История Канхи: индийские приключения Сиэля (джен)

Маленькая Рати была самой младшей из служанок в доме сахиба Сиэля и прислуживала его дочери, миззисахиб Зиглинде.

Да и взяли ее в дом позже всех — по совету Канхи, служившего тогда боем у сахиба. Канха сказал сахибу, что миззисахиб Зиглинде будет веселее видеть рядом миленькое личико ровесницы, а некоторые нужды девочки лучше всех поймет только такая же девочка.

И на такую хорошую работу, на которой не надо мыть полы и трясти тяжелые циновки или сутками сидеть за маслобойкой, взяли не кого-то из младших дочерей богатых крестьян, а сиротку Рати, у которой из всей родни осталась одна бабушка, что в своем вдовьем горе день деньской проводила на поденной работе, чтобы прокормить себя и внучку.

Когда Канха пришел звать Рати работать в сахибский дом — бабушка от радости зарыдала и попыталась упасть тому в ноги, Словно Канха был знатным господином или мудрецом из ашрама, а не простым слугой, пришедшим откуда-то с гор на заработки. Но Канха тогда не дал бабушке кланяться, удержал ее за руки и сказал, что если на то пошло, это он должен склониться перед ней, восхищаясь ее мужеством и усердием. И бабушка зарыдала еще сильнее, обнимая Канху за голову, целуя в обе щеки и говоря, что видно сами благие боги Кайлаша послали того к отчаявшимся ним помочь в их беде.

И маленькая Рати с радостью пошла работать, а ей за это платили настоящие деньги, как взрослому мужчине, да еще и в самый первый день дали большой задаток, как сказала мэмсахиб Лиззи, «на булавки — ярких ленточек купить». Ох, не до ленточек было Рати — они с бабулей купили козу и жить стало куда как чудесней! В доме снова появились масло и сыр! И бабуля снова могла хлопотать хозяйкой по своему дому, а не горбатиться у чужих людей и сносить попреки от чванливых богатых господ!

И сама работа у Рати была замечательной — заботиться о больной миззисахиб, а ведь тот, кто помогает больным приобретает большую заслугу перед богами! А миззисахиб Зиглинда была с детства больна ногами и ходила только с тростью, и днем все больше сидела в просторном кресле за книгами. А потому нужно было приносить ей все, что она просила, а еще бегать по всяким мелким поручениям. У Рати даже появилось время играть в куклы, пока миззисахиб читает свои книги.

Сначала Рати стеснялась миззисахиб, но скоро они подружились — мизззисахиб бойко говорила на местном языке, знала много удивительных вещей, показывала в своих толстенных книгах-энциклопедиях рисунки с чудесными животными, сценами жизни иноземцев и предметами их обихода. Сначала Рати казалось, что миззисахиб интересуется только слишком умными вещами, но скоро оказалось, что она изучает, как появились те или иные истории о богах и героях в разных землях — и Рати стала с огромным интересом слушать ее рассказы. Например, как асуры-карлики создали клад, как его охранял страшный наг-дракон и как герой Зигфрид пошел добыть клад, а карлик-асур ему строил козни, делая вид, что помогает, а прекрасная рани Кримхильда платила дорогими подарками за песни о подвигах героя-Зигфрида, влюбляясь в героя из песен.

Рати страшно переживала за то, как Зигфрида погубило то, что он не взял второй женой рани-воительницу, а рани-воительница узнала про обман и задумала месть. И очень волновалась, когда миззисахиб рассказывала о мести овдовевшей рани Кримхильды. А еще ей очень понравилась история, как три богини из далекой страны Греции поспорили, кто из них прекраснее всех — как будто не знали, что прекраснее всех несравненная Лакшми — и пришли к слепому юноше Парису, вернув ему зрение, чтобы первое, что он увидел, была их божественная красота, а красота других женщин не мешала ему судить о красоте богинь. И как одна из богинь подарила тому Парису любовь рани Елены, а другие разозлились и сперва сделали его раджой в городе Трое, а затем собрали воинов и героев со всех краёв, чтобы погубить Трою и Париса.

Но больше всего маленькую Рати привлекла история, как все та же богиня Афродита, которую назвали самой красивой, решила погубить прекрасную девушку Психею, а бог любви Эрот влюбился в ту и похитил ее и сделал своей женой — конечно же это бог любви Кама и его возлюбленная Рати-богиня, в честь которой и назвали саму маленькую Рати, приняли облик Эрота и Психеи, чтобы проучить гордую богиню Афродиту и научить ее любви и смирению, потому что в смиренных поисках мужа Психея стала воистину самой прекрасной не только телом, но и душой, настолько, что перед ее красотой истаял даже гнев богини Афродиты.

Рати очень хотелось узнать, как боги наказали и других чванливых богинь, погубивших город Трою, но она запаслась терпением — ведь, помимо историй о богах, миззисахиб Зиглинда читала привозимые из-за моря чудесные толстые журналы с рассказами о дальних странах, а также о жизни в самой Британии, где живет в самом прекрасном из тысячи своих дворцов Белая Королева. И они вместе с Рати листали эти журналы и миззисахиб Зиглинда пыталась объяснить, так, чтоб было понятно, суть рассказываемых в журналах новостей.

А Рати в свою очередь показывала миззисахиб Зиглинде, как играть в куклы — оказалось, что у мудрой и ученой не по годам миззисахиб совсем не было кукол и она не знала, что с ними делать. И Рати объясняла ей, как наряжать куклу так, чтобы было похоже на невесту, или служанку, или жениха, или как играть в то, что Равана пытается выманить из дома Ситу пока Рама на охоте за золотым оленем…

И они чудесно проводили время вместе, становясь все более дружны. И скоро Рати знала о других землях и их сказаниях больше, чем кто-либо в деревне, разве, что, кроме знахарки Ачьюты, которая училась у мудрецов и читала даже китайские и тибетские книги. И в часы отдыха, когда Рати убегала поиграть в куклы и салки с другими деревенскими девочками, она рассказывала им истории о Зигфриде и Кримхильде, о лиле Камы и Рати в образе Эрота и Психеи и о том, как герои сражались под стенами Трои. И подруги стали ее больше любить за эти замечательные сказки, охотнее звали ее в свои игры и забавы и меньше задирали нос перед ней, как перед сиротой.

* * *

Словом, когда бой сахиба Канха вдруг однажды утром въехал в деревню верхом на тигре, прекрасный как рассвет и играющий на флейте так, что ноги сами пускались в пляс, да еще и окруженный танцующими пастушками и бьющей в барабаны и трубящей в раковины радостной толпой — маленькая Рати не слишком удивилась. Они-то с бабушкой уже давно подозревали, что с гор в Барсану пришло в облике Канхи доброе божество помочь бедным людям в неурожайный год — ведь Канха только появился в деревне, а его уже все полюбили, стольких он помирил и стольких рассудил, стольким находил пропажи и выручал деньгами... Нет, они, конечно, Рати с бабушкой не ожидали, что это сам благой Вишну в обличие Кришны пришел в Барсану! Но все же удивились они не так сильно, как прочие люди — ведь они были теми из бедняков, кого, занятые причудливыми лилами, забыли простые боги — и только Великому Махадэву, да Мудрейшему Вишну до них маленьких и было дело.

Конечно же, маленькая Рати поспешила рассказать своей госпоже и подруге миззисахиб Зиглинде радостную новость про приехавшего в Барсану бога верхом на тигре, а также о том, как Канха остановил трактор, спас от виселицы ворюгу Акила и заключил пари с отцом Зиглинды, что больше принесет денег — ярмарка или мельница.

Миззисахиб Зиглинда выслушала с большим вниманием и не стала высмеивать Рати или подвергать ее слова сомнению — все-таки чтение книг о богах и героях разных земель сделало ее очень мудрой. Но происходящее необычайно заинтересовало ее и она попросила Рати идти к Канхе и слушать, что тот еще скажет и какие чудеса явит, а потом пересказывать все в подробностях миззисахиб Зиглинде, чтобы она могла записать все это как целую историю и отправить в Лондон, чтобы в землях Белой Королевы об этом напечатали в журнале или даже издали целую книгу. Чтобы всему свету стало известно о чудесах в Барсане!

Рати очень понравилась эта идея, а еще больше понравилось, что можно быть рядом с Канхой , как и другие девочки и девушки деревни, не занятые работой в доме сахиба, и смотреть, какие чудеса и лилы еще покажет господь Кришна.

А еще потому что там был тигр!

Нет, раньше Рати тигров очень боялась.

Но ездовой тигр Кришны был, судя по всему в прошлой жизни каким-то добрым аскетом, за свои молитвы заслужившим честь возить бога, потому что был кроток и мирен, позволял себя гладить и ласкать, вплетать ленты в золотой мех и украшать шею венками. Девушки-пастушки спорили и соревновались между собой, кто из них принесет тигру молока и сливок от своей лучшей коровы! А тигр с достоинством и благодушием вкушал их подношения и громко урчал от удовольствия, а затем валялся по земле под священным деревом и перекатываясь на спине и потягиваясь.

И вообще в деревне теперь было замечательно.

Люди воспряли духом, готовились к ярмарке и ставили палатки для торга, девушки собирали цветы, низали гирлянды и украшали ими дома и прилавки.

На холме над рекой, где раньше девочки забавлялись, пуская воздушных змеев, кипела работа, стучали топоры — возводилась мельница по сахибским чертежам.

Сахиб Сиэль который регулярно отправлялся лично присмотреть за тем, как идет работа, не имея теперь возможности разъезжать на тракторе, пешим оставался недолго и теперь катался верхом на молодой норовистой лошадке. А лошадка та была, несомненно, очень породиста и стоила немыслимых денег, но любила проявить характер и регулярно не слушалась сахибских окриков на потеху всей деревне, а к главной площади, где под деревом обитал тигр, так и вовсе отказывалась подходить. Трактор же с приезда Канхи так и стоял на площади возле храма ярким напоминанием о том, что самых гордых божество смирит, а самых печальных развеселит! И, пробегая мимо трактора, Рати всякий раз украдкой показывала ему язык — знай, мол, асур-машина, свое место!

А Канха дни напролет сидел под навесом на ступенях храма и болтал с людьми — со старостой Вришбханом, как лучше устроить ярмарку, с жрецом Уграпатом о том как боги бывают правы и не правы и о чудесах Белого Бога, о котором сахибы знают, но старательно забывают каждый раз, когда надо сделать гадость, а еще с женой Уграпата знахаркой Ачьютой о травах и средствах для лечения болезней у людей и домашней скотины…

А люди собирались вокруг и слушали его речи — такие веселые, полные шуток, и такие верные, полные мудрости. И всем было приятно его слушать, потому что говорил он и со старостой и со жрецом просто и вежливо — словно все еще был тем самым пришлым с гор Канхой, который прислуживал у сахиба боем.

И всякий раз, как Рати прибегала посмотреть, что творится на площади, Канха приветливо махал ей рукой и разрешал сесть у своих ног на нижней ступени храма, прямо рядом со стариком Балдео, который утверждал, что он теперь будет учиться у своего господа, который его так прекрасно одурачил, и внимать всем его речам, чтобы потом пересказать их во всех окрестных деревнях.

Именно благодаря этому Рати, пожалуй, лучше всех в деревне расслышала разговор Канхи и Аяна, когда тот пришел и обратился к Канхе:

— О, Ишава (Верховный повелитель), воистину ты Апараджит (Тот, кого невозможно победить), потому что великие воины тебе не соперники!

А Канха широко распахнул свои раскосые как у горцев глаза и сказал со смехом:

— Воистину, о Аян, в себе едином собравший целое войско, прав ты, зовя меня Кешава Апараджит, ибо нет никого, кто сравнится со мной в красоте волос и победит меня в искусстве их украшать!

Сидящий рядом с Рати старик-охотник Балдео захохотал. Засмеялись и занятые низанием гирлянд устроившиеся неподалеку под навесом девушки и стали посылать Канхе улыбки и ласковые взгляды.

А Аян сердито раздул ноздри и сжал кулаки — ему явно не по душе пришлось, что его возвышенную речь тот превратил в шутку.

Но он смирил свою злость и сказал:

— Я гневался на тебя и даже напал с оружием — я был не прав. Я понимаю теперь, почему ты хотел, чтобы Вришбхан отказался от клятвы отдать мне в жены Радху. Когда ты поведешь нас убивать сахибов и я стану великим героем мятежа, Радха сама захочет стать моей женой — это будет гораздо правильнее.

Взволнованный гул прошел по толпе народа, собравшегося слушать речи Канхи — они-то готовились к ярмарке и совсем не думали ни о каком мятеже.

Неужели ярмарка — это только повод к восстанию?

Но Канха поднял руку, призывая к молчанию — и разговоры стихли.

— Аян, Аян, кем ты себя возомнил? — сказал Канха все еще улыбаясь, но Рати показалось, что улыбка эта теперь вовсе не ласкова. — Могучим Арджуной? Думаешь, я пришел только затем, чтобы повести твою боевую колесницу на новую Курукшетру? Или ты не разглядел тигра — а вместо него померещился тебе подо мной белый конь?

Аян, которому тоже не понравился тон Канхи, невольно сердито сжал кулаки.

Но Канха будто этого и не заметил, продолжая:

— А может быть Аян забыл, что он сын жреца, а не воина? И что его дхарма — это творить молитвы богам, а не воевать! Парадхармо бхавая, Аян — опасно жить чужой дхармой! Сам не заметишь, мня себя Арджуной, как станешь Ашваттхамой. Или ты забыл, что всякое убийство человека есть — адхарма?

— У сахибов нет дхармы! — возмущенно выкрикнул Аян. — Они творят только зло и грех!

— Дхармы у них может и нет. — качнул Канха красивой головой. — Зато у сахибов есть танк. Знаешь ли ты об этом, Аян? Видел ли ты когда-нибудь — танк?

Рати не знала, что такое «танк», но ей не понравилось, как Канха говорит это короткое звонкое слово. Словно что-то тревожное и опасное в нем крылось.

Но Аян тоже не знал, что это такое, поэтому насупился и нахмурился, не желая выдать своего невежества.

— А я вот видел. — сказал Канха, посерьезнев. — Танк — это сахибская машина размером больше трактора, даже больше комбайна Рейнегольд. Вся в толстенной железной броне, словно древний воин, а на ней поворотная башня и на башне — пушка. Как могучий бык сквозь траву, так танк идет сквозь лес — малые деревья подминает, а большие ломает. Кто устоит перед танком?

Рати невольно передернула плечами, представив это жуткое чудище, люди испуганно зашептались, старик Балдео сердито кашлянул в пышные усы, а Вришбхан-джи аж зажмурился, представив, что такая напасть может постигнуть его деревню!

— Нет, не пройдет сюда танк! — возразил Аян, хоть и не очень уверенно. — Трактор у реки завяз в глине — всей деревней вытаскивали! Танк в болотах утонет!

— Трактор завяз, а танк по болоту идет как по ровной земле. — вздохнул Канха невесело.

Люди снова испуганно зашептались — слыханное ли то дело!

— Нет, нам танк не страшен! — выпалил наконец Аян, блеснув глазами. — Он далеко в Британии охраняет Белую Королеву! Она его от себя не отпустит!

— А ты думаешь, что он у Белой Королевы один? — спросил Канха, прищурившись.

Аян растерянно открыл рот, чтобы что-то сказать, но нахмурился, а потом мотнул головой:

— Такая машина немыслимых денег стоит! Откуда другому взяться?!

Рати всплеснула руками — уж чего-чего, а денег у сахибов всегда было как раз именно что немыслимо много, тут Аян маху дал!

А Канха вдруг рассмеялся и снова поднял руку, привлекая к себе внимание:

— Слушайте, слушайте! Не нужна Аяну Радха!

Люди вытянули шеи, ожидая, что же скажет их архат.

— Слушайте! — повторил Канха. — Вот среди нас стоит великий господин — Аян, муж Белой Королевы!

Балдео захохотал, видно первым понял шутку, но быстро унялся, а Канха, как ни в чем не бывало, продолжал:

— Конечно, Аян — муж Белой Королевы! Он велит Белой Королеве «Эй, жена! Танк дорогой, иметь много танков расточительно!» Только она старенькая совсем, не знали мы, что Аяну старушки нравятся!

Аян задохнулся от возмущения, люди засмеялись и захлопали в ладоши, а Канха подмигнул сидящим под священным деревом почтенным деревенским старухам:

— Ай, красавицы, берегитесь! Помрет Белая Королева — Аян новую жену искать начнет, станет к вам приставать!

Те захохотали и стали грозить Канхе пальцами и кулаками, а еще смеяться, что они же даже старше мачехи Аяна знахарки Ачьюты, куда им такой муж, у которого еще молоко на губах не обсохло!

Аян стоял, сжимая кулаки, раздувая ноздри, красный от злости!

Потом схватился за рукоять своей сабли, словно снова желая напасть…

А потом вдруг плюнул Канхе в лицо!

— Ты лжец! — крикнул он в исступлении. — Ты не бог — ты лжец и колдун!

Люди с возмущенными криками схватили Аяна за плечи и хотели побить за такое святотатство, но Канха велел властно:

— Пустите его, пусть идет!

Поэтому Аяна с неохотой отпустили — и он быстрыми шагами ушел прочь с площади…

Но напоследок вдруг обернулся и крикнул:

— Я разоблачу твой обман перед всеми! Все увидят, что ты лжец!

— Выдрать бы Аяна хорошенько! — проворчал сердито ему вслед охотник Балдео. — Да только поздно уже!

— Поздно. — согласился Канха с грустью в голосе. — Ослепленный гордыней, теперь любые колотушки он принимает не как карму за свои дела, а как несправедливость по отношению к героическому герою. Жаль Уграпата-джи, когда он узнает о сегодняшнем…

Балдео нахмурился и встопорщил усы — тоже, видимо, жалея в душе жреца Уграпата, которому достался сын Аян.

А Рати осмелилась спросить:

— Скажи, Канха, ты же победил танк своей золотой сударшаной?

Канха печально покачал головой:

— Нет, маленькая. Мне пришлось от него бежать. Пока длится калиюга, я не могу сражаться в полную силу.

Рати огорчилась, что их любимому господу вместо того чтобы уничтожить сахибское злодейское колдовство, пришлось уносить ноги. Но, увы, таковы правила, установленные самими богами и не будет в мироздании порядка, если боги не будут сами соблюдать эти правила.

Конечно, когда Рати пересказывала эту историю госпоже Зиглинде, она постаралась во всех подробностях передать. Как злился Аян и как Канха рассказал, что у сахибов есть жуткая машина — танк!

Но миззисахиб Зиглинда не слишком была впечатлена новостью о существовании танка — может быть, уже читала о нем в каком-нибудь сахибском журнале. Гораздо больше ее заинтересовало то, как разозлился Аян, когда Канха отказался поднимать мятеж.

— Да, это закон п с и х о л о г и и, — сказала она. — Когда божество отказывается исполнять их прихоти, люди дикие и неумные объявляют черное белым, а бога демоном — и обращаются в а т е и з м.

Несмотря на умные слова, Рати поняла, о чем говорит ее белая подруга и кивнула:

— Да, Аян — дикий дурак! Не понимает, что если будет мятеж — людей будут убивать!

— Нет, понимает. — возразила миззисахиб Зиглинда. — Ему просто все равно. Он уже счел их смерти приемлемой платой за то чтобы стать великим героем. Но он дурак и не думает, что в первых рядах могут убить и его самого. Он уверен, что с ним-то ничего не случится.

— Какой же он мерзкий! — скривилась Рати. — Бедная наша Радха, поскорей бы Вришбхан-джи освободился от клятвы! Будь такой негодяй моим женихом — я бы людям в глаза смотреть не могла бы!

— Мерзость Аяна — только Аянова. — снова возразила миззисахиб. — Радха правильно делает, что не принимает на себя бремя стыдиться за безумные затеи Аяна и их печальные последствия.

Рати подумала и согласилась, что, пожалуй, это правильно, и порадовалась, какой умной сделало ее подругу чтение сахибских книг — а еще больше того то, что госпожа Зиглинда дружила с Канхой, когда тот изображал слугу ее отца сахиба Сиэля. Ведь Зиглинда часто посылала Рати привести Канху, чтобы тот рассказал что-нибудь интересное, а тот с радостью приходил и называл Зиглинду всякими добрыми ласковыми словами, а особенно «маленьким гением». Видимо, она достаточно успела у него научиться божественной мудрости, что теперь так справедливо судит о людях!

Дома перед сном она поделилась этими мыслями со своей бабулей и та кивнула.

— Да, — сказала бабуля. — Добро делает мудрым, а мудрость добрым. Твоя маленькая госпожа — очень добрая девочка. Могла бы воображать себя принцессой и помыкать тобой, а она учит тебя уму разуму, рассказывает истории об играх богов и деяниях героев. Если бы она стала играть в принцессу — это зло сделало бы ее глупой и противной.

Рати согласилась с бабушкой, что это было бы очень печально.

А бабуля покачала головой:

— Много ругают в деревне сахиба Сиэля, а ведь он не злой и не дурной сахиб. Если б все сахибы были такими, как он! Но увы, больше среди них алчных негодяев и горько нашей матушке-родине у них в плену. Только вот прав господь Канха — не время для мятежа. Сахибы сильны, а мы слабы, мы голодаем и болеем, потому нужна ярмарка, нужно работать, чтоб стать сильнее. Тогда злу не устоять!

Рати обдумала эти слова и согласилась с бабушкой.

В конце концов, Сита долго пробыла в плену у Раваны, пока Рама собирал воинов, чтоб ее освободить! И она могла бы бежать оттуда с Хануманом, но тогда зло не было бы уничтожено и демоны продолжали бы творить свои жестокие дела! Значит, нужно уметь ждать, когда придет назначенный срок для избавления от власти злых сахибов.

Но на всякий случай она решила спросить это у самого Канхи.

Поэтому утром Рати встала как можно раньше и побежала на площадь к храму — и стала ждать прихода Канхи.

Там ее заприметил сидящий под священным деревом старик Балдео и окликнул.

Она подошла к нему без страха — раньше она его побаивалась, ведь про него деревенские девчонки поговаривали, что он в своем лесу научился всякому колдовству от оборотней и духов. Но старика Балдео любил Канха, называл старшим братом и рассказывал всем, что тот ему оказал замечательную услугу.

Поэтому Рати очень скоро перестала того пугаться.

— Добрый дедушка Балдео, я пришла спросить Канху. — объяснила она на всякий случай. — Это по поводу мятежа — когда ему быть.

Балдео усмехнулся в пышные усы:

— Что, захотела как Аян, померяться силами с сахибами в гарнизоне? Не рановато тебе в мятежники?

— Нет. — сказала Рати серьезно. — Когда приходит время спасать Ситу из плена Раваны, даже самая малая помощь не будет лишней. Но мне важно узнать у Канхи, правильно ли я все поняла.

Балдео взглянул на нее с удивлением, пробормотав "ну и ну" и видимо собирался сказать что-то еще, когда вдруг послышался частый перестук копыт и на площадь влетела взмыленная лошадь.

Всадник осадил ее перед священным деревом, спрыгнул и подбежал к Рати и старому охотнику.

— Беда, — выпалил он. — Беда идет, о Балдео!

Тот поспешно вскочил на ноги.

— Что за беда и кто ты такой? — спросил он сурово.

— Я — Сахасрайони, племянник твоего друга Нарендры, что служит в гарнизоне поваром! — выпалил прискакавший на лошади юноша. — Нарендра и отец послали меня рассказать, как в гарнизоне взбесилась лошадь!

— А мне до того какое дело? — удивился Балдео. — Вот кабы лошадь взбесилась и убежала в джунгли — меня имело бы смысл звать. Только теперь мне не до глупых лошадей глупых сахибов — я сижу у ног моего господа и слушаю его мудрые речи!

— Так не просто она взбесилась! — воскликнул Сахасрайони. — Когда стала она с пеной во рту бросаться и кусать людей, бить их копытами и беситься как дикая, прибежал к Нарендре слуга красотки Джатилы и рассказал вот что! Пришел к Джатиле накануне ее сын Аян и стал кричать, что ваш барсанский господь — обманщик! Слуга затаился за дверью — он хотел послушать, не натворил ли дурак-Аян опять чего-то смешного. Но Аян стал просить мать помочь ему раскрыть обман Канхи! И тогда Джатила сказала — если Канха лжец и колдун, то и тигр у него не божественный, а просто дрессированный зверь. Но есть одна китайская травка, от которой и самые смирные звери становятся безумны. Если Аян подольет отвар этой травки в молоко, которое девушки понесут тигру, то тигр взбесится и нападет на людей, а затем убежит в лес. И обман Канхи будет раскрыт — тогда его побьют камнями и обида, нанесенная Аяну будет отомщена!

— Ах, ах он стервец! — изумился Балдео. — Не того сучьим потрохом люди прозвали!

Но он был недаром лучшим из охотников, а потому крепко взял за плечи Рати и внимательно глядя ей в глаза сказал:

— Вот что, «маленькая помощь», раз ты все слышала, так беги бегом в лес к пастушкам-гопам скажи, что Аян хочет отравить священного тигра и пусть они без благословения Канхи молока тигру не дают. А я дождусь нашего господа и расскажу ему, что мы узнали, а потом пойду приглядеть за этим… мстителем.

Рати кивнула и опрометью помчалась в лес у реки, куда девушки гоняли пастись коров. Ей повезло — пастушки как раз собирали стадо, чтобы отвести в деревню.

— Радха, Радха, беда! — закричала Рати, увидев главную из гоп, дочь старосты Радху.

— Что случилось? — нахмурила та красивые брови, над которыми по лбу были нарисованы узоры и цветы. — Твоя бабушка заболела? Тогда надо звать Ачьюту, а не меня!

— Нет! — Рати мотнула головой. — Аян хочет отравить тигра!

Но не успела она продолжить, как Радха сжала в руках свою пастушью палку и сердито топнула ногой.

— Слушай, что говоришь! — возмущенно сказала она. — Аян бы такого никогда не стал делать! Это опозорило бы всю деревню и моего отца Вришбхана.

Рати почувствовала, как у нее колотится сердце, а к горлу подступают невольные слезы — что же делать, если ей не верят и вот-вот назовут лгуньей!

— Я своими ушами слышала! — крикнула она, собрав свое мужество. — И дедушка Балдео велел вам следить за молоком и не давать его тигру без благословения Канхи!

Радха снова сердито топнула ногой, но тут ей на плечо легла рука, расписанная цветами и волнами, а всем уже знакомый голос произнес:

— Малышка Рати говорит правду. Она не стала бы врать — она хочет уберечь моего тигрулю от беды.

То был Канха!

Видно, он в лесу ночь напролет играл для пастушек веселые мелодии на флейте, чтобы они могли плясать среди деревьев свои колдовские волшебные танцы, а теперь вместе с ними собирался вернуться в деревню.

Рати бросилась к нему, не помня себя, обняла и, наконец, залилась слезами — ей было очень обидно, что Радха, которой она так восхищалась, ей не поверила и ее отругала.

Канха положил ей одну руку на плечо, а другой стал гладить по голове, что-то ласково шепча. Радха же так и стояла, нахмурившись и надув губы. Но потом она вдруг отбросила палку, и обняла Рати, опустившись на колени.

— Прости меня, Рати! — сказала она. — Гнев меня ослепил. Я сердита на Аяна, но еще больше сержусь на тех, кто говорит о нем дурное. Прости, я не подумала, что его обида может его так далеко завести! Давай будем подругами — вот, возьми и не плачь.

Она сняла с запястья красивый браслет с розовыми и алыми цветами из шелка и протянула Рати в знак примирения.

Рати мгновенно утешилась — она и мечтать не могла, что Радхв предложит ей свою дружбу и такую красивую вещь! Потому она вытерла слезы, обняла Радху в ответ и надела браслет на запястье. Конечно, сейчас он был ей еще велик — но ведь однажды она до него дорастет!

А Канха велел гопам идти вперед, гоня стадо, сам же подхватил Рати на руки и пошел следом. Так они прошли по главной улице, а потом, когда девушки подоили коров, Канха попросил у одной из девушек покрывало, набросил на голову, взял в руки горшок и — Рати даже распахнула рот от изумления — вдруг совершенно потерялся в толпе пастушек.

Казалось, идет еще одна девушка, кокетливо прикрывая пологом покрывала лицо. И то, какой была походка, и как поводили в так шагам плечи, и как крутое бедро поддерживало тяжелый горшок — все было неотличимо от того, как вели себя другие девушки.

Пряча улыбки и иногда невольно хихикая, а также отпуская шутки, что у Радхи, видно, появилась соперница по изяществу и красоте, девушки пестрой толпой двинулись к главной площади, а Рати побежала среди них, ожидая, что же будет.

И вот вдруг путь им преградил Аян!

— Молоко несете, да? — спросил он приветливо. — У меня пересохло в горле с дороги — я ходил в гарнизон. Дайте хоть глоток!

Девушки запереглядывались — но укрытый покрывалом Канха едва заметно им кивнул.

И тогда одна из них протянула Аяну кувшин.

Тот сделал вид, что пьет — если бы Рати не следила за ним во все глаза, она бы нипочем не заметила, как что-то у него выскользнуло из рукава и упало на дно кувшина — а потом вернул кувшин, утирая рот.

— Э, нет, Аян-джи! — сказал нежным девичьим голоском Канха из толпы. — Так не пойдет — пей до дна, великий воин! Иначе не пустим!

— Да-да, пей до дна! — девушки окружили Аяна, не пуская уйти. — Пей до дна, Аян-джи! Иначе не пустим!

— Я не хочу! — Аян отталкивал кувшин, словно в нем спряталась змея. — Я сыт!

— Ах, что тут? — громко сказал Канха уже своим голосом.

Рати увидела, что он успел отдать кому-то покрывало и горшок и теперь не таится.

— А, Аян меня вызывает на соревнование, кто быстрее выпьет кувшин молока, да? — спросил Канха.

— Да, да! — закричали девушки. — Аян тебя вызывает, пей скорее, Аян, а то Канха тебя победит!

Аян толкнул кувшин из рук девушки так, чтобы тот упал и разбился, но та оказалась ловчее и перехватила его — в конце концов деревенские мальчишки подобными шалостями не раз забавлялись и девушки стали очень ловкими.

Канха же принял из рук пастушек свой кувшин и стал из него пить под радостные крики «Скорей, скорей!»

Аян с яростью посмотрел на Канху, потом с обреченным ужасом на кувшин в своих руках и таки сделал оттуда неуверенный глоток…

После чего вдруг упал как подкошенный и молоко из кувшина разлилось по земле.

— Ах! — прижала Радха руки ко рту. — Правда яд!

Девушки перестали смеяться и испуганно запереглядывались — им не приходило в голову до этой минуты, что Аян хотел отравить тигра, но теперь отравился сам.

— Да. — кивнул Канха невесело. — Там и правда яд — в том первом кувшине, который теперь завернут в мое покрывало. Но я подменил тот кувшин с молоком — и Аян выпил совсем другого молока! Посмотрите, он просто спит!

Девушки наклонились к Аяну и облегченно рассмеялись — да, Аян спал, растянувшись в пыли, и даже храпел во сне!

— А! Я знаю! — крикнула Радха. — Он же всю ночь, наверное, глаз не сомкнул, потом из гарнизона сюда спешил, а это его свалила жара! Как маленького!

— Да, точно! Как маленького! — засмеялись девушки.

Тут у них за спиной послышалось лошадиное ржание и фырканье и к Канхе подъехал на своей молодой норовистой лошадке сахиб Сиэль.

— Что это тут такое? — сердито спросил он. — Канха, ты! Опять проповедуешь?!

— Никак нет, добрый сахиб! — улыбнулся Канха весело. — Аяну вот плохо от жары!

Сахиб посмотрел на лежащего Аяна и скривился.

— Это называется «санстроук». — сказал он важно. — Солнечный удар. Немедленно положите его в телегу и отвезите в гарнизон к полковому лекарю — там ему дадут замечательных германских капель, которые живо приведут его в порядок.

Девушки побежали относить тигру молоко и звать повозку, а Рати осталась посмотреть, не скажет ли Канха сахибу Сиэлю еще что-нибудь веселое, как тогда на площади.

— Это действительно солнце постаралось? — спросил Сиэль у Канхи сурово.

— Конечно, я же солнышко! — засмеялся Канха.

— А я серьезно спрашиваю, что это с ним?! — резко спросил сахиб, забывшись и привставая в стременах, от чего его норовистая лошадка под ним заплясала и зашалила.

— Ну, немного снотворного и немного слабительного. — усмехнулся Канха, наблюдая, как сахиб пытается удержаться на лошади. — Но это секрет. Да, малышка?

Рати вздрогнула — последние слова Канха опратил к ней и еще подмигнул — и кивнула в ответ.

Тут ее заметил и сахиб.

— Так. — сказал он еще более сердито. — А не этой ли босоногой мартышке я плачу деньги за то, чтобы она прислуживала Зиглинде?

— Да, сахиб, я служанка вашей дочери. — поклонилась ему Рати.

— Тогда почему все еще не на рабочем месте?! — спросил у нее сахиб гневно. — Марш работать, или я и от тебя потребую «референс леттер»!

— О, я охотно помогу сделать замечательное рекомендательное письмо и для нее! — радостно подхватился Канха.

Но сахиб только сплюнул и дал шенкелей своей лошади — которая немедленно унесла его прочь, периодически норовя поддать задом и сбросить.

— Не бойся, малышка, он тебя не выгонит. — улыбнулся Канха Рати. — Он только для порядка шумит, а на самом деле терпит куда менее старательных слуг, чем ты.

— Да, моя бабушка тоже так говорит! — улыбнулась ему Рати в ответ. — Жаль только, что вы больше не навещаете миззисахиб Зиглинду! Она, наверное, скучает…

— Ничего, скоро придет время ей меня навестить. — загадочно ухмыльнулся Канха и прижмурил свои раскосые глаза. — Скоро увидишь! Скажи ей, чтоб взяла тебя с собой! Вы ведь подруги?

— Ага! — кивнула Рати. — Лучшие! Ну, я к ней!

И поспешила в дом сахиба — ведь ей предстояло рассказать своей маленькой подруге-госпоже, что она узнала сегодня — о кознях Аяна, о том, что Канха умеет превращаться в девушку и о том, что Радха подарила ей в знак дружбы замечательный браслет!...