Была лишь одна Дорога... (гет)

“Despair, or folly?' said Gandalf. `It is not despair,

for despair is only for those who see the end

beyond all doubt. We do not…”

Gandalf at the Council of Elrond

J. R. R. Tolkien

Lord of the Rings: The Fellowship of The Ring

«Отчаяние, или глупость? — сказал Гэндальф. — Это — не отчаяние.

Ведь отчаяние только для тех,

кто безо всяких сомнений видит конец. Мы — нет…»

Гэндальф на Совете Эльронда

Старый Брод

23 день месяца Кэрвэт (Июль)

Над лесами Рованиона — от Андуина до Кэльдуина и от истоков Лесной до Росгобэля⁽¹⁾ — носились тяжёлые сизые тучи, изливаясь шумными летними грозами в кроны вековечных деревьев. Прозрачные капли влаги скатывались по листьям, омывали морщинистые стволы, стекались к корням деревьев и проникали глубоко в почву. Чтобы потом сбежать неизведанными подземными дорогами к костям земли или выбраться к поверхности, разлиться говорливыми потоками на пути к стоячим водам и испариться в небеса к сбившимся в тучи собратьям. У каждой капли свой путь.

У всего живого свой путь…

«Свой… путь…» — непрерывно шептали пересохшие губы, ловя стекающие по замшелому камню капли холодной воды…

 

Темноволосая эллет резко подхватилась на постели и села.

Тяжело дыша, задыхаясь от впечатлений и картин Незримого, куда увели её тропы сновидений, она закрыла ладонями лицо. И лишь некоторое время спустя сумела поднять голову, ответив на неотрывный пристальный взгляд — с соседней кровати за ней внимательно наблюдала сестра.

— Не беспокойся, Мэллерин, всё в порядке, — с трудом проговорила эллет и попыталась улыбнуться встревоженной сестре.

Но улыбка, по-видимому, вышла не слишком убедительной, поскольку взгляд сестры не потерял проницательности.

Вздохнув, эллет потёрла виски, собираясь с мыслями, и ощутила влагу кончиками пальцев — совсем как та, что стекала по листьям и ветвям древних деревьев в её снах-видениях.

— Я всего лишь видела дождь, — пробормотала она, пытаясь придать голосу уверенности.

— И я видела, Мирэ, — неожиданно ответила сестра и тоже закрыла руками лицо.

Такой её жест был настолько необычен, что эллет тотчас же вскочила со своей кровати и в пару шагов преодолела расстояние до кровати сестры. Присела рядом с ней, осторожно коснулась плеча:

— Мэль… Мэллерин… Что… что видела ты? — едва слышно, запинаясь, прошептала она. И замерла, боясь услышать ответ сестры, чей дар предвидения был много сильнее её собственного.

Мэллерин несколько раз прерывисто вздохнула, выравнивая дыхание, прежде чем едва слышно произнести:

— Смерть и страх, Мирэ. Темницу, неволю, подземелье. И боль…

После чего отняла от лица руки и договорила:

— Мирэ, я… Я никогда не встречала в Незримом ничего подобного. И особенно с такой ясностью…

Рывком она поднялась с постели, сбрасывая объятия сестры, и устремилась к выходу из комнаты как была — утопая в водопаде спутанных прядей золотистых волос и подобрав рукой подол ночной сорочки, не озаботившись даже светильником, чтобы осветить проём перекосившейся двери комнаты и высокий порог.

— Это неспроста, Мирэ! Эти видения надо проверить!

— Мэль, постой! Мэллерин! — воскликнула сестра ей вослед, поспешно одеваясь и пытаясь отыскать впотьмах на столе огниво и фонарь.

Но Мэллерин уже было не остановить.

Под уверенным толчком её ладони распахнулась наружная дверь хлипкой хижины, приткнувшейся у косогора над обрывом реки. Эллет выбежала в ночь, а следом за ней тенью метнулась сестра.

И обе в ужасе застыли на пороге, разглядывая в поднебесье далёкие алые отсветы и сполохи — но совсем не над вершинами вековечных деревьев противоположного берега реки, откуда ежедневно проливалось зарево рассвета и где последние недели часто бесновались грозы. Тревожащее зарево рдело далеко-далеко на юге — там, куда утекали воды Андуина и где небо смыкалось с бесконечной безлюдной степью, раскинувшейся вокруг их хижины.

 

Неприметная хижина, выросшая на косогоре у западного берега Великой Реки неподалёку от Старого брода чуть более трёх десятилетий тому назад, вот уже восемь лет служила летним домиком, где коротали ночи сёстры-эльфийки, часто скитающиеся по малолюдным землям к востоку от Мглистого Хребта. Их жизнь была проста — сбор трав, охота, рыбная ловля... Они не обрабатывали землю и не выращивали скот, но не знали ни в чём недостатка — они в совершенстве умели иное: исцелять тяжёлые недуги и изготавливать амулеты, несущие радость и свет любой погрязшей во тьме и боли душе. И эти навыки быстро снискали им уважение, благодарность и поддержку среди народа Лесных людей, чьи крошечные поселения были разбросаны по опушкам Мирквуда вдоль всего восточного берега Андуина от истоков Лесной до позаброшенного Гномьего тракта. На взгляд лесовиков, сёстры-эльфийки жили такой же простой жизнью, как и они сами: питались дарами природы и людей, помогали нуждающимся и больным. Но при том все знали: горе было бы тому, кто дерзнул бы явиться непрошеным к их хижине с дурными намерениями или же задеть словом, жестом или взглядом дев во время их визитов к людям. Сёстры-элллет всегда были под защитой, за ними присматривали сотни невидимых глаз. И далеко не все из них были людскими…

Так случалось последние восемь лет — восемь лет кряду вместе с первым весенним теплом на берегах Андуина объявлялись близ Старого брода две девы из народа эльдар и жили простой жизнью так же, как и лесные эдайн по другую сторону Великой Реки. Просто жили в старой хижине неподалёку брода: лечили, учили, ходили в гости к друзьям, которыми успели обзавестись среди людей…

Но основной целью непрекращающихся скитаний двух эллет по долинам Андуина было иное, и про то знали немногие, — ве́сти и слухи. Слухи, намёки, беседы, сплетни, которыми полнились тракты и которые не слишком сложно было узнать от путников, разносящих их по обоим берегам Андуина через Старый брод в обмен на ужин, ночлег, совет, балладу или приятную беседу у горящего огня.

Для таких путников огонь всегда приветственно горел в очаге и мерцал в окнах старой хижины около брода, но сейчас…

…Сейчас лишь лунные блики играли на встревоженных лицах сестёр, вглядывающихся в алое зарево, которое не в силах был бы заметить людской глаз.

 

— Мэллерин, что это? И что ты видела, поясни же?! Что происходит?..

— Мирэ… Эльмирет, — чуть запнувшись и зовя сестру полным именем, что случалось лишь перед посторонними или в ситуациях, не располагающих к использованию ласковых семейных прозвищ, Мэллерин обернулась с порога хижины, поспешно сплетая за спиной золотистые волосы в косы, — ты же видишь, что Незримое растревожено! Что-то происходит в южных землях, какое-то чёрное колдовство. Нужно исполнить наш долг, нужно оповестить всех. Нам следует поспешить!

— Да-да, в этом ты права, — тотчас же согласно кивнула взволнованная Эльмирет, отводя взгляд от горизонта.

После чего хлопнула дверью дома, подхватила висящий на стене плащ, оружие и один из расставленных у входа светильников, и снова явилась на порог:

— Я оповещу ближайшие деревни на том берегу и прогуляюсь по побережью к югу. Не волнуйся, недалеко, — сразу упредила она ожидаемые возражения сестры, — к тому же, ты знаешь, я буду не одна. — Она успокаивающе улыбнулась и присела, разжигая свой фонарь. А едва огонёк затеплился, сбежала с крыльца: — Передай известия, как было оговорено, и встретимся здесь же, у брода.

— Нет, Мирэ, не здесь! Становится слишком опасно. Не задерживайся в этих степях, встретимся в лагере на дороге к перевалу. Я буду там тебя ждать! — крикнула ей вслед Мэллерин, наблюдая, как светлячок фонаря сестры быстро движется вдоль берега реки по направлению к Старому броду. — Северные деревни я оповещу!

Она взглянула на юг и прерывисто вздохнула, волевым усилием сдерживая рвущиеся с языка вслед исчезнувшей в ночи сестре ненужные напутствия, и снова закрыла лицо руками, словно пытаясь укрыться от далёких алых сполохов:

— Да хранят нас Валлар, — прошептала она в ладони и тотчас же вскинула голову, взывая к полыхающему небу: — Пресветлая Варда, — её громкое восклицание огласило притихшую степь, — услышь мою мольбу! Донеси это известие твоему супругу, если не удастся передать иной знак! Время пришло! Помогите! Помогите же нам… — уже тише произнесла Мэллерин и закрыла глаза, обращая лицо к далёким звёздам и беззвучно шевеля губами.

С её протянутых вперёд ладоней слетел крошечный блик света и медленно вознёсся вверх, истаивая подобно облачку дыхания в морозный день.

Дева открыла глаза, тяжело дыша, и уронила руки, подрагивающими пальцами комкая складки юбки.

— Поторопись, Мирэ, родная, поторопись, — прошептала она в ночь, переводя дыхание, — и побереги себя….

Затем эллет метнулась в дом, зажигая фонари и быстро собирая припасы в дорогу: старый плащ, изящный короткий меч с россыпью сапфиров по гарде, сумку с припасами, запасной нож и огниво…

Её ждал путь на север — так было оговорено минувшей зимой в Каминном Зале Имладриса, когда до эльфийской обители стали долетать тревожные вести от разведчиков из южных земель…

 

Двадцать пять миль на север до Каррока, цели своего путешествия, Мэллерин преодолела ещё до полудня наступившего дня. Она торопилась, но двигалась размеренно, сберегая силы и стараясь не задерживаться в пути — лишь дважды напилась из прихваченной из дому фляги и восполнила запас воды, заодно предупредив о пугающих знамениях жителей крошечного посёлка в пять домов, укрывшихся за частоколом на границе леса восточного берега. Ей, как и сестре, всегда было сложнее путешествовать по восточным берегам Великой Реки, где даже на большом отдалении от Дол Гулдура явственно ощущалось дыхание тьмы, но сейчас выбирать не приходилось — единственный брод, по которому можно было попасть на Каррок, вёл к острову только с восточного берега. И это был самый верный способ быстро отправить известия на другую сторону Мглистого Хребта…

Мэллерин ступила на скользкие камни брода и преодолела половину расстояния до Каррока. И лишь оказавшись вблизи скалы, высящейся посреди разбивающего быстрину каменистого острова, позволила себе перевести дыхание после долгой дороги, которую проделала почти бегом.

Эллет присела на корточки, тронув ладонью журчащие под ногами струи быстрого течения:

— Pid nen lasto estad nin ar togo siniath an mellonen⁽²⁾, — прошептала она, умывая лицо. — Кто меня слышит — придите, явитесь! Помогите мне, помогите нам…

Чуть поиграв с потоком, она выпрямилась и вскинула голову вверх — растрёпанных волос давно не сдерживал капюшон плаща, да и сам плащ уже был скинут за ненадобностью под летним зноем. Мэллерин отерла лицо и вгляделась в вершину скалы, залитую полуденным солнцем. Не разглядев того, что искала, она разочарованно вздохнула, отерла лицо и со всех ног побежала к чернеющему зеву пещеры у подножия скалы, крепко сжимая в ладони огниво и фонарь…

* * *

Чадящий факел, забытый на стене кем-то из караульных, с шипением погас, плюнув напоследок облачком едкого дыма.

Лишь только исчезли даже самые крошечные искры света, в подземелье воцарилась полная тьма в довершение властвовавшей последние часы тишине. В камерах справа и слева уже несколько дней никто не отзывался. Обитатель камеры напротив, которого накануне увели караульные, так и не вернулся — а значит, его место вскоре займёт кто-нибудь другой. Какой-нибудь бедолага-путник, которому случилось оказаться на пути отряда лазутчиков, расползающихся от крепости на все стороны света, или житель посёлка с опушки Мирквуда, выбравшийся не ко времени за крепкий частокол. Или же ротозей-патрульный, не сумевший исполнить свой долг и защитить себя и своих подчинённых…

При этой мысли пленник не сдержал стона и шевельнулся, поднимая голову с холодного камня стены, к которой прижимался то щекой, то виском в тщетной попытке остудить мечущиеся мысли.

Звякнули цепи, которыми он был прикован к кольцам в стене и полу. Единственная ошибка — и цепи. Единственная ошибка за сотни лет! И расплата не заставила себя ждать… Это лежало на сердце холодным камнем — совсем как те, которые окружали его со всех сторон, но не способны были охладить гнетущие мысли. И подобно волне накатывало отчаяние: одна ошибка — и неподвижные тела на омытой росой поляне. Тела тех, кто доверился, за кого отвечал…

Он снова попытался пошевелиться, почти не ощущая онемевших от железа скованных рук и избитого тела. Боль уже стала привычной, от неё было легко отрешиться. Но вот мысли…

Пленник тряхнул головой, пробормотав нечто невразумительное сквозь стиснутые зубы. Потом зажмурился — словно пытаясь найти в темноте за сомкнутыми веками что-то иное, а не глухую тьму подземелья, — и потянулся губами к замшелой дорожке на камне. Но дождей, по-видимому, не было на поверхности уже несколько дней, и спасительный ручеёк влаги безнадёжно иссяк.

Он прижался щекой к мягкому мху и замер. И даже грудь его так редко вздымалась от неглубокого дыхания, что шастающие по подземелью крысы сочли его мёртвым. Выбравшись из многочисленных нор когда погас факел, они свободно хозяйничали в подземелье, проверяя притихшие камеры. Подобравшись к пленнику, они обнюхали его ноги, но не решились атаковать — миска с засохшим варевом на полу показалась им более привлекательной, чем прикованный к стене пленник, который странно и необычно для человека пах…

* * *

Ещё до рассвета добралась Эльмирет до последнего к югу от Брода относительно крупного людского поселения Мирквуда. Передав старейшине новости и предостережения, которые разведчики понесут дальше вглубь леса, она решительно остановила заботливые хлопоты хозяйки главного дома и засобиралась дальше, отказавшись от еды и ночлега. Единственное, что она приняла — помощь двух охотников, одолживших ей лёгкий челнок и помогших донести его до реки.

С первыми лучами солнца эллет вернулась на западный берег, непривычно притихший и замерший — будто в предчувствии надвигающейся грозы. И странной была эта тишина при ясном небе и в сиянии восходящего солнца, изгоняющего тени мрачного леса с поверхности ослепительно сверкающей воды.

Эллет вытянула на берег лодку и надёжно укрыла её от случайных взглядов среди камышей и выброшенных водою коряг. Затем вернулась к воде и присела на корточки у кромки берега, отмывая руки. Едва уловимый шорох камышей при полном безветрии притихшего побережья заставил её насторожиться. Но уже спустя пару мгновений эллет расслабилась и снова принялась плескаться в воде. Отмыв испачканный грязью и тиной рукав дорожной куртки, она выпрямилась во весь рост и с удовольствием потянулась, щурясь на восходящее солнце. Затем покосилась на чуть покачнувшиеся камыши по левую руку от себя и едва слышно произнесла:

— Ну не сердись, малыш, всё же в порядке. Я благополучно вернулась с берега, который ты так не любишь.

Немного помолчала, искоса поглядывая на речные заросли, явно дожидаясь отклика, и снова позвала:

— Ну же, малыш, не сердись. Теперь мы одни, выходи.

На её уговоры камыши снова зашелестели, и в просвет неподалёку высунулась лохматая рыжая голова с ушами-кисточками. Пятнистая расцветка делала её обладателя невидимкой, но Эльмирет не нуждалась в зримом подтверждении присутствия своего давнего стража — ведь того крошечного рысёнка, который после гибели матери вырос на её руках, эллет неизменно чувствовала, даже в его взрослой жизни и если их разделяли многие мили, и всегда могла позвать. Потому и не боялась многого из того, что обычно пугало путников среди безлюдных степей. Последние восемь лет она всегда была — и успела с этим смириться — под неуловимой защитой верного зверя, куда бы ни заводила её судьба.

Пятнистая голова с кисточками на ушах ткнулась в протянутую ладонь эллет, и Эльмирет усмехнулась, зарываясь пальцами в мягкий мех рыси:

— Пойдём, малыш, проверим степь дальше. Да, я знаю, знаю, что тебе это не нравится. Я тоже не в восторге от того, что может происходить в необозримой дали. Но иногда приходится поступать по долгу, а не по желанию. И моя дорога сейчас лежит именно туда, а свою — выбирал ты сам…

* * *

Гулкие отзвуки тяжёлых шагов в каменном коридоре подземелья вывели пленника из зыбкого забытья.

Он поднял голову, оторвавшись щекой от мягкого мшистого налёта каменной стены, и прислушался.

Крысы разбежались, в соседних камерах по-прежнему царила тишина.

И он понял — вместе с отзвуками шагов пришёл и его час.

Не насмешки, не издёвки, не удары или тычки, не игры, которыми развлекался Баргхаш с приятелями на стоянках отряда лазутчиков, швыряя клинки в мишень над его головой… Ничего этого теперь не будет — будет лишь то, после чего не остаётся пленников в подземельях Дол Гулдура.

Допрос — дознание. Пытки — смерть…

Из рассказов бывалых воинов он знал, что многие из его народа способны противиться воздействию тьмы. И по мере собственных умений и сил тоже делал всё возможное с того момента, как очнулся пленником Баргхаша посреди захваченного тьмой леса, — уходил в аванир, закрывая и замутняя сознание, и давно уже не отвечал на поддёвки орков-стражников и Баргхаша, навещавшего подземелье с рвением истосковавшегося по домашнему очагу сына. Но по мере того, как пустели соседние камеры, всё отчётливее приходило понимание — с верхних этажей крепости пленники не возвращаются.

А сейчас пришёл и его час…

Он с трудом подобрался и сел ровно, осторожно проверяя подвижность закаменевших в тисках тяжёлых оков мышц. Тело пронзила острая боль, напоминая о переломах, ссадинах и едва затянувшихся ранах. Но усилием воли он заставил её отступить, а через несколько мгновений и возвратил телу возможность почти свободно двигаться.

Круг мерцающего света факелов подобрался к самому порогу камеры и вдруг остановился.

— Кто оставил здесь этот огарок? — раздался в коридоре недовольный рык.

— Я уберу, сейчас же, — услужливо залепетал чей-то голос.

Заскрежетало заржавелое железо, когда забытый в стене огарок заменили новым факелом, заметались по полу чьи-то тени. А когда свет выровнялся, к камере пленника вплотную приблизились трое.

— Эй, ты, — грохнуло железом по решётке, порождая волны эха в глубине подземелий, — идёшь с нами.

Пленник поднял голову, пытаясь разглядеть своих тюремщиков в неверном свете чадных фонарей.

Стоящий перед камерой орк Горготар, предводитель пленившего его отряда, злорадно оскалился, безошибочно прочитав в глазах пленника сознание и узнавание.

— Вставай и пошли, снага. Лейтенант хочет видеть тебя.

Один из орков-сопровождающих завозился у замка, отпирая камеру, и вскоре Горготар шагнул внутрь.

— Вставай, я сказал! — Он рывком потянул цепи, вздёргивая пленника в оковах на ноги, и снова оскалился, когда тот не издал ни звука, невзирая на вывернувшиеся суставы: — Так и молчишь, снага? Ничего, скоро заговоришь. У Лейтенанта все говорят.

Он громко засмеялся, делая знак отстегнуть оковы от стены, и потянул цепь за собой, покидая камеру, а его смех подхватили приспешники, неотступно следуя за командиром и наперебой выкрикивая в спину пленнику:

— Заговорит.

— Ещё как заговорит.

— Помнишь, как разговорился тот, с пятого яруса?

— Так тот был не из эльфов!

— Точно не был?

— Точно, тот из людей был.

— Тогда этот ещё и запоёт!

— Надо принести ему дудку, ещё и сыграет!..

Остальные их слова поглотило эхо, порождённое громким хохотом.

Пленник прикрыл глаза, щурясь от едкого дыма факелов, и равнодушно направился за Горготаром. Все силы его уходили на то, чтобы равномерно передвигать ноги в такт позвякиванию цепи оков, отсчитывая ступени ведущей вверх лестницы.

И очень важным было не выказать своим тюремщикам, что он не намерен пройти её всю до конца…

* * *

У подножия скалы Каррока Мэллерин просидела до вечера.

За день она успела обойти весь остров, осмотрев все укромные уголки в поисках условленных знаков. Ничего не найдя, она укрылась в прохладе пещеры от палящих лучей июльского солнца и терпеливо ждала вечера, временами выходя наружу, вглядываясь в пустующую вершину, а потом снова прячась в тень. Когда стемнело, дева развела небольшой костёр у подножия пещеры и зажгла от него фонарь. Не опасаясь никаких неожиданностей, она спокойно оставила всеобщему обозрению огонь снаружи пещеры и, забрав фонарь, принялась взбираться на вершину скалы по едва заметной тропинке, петляющей склоном вверх.

На вершине она остановилась. Поставила фонарь в предназначенное ему углубление на камне и всмотрелась в небесный свод, на котором одна за другой расцветали искры созвездий. Её губы шевельнулись в едва различимой мольбе:

— Lasto estad nin… ⁽³⁾

И лишь только первые слова были произнесены вслух, как в лицо Мэллерин пахну́л порыв ветра. Эллет улыбнулась, прикрыла глаза и подставила лицо прохладе, позволяя прядям волос взметнуться за спиной, с удовольствием ощущая движение воздуха у воротника одежд и на шее.

— Благодарю, — прошептала она, — благодарю вас, Стражи Туманных вершин.

— Спасибо и тебе, эллет, — ответил ей хриплый голос. — Что за срочные вести привели тебя сюда так скоро после нашей последней встречи?

Мэллерин открыла глаза и шагнула вперёд, без опаски протягивая руку навстречу огромной орлиной голове, склонившейся к ней с нагромождения камней над установленным в углубление фонарём.

— Степь горит, Повелитель, — произнесла эллет. — И неведомое мне колдовство творится в южных землях. Мы с сестрой прошлой ночью видели его отголоски — там, далеко на юге, куда не ходят ни лесные люди, ни путники из-за Мглистых гор. Незримое растревожено. Тёмные тени разбужены и ищут свои пути…

— Чёрные тени, эллет, — перебил деву орёл. — Мои вестники видели их на берегах Великой Реки. Мы уведомим Истари, как просил Митрандир. Дальнейшее мне не подвластно.

— А владыка Имладриса извещён?

— Я летал к нему минувшей ночью. Теперь он тоже знает.

Мэллерин широко улыбнулась:

— Благодарю ещё раз, Повелитель Гвайхир, — она приложила ладонь к груди и поклонилась.

— Не стоит, эллет Мэллерин, — птица склонила голову, учтиво повторяя вежливый жест эльфийки. — Наш долг — хранить покой здешних земель. Но скоро, боюсь, он будет нарушен.

Почти одновременно эльфийская дева и огромная птица выпрямились и их взгляды встретились.

— Могу ли я быть полезен тебе и твоей сестре, эллет Мэллерин? — неожиданно спросил Повелитель.

Мэллерин удивилась, впервые за годы общения с огромными птицами расслышав в их речи открытое предложение помощи, и на мгновение замешкалась с ответом.

— Мой долг — быть полезной Стражам Туманных вершин, Повелитель Гвайхир. Мне и сестре не нужна помощь, — осторожно произнесла она.

Но тут же чуть запнулась под проницательным взглядом Повелителя Крылатых, и это не осталось без его внимания.

— Где твоя сестра? — спросил орёл.

— Ушла оповестить людей на юге, — не стала скрывать Мэллерин. — Мы уговорились встретиться в лагере у дороги на Перевал.

— Тогда позволь сейчас доставить туда тебя, — любезно отозвался Гвайхир.

И протянул огромное крыло к ногам эльфийки, приглашая взобраться по нему, словно по лестнице, вверх.

Мэллерин колебалась лишь несколько мгновений, а потом аккуратно ступила на жёсткие перья, которые даже не прогнулись под её ногами.

— Держись крепче, эллет Мэллерин, — произнёс Гвайхир, расправляя крылья, когда дева оказалась на его спине.

Быстрым движением когтя он оставил росчерк на камне около фонаря. Мэллерин успела рассмотреть знак «raxe» — опасность, и огромная птица мягким толчком взмыла со скалы ввысь.

Эмоции захлестнули Мэллерин, от восторга сердце готово было вырваться из груди. Ветер бил в лицо, трепал и путал волосы, для вдоха приходилось отворачивать лицо. Но она, кажется, даже не дышала, опасаясь прикрыть слезящиеся от ветра глаза и утратить даже миг захватывающей действительности, — звёзды летели ей навстречу или же, что более вероятно, к ним рвалась и летела её душа. Так бывало только во снах, в Незримом, в песнях. Так сейчас было наяву. И Мэллерин не помнила, не замечала, не понимала, как проносились под ней в темноте мили пустынных степей.

Приземлились они у подножия Мглистых гор, в небольшой ложбине чуть поодаль от ведущей на северный перевал дороги, где притаилась старая хижина, дающая приют отрядам разведчиков, уходящих из Имладриса к Рованиону, хранящих покой Перевала или следящих за долинами Андуина от Старого брода до северных границ Лотлориэна.

Гвайхир вытянул крыло, давая возможность деве спуститься со своей спины, и как только она оказалась на земле, с трудом переводя дыхание и пытаясь прийти в себя после ошеломительного путешествия, произнёс:

— Мой долг и мои обещания исполнены, эллет Мэллерин, ты в безопасности. Ступай к друзьям, тебя заждались.

Мэллерин в удивлении оглянулась. Окнах хижины приветливо сияли тёплыми отсветами горящего внутри очага. На поляне вольно бродили двое коней, и дева чуть улыбнулась, узнавая выносливых рослых скакунов.

— Благодарю тебя, Повелитель Гвайхир, — поклонилась эллет птице.

И получила поклон в ответ:

— Не стоит благодарностей, эллет Мэллерин. Ты всегда была нам другом и помощницей. Ты взывала в отчаянии о помощи, и мы пришли, потому что твоему зову всегда открыты наши сердца. Теперь же мы не скоро увидимся снова. Грядут тёмные времена. Удачи тебе и твоей сестре. Берегите себя.

— До встречи, Повелитель.

— До встречи, эллет, — отозвался Гвайхир, взлетая.

В лицо Мэллерин ударил порыв ветра, но она не отвернулась, мысленно всё ещё переживая восторг полёта. И оторвала взгляд от тёмно-звёздного неба, лишь когда позади неё раздался громкий оклик мужского голоса, звенящего разом и тревогой, и облегчением, а нотки с трудом скрываемого раздражения вполне можно было принять за злость:

— Мэллерин!

Эллет обернулась на голос и склонилась в глубоком церемонном поклоне, приложив ладонь к груди:

— Маэ гованнен, эрниль Элладан.

Высокий темноволосый эллон, спешащий к ней от настежь распахнутых дверей хижины, резко остановился, словно налетев на невидимую стену.

— Твоя правда, бренниль Мэллерин, добрая встреча, — с горькой иронией процедил он сквозь стиснутые зубы и, в точности повторяя жест девы, отвесил ей ответный столь же церемонный поклон. — Рад, что ты добралась сюда невредимой. И прошу присоединиться к нам с братом.

Он махнул рукой в направлении хижины, развернулся и, не оглядываясь, направился назад.

— Элладан! — окликнула его Мэллерин, мысленно кляня себя за неуместные церемонии — он не раз просил звать его только лишь именем, а после долгой разлуки её поклоны для его сердца и гордости — словно стужа и лёд.

Но эллон не отозвался.

Он почти дошёл до входа в хижину, когда его локтя коснулась изящная ладошка эллет.

— Элладан, постой!

Он остановился, но так и не повернулся к деве, стискивающей его руку.

— Прости… — едва различимо прошептала Мэллерин и виновато опустила голову, коснувшись лбом его крепкого плеча. — Прости, Элладан, — повторила она чуть громче, — это была лишь шутка, я не хотела задеть или обидеть тебя.

— Шутка?! — При стремительном развороте Элладана Мэллерин едва успела отпрянуть. — Ты всего лишь пошутила?!! — воскликнул он, испепеляя негодующим взглядом потупившуюся Мэллерин. — Пошутила как тогда, когда исчезла из Имладриса, не дожидаясь моего возвращения? Или как шутишь каждую весну, покидая безопасную обитель в поисках приключений?

— Я не ищу приключений, Элладан, — негромко, но твёрдо остановила его тираду эллет. — И тебе это известно, как никому иному. А сейчас за тебя говорит вовсе не разум...

— Разум? О да, конечно же, не он! — продолжал едко выговаривать эллон. — Что угодно, но не разум — его я утратил уже давно! А что говорит в тебе? Что гонит в дорогу? Разум ли? Или всё же глупость?

— Может быть и так, — обронила Мэллерин, и горький тон её голоса заставил Элладана замолчать. — Называй, как пожелаешь: глупость, безумие, безнадёжность… или отчаяние…

— Мэль…

— Не стоит, Элладан, — дева чуть отстранилась от его протянутой руки, готовой коснуться её щеки.

И ему не оставалось ничего иного, кроме как отступиться:

— Как пожелаешь ты, бренниль Мэллерин…

Голос из хижины оборвал их ставшую слишком неприятной и болезненной для обоих перепалку.

— Элладан! Мэллерин! Ужин на столе!

— Благодарю, Эльрохир! — громко отозвалась эллет, не сводя глаз с тяжело дышащего Элладана.

Его губы жгло от невысказанных слов. Взгляд горел огнём не хуже освещавшего ложбину входа хижины. Но он промолчал. Промолчал, как молчал все последние годы, снедаемый страхом и беспокойством за своевольную эллет. За эллет, которая стала смыслом всей его жизни, но которой он так и не решался ничего предложить — слишком неясным и зыбким рисовалось будущее, и столь ничтожно малой казалась надежда хоть что-то светлое в нём обрести…

— От ужина я не откажусь. Все мои припасы остались в пещере на Карроке, — продолжала меж тем Мэллерин, отворачиваясь, обходя Элладана и направляясь на свет приветственно сияющего огня. — Даже плащ. Только оружие при мне.

Возникший на пороге хижины второй темноволосый эллон приветственно вскинул руки, раскрывая дружеские объятия прибывшей гостье:

— Добрая встреча, Мэллерин! И почему я не удивлён?

Мэллерин переливчато рассмеялась, открывая объятия в ответ:

— Должно быть потому, что слишком хорошо знаешь меня, мэллон.

На несколько коротких мгновений они крепко обнялись, а затем Эльрохир произнёс, направляя деву к ярко горящему очагу:

— Мы с братом рады, что ты благополучно добралась сюда, Мэллерин. Осталось дождаться возвращения твоей сестры, и мы проводим вас до Имладриса.

Мэллерин устало опустилась на скамью. Приняла из рук Эльрохира кружку горячего отвара и благодарно улыбнулась.

— Это вы направили орлов на Каррок? — спросила она, наслаждаясь напитком и краем глаза наблюдая за тем, как Элладан присоединяется к брату в хлопотах у стола.

— Отец, — коротко процедил сквозь зубы Элладан на её вопрос. Но даже такой его ответ Мэллерин предпочла расценить как знак примирения. И робко улыбнулась ему, пряча за кружкой лицо.

— Мы были на севере, — подхватил Эльрохир. — Нас тоже направили орлы.

— А… наши отец и мать? — чуть замешкавшись, поинтересовалась Мэллерин. — От них не было вестей?

— Они в западных землях, — всё так же отрывисто ответил Элладан, отодвигая от стола и проверяя на устойчивость старую скамью.

И всё так же его объяснения продолжил брат:

— Последние вести от них доставили дунэдайн как раз накануне нашего отъезда из Имладриса, около двух недель назад.

Мэллерин с облегчением вздохнула — одна из тревог покинула её сердце. Оставалось лишь дождаться возвращения Эльмирет.

— Прекрасную бренниль прошу присоединиться к нашей скромной трапезе, — Эльрохир расстелил на скамье свой плащ и учтиво предложил Мэллерин руку, приглашая за стол.

Эллет засмеялась и, подыгрывая ему, приняла приглашение с редким изяществом и безупречной вежливостью. Она села за стол, занявшись нехитрым ужином и украдкой разглядывая мрачного, словно грозовая туча, Элладана. Поддерживая беседу с Эльрохиром, всеми силами пытающимся скрасить молчаливость брата, она так и не могла отрешиться от разрастающейся тревоги за блуждающую где-то по берегам Андуина Эльмирет.

Лишь бы только упрямая, вспыльчивая и своевольная сестра не натворила глупостей, увлёкшись осмотром растревоженных степей. В том, что Эльмирет не остановится на предупреждении людей и пожелает собственными глазами увидеть происходящее на юге поближе, Мэллерин не сомневалась ни на миг…

* * *

Эльмирет осторожно пробиралась западным берегом вниз по течению реки, укрываясь в прибрежных зарослях осоки и камышей. Наступил вечер, и алые отсветы на юге всё более отчётливо проступали в потемневших небесах. Теперь зарево занимало половину небосвода над горизонтом, а ветер доносил горькую гарь, стоило хоть малейшему дуновению потревожить напоённый травами воздух затихшей, словно перед грозой, степи.

Она забралась намного дальше, чем обещала сестре, чем изначально хотела. Несколько раз за минувший день эллет собиралась остановиться и повернуть назад. Но какая-то неведомая сила настойчиво толкала вперёд — на юг, всё глубже в замершую степь, навстречу неведомой беде. После полудня она впервые поняла, что сны-видения, разбудившие её минувшей ночью, настигают уже наяву — тесные темницы подземелья, замшелые каменные стены, чьи-то мятущиеся мысли и боль. Временами она видела и узника — светловолосого, накрепко прикованного к стене, отчаявшегося. Но как ни старалась, не могла рассмотреть его лица, то скрытого прядями спутанных окровавленных волос, то отвёрнутого к стене в надежде найти хоть каплю влаги меж камней. Разумом Эльмирет понимала, что эти видения приходят к ней неспроста — значит, узник был ей знаком. Это тревожило, путало мысли и, заставляя сердце сжиматься от страха за близких, гнало вперёд в надежде раскрыть видения до конца.

На закате её остановило внезапное появление молчаливого стража, тенью следовавшего за ней по пятам. Рысь вынырнула из зарослей неподалёку, заградив деве путь, и с утробным рычанием бросила к её ногам грязный обрывок грубо выделанной кожи.

— О-о-о, малыш, — задумчиво протянула Эльмирет, разглядывая поближе его добычу, — вот, значит, как… Я буду осторожна, обещаю.

Она с благодарностью погладила верного спутника по остроухой голове и постаралась избавиться от настойчивых видений, затмевающих разум и отвлекающих от того, что творилось вокруг.

А на степь меж тем опускалась ночь. Звёзды высыпали на небосвод, размываемые алым заревом в полнеба. Молчали цикады и сверчки, молчали птицы, и отчётливо ощущались отголоски чужого тёмного колдовства.

Эльмирет осторожно двинулась вперёд, но не прошла и десятка шагов, как снова замерла при виде мерцающих в отдалении огоньков костров. Будь сейчас день, она могла и не заметить их сразу — запах дыма терялся среди той гари, которую дева вдыхала в течение всего дня. Наблюдая из укрытия, она попыталась подсчитать костры — два, три, четыре... Нет, всё же три — один вдруг мигнул и погас. Но Эльмирет успела запомнить его расположение и потихоньку направилась туда.

* * *

Шаг за шагом приближался конец винтовой лестницы, связывающей ярусы подземелий и выводящей к башням, где обитали командиры крепости Дол Гулдур.

Узник шёл ровной размеренной походкой, невзирая на насмешки за спиной, пинки тюремщиков и боль в искалеченном теле. Его выдержка и молчание лишь сильнее ярили орков, а к третьему витку ступеней их выкрики стали настолько громкими, что приоткрылась спрятанная в стене дверь.

— Эй, вы, чего разорались! — грубо рыкнул высунувшийся на лестницу страж.

И узник, щурясь от ударившего по глазам света множества факелов за его спиной, едва не застонал в отчаянии — путь им преграждал никто иной, как Баргхаш, выбравшийся из трапезной залы на шум, который подняли приспешники Горготара.

Несколько мгновений два могучих орка хмуро разглядывали друг друга, а затем Баргхаш захлопнул за собой дверь коридора и шагнул на лестницу.

— Эй, не понял, это что такое? — оскалился он, разглядывая процессию.

— Пленника потребовал Лейтенант, — коротко бросил Горготар.

— Это мой пленник, ты не забыл? — не отступался Баргхаш.

— Это пленник Повелителя. А ты его слуга, если я не ошибаюсь, — Горготар показал в ответ зубы и попытался отодвинуть соперника: — Посторонись!

— А то что будет? А, Горготар? — в голосе Баргхаша прозвенела неприкрытая ярость. — Ты обещал! Забыл, снага? Обещал его нам!

От столько непочтительного обращения Горготар на мгновение онемел, а потом напористо шагнул к сопернику, открыто бросившему вызов в присутствии притихших орков.

— Что ты себе позволяешь, Баргхаш? Ты забыл, кто кормит тебя и твоих прихвостней?

— Прихвостни здесь есть только у тебя, — презрительно бросил ему в лицо Баргхаш и плюнул.

И тут же получил увесистым кулаком по зубам:

— Заткнись, снага!

От резкого движения Горготара пленник потерял равновесие и упал на колени. Он до крови закусил губу, не позволяя себе кричать от боли в снова вывернувшихся запястьях. Орки за спиной Горготара попятились, не рискуя встревать меж двух давних соперников. А Баргхаш, медленно разъяряясь, сделал шаг навстречу Горготару.

— Ты. Никуда. Его. Не. Заберёшь, — раздельно, по словам прорычал он в лицо бывшему командиру. — Он мой!!!

— Так попробуй забрать! — взвыл Горготар, бросаясь на Баргхаша.

Тот увернулся, проявив удивительную ловкость на узкой лестнице, и с размаху ударил соперника в живот:

— Он мой!

И пока Горготар скрючился от боли, наклонился к коленопреклонённому пленнику, прошипев ему прямо в лицо:

— Ну что, снага, я же тебе обещал…

Договорить он не успел — в мгновение ока узник взвился на ноги, рванул на себя цепи, выскользнувшие из руки утратившего бдительность Горготара, и завернул две удушающие петли железных колец на шее Баргхаша.

— Я тоже тебе обещал, уруг⁽⁴⁾, — выплюнул он ему в лицо со всей ненавистью, что скопилась в душе. И прохрипел слова, сказанные в лесу после пленения, изо всех оставшихся сил сдавливая кольцо цепей: — Я… тебя… уничтожу…

Баргхаш взревел, выплёскивая боль, ярость и ненависть. Рванулся из удушающей железной хватки. Но пленнику нечего было терять — он лишь засмеялся на его потуги:

— Мечтай, gwaur lavan⁽⁵⁾, мечтай… — И рванул врага на себя, заставляя потерять равновесие.

Они слетели со ступеней вниз, кубарем покатившись по виткам лестницы. Когда лестница кончилась — выпали на площадку одного из бесконечных ярусов подземелья. Деревянные перила треснули под их неудержимым напором, и непримиримые враги, крепко сцепившись, рухнули в пропасть. Мимо них мелькали факелы и ярусы крепости, куда никогда не достигал солнечный свет, доносились обрывки криков и топот бегущих ног…

А потом резкий удар выбил дыхание из груди пленника, и он закрыл глаза, теряя из виду перекошенное яростью, страхом, ненавистью и болью лицо своего врага. Погружаясь во тьму, он так и не ослабил хватки, твёрдо вознамерившись не позволить более отродью тёмного племени осквернять землю, за которую тысячелетьями бились его родичи и которую он сам поклялся хранить и защищать…

 

Мощный раскат грома прогремел над притихшей степью. Набухшие дождём тучи, занесённые с восточного берега реки, вспороли фиолетовые и белые молнии. Дождь хлынул потоком — могучим водопадом, за стеной которого почти ничего не возможно было разобрать. Потоки воды прибивали к земле рослые травы, уносили в реку слои земли, глину и камни.

И вместе с тем гасили алое зарево в небе и дымные клубы, вздымающиеся над болотами Ирисной Низины.

У каждой капли свой путь…

---

1) В работе здесь и дальше принята та версия расположения Росгобэля, дома Радагаста, согласно которой он находился на левом берегу Андуина, напротив болот, образованных впадением реки Ирисной в Андуин (чуть южнее Ирисних Низин), а не около Каррока.

Вернуться к тексту

2) Pid nen lasto estad nin ar togo siniath an mellonen — (синд.) Пусть вода услышит мой зов и принесёт вести моим друзьям

Вернуться к тексту

3) Lasto estad nin — (синд.) Услышь мой зов...

Вернуться к тексту

4) уруг — (синд.) urug, орк

Вернуться к тексту

5) gwaur lavan — (синд.) грязное животное

Вернуться к тексту