфимия, подбоченившись, удовлетворённо созерцала результат своего труда: нежно-розовые ажурные колокольцы наперстянки соседствовали теперь с высоким лазоревым дельфиниумом, мощные листья белокопытника надёжно защищали от палящего летнего солнца свежие саженцы мандрагоры, высаженные в открытый грунт ещё пару недель назад. Зловещий аконит, который принёс её семье так много несчастий, одиноко возвышался над блёклыми граммофончиками дурман-травы. Белоснежные соцветия асфоделя, перемежаясь с редкими метёлками чемерицы, робко выглядывали из густых зарослей болиголова и цикуты⁽¹⁾.

— Ты только посмотри, Мэг, какой бурьян у аптекарши, — худосочная блондинка по ту сторону забора с возмущением покачала пергидрольной головой. Местные кумушки окрестили Юфимию аптекаршей за стойкий запах лекарственных трав, исходивший от её одежды.

— И не говори, Кэти, — поддержала её кудрявая брюнетка. Она с неприкрытым отвращением рассматривала палисадник соседки, вальяжно облокотившись о некогда белый невысокий штакетник, угрожающе накренившийся под её весом. — Из-за её сорняков я вынуждена чуть ли не каждый день полоть газон.

Бросив презрительный взгляд на соседок, Юфимия вытерла испачканные после работы с землёй руки о полы мантии. Соседки тут же притихли и сделали вид, что любуются бабочкой-лимонницей, порхавшей над пышными соцветиями азалии. Юфимия полила гелиотроп из выгоревшей на солнце пластиковой лейки и, сполоснув руки, скрылась за дверью девятого дома по Милтон-Роуд.

— Кстати, я вчера видела её племянницу. Такое странное, необычное имя… — Пергидрольная Кэти нахмурилась, мучительно пытаясь вспомнить имя племянницы соседки. Тяжёлый шмель с сердитым жужжанием вылетел из синего башмачка дельфиниума. — Точно, Дельфини! — Мелкие морщинки на лбу Кэти разгладились.

— Только её здесь и не хватает! — Возвела глаза к небу Мэг. — Не знаю, что она сделала с Питом, но мой сын после очередной стычки с ней две недели ходил сам не свой. У меня подозрения, что у девчонки не всё в порядке с головой, вот аптекарша и сдала её в интернат.

— Я слышала, её родители отбывают пожизненный срок. Да не где-нибудь, а в Броадмуре⁽²⁾. Говорят, там только конченые психи сидят.

Мэг притворно ахнула, прикрыв рот костлявой ладошкой.

— А я смотрю — странная она. Тихая вроде, как мышь. Спросишь у неё что — она молчит, дикарка. А иногда так зыркнет исподлобья, словно мы для неё никто — так, грязь под ногами!

«Так и есть, глупая ты маггла». Дельфи лежала под раскидистым кустом сирени, посаженным прошлым владельцем дома. Она отставила в сторону книгу, заложив нужную страницу листом подорожника.

Опекунша разрешила ей провести последние две недели каникул в Халльштатте при условии, что она не будет враждовать с магглами. Оставалось продержаться чуть больше суток — на завтрашний вечер был заказан портключ.

В прошлом году Дельфи рискнула угостить сладкоежку Лиз конфетами с начинкой из икотного зелья. То, что из этого вышло, она до сих пор вспоминала с улыбкой — противная маггла на протяжении часа слова не могла вымолвить без того, чтобы не икнуть. К сожалению, причина её веселья не осталась в тайне, и Юфимия строго отчитала воспитанницу за эту шалость, припомнив драку у пруда, когда Дельфи едва не придушила ту самую магглу на глазах у её друзей.

Единственным способом не нарушить запрет было полное отсутствие магглов по крайней мере в радиусе одной мили. Чтобы не искушать судьбу, Дельфи подхватила книгу под мышку и незаметно для сплетниц юркнула в дом.

Опекунша при помощи длинного пинцета кормила жирными извивающимися личинками старую облезлую птицу. Авгурей имел привычку больно клевать пальцы хозяйки, очевидно, сослепу принимая их за какой-то особо вкусный вид червей.

Позолоченная клетка с ирландским фениксом была единственным волшебным пятном в этой безвкусно обставленной и откровенно маггловской гостиной, апофеозом пошлости которой являлось красное кресло в белый горошек. То самое, за которым Дельфи любила прятаться, подслушивая не предназначенные для детских ушей разговоры.

Мундугнус Флетчер с увлечённым видом рассматривал какую-то безделушку.

— Всегда хотел спросить вас, как зовут вашу птицу? — Мундугнус спрятал объект своего изучения в один из многочисленных карманов видавшего виды жилета.

— Тенебрис. — Юфимия скормила довольной птице ещё одну личинку. — Его зовут Тенебрис⁽³⁾.

Мундугнус, удовлетворённый ответом, протёр заляпанные грязными пальцами очки и вновь принялся рассматривать недавнее приобретение. Дельфи заглянула ему через плечо.

При ближайшем рассмотрении трофей Мундугнуса оказался довольно мрачным серебряным кольцом с изображением черепа и рун.

— Очередная подделка, нда-с… К тому же, кольцо немного гнутое, — прокомментировал находку Мундугнус, разочарованно выпятив нижнюю губу. Заметив интерес Дельфи, старый жулик, усмехнувшись, протянул ей кольцо: — Прошу вашу ручку, юная леди.

Дельфи покорно протянула тонкую детскую ладошку. Холодный металл соприкоснулся с тёплой кожей. Зловещий серебряный череп напомнил ей Тёмную Метку.

— Нравится? Дарю. Всё равно никто его не купит, разве что какой-нибудь маггл, хе-хе, — хрипло рассмеялся Мундугнус собственной шутке. — Только на кой-чёрт мне сдались их бумажки!

— Как будто ты никогда не покупаешь эти мерзкие сигареты с верблюдом на пачке в маггловском ларьке, — хмыкнула Юфимия. Она только что закончила с кормлением Тенебриса и теперь занималась очисткой клетки от ядрёного птичьего помёта.

Мундугнус, от возмущения едва не уронив свои очки, тут же принялся оправдываться:

— Ну… Иногда бывает, конечно, кхе-кхе… Но только когда у меня заканчиваются нормальные сигары из «Котла» или «Виверны»! «Котлом» такая симпатичная толстушка заведует, просто обожаю её — всегда мне пинту пива в долг отпускает! Сладкая, как мёд, эх! — Мундугнус блаженно причмокнул губами. Юфимия брезгливо поморщилась. — Ханна… Жаль, замужем, а то я б…

— Прекрати, Флетчер, — сердито одёрнула его Юфимия. Ей было совершенно не интересно, что сделал бы престарелый сластолюбец, не будь Ханна замужем. — Здесь ребёнок.

Дельфи моментально вспыхнула:

— Вообще-то, я уже не ребёнок!

Юфимия устало посмотрела на воспитанницу:

— Раз так, завтра будешь помогать в магазине. Мистер Селвин уже стар и не справляется с таким объёмом работы. А сейчас приберись, пожалуйста, в своей комнате.

Дельфи, напоследок сверкнув глазами, скрылась за дверью своей спальни.

— Раз юная леди ушла… — Очевидно, Мундугнусу очень хотелось поделиться хоть с кем-нибудь своими фантазиями относительно хорошенькой владелицы паба. — Ты знаешь, за кем замужем Ханна?

— Меня это совершенно не интересует. — Юфимия решительно повернулась к нему спиной и сделала вид, что увлечена созерцанием пейзажа за окном.

— Что ж вы так, мадам Роули… — Укоризненно покачал лохматой головой Флетчер. — Вообще-то наша сладкая Ханна замужем за героем Битвы за Хогвартс, за Невиллом Лонгботтомом! Смешным таким мальчишкой был, неуклюжим, а вот ведь как всё повернулось…

— Я не желаю ничего слышать ни о твоей Ханне, ни о её супруге, ни о Битве! Я ясно выразилась? — повысила голос Юфимия. При упоминании события, перечеркнувшего всю её жизнь, внутри разгорался медленно тлевший, подобно труту, уголёк боли. Боли за умершего в Азкабане брата и любимого человека, которого, возможно, уже не было на этом свете. Боли за никому не нужную сироту, свалившуюся на её, Юфимии, несчастную голову.

— Виноват-с, — пробормотал Флетчер. Он совсем забыл, что эта женщина в домашнем клетчатом халате, убиравшая сейчас птичий помёт, когда-то относилась к тому, другому миру.

Наскоро покидав в портфель несколько серебряных ложек и пару витиеватых чернильниц, Мундугнус юркнул во двор. Ссутулившись и сунув руки в оттопыренные карманы брюк, он привычно зашагал по оживлённой Милтон-Роуд в сторону Брокуэлл-парка, чтобы вдали от любопытных глаз в очередной раз аппарировать в Мерлин знает какую дыру.

* * *

День выдался особенно жарким, и даже глубокой ночью духота не желала уступать место спасительной прохладе. Окно было распахнуто настежь, и Дельфи разметалась поверх одеяла, безрезультатно пытаясь уснуть. Она положила на тумбочку книгу, выключила ночник и тупо уставилась в потолок, наблюдая, как голубоватый луч лунного света пробегает по комнате. За окнами проехала машина, сверкнув неоновыми фарами.

Она вытянула перед собой тонкие белые руки, в тусклом свете казавшиеся прозрачными. От нечего делать Дельфи рассматривала массивные кольца, не предназначенные для детских пальцев — дурмштрангский перстень-портключ и серебряное кольцо с рунами и черепом — Тёмной Меткой. Ей почему-то очень нравилось думать, что это была именно Метка.

Она закрыла глаза и представила, что серебряный перстень достался ей от родителей и обладал огромной магической силой. Она повернула кольцо на пальце так, чтобы череп оказался с внутренней стороны ладони — опекунша наверняка устроила бы настоящий скандал, заявив, что маленькие леди не должны носить подобную гадость. Интересно, что бы могли значить руны?

* * *

Как и обещала Юфимия, после лёгкого завтрака они с Дельфи аппарировали в Косой переулок. Юфимия явно встала не с той ноги: с самого утра она отчитывала воспитанницу по поводу и без, начиная с того, что та, как обычно, не желала есть комковатую манную кашу, заканчивая выговором за испачканные накануне джинсы.

На каникулах Дельфи носила маггловскую одежду, дабы не привлекать лишнее внимание к своей персоне. Она никак не могла понять, почему мадам Роули, выходя на улицу, может позволить себе облачиться в мантию и остроконечную шляпу, а ей полагается носить маггловские вещи. Опекунша объясняла это тем, что её и без мантии принимают за городскую сумасшедшую, а вот Дельфи лучше лишний раз не настраивать магглов против себя — как-никак, ей предстоит жить в этом мире. Но Дельфи не желала существовать в клоаке под названием Брикстон бок о бок с безмозглыми созданиями вроде Мэгги Блэк и её дражайшего сыночка. Она прочила себе иное будущее. Правда, какое именно, она ещё не вполне представляла.

А вот Юфимия, казалось, имела полное представление о будущем Дельфи и не переставала повторять, что если воспитанница и дальше будет противопоставлять себя сложившейся системе, то её ждут большие неприятности.

— Пойми, сейчас они сильнее нас. Они раздавят тебя, как назойливую муху, — в очередной раз приговаривала она, растирая в ступке жала скорпионов. — Тебя ждёт незавидная судьба твоей матери, если ты не прекратишь лезть на рожон!

Дельфи искренне ненавидела проклятые джинсы и нарочно пролила на них несмываемые чернила, которыми Мундугнус подписывал некоторые сделки. На других документах он, напротив, ставил размашистую подпись исчезающими чернилами. Дельфи часто с любопытством наблюдала за махинациями Флетчера, заняв подслушивающую позицию за креслом в горошек.

— Значит, я дождусь, пока они станут слабыми, — тихим голосом произнесла Дельфи. На дне её тёмных глаз вспыхнули злые огоньки. — И тогда нанесу свой удар.

Она с силой опустила на стол склянку со слизью ядовитой улитки, едва не разбив её. Юфимия сердито шикнула на воспитанницу:

— Ещё разбей мне тут что-нибудь! Лучше ступай к мистеру Селвину и помоги ему разобраться с новой книгой.

Дельфи поднялась по источенной древоточцами узкой лесенке, которая вела на второй этаж — в комнаты хозяина лавки. Мистер Селвин сидел за столом, тяжело склонившись над книгой. Задумчиво поглаживая острую седую бородку, старик беззвучно шевелил сухими губами.

Дельфи в нерешительности замерла на пороге его кабинета, разглядывая морских чудовищ на карте Олафа Магнуса⁽⁴⁾, висевшей на стене справа от входа. Она нашла на ней Хафгуфу и Лингбакра — огромных китообразных существ, обитавших в тёмных глубинах северных морей и поглощавших в порыве сильного голода целые корабли. Однако чаще всего чудовища довольствовались косяками рыб, заплывавшими в их разверстые рты. Иногда они принимали вид островов, заманивая незадачливых мореплавателей. Спина Лингбакра была покрыта душистым вереском, что располагало моряков к высадке на незнакомую землю. Всё это она прочла в одной из книг, взятых в библиотеке Дурмштранга.

Tile⁽⁵⁾. Дельфи коснулась рукой изображения клочка земли посреди северной Атлантики. Насколько она могла знать, острова с этим названием не существовало ни на одной маггловской карте.

— Проходите, Дельфини, присаживайтесь. — Мистер Селвин посмотрел на неё поверх изящных очков в тонкой оправе живыми тёмными глазами, напоминавшими угольки. В слегка подрагивающей руке пожилой волшебник держал увеличительное стекло — за последний год его зрение заметно ухудшилось, никакие зелья уже не давали должного эффекта, и чтение мелкого текста сделалось для него почти непосильной задачей.

Селвин был единственным Пожирателем смерти, которому непостижимым образом удалось выйти сухим из воды после падения Тёмного Лорда. Он не особо распространялся на эту тему, но Юфимия как-то обмолвилась, что хозяин «Ядов и противоядий» провернул неслыханную аферу, выдав за себя своего близнеца-сквиба, наличие которого прежде не афишировал.

Дельфи личность Селвина казалась окутанной ореолом мрачной тайны. Она побаивалась хозяина лавки, хоть и любила с замиранием сердца слушать его редкие рассказы о прошлом. В отличие от опекунши, по большей части акцентировавшей внимание на светских приёмах и своих многочисленных поклонниках, мистер Селвин рассказывал о рейдах Пожирателей смерти и аудиенциях у самого Тёмного Лорда.

Дельфи отодвинула тяжёлый стул, стоявший напротив кресла Селвина, и села, сложив на коленях руки в ожидании дальнейших указаний.

— На днях в мои руки попал интересный документ. — Старик кивнул на толстый фолиант в кожаном переплёте, лежавший перед ним. С левой стороны помещалось поблёкшее от времени изображение какого-то растения, а справа незнакомыми буквами были выведены длинные ровные строки. — Одна из немногих сохранившихся копий рукописи Войнича. Собственно, сам Войнич был всего лишь скупщиком-антикваром, который приобрёл эту книгу у какого-то монаха. Говорят, ушлый Келли продал её Рудольфу II — королю-колдуну — почти за пять фунтов золота, выдав за сочинение Роджера Бэкона — предшественника Фламеля и Парацельса⁽⁶⁾. — Он с нежностью провёл сморщенной ладонью по пожелтевшему пергаменту. — Горбин-младший отдал её фактически за бесценок: очевидно, юнец не знает её подлинной стоимости. С таким хозяином лавка скоро канет в небытие, что, несомненно, печально.

От обилия перечисленных имён и исторических фактов голова Дельфи пошла кругом. Она уже слышала об этой книге, полируя котлы в классе зельеварения. Штольц, кажется, говорил, что её точный автор до сих пор не известен, а текст написан на языке, не похожим ни на один из когда-либо существовавших человеческих языков. И вот теперь таинственная рукопись лежала на письменном столе в кабинете хозяина «Ядов и противоядий», раскрытая на тридцать девятой странице. Автор, тщательно зашифровав текст, пронумеровал страницы привычными арабскими цифрами.

— Gelsemium elegans — гельземий изящный, — мистер Селвин зловеще усмехнулся. — Клещевина обыкновенная, или Ricinus communis. — Он перевернул ветхую страницу, на которой помещалось изображение растения с жёлтыми цветками. Теперь взору Дельфи предстала ветка с необычными звёздчатыми листьями бордового цвета. Она узнала этот цветок — на травологии рассказывали, что из плодов клещевины получают касторовое масло. — Дозы размером с булавочную головку достаточно, чтобы убить взрослого человека. В книге довольно подробно описаны рецепты любопытнейших ядов на основе этих растений.

— Простите, сэр. — Дельфи с недоверием рассматривала странные буквы, некоторые из которых отдалённо напоминали латинские. — Но вы сказали, рукопись зашифрована.

Селвин, победно улыбнувшись бескровными губами, достал из ящика стола потрёпанный томик, на обложке которого вытертыми латинскими буквами было выведено: «Енохианские ключи». Раскрыв его, старик ненадолго прищурился, затем зачитал и перевёл несколько строк из рукописи, руководствуясь «словарём».

Енохианский язык был не похож ни на один из языков, когда-либо слышанных Дельфи. Казалось, магия заключалась в самих звуках, гулким эхом отражавшихся от стен комнаты.

— Покойный Руквуд преподнёс мне «Ключи» в качестве благодарности за одну оказанную услугу. До этого они хранились в Отделе Тайн.

Келли и Ди вторглись в глубины магических знаний, не доступные подавляющему большинству волшебников. Ди утверждал, что говорил с ангелами, и что они научили его своему языку. Сомневаюсь, что те существа, если всё это не просто досужие вымыслы, и впрямь были ангелами. — Мистер Селвин недоверчиво усмехнулся. — Говорят, некие высшие силы открыли им ужасные тайны, и что до сих пор где-то хранится некая переведённая с арабского Джоном Ди книга, вобравшая в себя всю мощь наитемнейшей древней магии.

«Аль Азиф», сиречь «Некрономикон»⁽⁷⁾. Содержимое этой книги настолько опасно, что прочитавший её от корки до корки уже никогда не сделается прежним. Имевшие дело с «Некрономиконом» маги обычно плохо заканчивали: начиная с самого автора, безумного йеменского поэта Абдула Альхазреда, умершего страшной смертью.

Книга подобна шкатулке Пандоры. «Draco Dormiens Nunquam Titillandus» — никогда не щекочите спящего дракона. Так говорили в Хогвартсе.

Тёмный Лорд в последние годы жизни был одержим поисками этой книги, но ему так и не посчастливилось обнаружить её — он, разумеется, видел отдельные выкладки, разошедшиеся по тёмномагическим книгам. Но ему их, разумеется, было недостаточно. Я никогда не забуду тот день, когда узнал, что Повелитель интересуется сочинениями Альхазреда. Я никогда не видел его более задумчивым, чем в тот вечер.

Тёмный Лорд сидел в глубоком кресле перед камином в пол оборота к двери. Тихо потрескивали сухие поленья, разрывая тишину приёмного зала Малфой-манора. Огромная змея Нагини, свернувшаяся у ног хозяина, в тусклом отблеске пламени казалась почти чёрной.

Я какое-то время стоял в дверях, не решаясь беспокоить Повелителя, при свете одинокой свечи читавшего длинный свиток пергамента. Ещё несколько свитков горой возвышались на кофейном столике, придвинутом вплотную к креслу. В висевшем над камином зеркале я мог видеть отражение его лица, отмеченного печатью Тёмной магии. Тёмный Лорд, казалось, не слышал тихих шагов своего слуги, сделанных по мягкому персидскому ковру, но то было лишь иллюзией. Не оборачиваясь, он оторвал взгляд от пергамента:

«Проходи, Селвин».

В отражении можно было видеть, как оранжевые языки каминного пламени плясали в его змеиных глазах. Я широкими шагами преодолел разделявшие нас несколько ярдов и замер на расстоянии вытянутой руки от него, почтительно склонив голову.

Мог ли я более полувека назад предположить, что буду слугой своего однокашника Тома — мальчика из маггловского сиротского приюта, за спиной у которого не было ничего, кроме его собственных амбиций? Тогда я, как и мои сокурсники-слизеринцы, видел в нём лишь грязнокрового ублюдка, по злой иронии судьбы очутившегося на благородном факультете великого Салазара Слизерина.

Я прочёл название одного из свитков: «Asclepius». Одно из сочинений Гермеса Трисмегиста⁽⁸⁾. Тёмный Лорд, наконец, повернулся спиной к камину и теперь беседовал со мной, глядя в глаза. После таких разговоров мне всегда казалось, что Повелителю известны все мои тайны.

«Где Руквуд?»

«Мне не удалось его разыскать, я не видел его со вчерашнего вечера», — осторожно ответил я, опасаясь гнева Повелителя. Руквуд долгое время работал в Отделе Тайн и обладал секретами, не доступными большинству волшебников.

«Очень… жаль», — холодно произнёс Тёмный Лорд, откладывая в сторону пергамент. «Бардо Тхёдол»⁽⁹⁾.

«Могу я помочь вам, Милорд?» — спросил я. Тёмный Лорд длинными пальцами разворачивал очередной свиток, на сей раз испещрённый египетскими иероглифами.

«Тебе известно что-либо об «Аль Азифе», Селвин?»

«Да, Милорд». — Я часто натыкался на упоминание сочинений безумного йеменского поэта. — «Но я никогда не держал в руках этой книги. Говорят, в мире постоянно вращается ровно девяносто шесть копий «Аль Азифа», или «Некрономикона». Если уничтожить одну из копий, в тот же миг из-под пера выходит новая рукопись».

«У тебя есть предположения касательно местонахождения хотя бы одной из книг?»

«Арабский оригинал считается утерянным, о греческом и латинском вариантах мне ничего не известно, английский перевод в последний раз всплывал в сороковые годы где-то в окрестностях Зальцбурга».

«Гриндельвальд… — задумчиво произнёс Тёмный Лорд, покрутив в пальцах самую могущественную палочку в мире. — Выходит, я поторопился, убив старика. Что ж, можешь идти, Селвин. Передай Руквуду, что его ждёт тёплый приём… И позови Беллатрикс, я хочу её видеть», — после небольшой паузы добавил он.

И, поклонившись, я вышел из комнаты.

Дельфи с раскрытым ртом слушала рассказ бывшего Пожирателя смерти. Селвин говорил ровным бесцветным голосом, словно читал длинную лекцию, упёршись взглядом в одну точку перед собой. Как и любой пожилой человек, он иногда ударялся в воспоминания, растворяясь в потоке времён и эпох. Селвин был из числа первых Вальпургиевых рыцарей лорда Волдеморта, тогда ещё отзывавшегося на ненавистное ему маггловское имя — Том Риддл.

— Я хочу выписать некоторые рецепты, Дельфини. Не могли бы вы помочь мне прочесть пометки на полях? — Хозяин лавки вернулся к окружающей действительности, беспомощно силясь разглядеть мелкие буквы. — Я полагаю, ваши зоркие глазки справятся с этой задачей быстрее, чем наши с мадам Роули старческие очи.

Дельфи вслух читала магические тексты. Звук её собственного голоса эхом отдавался у неё в голове, заставляя думать о йеменском поэте, которого постигла страшная кара за то, что он посмел узнать тайны, которые ему было знать не положено. Богатое воображение рисовало седовласого старца с длинной бородой (совсем как у Альбуса Дамблдора с обложки нетленного бестселлера Риты Скитер, столь любимого опекуншей), одетого в грубое рубище странствующего дервиша.

Дельфи перебирала различные варианты смерти йеменского поэта и остановилась на наиболее, по её мнению, жутком. Она предположила, что Альхазред был поглощён прогневавшимися на него тёмными силами, выпущенными им же самим в подлунный мир. Возможно, беспокойная душа поэта и по сей продолжала существовать в заточении ветхих страниц, и именно этим объяснялась способность книги воздействовать на сознание читателя, порабощая его разум и чувства. Дельфи отчаянно пыталась вспомнить, где и когда могла слышать о подобных чарах.

— Дельфини? — Селвин обеспокоенно потряс её за плечо, вырвав из оцепенения. Оказывается, она уже с минуту бездумно повторяла одну и ту же строку, тупо глядя сквозь желтоватые страницы рукописи. — Наверное, вы немного задремали. Давайте на этом закончим, дальше я как-нибудь сам. Спасибо за помощь, Дельфини.

Дельфи растерянно кивнула. На негнущихся ногах она направилась к полуоткрытой двери, провожаемая тихим шёпотом старика, продолжившего прерванную работу. Прежде чем перешагнуть порог кабинета, она обернулась — бывший Пожиратель смерти, несколько лет назад разменявший восьмой десяток, болезненно щурил покрасневшие от напряжения глаза, вглядываясь в мелкий текст рукописи.

* * *

Летний Халльштатт поражал обилием красок. Перед белоснежным замком раскинулся прекрасный сад. Особенно бросался в глаза буйный цвет диких плетистых роз, столь любимых Гретхен, обвивавших многочисленные беседки и арки. В зеркальной глади горного озера отражалась сочная зелень хвойного леса, а на противоположном берегу, как и на Рождество, мигали огоньки крошечного пряничного городка, затерянного в Австрийских Альпах.

Достопочтенная фрау фон Эйссель, как и прежде, одетая в длинную тёмную мантию, волочившуюся за ней по мраморным ступеням, спешила навстречу.

— Добро пожаловать в Груб, фройляйн Роули, — произнесла она дежурную фразу, готовясь принять багаж. Дельфи свободной рукой поправила локон, выбившийся из причёски. Взгляд фрау фон Эйссель на мгновение задержался на подаренном Мундугнусом кольце, блеснувшем в свете предзакатного солнца.

— Откуда это у вас, Дельфини? — В выцветших глазах пожилой колдуньи читался неприкрытый страх. Она резким жестом выхватила волшебную палочку и нацелила её Дельфи в грудь— Кто ты?

— Эта вещь, откуда она у вас? — дрожащим голосом повторила вопрос фрау фон Эйссель, коснувшись пальцами кольца — находки Мундугнуса. После чего, качнув головой, опустила волшебную палочку.

— Простите, я вас не совсем понимаю. — Дельфи поставила оттягивавший руку чемодан на мраморные плиты причала.

— Дельфини! — с радостным воплем к ней со всех ног бежала Гретхен, на ходу застёгивая мантию цвета летнего неба. Она стиснула подругу в объятиях. — Как прошло путешествие?

— Отлично, правда, — ответила Дельфи, высвобождаясь из объятий однокашницы.

Гретхен перевела взгляд на двоюродную бабку.

— Вам нехорошо? Может, стоит позвать отца?

— Не надо никого звать, — довольно резко оборвала её фрау фон Эйссель и вновь повторила свой вопрос.

Дельфи нервно ответила, что кольцо подарил ей сосед, занимающийся скупкой старины. Пожилую колдунью такой ответ не удовлетворил, и она продолжила допытываться:

— Как его зовут? Где он приобрёл эту вещь?

— Его зовут Мундугнус Флетчер. Он мог приобрести кольцо у кого угодно. Понимаете, — начала объяснять Дельфи, старательно подбирая слова. — Он иногда занимается не совсем законными сделками, он… он покупает и продаёт краденое. Иногда.

— Иными словами, этот человек — вор. Никогда не стесняйтесь говорить правду, какой бы неприглядной она ни казалась. Это отвратительно, — прокомментировала сказанное Дельфи пожилая колдунья. Её правое веко чуть дёрнулось. — Хотя я не имею ни малейшего права судить этого человека.

— Он сказал, что кольцо — просто подделка под древность, все эти руны… Взгляните сами, если хотите. — Дельфи сняла кольцо и протянула его фрау фон Эйссель. Держа кольцо двумя пальцами, словно бы оно могло навредить ей, пожилая колдунья поднесла его поближе к глазам.

— Я узнаю эту вещь среди тысячи подделок. — Поколебавшись немного, она надела кольцо на безымянный палец левой руки и тут же сняла, будто обжёгшись. — Его носили на этом пальце, а не на среднем, как вы. Молния Тора — сила и власть, Хагалл-руна — верность идее… — Она по очереди касалась кончиком ногтя символов, выгравированных на серебряном перстне⁽¹⁰⁾. — Гриндельвальд любил действовать эффектно, что от него и перенял его британский «товарищ». Хотя бы знак Даров Смерти, который он вырезал на стене школы и позже сделал одним из своих символов. Поиски Даров на всю жизнь завладели его мыслями, ему даже удалось обнаружить один из них.

Когда стало ясно, что очередной план по установлению мирового господства близок к провалу, Гриндельвальд принялся разрабатывать новую стратегию. На сей раз он решил действовать медленно, постепенно сея семена раздора в сердцах доверчивых магглов.

За основу своей новой идеи он взял вечное противостояние волшебников и магглов, подметив аналогию в маггловском мире. Заставить одних невежественных магглов поверить в превосходство над другими столь же невежественными магглами и стравить их на почве расовых предрассудков, и пока они будут заняты истреблением друг друга, установить свою диктатуру — таков был его план. Дать им почувствовать свою исключительность, прямую связь с «колыбелью цивилизации», посвятив небольшую привилегированную верхушку в тайны волшебного мира, убедить их в существовании так называемых «сверхлюдей», прямыми потомками которых они якобы являются.

Магглы всегда хотели заполучить наше могущество, однако они не учли одной детали — могуществом не обладают, ему подчиняются. — Последняя фраза прозвучала особенно жёстко. Девочки одновременно переглянулись: они обе не ожидали услышать подобной речи от одинокой старушки, последние лет …дцать коротавшей вечера в кресле-качалке перед камином с вязанием в руках.

Фрау фон Эйссель проковыляла к ближайшей лавочке, расположенной в тени многовекового дуба у самой кромки воды. Она с облегчением опустилась на неё и аккуратно расправила складки мантии.

— Всё многообразие маггловских оккультных обществ, столь популярных в те годы, сильно сыграло Гриндельвальду на руку — не стоило никакого труда внедрить в них своих агентов и заставить играть по нашим правилам, — продолжила она свой монолог. Дельфи вздрогнула: длинная ветвь плетистой розы, низко свисавшая с арки, больно кольнула плечо. Гретхен движением палочки отправила колючку обратно. — Оставалось только поставить во главе всего беспорядка лидера, за которым двинулась бы эта послушная масса.

И он нашёл его в Германии, в госпитале города Пазевальк — ефрейтора немецкой армии, потерявшего зрение после применения британцами отравляющих веществ в окрестностях бельгийского Вервика⁽¹¹⁾. Око за око, как говорится — несколькими годами ранее сами немцы впервые применили ядовитые газы против англичан. Разрабатывая те яды, Гриндельвальд денно и нощно трудился в лаборатории известного вам графа фон Эйсселя — в той самой, что находится в подвале этого дома. В те годы она принадлежала моему покойному отцу. — Фрау фон Эйссель машинально крутила в пальцах кольцо, глядя куда-то вдаль, за линию горизонта. — Все эти титулы — не более чем блестящая мишура, позаимствованная от магглов.

Гриндельвальд навёл справки об ослепшем ефрейторе. Оказалось, что тот слыл идеальным исполнителем, беспрекословно подчинявшимся приказам командования. Он побеседовал с ефрейтором и к своему величайшему удивлению обнаружил некоторое сходство между ними обоими, как бы странно и парадоксально это не звучало. Взять хотя бы их общую любовь к музыке Вагнера и убеждения ефрейтора, напомнившие Гриндельвальду его собственную позицию по отношению к магглам.

Гриндельвальд вернул ефрейтору зрение, и вместе со зрением ефрейтор обрёл фантастическую уверенность в себе и стойкое убеждение, что по жизни его ведут некие высшие силы.

— Это кольцо принадлежало Гриндельвальду? — шёпотом спросила Гретхен, устремив взгляд округлившихся от удивления глаз на двоюродную бабку. — Я уверена, что Дельфи не имела ни малейшего понятия об этом! — Дельфи в ответ согласно закивала.

— Я не знаю, кому принадлежала конкретно это кольцо — имя владельца стёрто. — Фрау фон Эйссель показала на гладкую внутреннюю часть кольца. — Гриндельвальд сам никогда не носил никаких знаков отличия. Все эти руны были призваны воздействовать на сознание маггловских офицеров, заставляя их подчиняться фюреру, за спиной которого всегда стоял Гриндельвальд. На них наложены очень древние чары — руническая магия. У меня есть основания полагать, что Волдеморт позаимствовал свой знаменитый череп у Гриндельвальда, добавив к нему змею своего рода. Впрочем, теперь это не имеет значения. Все сторонники Гриндельвальда давно мертвы.

«Кроме вас», — пронеслось в голове Дельфи. Она не сомневалась, что фрау фон Эйссель причастна к тем событиям.

— Иногда мне кажется, что я теряю счёт времени: после векового юбилея я перестала отмечать именины. Наверное, в этом и состоит моё проклятие — влачить существование, пока телесная оболочка не рассыплется в прах от дуновения лёгкого ветерка, размышляя о зле, которое я имела глупость выпустить на свободу.

Я познакомилась с Гриндельвальдом за несколько лет до того, как он встретил будущего фюрера. Тогда я только окончила трёхлетнюю стажировку в Дурмштранге в качестве ассистента преподавателя древних рун. Темой моей квалификационной работы была магия исчезнувших цивилизаций, очень древняя, разрушительная магия. Также я увлекалась некромантией. Наверное, это семейное.

Поскольку в семейной библиотеке хранилось множество литературы, посвящённой этой теме (некоторые книги датировались шестнадцатым веком и к их страницам прикасался ещё первый хозяин замка), я решила начать с изучения книг, хранившихся здесь. Я искала в них сведения, которые могли помочь мне наладить контакт с душами умерших.

Я разговаривала с призраками, но и они могли поведать мне ровным счетом ничего о тех, кто решил «идти дальше». Один из них лишь сказал мне, что после смерти слышал некий голос, который спросил, желает ли он вернуться в подлунный мир в качестве бесплотного духа или же отправиться вперёд. Куда именно «вперёд», голос не уточнил, и он выбрал первое.

Сначала я читала всё подряд: книги о гаитянских магах, способных возвращать к жизни тела, но не души; сочинения Экриздиса, посвящённые той же теме; собрания сочинений Герпия Злого… Я завела специальную тетрадь, куда выписывала что-то, по моему мнению, важное. Голова моя к вечеру пухла от обилия полученных разрозненных сведений, и я пристрастилась к Умиротворяющему бальзаму.

Вскоре навестить меня приехал мой школьный товарищ-бенгалец, и я обратила свои взоры на индийские источники: зачитывалась Ведическими текстами, которые специально для меня привёз мой товарищ, узнала о йоге, позволяющей достичь духовного и телесного совершенства, тантрическом учении, жутком культе богини Кали — тёмной стороны многоликой Парвати, о сансаре — череде бесконечных перерождений… Даже начала читать «Бардо Тхёдол», надеясь получить необходимые мне сведения, однако мой товарищ вскоре уехал, забрав с собой книги.

Я понимала, что ключ где-то рядом. Египетские папирусы с Текстами пирамид и таблички с шумерскими письменами, хранившиеся в библиотеке Дурмштранга, оказались крайне сложными для восприятия. Когда я изучала расширенный курс древних рун, мне представлялось абсолютно невозможным запомнить значение каждого символа, но тогда я осознала, что всё это было лишь детским лепетом по сравнению с тем объёмом знаков, который мне — на тот момент уже дипломированному специалисту по исчезнувшим цивилизациям — предстояло перевести.

И снова мне попадались сведения о разделении души, уходившие корнями в глубокую древность. Так, в мифе об Осирисе и Исиде говорится, что собрав воедино разрубленного на части завистливым Сетом Осириса, богиня, обернувшись хищной птицей Хат, накрыла своего супруга крыльями, произнесла заклинание и зачала от уже мёртвого Осириса сына Гора. Гор был рождён, чтобы отомстить Сету за смерть своего отца. Позже он воскресил Осириса, однако тот не захотел возвращаться в подлунный мир и остался править миром мёртвых, поручив сыну управлять царством живых. Но собирая по частям убитого супруга, Исида не смогла отыскать одной его части, что, несомненно, указывает на то, что разорванная душа уже никогда не будет обладать свойствами целой. Мне стали сниться ужасные сны, в которых неизменно фигурировали египетские божества. И я стала принимать Зелье сна без сновидений, чтобы хоть как-то забыться.

Исида овладела моим разумом. Я переключилась на поиски информации о ней, забросив свои исследования. Я наткнулась на упоминание богини Исиды в сочинениях Гермеса Трисмегиста и Исиды-Урании в манускриптах розенкрейцеров и таинственного Ордена Золотой Зари⁽¹²⁾. Именно тогда я приказала разбить этот превосходный розовый сад. Алая роза, распускающаяся на кресте — символ розенкрейцеров, одно из двенадцати священных растений.

Мысли всё больше путались в моей голове, и я открыла для себя настойку дурмана. После этого меня стали посещать видения, в которых я разговаривала с давно умершими людьми. В каком-то немыслимом бреду я вступила в Орден, и один из Магистров познакомил меня с сочинениями алхимика Джона Ди и медиума Эдварда Келли. Казалось бы, я нашла то, что искала…

Я окунулась в немыслимый водоворот Тёмной магии, по-настоящему научившись беседовать с душами умерших. Я видела такие вещи, которые до сих пор не могу вырвать из памяти, как бы этого не хотела.

На одном из тайных собраний ордена я и встретила Гриндельвальда. На тот момент ему уже было около сорока, однако выглядел он значительно моложе своих лет, почти юношей. Не знаю, как ему это удавалось. С ним была девушка с длинными волосами, спускавшимися до самых пят⁽¹³⁾. Она рассказала мне о планах создания общества, целью которого стало бы изучение самых сокровенных секретов магии. Так я оказалась одной из членов этой организации.

В молодые годы я была очень тщеславна и амбициозностью уступала разве что самому Геллерту. Я даже взяла себе громкий псевдоним — Сигрун — имя одной из валькирий, воинственных дев Одина. Означает «тайную победу». — Фрау фон Эйссель, закашлявшись, наколдовала стакан воды и в несколько глотков осушила его. — Мне показалось это символичным и даже, не побоюсь этого слова, романтичным. — Она достала из кармана мантии блёклую колдографию, на которой были изображены пятеро молодых девушек.

— Какая она красивая! — с восхищением отметила Гретхен, показывая на девушку с развевавшимися на ветру волосами и фантастической, поистине неземной улыбкой.

— Внешность часто бывает обманчивой, — горько констатировала факт фрау фон Эйссель. — это Мария Оршич, та самая волшебница, которая приходила на наше собрание.

— А эта? — поинтересовалась Дельфи. Не менее прекрасная незнакомка, волосы которой были скрыты под капюшоном мантии, задумчиво смотрела в небо.

— Анна фон Эйссель, в то время больше известная как Сигрун.

— Вы никогда не рассказывали нам с Тристаном эту историю. — Гретхен переводила взгляд со сморщенного лица фрау фон Эйссель на колдографию прекрасной Сигрун, между которыми, казалось, не было ничего общего.

Фрау фон Эйссель, опершись на её худенькое плечико, тяжело поднялась на ноги. Она сделала несколько шагов к озеру, чтобы размять затёкшие от долгого сидения на лавочке ноги. Длинная мантия шуршащим шлейфом волочилась по изумрудной траве. Дельфи вдруг отчётливо представила себе молодую колдунью, только что познакомившуюся с величайшим волшебником своего времени и попавшую под его чары.

— Это не те поступки, которыми следовало бы гордиться. Я могла бы стать прекрасным историком древней магии или переводчиком шумерских текстов, к примеру, а вместо этого я шаг за шагом рушила свою жизнь и жизни других людей, вместе с Гриндельвальдом создавая концепцию нового ордена магов. В конце концов, я могла бы продолжить дело отца — заняться алхимией и раскрыть, наконец, тайну Великого Делания.

«Ради общего блага» — девиз Гриндельвальда. Проще всего творить бесчинства, прикрываясь тем, что это делается ради общего блага. Чьего блага? Тех, кто умер, сражаясь за его безумные идеи или тех, кого он обрекал на смерть? Жаль, что я слишком поздно поняла это.

Говорят, за каждым великим мужчиной стоит великая женщина. В случае Гриндельвальда то была глупая эгоистичная особа, подобно ему самому жаждущая славы и возможности применения своих блестящих способностей.

Это ведь я предоставила в его распоряжение библиотеку и лабораторию отца, переводила для него древние записи. Я дала разгореться пламени, поглотившему и меня саму. От Нурменгарда меня спасло лишь то, что я чудом сумела убедить судей в том, что всё это время находилась под действием чар. Геллерт сам это подтвердил — должно быть, в нём всё же осталось что-то человечное. Говорят, перед смертью он осознал чудовищную ошибку, которую совершил.

Воспоминания не дают мне спокойно спать по ночам. Мне всё чаще снится покойный брат, вслед за мной вступивший на кривую дорожку. Он был единственным наследником. Слепо следовал за Гриндельвальдом и погиб, погиб глупо, от маггловской пули. Сестра, так до конца и не простившая меня за его смерть…

Никогда не живите прошлым, — сказала она, изо всех сил замахнувшись правой рукой, в которой было зажато кольцо. Пролетев несколько ярдов, кольцо с плеском упало в озеро, и воды Халльштаттера навсегда поглотили его. — И чужими идеями не живите. На озеро не действуют Манящие чары, и потому эта вещь теперь будет вечно покоиться в его глубинах. — По испещрённому сетью глубоких морщин лицу пробежала тёмная тень. В прозрачных голубоватых глазах стояли слёзы. Она вновь достала из кармана мантии колдографию, на которой были запечатлены девушки-медиумы.

— Insendio! — Лёгкий вечерний ветерок сдул с сухой ладони горсть пепла. Фрау фон Эйссель достала из кармана ещё одну карточку — ту самую, с которой улыбался молодой человек с золотистыми волосами. — Прощай, Геллерт, — еле слышно шепнула фрау фон Эйссель. Юноша, словно осознав, что она собирается сделать, больше не улыбался, а только смотрел на неё пристально. Промокнув рукавом мантии некстати выкатившуюся слезу, пожилая кодунья сунула колдографию обратно в карман и так быстро, как только могла, зашагала в сторону белоснежного замка, в лучах предзакатного солнца отливавшего алым.

— Что это было? — Дельфи хмуро смотрела вслед удаляющейся сгорбленной фигурке.

— Не знаю. — Пожала плечами однокашница, провожая фрау фон Эйссель грустным взглядом. — Но мне очень жаль её. Я всегда замечала, что родители холодны с ней, особенно мама, однако не могла понять, с чем это может быть связано. Я видела колдографию молодого Гриндельвальда, но она всегда говорила, что их пути разошлись вскоре после того, как он начал вербовать людей.

Может, пойдём в дом? Мама, должно быть, уже накрыла на стол, да и Тристан, наверное, вернулся из города. Он посещал соляные копи.

Они не спеша направились к замку. Смеркалось, и в саду зажглись волшебные фонари, подвешенные в воздухе на невидимых нитях. Над розовым кустом порхали, шелестя нежными прозрачными крылышками, настоящие феи. Дельфи попробовала поймать одну; феи с весёлым жужжанием скрылись в густой листве.

— Тристан как-то давно поймал такую, — вспомнила Гретхен. — Он хотел использовать её крылья в качестве ингредиента для какого-то зелья, но я расплакалась, и брат отпустил её.

— Привет, Дельфи. — Тристан, одетый в заляпанную рабочую мантию, незаметно подкрался со стороны чёрного входа. — Родители ругаются, что вы опаздываете. И что такого ты наговорила несчастной фрау фон Эйссель, сестра? Матери пришлось отпаивать её Умиротворяющим бальзамом.

Дельфи смутилась. Дома она могла до получаса не появляться на ужине, заставляя бедную опекуншу снова и снова подогревать отвратительные слипшиеся макароны.

— Я расскажу после ужина, идём скорее. — Гретхен потянула брата за рукав мантии. Дельфи, оставив жалкие попытки поймать фею, двинулась следом за ними. — И что у тебя за вид? Scourgify! Так намного лучше.

* * *

Повесив платье на спинку стула и переодевшись ко сну, Дельфи задула свечу. Она переставила на пол горшки с незнакомыми ей цветами и по старой привычке с ногами забралась на подоконник, отодвинув в сторону бархатную портьеру. Окно выходило на озеро, на противоположном берегу которого тлели красноватыми угольками огни ночного Халльштатта. Дельфи сощурила глаза, и крошечные огоньки набережной слились в одно яркое пятно. Повозившись со шпингалетом, она распахнула окно, впуская в комнату свежий горный воздух.

Прикрыв глаза, Дельфи оживила в памяти воспоминания о вечере перед Рождеством, когда они с Гретхен и Тристаном гуляли по заснеженному городку. Как они заходили в маленькую часовню, где пожилой художник расписывал черепа почивших жителей Халльштатта; как Гретхен, выйдя на морозную улицу, со смехом заявила, что ей хотелось бы, чтобы её череп после смерти был украшен розовым венком; как брат с сестрой танцевали настоящий венский вальс на центральной площади; как Тристан учил танцевать её саму… Раз — два — три, раз — два — три… Она вспомнила также череду бесконечных склянок и трубок в лаборатории, по которым циркулировали странные жидкости всевозможных расцветок, резкий запах полыни, исходивший от рук Тристана…

Её мысли переключились на сегодняшний инцидент с кольцом. Фрау фон Эйссель была сторонницей Гриндельвальда. Для него её колоссальные знания в области некромантии, без сомнения, означали могущественную, а главное, покорную армию инферналов. Перед глазами возник зловещий образ ведьмы-некроманта, оживлявшей погибших солдат, чтобы вновь пополнить ряды армии Гриндельвальда. Оживлявшей тела, но не души.

Она умела говорить с мёртвыми… А что, если? Нет… В голове созрела безумная идея. Резко спрыгнув с подоконника и едва не задев ногой цветочные горшки, Дельфи захлопнула ставни и выбежала из комнаты, от волнения забыв накинуть халат и захватить свечу.

Спальня фрау фон Эйссель находилась этажом выше. В несколько шагов преодолев лестничный пролёт, Дельфи с лихорадочно бьющимся сердцем постучалась в дверь.

— Клементина?

— Эмм… Это не фрау Билевиц, это Дельфини. — Дельфи уже успела пожалеть, что решила потревожить пожилую колдунью в столь поздний час. — Могу я войти?

Дверь со скрипом распахнулась. В комнате фрау фон Эйссель царил полумрак. Готовясь ко сну, она погасила свечи, оставив гореть лишь тусклый ночник.

Облачённая в лёгкую ночную рубашку и старомодный кружевной чепец, фрау фон Эйссель полулежала на кровати, откинувшись на гору пухлых подушек. В ногах свернулась клубочком трёхцветная кошка.

— Вы что-то хотели, фройляйн Роули? — к фрау фон Эйссель вернулось прежнее самообладание. Она выразительно посмотрела на Дельфи, переминавшуюся с ноги на ногу. — Вы простудитесь — здесь не Британия, а всё-таки Альпы. Возьмите с кресла плед.

Дельфи закуталась в шерстяной плед, свисавший с подлокотника кресла.

— Я хотела спросить вас…

— У вас кто-то умер, верно? Боюсь, я ничем не смогу помочь. Я, к сожалению, или, может быть, к счастью, не умею возвращать к жизни умерших, — тяжело вздохнула фрау фон Эйссель, перебирая шерсть кошки. — Никто этого не умеет, девочка. Гриндельвальд полжизни искал Воскрешающий камень, но и он даёт лишь призрачную иллюзию, напрасную надежду.

— Моя мама, — проглотив подступивший к горлу липкий комок, сказала Дельфи. — И я не прошу вас воскрешать её, я лишь хочу хотя бы раз услышать её голос…

— Гретхен ничего не рассказывала о твоей семье, кроме того, что ты живёшь с тётей.

«Значит, она ничего им не сказала. Как и обещала, сохранила мою тайну». Дельфи присела на краешек кровати и погладила кошку. Та довольно заурчала.

— Это не совсем так, — осторожно начала Дельфи. — Юфимия Роули не является моей кровной родственницей, она лишь мой опекун. Мои родители — Беллатрикс и Рудольфус Лестрейнджи. Отец и дядя отбывают пожизненный срок в Азкабане, а мать была убита в решающей битве. Сестра моей матери отказалась от меня, чтобы не подставлять под удар свою семью. Как будто бы я — не её семья…

— Я понимаю, что ты чувствуешь. — Фрау фон Эйссель невесомой рукой коснулась её плеча. — Несмотря на то, что мне удалось избежать суда, слухи всё равно ходили самые разные: вплоть до того, что я продолжаю бесчеловечные эксперименты в подземельях этого дома. Будто бы я собираю новую армию магов… А я даже не спускалась туда с тех пор, как Геллерт был заточён в Нурменгард.

Нашу семью старались обходить десятой дорогой. Отец спился, у матери не выдержало серде. Сестра не переставала обвинять меня в смерти родителей и брата, а также в том, что ей отказывали приличные семьи. В конце концов, Хельге удалось выйти замуж за бедного, но чистокровного Билевица. Это был её последний шанс обрести семью. Даже теперь, спустя столько лет… Клементина, добрейшая душа, отворачивается, едва я ловлю на себе её взгляд.

Они всегда будут жить в твоём сердце, дорогая. Но вернуть мать с того света ты не сможешь даже с помощью наитемнейшей магии. Просто поверь мне, я пыталась. Оттуда не возвращаются.

Эликсир жизни, полученный из Философского камня, даёт бессмертие, но бессилен воскресить мёртвого. Магия вуду способна поддерживать телесную оболочку, однако не способна удержать в ней душу. Создание большого числа хоркруксов фактически обеспечивает вечную жизнь, но едва ли можно назвать полноценной жизнью существование осколка души в каком-либо предмете или даже живом существе. Древние египтяне раньше всех овладели этим искусством, что нашло отражение в их мифах. Не советую углубляться в эту тему — цена слишком высока. Взять хотя бы пример вашего Волдеморта. Я читала его биографию, выпущенную несколько лет назад. «Путь тьмы. Подлинная история лорда Волдеморта», кажется.

— Гриндельвальд знал о такой возможности, фрау фон Эйссель?

— Безусловно. Геллерт предпочёл менее радикальный путь. Путь Даров Смерти. Собравший вместе все три артефакта волшебник становится настоящим Мастером Смерти. В этой якобы детской сказке заключена великая мудрость. Ты читала сказку о трёх братьях?

Дельфи кивнула. Юфимия часто читала ей сказки барда Биддля перед сном, когда она была совсем маленькой. Сказка о трёх братьях была её самой любимой после «Волосатого сердца колдуна» — леденящей душу истории о безумце, вырвавшем из груди своё сердце и вырезавшем сердце своей возлюбленной. Юфимия иногда даже отказывалась читать эту жестокую сказку.

— Если посмотреть на неё под другим углом, можно подметить множество интересных деталей. Например, знак Даров Смерти — мантия, палочка и камень. — Фрау фон Эйссель начертила в воздухе светящийся треугольник с кругом внутри и вертикальной чертой по центру. — В нём есть что-то от алхимического символа Философского камня — квадратуры круга⁽¹⁴⁾. И не только от него. Когда я состояла в Ордене, то какое-то время занималась вопросом происхождения этого знака. — Она прикоснулась к лепестку комнатной розы, горшок с которой стоял на прикроватной тумбочке. — Роза — первое из двенадцати священных растений, поэтому в саду их так много. Наверное, я уже говорила это. Я иногда заговариваюсь, прошу простить меня…

— Гретхен очень любит их.

— Да, — улыбнулась фрау фон Эйссель. — Прекрасные цветы. Нежные, но в то же время способны больно ранить своими шипами.

— Прошу вас! — Дельфи сжала её ладонь в своих пальцах. — Вы же можете… вызвать её хоть на минуточку?

— Это вам не эльфа-домовика позвать, — рассмеялась фрау фон Эйссель. — Вы хоть представляете, что значит потревожить дух умершего человека? Какие последствия это может иметь для нас обеих? Я-то уже древняя старуха, которая и без того зажилась на этом свете, а вы, юная фройляйн? Неужели вы ни капельки не боитесь?

— Не боюсь! — Дельфи вскочила на ноги, сбросив блаженно разлегшуюся на коленях кошку, которая тут же рассержено зашипела. Фрау фон Эйссель мягким жестом заставила её сесть.

— Я боюсь. — Тихо ответила она. — Видишь зеркало? Перед сном я закрываю его тканью, зеркала — окно в другой мир.

— Это страхи Анны фон Эйссель! — в отчаянии воскликнула Дельфи, с мольбой глядя в выцветшие глаза. Подбородок предательски задрожал; она изо всех сил пыталась сдержать слёзы. — Сигрун ничего не боится. Как может бояться смерти валькирия — проводник в мир мёртвых?

— Смерть здесь ни при чём, есть вещи и похуже неё. — Фрау фон Эйссель, откинув тяжёлое одеяло, с огромным усилием поднялась с кровати. Она отдёрнула с зеркала покрывало и какое-то время в молчании рассматривала отражение сгорбленной старухи в белой ночной рубашке до пят, навевавшей ассоциации с погребальным саваном. Седые волосы, заплетённые в длинную косу, были перекинуты через плечо.

— Сигрун умерла сегодня, — сказала она, обращаясь больше к отражению, нежели к Дельфи. — Всё осталось в прошлом.

— Неправда! — возразила Дельфи. Она была настроена идти до конца. — Вы не уничтожили колдографию тогда, на озере. Вы лжёте, хотя сами сказали всегда говорить правду!

Фрау фон Эйссель задумчиво рассматривала девочку, в тёмных глазах которой теперь горели зловещие огоньки. Подобное пламя разгоралось и в ней, когда она часами вглядывалась в мутную зеркальную гладь, ища ответы на свои непростые вопросы. Иногда ей казалось, что где-то в глубине зеркала мелькали жуткие тени, готовые в любую минуту утащить её за собой.

А ведь девчонка права — она так и не смогла до конца расстаться с прошлым, не разрубила последнюю ниточку, соединявшую её и Сигрун. Очень легко с высоты своих лет раздавать советы, в глубине души желая вновь приоткрыть запретную книгу и заглянуть в неё хотя бы одним глазком. Дремавшее более полувека тщеславие вновь пробудилось внутри, толкая на проторенную дорожку.

Сняв кружевной чепец, она костлявыми пальцами медленно расплетала косу, всё так же вглядываясь в зеркальную гладь. Длинные волосы рассыпались по плечам, окутав её белой пеленой. Дельфи с замиранием сердца наблюдала превращение достопочтенной фрау фон Эйссель в грозную валькирию Сигрун. Она накинула поверх ночной рубашки мантию с капюшоном, наколдовала кусочек мела и, откинув пушистый ковёр, с противным скрежетом принялась вычерчивать на паркетном полу линии.

Дельфи, обхватив колени руками, молча следила за происходящим. В какой-то момент ей захотелось прекратить подготовку, но какая-то неведомая сила удержала её. Назад пути не было. Сигрун очертила звезду кругом и отбросила мел в сторону.

— Почему их пять? — шёпотом спросила Дельфи. — Лучей должно быть шесть — четыре Стихии, вместе образующие Единство! Алхимическая гексаграмма.

— Это другое. Огонь, Вода, Воздух, Земля и Эфир — дух⁽¹⁵⁾. — Сигрун чертила внутри звезды какие-то символы. — Не отвлекай меня. Если я что-нибудь перепутаю… Распусти волосы.

Дельфи позволила волосам рассыпаться по плечам. Она заворожено следила, как Сигрун шепчет заклинания на том самом языке, на котором она читала рукопись в кабинете мистера Селвина, и зажигает душно пахнущие свечи. От их запаха начинала кружиться голова. Ей вдруг снова захотелось убежать в свою спальню и зарыться под тёплое пуховое одеяло. Но не в силах оторваться от жуткого и в то же время завораживающего зрелища, она продолжала наблюдать за приготовлениями к ритуалу.

Сигрун поставила в центр круга чашу с водой и самую большую свечу. Затем зачерпнула горсть земли из стоявшего неподалёку цветочного горшка и аккуратно насыпала рядом.

— Четыре Стихии. Садись напротив меня.

И без того огромные глаза Дельфи расширились, когда Сигрун, коснувшись кончиком пальца стебелька комнатной розы, опустила руку в воду. Прозрачная жидкость приняла розоватый оттенок. Дельфи сразу вспомнила церемонию Посвящения и слова директора о том, что большинство ритуалов так или иначе совершаются на крови.

— Пятая Стихия. Теперь ты. — Она придвинула к ней цветочный горшок. Дельфи уколола палец об острый шип и опустила его в чашу. — Повторяй за мной.

Они взялись за руки, и Дельфи принялась повторять за ней длинные непонятные фразы. Расцепив руки, Сигрун впала в транс. Дельфи со смесью страха и восхищения слушала её, казалось, бессвязные речи.

Трёхцветная кошка прыгнула ей на колени, опрокинув свечу и чашу. Колдография молодого Гриндельвальда спикировала с тумбочки прямо в горящее пламя. Дельфи в отчаянии замахала руками, пытаясь заставить животное убраться прочь и затушить загоревшийся уголок ковра. Сигрун, улыбнувшись неземной улыбкой девушки с колдографии, неестественно высоким голосом запела, запустив руку в кошачью шерсть:

— Эх, было дело той весной —

хоэ-хо! — после линьки в мае! —

Кошачьи свадьбы, пир горой…

Ничто не вечно под луной,

все кончилось однажды.

В мае, котик? — Мяу!

Стал ворон паче снега бел —

хоэ-хо! — после линьки в мае! —

Сошедший в бездну, как в купель,

воскреснет для бессмертья⁽¹⁶⁾.

Закончив петь, пожилая колдунья резко открыла глаза и откинула капюшон. Заметив беспорядок, учинённый кошкой, она сердито шикнула на неё. Кошка, коротко мяукнув, испуганно юркнула под кровать.

— Вам удалось поговорить с моей матерью? — с надеждой спросила Дельфи. Сама она не сумела разглядеть ни в зеркале, ни в водной глади, ни в свечном пламени ни малейшей тени, хоть отдалённо напоминавшей очертания Беллатрикс.

Пожилая колдунья отрицательно покачала головой:

— Существует несколько возможных причин, почему я не смогла наладить контакт с твоей матерью. Наиболее вероятная из них заключается в том, что это невоспитанное животное испортило весь ритуал.

— А если повторить… — робко начала Дельфи, но фрау фон Эйссель была непреклонна.

— Теперь с этим точно покончено, с меня хватит, — твёрдо произнесла она, уничтожая следы ритуала.

Последняя ниточка, соединявшая Анну фон Эйссель с прошлым, наконец, оборвалась.

---

1) Любопытен выбор Юфимией растений для сада — сплошь ядовитые, начиная от болиголова, которым был отравлен Сократ, заканчивая невинной на первый взгляд наперстянкой:)

Вернуться к тексту

2) Броадмур — одна из самых строгих тюрем Великобритании, которая, помимо прочего, служит психиатрической больницей.

Вернуться к тексту

3) Tenebris (лат.) — тёмный.

Вернуться к тексту

4) Олаф Магнус — шведский церковник и картограф. Создатель «Carta Marina» — одной из первых карт Северной Европы. Кроме географических объектов он поместил на карту различных морских чудовищ. Хафгуфа и Линдбакр — существа по типу Сциллы и Харибды, родом из исландского фольклора. https://ru.wikipedia.org/wiki/Carta_Marina#/media/File: Carta_Marina.jpeg

Вернуться к тексту

5) Остров Tile, отмеченный на карте Олафа Магнуса — не что иное, как мифический остров Туле.

Вернуться к тексту

6) Эдвард Келли — английский медиум и алхимик, путешествовавший в 16 веке по Европе с учёным-энциклопедистом и оккультистом Джоном Ди. Вымышленные приключения-злоключения этих реальных исторических личностей описаны в романе Густава Майринка «Ангел западного окна». Рудольф II из династии Габсбургов при жизни очень интересовался оккультными учениями, в том числе и получением Философского камня. Известно, что он принимал у себя Ди и Келли. Роджер Бэкон — живший в 13 веке учёный-энциклопедист, занимавшийся в том числе алхимией. Некоторые приписывают ему авторство рукописи Войнича.

Вернуться к тексту

7) «Некрономикон» — первая из «запретных книг» в цикле о Ктулху Роберта Говарда и Говарда Лавкрафта. Несмотря на уверения Лавкрафта, что «Некрономикон» — плод его фантазии, находятся люди, которые считают книгу реально существующей. Очень много интересного (и во многом абсурдного) текста о «Некрономиконе» и Абдуле Альхазреде: https://rlyeh.d3.ru/dzhustin-dzheffri-nekronomikon-mif-ili-realnost-721557/ В более кратком варианте: http://myfhology.info/magik-things/nekronomikon.html

Вернуться к тексту

8) Гермес Трисмегист — божество, сочетающее в себе черты древнеегипетского бога мудрости и письма Тота и древнегреческого бога Гермеса. В XV-XVI веках Трисмегист пользовался авторитетом как древнейший философ и маг. Вплоть до первой половины XVIII века его рассматривали как реальное историческое лицо. «Asclepius» — одно из сочинений Гермеса Трисмегиста. Википедия сообщает, что в «Асклепии» имеется фрагмент, где автор указывает на то, что «человек может творить изваяния, в которые можно заключать души демонов посредством церемоний». Возможно, Волдеморт мог искать в «Асклепии» какую-либо дополнительную информацию о хоркруксах.

Вернуться к тексту

9) «Бардо Тхёдол» — Тибетская «Книга мёртвых».

Вернуться к тексту

10) Речь идёт о наградном кольце СС «Мёртвая голова», которое выдавалось отличившимся офицерам лично Генрихом Гиммлером. Гиммлер также возглавлял общество «Аненербе», тесно связанное с различными оккультными учениями.

Вернуться к тексту

11) Адольф Гитлер временно лишился зрения после газовой атаки в 1918 году во время Первой мировой войны. Поскольку у него не было очевидных симптомов отравления ядовитым газом, его определили в психиатрическое отделение госпиталя в Пазевальке. Первым его осмотрел доктор Карл Кронер, передавший пациента более опытному врачу Эдмунду Фостеру, который вылечил его с помощью гипноза. Сам Фостер позже попал в опалу и в 1933 году был найден мёртвым в своём доме. Корнер в 1938 году был арестован и отправлен в концлагерь.

Вернуться к тексту

12) Розенкрейцеры — тайное мистическое общество, основанное в Средние века в Германии. Существует список из 12 священных для общества растений, большинство из которых являются лекарственными и (или) ядовитыми (http://herbalogya.ru/textbook/rozenkr.php). Магический орден Золотой Зари, перенявший у розенкрейцеров многие идеи, имел центры в и в Великобритании. Один из таких центров — храм Исиды-Урании в Лондоне. Члены ордена изучали оккультные учения Гермеса Трисмегиста, Джона Ди и др. В орден Золотой Зари женщины принимались наравне с мужчинами.

Вернуться к тексту

13) Имеется в виду общество медиумов «Врил», непосредственно связанное с Третьем рейхом. В состав общества якобы входили женщины-медиумы, отличительной чертой которых были очень длинные волосы, позволявшие им контактировать с внеземными цивилизациями (видимо, по типу антенн). Много абсурдного текста в духе передачи «Необъяснимо, но факт»: http://www.liveinternet.ru/users/oighear_agus_doiteain/post212720341/

Вернуться к тексту

14) Символ Философского камня, показавшийся похожим на знак Даров Смерти: https://dic.academic.ru/pictures/wiki/files/83/Squaredcircle.svg

Вернуться к тексту

15) Пентаграмма, вписанная в окружность (двумя лучами вниз, одной вверх) означает единство четырёх стихий и духа. Используется в качестве защитного символа и не несёт в себе негативного значения, в отличие от перевёрнутой пентаграммы.

Вернуться к тексту

16) Часть песни Бартлета Грина из романа Густава Майринка «Ангел западного окна».

Вернуться к тексту