Волчья тень (гет)

.

На исходе декады Темного, в пятую секстину, на горизонте появились знамена. Медленно, величественно из молочного тумана выплывали сине-серебряные стяги. И это было бы счастьем, если бы рядом со знакомыми мечами на лазури не реяли флаги Ферлиберт — черный сокол на золотом.

Сердце Анны упало. Неужели слухи были правдивыми? Она до последнего надеялась, что нет, хотя еще секстину назад сонный двор всколыхнулся. До ближайших деревень, до придорожных трактиров, сновали быстрые почтовые голуби. Гонцы от короля приносили вести: король здоров, король счастлив, король возвращается. Но возвращается не в одиночку: с ним всё правящее семейство королевства Ферлиберт. Король Генрих, королева Маргарита и их дети: кронпринц Эдвард, его младший брат Бертран и принцесса. Катриона Фернеол.

Молва, летевшая гораздо быстрее королевского кортежа, утверждала, что она чудесна. Ей семнадцать лет, и прекраснее её свет не видел принцессы. Пьяницы трубадуры уже вовсю распевали песенки о её золотых локонах, голубых глазах. Придворные дамы изо всех сил старались вызнать, как она одета, и уже причесывались на южный манер, убирая распущенные волосы под ажурную сетку или тончайшую вуаль. Будто и не плели никогда затейливые косы, пряча их под тяжелые чепцы.

Анна не удивилась бы, если эти глупые гусыни начали носить и платья по южной моде, легкие и воздушные, сплошь из воздуха и тонкого, как паутина, золотого кружева... на излете северной зимы. Лихорадка значительно бы проредила количество идиоток в замке Белого Меча.

Но оживился не только замок. Кажется, расцвел и сам город. Радостные жители, нарядившиеся в ожидании короля в свои лучшие одежды, казались краше, чем обычно: с их лиц не сходили улыбки. Точно день Владыки наступил на семь секстин раньше. Даже солнце всё чаще проглядывало из-за расходящихся туч, будто приветствуя возвращение Ричарда. Из теплиц торговцы извлекли всевозможные цветы, и замок, да и сам город среди зимы будто обратились в весенний сад.

— Какое платье вам приготовить, миледи? — спросила Грейс, но ямочки на её щеках тут же пропали, стоило ей взглянуть на лицо госпожи, в котором не осталось ни кровинки.

— Черное, — ответила Анна глухо. Служанка отпрянула.

— А в-волосы? Я могу заплести как...

— Оставь, как обычно. И... — она на секунду задумалась, но решительно кивнула. — Подай мне церемониальный плащ с гербом.

— Но миледи... — глаза Грейс округлились, — вы же не на войну собираетесь?

Улыбка искривила губы:

— Откуда ты знаешь?

Когда придворные вышли во внутренний двор замка, чтобы встретить Ричарда и его гостей, среди дрожащих дам в летних шелковых платьях Анна Эстер чувствовала себя почти спокойно. Только рука почему-то всё время тянулась к золотой застёжке в виде звезды, скрепляющей плащ у горла. Такой плащ предки Эстеров надевали лишь на бой, когда требовалось оборонять Утонувшую звезду от нашествия южан.

“Я не объявляла войну Катрионе Фернеол, — подумала Анна. — Я лишь защищала свое. Никто не отнимет у меня Ричарда. Никто“.

Может быть, это всё неправда. Выдумка романтичных поэтов. В Терравирис давно не было послов из Ферлиберт… Людям... людям только дай поверить в прекрасную сказку про любовь к чужеземной принцессе. Это все неправда. Ричард не мог.

"Ну и что, что роза, которую дала мне травница, бела, как снег? Это ничего не значит. Глупое, мелкое колдовство, не более..."

Но когда двор наполнился шумом голосов, топотом коней, мешаниной цветных платьев и незнакомых лиц, когда в гостеприимно распахнутые ворота въехал Ричард...

Не только придворные дамы полюбили южную моду.

В первую секунду она его даже не узнала. Но отчего-то захолонуло сердце в мучительном, ведьминском предчувствии.

Его лицо было гладким, будто у юноши, чьих щек еще не затемнила борода. Южане не носят бород, билась в виски глупая, очевидная мысль. Он теперь тоже... Южанин?

Анна хотела посмотреть ему в глаза, хотела, чтобы ее страхи растаяли, как тонкий лед. Но Ричард, этот новый Ричард упорно не смотрел на нее. Он смотрел куда-то в сторону, и она больше всего на свете не хотела знать, на кого он смотрит.

Это была она, Катриона.

Рука помимо воли еще крепче вцепилась в застежку плаща. Острые грани впились в пальцы.

Ей не больно. Не больно.

Не больно.

* * *

Принц Бертран откровенно скучал.

Дорога, и так не слишком приятная, да еще не в самой лучшей компании: родителей и старшего брата, который, кажется, вознамерился посоревноваться с северянами в надменности.

Из всех этих зануд только малютка Китти казалась живым человеком, но она… Бертран вздохнул, наблюдая, как сестричка в очередной раз мило краснеет под взглядом этого... Этого...

Он поспешно отвернулся, будто подглядывал за чем-то непристойным.

И не свернешь ведь. Даже лошади шагают строго по протоколу. Отец на шаг впереди матери, Эдвард чуть позади, он сам — еще чуть дальше.

Даже лучшего друга не разрешили взять с собой. Хотя кому Доран здесь мог помешать?

И словом перекинуться теперь не с кем, с досадой подумал Бертран. Не с Фелицией же ему разговаривать. Лошадь издала тихое ржание, и он осторожно похлопал ее по холке.

Только и оставалось, что наблюдать за церемониалом. Ску-ка.

Внезапно скука рассеялась, как дым. В толпе разряженных, улыбающихся дворянок — надо же, он-то думал, в этом королевстве без магии не женщины, а плесневелые сухари — внимательный взгляд Бертрана выхватил одно лицо. Вот так, по его мнению, и должна выглядеть настоящая северянка. Чтобы от одного только взгляда эль в кубке скисал.

Не то чтобы он заинтересовался... Хотя, видят боги, что-то внутри него безошибочно, как гончая, чуяло отличную шутку.

Он сделал знак одному северянину из процессии, поймав испепеляющий взгляд Эдварда. Ему-то что за дело?

Поравнявшись с приятелем короля Ричарда, Брэндоном, он спросил:

— Не скажете, кто это?

Тот прищурился. Из всех послов Терравирис он оказался чуть ли не единственным, с кем можно было разговаривать. Нельзя сказать, что они подружились... Но при случае, кажется, убьют друг друга не без сожаления.

— Вон та, в синем шелковом платье? Леди Аллин. Она, кажется, твердо решила скончаться от простуды.

— Не туда смотрите, сеньор. Левее. Другая, с вытянутым, как на похоронах, лицом. Что с ней такое? Ей кто-то ногу отдавил?

Брэндон хохотнул:

— Ах, эта. Странно, что вы обратили внимание.

— Любите же, вы, северяне, своих женщин.

— Не меньше вас, южан, — не остался в долгу Брэндон. — Это леди Анна... Не слишком приятная особа. Ее родители умерли давным-давно, и королева Элеонора, да пребудет ее дух в Чертоге Владыки, взяла бедную сиротку на воспитание, — в голосе Брэндона послышались ехидные нотки.

С таким видом передавать сплетни пристало разве что вдове-бездельнице, подумал Бертран.

— Не слишком-то вам ее жаль.

— С чего бы? — удивился Брэндон. — Но вы правы. К ней лучше не приближаться.

Голос его упал до едва различимого.

— Хоть и говорят, что леди Анна была воспитанницей королевы Элеоноры, на деле это не так. Ее очень быстро к рукам прибрала другая королева... Та, о которой мы предпочитаем не говорить.

— Ваша королева-ведьма? — легкомысленно спросил Бертран. — Которую вы милосердно держите в башне, вместо того, чтобы утопить, как любую честную женщину?

Он не удержался. Уж очень ему хотелось посмотреть на лицо северянина. Это было все равно, что на похоронах спросить у безутешных родственников, тепло ли им от погребального костра.

Брэндон скривился и не ответил.

— И что же, королева-бабушка научила маленькую сиротку плохому? Она бы еще доспехи нацепила, право слово.

Брэндон помедлил.

— Доказательств этому нет, но... Она вечно одна. У нее нет даже компаньонок. Никто из родителей не хочет отдавать дочек в услужение той, которая сама служит ведьме, — и добавил уже значительно громче. — Хотя леди Анна очень дружна с королем. Можно сказать, названная сестра его величества.

От Бертрана не укрылся быстрый взгляд, который старший брат бросил на леди Анну. Он поерзал в седле, чувствуя, как по лицу расползается ухмылка.

— Почти принцесса, — протянул он ехидно. — Ты, кажется, нашел выгодную партию, не так ли?

Спина Эдварда окаменела.

— Ваши шутки неуместны, — бросил тот через плечо.

— Женихи всегда делают вид, что не слишком заинтересованы в приданом, — сказал Бертран и, пока Эд не придушил его на месте, поспешно повернулся к Брэндону:

— Итак, каковы же ее владения?

Тот прищурился:

— Боюсь, вам не понравится мой ответ.

— Что, чересчур малы?

— Да нет, напротив, — вздохнул Брэндон. — Герцогине Анне Эстер принадлежит Утонувшая Звезда.

Бертран от неожиданности чуть собственным языком не подавился. Отвернувшись от, кажется, весьма довольного собой Брэндона, он еще раз взглянул на женщину.

Да. Теперь он видел. И застежку на плаще... И боги... Это же тот самый плащ? На серебре волнистые пояса лазурью и восстающая жёлтая звезда.

Но язык будто сам собой произнес:

— Да. Кажется, сватовство придется отменить. Приданое, конечно, жирное, но...

Эдвард наклонился к нему и произнес свистящим шепотом:

— Если ты не заткнешься немедленно, у меня станет на одного надоедливого брата меньше.

Но Бертран все равно закончил:

— Тем более что прекрасная леди, кажется, вознамерилась проткнуть тебя мечом. Даже тряпочку подходящую на плечи нацепила. Интересно, с чего бы ей так волноваться? Не подскажете ли, сеньор Брэндон?

Последнюю фразу Бертран произнес с мягким ферлибертским акцентом, от которого во время обучения у храмовников принц почти избавился.

Просто хотелось немного подразнить Брэндона... И кое-кого еще. И конечно же, Бертран не мог отказать себе в этом маленьком удовольствии.

* * *

Тюрьма оказалась еще менее приятным местом, чем можно было себе представить. В камере, куда бросили Элайв, не было ничего, кроме сгнившей мокрой соломы на каменном полу. Даже крыс не видно: наверное, питаться тут совершенно нечем. Железная дверь с решеткой выходила на коридор, освещаемый чадившими факелами. Другого света не было. Наверняка здесь сидел кто-то ещё, но соседи никаких признаков жизни не подавали. Темнота, царившая в подземелье, будто всасывала в себя все живое и давила своей тяжестью.

Эл не знала, сколько её тут держали, только несколько раз приносили какую-то отвратительную похлебку, запах которой нельзя было вынести даже после голодной зимы. Все остальное время она либо спала, сжавшись в комок, либо лихорадочно размышляла.

Сколько еще придется тут сидеть? Чего ждать? Допроса? Пыток? И что они хотят с ней сделать? Возможно ли вообще, чтобы её отпустили? Или это все?.. Конец…

Вдруг где-то наверху распахнулась дверь. Белый дневной свет, вылившийся, как молоко из крынки, сначала ослепил Элайв, но потом позволил получше разглядеть место, где она оказалась.

Её камера была крайней, сразу за ней шла лестница наверх, где и находилась дверь наружу. Оттуда слышались голоса, кто-то собирался спуститься… Неожиданно громко раздался высокий капризный голосок, который прорезал тьму:

— Ах, милорд, в вашей северной столице так мало развлечений, не лишайте меня последнего!

Откуда здесь девушка? О чем она говорит? Тюремщик отвечал ей что-то невнятное и, очевидно, не очень убедительное, потому что она сказала:

— Ведь ничего не случится, если мы спустимся посмотреть на тех, кто там сидит! Говорят, там есть и женщины, правда? Ах, если бы можно было чем-то помочь этим несчастным…

Эл вскочила на ноги и прижалась к решетке. Может, это шанс? А девушка между тем продолжала:

— Идемте, идемте! Обещаю, об этом никто не узнает! Софи, если ты боишься, можешь остаться здесь, — хихикнула она.

Каблучки часто застучали по каменному полу. Мудрая, неисповедимы пути твои! Ты вытащила свою дочь из леса, живой доставила сюда, так помоги последний раз — дай выбраться из тюрьмы! А уж твоя верная дочь не подведет…

По лестнице спускалась молодая дворянка. За ней следовал донельзя сконфуженный солдат. Он нес факел, освещая ей путь, и держал в руках толстую книгу. Камера Элайв была первой, здесь они и остановились. Эл встала, заглянула девушке в глаза, и та не испугалась прямого взгляда, не отшатнулась, напротив, чуть подалась вперед.

— Ой, какая молоденькая! — воскликнула она, щурясь. — За что же вы посадили её сюда?

Солдат поставил факел в держатель на стене. Принялся листать книгу. Девушка же не отводила от Эл жадного взгляда… От этого стало не по себе.

— Так, номер сто тридцать шесть… Так… Ага, это у нас разбой, ограбления. В лесу поймали, третьего дня.

Эти новости странную дворянку ничуть не испугали, кажется, даже напротив, разожгли её любопытство:

— Это правда? Ты разбойница? — спросила она прямо.

— Вовсе нет, госпожа, — Эл изобразила самый изящный поклон, на который только была способна. — Это случилось по ошибке.

— Неужели? Тогда почему ты здесь?

— Так вышло, госпожа. Клянусь, я ни в чем не виновата!

— Я же говорил, все они клянутся, — проворчал стражник.

— Но она не выглядит как преступница! И так хорошо говорит.

— Я воспитывалась у благородных людей, миледи. Я умею читать и писать. Я обучена этикету, — сказала Эл и снова поклонилась.

— Очень, очень интересно…

— А еще, если вам будет угодно, я владею искусством врачевания. Именно это и нужно было разбойнику, он удерживал меня силой…

— Какой ужас! — в её голосе звучало скорее восхищение, чем страх.

— Пойдемте дальше, — стражник снова взял в руки факел, и девушка, оглядываясь, направилась за ним.

Что же делать?.. Судя по говору и по одежде — она из Ферлиберт. Наверное, приехала на королевскую свадьбу, зачем же ещё. Если бы Элайв сумела попасть к ней в служанки! Она бы уехала вместе со своей госпожой на юг и там, где свободно живут колдуньи, нашла бы себе наставницу… Этот шанс нельзя упускать!

Они прошли коридор до конца и теперь возвращались к лестнице наверх. Девушка снова остановилась у первой камеры. Сейчас или никогда!

— Миледи, прошу вас… Прошу, заберите меня отсюда! Я стану самой верной, самой преданной вашей служанкой!

Южанка усмехнулась:

— А этот человек говорит, что тебя посадили за разбой. Что, если ты обворуешь меня и сбежишь?

— Нет, клянусь, нет! Я же лекарка, травница! Я очень многое умею…

— Идемте, миледи, — поморщился стражник. Наверняка он слышал такое не впервые.

Но она не торопилась:

— Ну хорошо. Ты умеешь читать?

— Да, миледи, да, — сердце Элайв билось, как голубь в тесной клетке.

Девушка обернулась к солдату:

— Дайте-как мне вашу книгу.

— Не положено, миледи…

— Тогда поднесите к решетке сами. Пусть прочитает!

Тяжело вздохнув, солдат повиновался. Несмотря на мрак, Эл смогла разобрать:

— Посетитель… Фелиция Тренцо. Это ваше имя, миледи?

— Именно. А тебя как зовут?

— Эл… Элиза, — запнувшись, соврала она. Неизвестно, чем все кончится, так что не стоит называть своё редкое имя.

— Хорошо, Элиза, я посмотрю, что можно сделать, — сказала Фелиция и направилась к лестнице.

О нет, она уходит, уходит!

— Миледи, я умею лечить что угодно! Любые болезни… — чем же там болеют дворяне, вспомнить бы, Темный раздери их всех. — Мигрени… Чахотка… Бесплодие…

Леди Тренцо на секунду задержалась на ступеньке, бросила на Элайв быстрый взгляд и продолжила подниматься. Нет, пожалуйста, нет…

Хлопнула дверь, и снова стало темно.

* * *

Она молилась Мудрой. Молилась Матери. Даже Воину, в конце концов, ведь именно к нему обращались все, кто умел держать оружие. А еще Доброму — все знают, что он любит лихих людей, и если будет в настроении, то не даст их в обиду. Уилфред молился редко, но только ему.

Интересно, Уил уже вернулся домой? Или он с самого начала знал, что случится, и убрался подальше? Элайв не хотела в это верить, но сидя здесь, среди серых холодных камней, она больше не сомневалась. Он все знал. И он предал. Ну что за человек! Если он хотел избавиться от неё, мог бы просто выгнать! И она бы ушла, в глубине души даже радуясь тому, что все так сложилось. Но он выбрал другой путь. Где он сейчас? В безопасности? И думает ли о ней или уже забыл? А может, даже успел найти себе кого-то еще?

От этих мыслей кулаки сжались сами собой. Если она однажды его встретит — пусть молится всем богам, чтобы этого не случилось! — ему не жить. Он всегда говорил, что Элайв бездарна. Он говорил, что нет оружия, подходящего под её руку, потому что её рука нужна совсем не для битвы. Но всадить в него кинжал сил хватит. Или стрелу? Нет, лук бьёт издалека, а ей хотелось видеть его лицо… Все-таки нож.

Элайв и не заметила, как молитвы превратились в мысли об убийстве. Ей хотелось добраться до Уилфреда как можно скорее, она уже видела, как заносит руку, но… Сумеет ли? Все же им столько пришлось пережить вместе. Даже если он предал, убивать его?.. Сейчас он бросил Эл, но сколько раз спасал…

Она закрыла глаза и привалилась к стене. Камни отдавали холодом, замораживали её ярость. Эл вспомнила, как была в столице последний раз.

* * *

В таверне было темно и шумно. Отвратительно пахло подгоревшим жиром, протухшими овощами и чем-то скисшим. Элайв очень хотелось уйти, но она сидела, опустив плечи, и терпела. Перед ней стояла глиняная кружка, полная чего-то желтовато-мутного.

Напротив — навалился на стол Уилфред, мрачно глядя в стакан. Он медленно отхлебнул, поморщился и тихо спросил:

— Значит, искать тебя не будут?

— Кто?

— Бабка, тетка, мамка... Откуда мне знать, от кого ты там сбежала?

— Не будут, — глухо ответила Эл, поежившись. Если бы люмина знала, где оказалась её воспитанница… Мара на наказания никогда не скупилась. Еще и наподдала бы как следует пониже спины, чтобы в следующий раз неповадно было.

А Уилфред продолжал внимательно смотреть, словно ожидая еще каких-то слов. Только о чем тут говорить? С прошлой жизнью покончено, к ней уже не вернуться.

— Ты выпей, — кивнул он на кружку. — Легче станет.

Эл не поверила. Как может стать легче от эдакой отравы?..

Уилфред усмехнулся:

— Брезгуешь?.. А как же ты здесь жить собираешься?

— Здесь? Ты же говорил, что мы уйдем!

— Куда бы ни ушли, лучше не будет.

Эл затравленно оглянулась. Свечи выхватывали из темноты силуэты пирующих: они громко смеялись, горланили песни, плясали… Им было хорошо. А вот ей…

— Думаешь ты их лучше? Чище? Так и шла бы…

Одна из темных фигур — лица не разглядеть — приблизилась и пробасила:

— Эй, парень, одолжи медяк на пиво.

— У самого карманы пустые, — буркнул Уил, не оборачиваясь.

— Неужто? С тем, у кого ни монетки нету, такие красавицы не выпивают, — Эл показалось, что тень ей подмигнула, и она поспешно отвернулась.

— Да иди к Темному! Чего привязался?

— Если денег нет, так отдай, что есть. А не то…

Уилфред резко встал:

— А не то что? Что?!

Незнакомец сделал шаг вперед и словно стал еще шире:

— Хочешь, чтобы кулаки наши поболтали? Мой поразговорчивей будет! — он сделал резкий выпад. Уилфред увернулся, пиная скамью в сторону.

Элайв вскочила на ноги, вжимаясь в стену. Только этого не хватало!

Кто бы ни был задира, драться он умел. Кулак его так и мелькал, но и Уилфред бил от души: в бок, в плечо… А вот и ему досталось — прямо в живот!

— Уилфред!

Эл не помнила, как оказалась рядом с другом, согнувшимся пополам.

— О, девица, иди-ка сюда… — толстые пальцы схватили ее за запястье и потащили.

Злость вскипела мгновенно. Магия полыхнула в венах, грозя вырваться наружу и спалить здесь все дотла.

Свободной рукой Эл потянулась к лицу врага.

— Получай!

Парень заорал, попытался вырваться, но она крепко держала его за ухо.

— Жжет! Горю! Горю!

“Ты не будешь больше никого бить. Никогда. Никогда! Ты не…” — стучало в голове. Даже в темноте было видно, как он покраснел, как налились кровью его глаза.

— И сгоришь! Сгоришь!

Ухо начало чернеть под её пальцами и стало странно мягким…

Кто-то перехватил ее поперек тела и потащил прочь.

— Пустите! Я его спалю! Он у меня…

— Эл!

Она схватилась за руки у себя на поясе:

— И тебя спалю!

Больше не было ничего и никого, только бой, только… Жечь! Палить! Лейся магия, гуляй, нет тебе больше преград! Всех забирай!

— Дура, это я! Эл!

Не возьмут! Никто не возьмет! Взвейся до небес, волшебный огонь! Забери с собой и меня, и всех, до кого сможешь дотянуться! Никто не уцелеет!

— Эл!

Сверху вдруг обрушился поток ледяной воды.

Что?.. Откуда?

Элайв растерянно моргала и глядела по сторонам. Сено кругом… Мокрое. Она сидела на земле, а над ней Уил с ведром. Пустым. И руки у него в волдырях, как от ожогов…

— Ну? Охолонула? А теперь бежим.

— Куда?

Он рывком поднял её с земли, и припустил прочь от таверны, в самый темный переулок. Эл тащилась за ним, только в спину неслось:

— Ведьма!

— Вы видели? Ведьма!

— Куда смотрят охотники?!

* * *

Когда им удалось сбежать, Элайв чувствовала себя ужасно виноватой перед своим защитником. Она поклялась никогда больше не применять к нему свою магию, но столько раз нарушала это обещание…

А может и правильно он сбежал? Может, понял наконец, что рядом с ней не будет ничего хорошего, ничего…

Эти мысли не давали толком уснуть, мешали думать о чем-то другом. Вернется ли леди Тренцо, вытащит ли Эл кто-то другой, какая разница? В Терравирис хорошая ведьма — мертвая ведьма, а она и так слишком долго пряталась.

Только у богов, кажется, были другие планы. Эл не знала, сколько времени прошло, но она снова услышала звук шагов на лестнице. Тюремщик отпер решетку и сказал:

— Выходи, только тихо.

Тихо? Что это значит? Все-таки казнь?

— Куда вы меня отведете?

— Будешь болтать, останешься здесь.

К ним спустился второй солдат. Он вел девушку. Впрочем, нет, не вел: почти нес на себе, она едва передвигала ногами. Одежда её была изорвана, а лицо — сплошной синяк.

— Кто это? Что происходит?

Незнакомку бросили в темницу, из которой минуту назад вывели Эл.

— Зачем? Почему она здесь?

— Топай наверх, — прикрикнул тюремщик, и Эл поднялась по лестнице, не оборачиваясь. Могла ли она спасти эту женщину? Наверное, нет. Что с ней будет? Судя по тому, что уже сделали… Ничего хорошего. Нет, тут ничем не поможешь.

За дверью ждала какая-то южанка. Она была одета скромнее, чем леди Тренцо, но тоже в деньгах явно не нуждалась. А ещё она куталась в толстый суконный плащ, хотя здесь было натоплено.

— Меня зовут Софи, — сразу представилась девушка, разглядывая Элайв. — Я компаньонка сеньоры Тренцо. Не знаю, что нашло на мою госпожу, но ей пришлось заплатить за тебя крупную сумму! Надеюсь, это того стоит, — сварливо сказала она, неодобрительно глядя на затертое и рваное платье.

Спасибо! Светлые боги, спасибо, что не оставили свою дочь в беде!

— Идем, — кивнула она Элайв. — Надо тебя умыть и переодеть, прежде чем вести к госпоже.

* * *

В тот же вечер Элайв оказалась в королевском замке, а утром Софи пришла за ней, чтобы вести к новой хозяйке.

Эл и не ожидала, что взлетит так высоко. На что могла рассчитывать вчерашняя заключенная городской тюрьмы? На место кухарки? В лучшем случае, комнатной девушки, что взбивает постель и прибирает за господами.

Но нет, Мудрая, а может, и все боги, которым Элайв так усердно молилась, преподнесли подарок, о котором она и мечтать не могла. Дом, служба, а еще… Кажется, красивее платья у Элайв не было никогда. В меру пышные рукава, шнуровка, гладкая ткань — золото с черным, в цветах Ферлиберт. Совсем как настоящая южанка! Только кожа бледновата.

Софи быстро шла по замковым коридорам, и Элайв с трудом поспевала за ней, стараясь рассмотреть и запомнить все вокруг. Королевский замок был великолепен. Белый Меч не зря носил свое имя: когда выходило солнце, от белизны мрамора слезились глаза. Но в обычную для здешних мест мрачно-дождливую погоду древний камень будто мягко и холодно светился изнутри. Элайв была уверена, при строительстве замка поработала ведьма: что это, если не магия?

Королевский замок был поистине королевского размаха: множество башен и башенок, коридоров и лестниц, комнат и залов. Элайв не представляла, как можно все это запомнить, поэтому держалась поближе к Софи, чтобы не потеряться.

Миловидная камеристка твердо шагала вперед и давала последние наставления:

— Будь приветливой. Улыбайся, но не слишком часто. Будь расторопной, если что и выводит госпожу из себя — так это медлительность. Умей смолчать, сеньора и сама любит поговорить.

Они остановились перед резной дверью, и Элайв, немного нервничая, спросила:

— А что, если я не справлюсь?

Софи пожала плечами:

— Заставят комнаты убирать.

“Не так уж страшно“, — подумала Элайв, немного приободренная. А Софи добавила:

— Смотри на меня, я буду подсказывать. И не волнуйся сильно, тебе здесь никто не желает зла, — при этих словах она улыбнулась так неискренне, что Элайв чуть не рассмеялась в ответ. Нет, посмеемся позже, когда немного освоимся здесь.

Фелиция тем временем уже ожидала служанок: она сидела перед туалетным столиком, перебирая мелкие безделушки. Во мраке тюремного подвала Элайв не успела как следует рассмотреть свою спасительницу, но теперь леди Тренцо предстала перед ней во всей красе. По плечам рассыпались длинные волосы темно-медового цвета. Ещё не рыжие, но уже и не совсем светлые. По голосу и манере держаться Элайв решила, что Фелиция очень молода, но теперь видела, что ей было никак не меньше двадцати пяти.

— Вот и вы наконец! — воскликнула дворянка. — Нехорошо заставлять ждать свою госпожу, Элиза, еще и в первый день службы. Я могу рассердиться.

— Прошу прощения, миледи, — поклонилась Эл, — этого больше не повторится.

Фелиция поморщилась:

— Называй меня сеньорой. Я знаю, что на севере принято иначе, но если ты хочешь остаться у меня, придется привыкнуть.

— Да… Сеньора. Как вам будет угодно.

Фелиция кивнула и отвернулась. Значит, все сказано верно. Никогда прежде Элайв не приходилось находиться в столь высоком обществе, но Мара хорошо учила её.

Софи занялась прической Фелиции, Элайв было велено помогать: придерживать локоны, подавать шпильки и нити жемчуга. Все это время госпожа болтала не переставая:

— Как хорошо, что мы тебя нашли, Элиза! Впрочем, тебе не стоит особо распространяться, каким путем ты сюда попала.

Элайв хотела ответить, но Софи наступила ей на ногу: молчи, мол, и слушай. Что ж, если у вас так принято… А Фелиция продолжала:

— Видишь ли, моя старшая камеристка, Клаудия, как оказалось, совершенно не выносит северного воздуха. Она так занемогла, едва мы пересекли границу, что пришлось отправить её обратно. Признаться, я её понимаю: я бы и сама с удовольствием вернулась домой, но нет, мы должны быть здесь, в этом неуютном, холодном и таком неприветливом замке… Ужасно, ужасно! Так вот, о чем это я… Ах да, Клаудия уехала, а Софи одна не справляется, и ты, Элиза, будешь ей помогать. Если покажешь себя хорошо, тоже станешь моей камеристкой. Младшей, разумеется. Если нет — отправлю тебя на Запад, к матушке, ей вечно не хватает слуг.

На этих словах Софи сделала такие страшные глаза и так выразительно посмотрела, что сразу стало понятно — лучше “к матушке“ не попадать.

— Впрочем, я бы все равно отправила тебя туда ненадолго. Ты ведь лекарка, верно?

— Да, сеньора.

— Моя мать постоянно болеет, и ни один врач Ферлиберт так и не смог ей помочь. Может, у тебя получится.

— К сожалению, я не всесильна. От чего именно страдает ваша матушка?

— Возраст, Элиза, возраст!.. Её мучают головные боли. Она не выносит сырой погоды. Да много всего!

— Возможно, я была бы ей полезна, но мне нужно увидеть сеньору Тренцо.

— Зачем? — сейчас Фелиция не выглядела ни легкомысленной, ни взбалмошной. Она смотрела прямо и цепко.

Элайв уже собиралась рассказать о том, как работает её магия, но осеклась. Конечно, Фелиция была южанкой, но ведь они знакомы всего ничего… Госпожа не стала дожидаться, пока новая служанка найдется с ответом.

— Элиза, ты знаешь, почему я вытащила тебя из тюрьмы?

— Нет, сеньора.

— Ты сказала, что ты травница, и я поняла, что это правда, увидев кольцо на твоем пальце. Ты сказала, что умеешь читать, и снова не соврала. А мне очень нужна травница, Элиза, очень. И я подумала, может быть, это судьба? Ты не обманывала меня, хотя могла наплести что угодно, лишь бы выбраться. Не обманывай меня и теперь.

Как у неё все просто! Легко быть смелой, когда ты богатая южанка. Ей не снятся омуты Латы, её не зовут в ночи всех богов голоса погибших сестер.

— Ваша милость, вы знаете, что бывает с ведьмами в нашей стране…

— А ты ведьма?

Элайв быстро кивнула, опустив глаза.

— И что ты умеешь?

Софи делала вид, что работает, но сама внимательно следила за беседой и тоже ждала ответа. Кажется, Элайв взяли сюда только из-за магии. Неужели дары Мудрой ведут не только к смерти, но и к спасению?

— Меня научили варить зелья, но это не врожденный дар. Я не знаю, как объяснить… — так странно говорить о том, что скрывала всю жизнь. — У меня есть огонек внутри. Он помогает мне защищаться, а ещё я могу им лечить, только не всегда получается.

— Почему не всегда?

— Мне нужно пройти обучение с наставницей. Если вы много знаете о колдовстве, то…

— Да, я знаю, что такое посвящение, — госпожа нетерпеливо отмахнулась. — Но что ты можешь сейчас?

Элайв очень хотела объяснить, но не могла подобрать слова.

— Если позволите, я покажу, — она протянула руку.

Фелиция отшатнулась. Неужели тоже боится?

— Показывай, только не на мне. Софи?

Девушка, молча слушавшая разговор, вздрогнула:

— Я?

— Не бойся, — улыбнулась Элайв. — Это не больно.

“То есть я очень постараюсь, чтобы это не было больно. Правда, раньше не получалось“, — мысленно добавила она.

— Что нужно делать? — спросила Софи, поежившись.

— Тебе — ничего.

Элайв взяла её за руку и попыталась аккуратно отпустить свой огонек. Медленно и неохотно он пополз вперед. Нужно было держать его в узде, чтобы случайно не обжечь девушку. Пламя нащупало её вены и медленно потекло по ним. Софи ахнула.

— Что такое? — встрепенулась Фелиция.

— Горячо. Но не больно.

Огонь смешивался с кровью, тек по венам, исследуя чужое тело изнутри. Удивительно, никогда прежде Эл не удавалось добиться от собственных сил такой мягкости и чуткости. Несмотря на страх, несмотря на опасность, здесь так легко было колдовать!

Успех воодушевил её, и она позволила себе слегка отпустить поводок. Магия только этого и ждала: вдвое быстрее побежал по чужому телу жар, ощупывая все, с чем встречался.

Софи была здорова. Никаких ран и болезней. Но выпущенная сила требовала применения.

— Что происходит? — Фелиция нетерпеливо ерзала в кресле. — Говорите что-нибудь!

— Мне тепло, — ответила Софи. — И приятно, будто гладят чем-то мягким.

Элайв понемногу забирала огонь назад, но он все равно оставлял за собой теплый след. Он хотел пойти дальше, а не возвращаться домой. Он упирался. Ему нужна была свобода, и это было опасно. Еще немного, и нетерпеливое, непокорное пламя из теплого станет обжигающим. Не хватало еще сжечь Софи изнутри! Элайв сматывала огненную нить обратно в клубок, и она была тяжелой, как канат.

— Ну? Что теперь?

Элайв не обратила внимания на вопрос госпожи. Сейчас нельзя отвлекаться. Клубок наматывался мучительно медленно. Раскаленная нить жгла пальцы, но пусть лучше эта боль достанется ей, чем невинной девушке. Боги, как же огонь рвется на волю! Элайв не сомневалась, выпусти она его, здесь бы полыхнул пожар. Но нет, не сегодня. Мы не воюем и не уничтожаем, нет, нам пора потухнуть, пока силу снова не позовут. Еще чуть-чуть… И ещё…

Элайв с трудом отпустила руку Софи. Та смотрела на нее, улыбаясь.

— Все хорошо?

— Чувствую себя бодрой, будто только что проснулась.

Элайв облегченно выдохнула. Её саму выжали как свежевыстиранное белье, но это ничего. Никто не умер и даже не получил ожогов. Просто прекрасно!

Магия все еще была здесь, чувствовалась кожей. Элайв на миг показалось, что это не её силы, а чьи-то чужие, слишком мощный поток. В самом деле, могла ли она так хорошо справиться без подпитки извне? Но ведь поблизости не может быть других ведьм! Просто не может! Это же королевский замок!

Фелиция не дала ей додумать эту мысль:

— Я не знаю, что ты делала, но пока что держи это при себе. Думаю, мы обойдемся зельями.