Свет во тьме (гет)

Малыш плакал уже десять минут.

— Солнышко, ну что же такое… — Молли попыталась взять младшего сына по-другому, надеясь, что это поможет, но плач лишь усилился. Филипп ведь был таким крошечным — и откуда в нём столько слёз?

Материнство и отцовство, как они могли убедиться, были способны принимать разные формы, от них самих совершенно не зависящие. Когда два года назад у них родился Уильям, Молли, конечно, очень волновалась, но ей удалось справиться наилучшим образом. Первый месяц был довольно непростым, а потом они с мужем вошли в ритм жизни новорожденного сына, так что вскоре Молли начало казаться, что они всегда жили втроём. Уильям плакал по ночам, как и все дети, и порой ей не сразу удавалось его успокоить, однако довольно быстро стало понятно, что он родился спокойным и дисциплинированным ребёнком. В полгода он уже спал всю ночь без пробуждений, к году начал понемногу разговаривать, а сейчас не только стремился к тому, чтобы научиться читать, но и проявлял достаточную самостоятельность. Убирал за собой игрушки, учился складывать одежду и застилать постель, без напоминаний чистил зубы. Его не нужно было развлекать — он мог довольно много времени провести за рисованием, игрой в кубики или просмотром научно-популярной передачи на канале "Discovery". Когда они проводили время в загородном доме, он любил бывать на воздухе и играть в мяч, наблюдал за насекомыми и птицами. Любые знания он впитывал как губка, но больше всего его завораживали животные. Он обожал смотреть познавательные передачи по телевизору, запоминая всё то, что поддавалось его пониманию, и составляя в уме целый список вопросов о том, что осталось ему неясным. Молли восхищала восприимчивость его сознания; действительно, его способности были феноменальными, как у его отца.

В то же время, по характеру они с Майкрофтом были очень разными. Уильям был эмоциональным, искренним и непосредственным. Он мог сосредоточенно смотреть научную передачу, а потом заливисто смеяться над какой-нибудь комедией для детей, вроде «Приключений Паддингтона», что он посмотрел уже несколько раз. Творчеству и мечтам он отдавал столько же размышлений, сколь и научным проблемам. Его интересовало, о чём мечтают бабочки, сколько солнечных лучиков может поместиться в ладошке, может ли ветер спеть песенку. Однако с такими вопросами он обращался в первую очередь к матери. И дело было не в том, что он боялся неодобрения со стороны отца. Просто Уильям уже сейчас старался держать дистанцию. Он чувствовал, что папа был другим, что он не любил шума, редко смеялся, ценил тишину и покой. Когда Майкрофт брал сына на руки, читал ему книжку или наблюдал за тем, как он играет, Уильям, Молли это видела, чувствовал себя уютно и комфортно, однако уже сейчас он старался не проявлять инициативу. Не забирался к отцу на колени, не заходил в кабинет, когда Майкрофт работал, не задавал вопросов, которые его занимали. Нельзя было не заметить, что Майкрофта расстраивало подобное поведение сына, но он не предпринимал ничего, чтобы это исправить. Он словно не хотел вмешиваться, не хотел, чтобы под его влиянием Уильям изменился, стал более замкнутым, меньше бы радовался жизни. Он был примером для сына, и мальчик во всём его слушался, однако в их отношениях уже сейчас была дистанция, и Молли сначала это тревожило.

Всё начало меняться с появлением Филиппа. Психологически это событие оказалось для Молли очень тяжелым испытанием, ибо только сейчас она со всей отчётливостью узнала, что такое послеродовая депрессия. Во время беременности она уверяла себя, что во второй раз всё будет гораздо легче, поэтому, когда с рождением малыша всё оказалось с точностью до наоборот, она очутилась в шаге от нервного срыва. Филипп постоянно был чем-то недоволен. Он плакал в три раза чаще, чем Уильям в его возрасте, а в то время, что он не плакал, он без остановки издавал какие-то звуки. Кряхтел, сопел, пищал, хныкал — и всё это, Молли была в этом уверена, совершенно без всякой на то причины. Первые несколько дней, ей казалось, он вообще не спал. Он фыркал, когда она пыталась его накормить, не хотел брать грудь, а когда всё-таки соизволил поесть, так сильно в неё вгрызался, что ей было больно. Процедура перемены пелёнок превращалась в настоящий кошмар: он дёргался, извивался, брыкался и опять начинал плакать. Укачивать его было бесполезно. Молли еле сдерживала слёзы, когда в очередной раз, после получасового хождения взад-вперёд с сыном на руках и сотой перемены позы, в которой она его держала, Филипп начинал истошно вопить и замолкал только тогда, когда, по всей видимости, в его маленьких лёгких заканчивался весь воздух.

Так продолжалось около недели. На восьмой или девятый день жизни с двумя детьми Молли поняла, что не может встать с кровати. Ей всё стало безразлично. Она слышала, как по комнате бесшумно передвигался Майкрофт, как он вышел, закрыв дверь, но сама не встала до самого вечера. Так плохо ей никогда ещё не было. Когда, наконец, она спустилась в гостиную, пошатываясь от голода и еле передвигая ноги, она чувствовала себя ужасно. Спасло её то, что она увидела. Только в тот момент она сообразила, что Майкрофт в тот день не пошёл на работу и вместо того чтобы вызвать к детям няню, занялся ими сам. Когда Молли зашла в гостиную, он как раз начал читать им сказку. Уильям на полу сосредоточенно строил из кубиков замок, а Филипп в своей корзинке не издавал ни звука, словно настоящий ребёнок-ангелочек. Тогда у Молли открылось второе дыхание, благодаря чему ей удалось побороть чёрные мысли и убедить себя в том, что она не плохая мать. Просто Уильям был «её» сыном, а Филипп…. Филипп был сыном Майкрофта. Стоило отцу взять его на руки, он успокаивался практически сразу. С Майкрофтом Филипп быстро засыпал, ему он без всякого недовольства разрешал переодеть себя или сменить пелёнки. У него на руках он не издавал почти никаких звуков и выглядел даже умиротворённо.

Молли было непросто наблюдать за всем этим, хоть она и понимала, что ревновать сына к мужу — это абсурд, однако вскоре она нашла обстоятельство, что помогло ей примириться с этой ситуацией. Филипп стал тем, кто невольно сблизил Майкрофта со старшим сыном. В отличие от Уильяма, он не держал никакой дистанции и просто требовал внимания отца, пока не получал желаемого, и их взаимоотношения с Майкрофтом вызвали заметный интерес у его старшего брата. К большому облегчению Молли, Уильям после рождения Филиппа не стал ревновать к нему родителей. Напротив, он был счастлив появлению братика и живо интересовался всем, что было с ним связано. Он часто просил позволения подержать его немного на коленях, и Филипп, скривившись от недовольства, всё же был способен вытерпеть пару минут в обществе брата. А ещё Уильям, осознавая свою ответственность старшего сына, стал чаще обращаться к Майкрофту, ища у него наставления и поддержки на этом трудном пути. Так забота о самом маленьком мужчине в их семье сблизила между собой двух других, и Молли наконец-то стало чуть легче дышать.

Ну, если не брать во внимание отдельные случаи.

— Я понимаю, что ты хочешь к папе, да, — она села на диван в гостиной, продолжая укачивать сына. — Но что поделать, если папе нужно работать? Ты же не хочешь, чтобы мы по миру пошли, да? Или ты хочешь, чтобы твоя глупая мама пошла работать вместо папы?

Уильям, до того занятый паззлом, вдруг о чём-то задумался. Оставив своё занятие, он подошёл к матери и тронул её за колено.

— Мама?..

— Что такое, родной? — Молли улыбнулась ему, не без труда перекрывая плач младшего сына.

— А что значит «пойти по миру»?

О Боже, прикусила она губу. Надо же следить за языком, она столько раз себе это повторяла.

— Это значит стать бедным, — пояснила она.

Уильям наморщил лобик.

— Мы скоро станем бедными? — в его голосе слышалась обеспокоенность.

— Нет, что ты, конечно, нет. Просто Филипп хочет, чтобы папа всё время был рядом, а я пытаюсь ему объяснить, что это невозможно, потому что тогда папа перестанет работать, и у нас не будет денег.

Уильям помолчал, обдумывая услышанное.

— Филипп любит папу, — сказал, наконец, он.

Молли улыбнулась.

— Конечно, любит, солнышко.

— Тогда, наверное, он скучает по нему, — продолжал свою логическую цепочку мальчик.

Молли это тронуло.

— Да, наверное… — промолвила она. — Мы все по нему скучаем.

— Да, я скучаю, — кивнул Уильям в подтверждение своих слов. — Но папе нужно работать. Он любит работать. И не хочет, чтобы мы… пошли по миру, — тщательно выговорил он.

— Конечно, не хочет, — согласилась Молли.

В молчании Уильям размышлял несколько секунд.

— Значит, нужно, чтобы Филипп перестал скучать, — заключил он. — Нужно его развеселить, — с этими словами он забрался на диван, так, чтобы заливающийся слезами младший брат его видел. — Филипп, ну же, перестань. Пе-ре-стань, — по слогам произнёс он, а затем, слегка выпучив глаза, уставился на брата немигающим взором. Взглянув на него, Молли не смогла подавить нервного смешка — Уильям, и так до ужаса похожий на Майкрофта, сейчас выглядел как его уменьшенная, карикатурная копия.

Неудивительно поэтому, что Филипп тоже это оценил. Гримасничанье старшего брата настолько сильно его озадачило, что на несколько секунд он перестал плакать, не зная, что ему делать дальше. Воспользовавшись моментом, Молли повернула голову, чтобы поцеловать его в волосики и ласково погладить его сжатый, готовый к бою кулачок.

— Ну что, с нами не так плохо проводить время, да?.. — прошептала она. — Как ты считаешь? Не так плохо? Да? А что ты скажешь, если мы сейчас пойдём гулять? В парке всласть накричишься, отпугнёшь народ. Заодно свежим воздухом подышишь.

Филипп насупился и уткнулся личиком в её плечо.

Уильям просиял.

— Идём гулять! — радостно провозгласил он.

* * *

Днём они всегда ходили в один и тот же уголок расположенного по соседству с домом парка. За стоящей в тени деревьев скамейкой была небольшая полянка, где Уильям любил играть в мяч, и откуда Молли, сидящей с книгой у коляски Филиппа, было хорошо его видно.

Стояла солнечная июньская погода — тепло, но не жарко и очень комфортно. Это оценил даже Филипп: забыв о прошлых огорчениях, он спокойно лежал в коляске, взирая на окружающий его мир. Уильям неподалёку наблюдал за бабочкой, замерев и почти не дыша. Молли, что взяла с собой перевод модного нынче французского романа, отвлеклась от чтения и внимательно смотрела на сына.

Всё было хорошо. Она нечасто задумывалась об этом, но до недавнего времени всё было очень хорошо. Раньше она не думала о смысле словосочетания «вторая половинка». Только сейчас она поняла, что это значит. С Майкрофтом они действительно были двумя половинами одного целого. Только после встречи с ним её жизнь стала такой, какой она должна была быть всегда, обрела полноту, смысл, целостность.

Теперь Молли знала, что влюбилась в него уже в тот летний вечер, после «Лебединого озера», когда он остановился, тронутый её словами, и она обернулась, чтобы взглянуть на него. То, что она тогда почувствовала, она не испытывала никогда прежде. Она смотрела на него, и её сердце словно остановилось. Это не было восторгом, паникой или экзальтацией. Просто отныне она знала, что до конца своих дней будет любить только этого мужчину и не сможет жить ни с кем другим.

В ту ночь Молли плохо спала. Вернувшись после ужина домой, не раздеваясь, она легла на постель и долго смотрела в потолок, не в силах пошевелиться. Она не заметила, как задремала, но до сих пор отчётливо помнила, что ей тогда приснилось. Она видела Майкрофта. Словно одержимый, он быстрым шагом направлялся в сторону страшной, угрюмой лесной чащи. Молли пыталась догнать его, окликнуть, но у неё ничего не получалось. Деревья всё плотнее и плотнее сжимались вокруг него, и она уже почти бежала, но всё равно не могла его догнать. Острые, колючие ветки били её по щекам, и её чулки (почему-то она была без обуви) были совсем рваными. Молли понимала, что не может позволить, чтобы Майкрофт увидел её в таком состоянии, но если она не остановит его, тогда всё пропало…

Резко она проснулась, и это пробуждение так испугало Молли, что она вскрикнула. От пота она была вся мокрая, как во время болезни, и её нарядное платье было всё измято. Молли взглянула на будильник на прикроватной тумбочке. Четыре утра.

Двигаясь, как во сне, и щурясь от электрического света, Молли добралась до ванной комнаты. Привела себя в порядок, переоделась в ночнушку. Особо не размышляя, она приняла успокоительное и, всё ещё дрожа, легла в постель.

Без снов она проспала около семи часов, а потом… Потом принесли цветы. Так много дорогих и красивых цветов Молли никто ещё не дарил. Их присутствие окончательно прогнало ночной кошмар, но всё равно она не до конца оправилась от пережитого потрясения. И, вспомнив, что ей снилось, Молли поняла: она не может оставить его одного. Он столько всего вытерпел, а рядом с ним нет никого, кто помог бы ему это пережить. Она не может допустить, чтобы он был один.

Она поняла, что Майкрофт тоже её любит, ещё до того, как услышала его историю тогда, у него дома. Точнее, это произошло в тот же вечер, но немного раньше — когда он остановил машину, чтобы спасти её от дождя. Подняв голову, когда он окликнул её, она подняла на него глаза, и у неё ёкнуло сердце. В его взгляде были тепло, забота и любовь. Это и нравилось ей в нём больше всего — не говоря ничего особенного, он выказывал свою любовь к ней одним своим отношением. Замечал, в каком она была настроении. Слушал, что она говорит. Внимательно относился к тому, что её беспокоило. И, самое главное — воспринимал её всерьёз. Майкрофт был первым человеком в её жизни, кто воспринимал Молли всерьёз. Он понимал её чувства и никогда не пренебрегал ими. Напротив, он сделал их своим приоритетом.

Он был первым мужчиной, которого она пригласила провести у себя ночь. Раньше инициатива всегда исходила не от неё, и то, что с Майкрофтом всё было иначе, также делало их взаимоотношения уникальными. Он был слишком галантен и учтив, а ещё, она это поняла, не хотел «навязывать» себя, боясь быть отвергнутым. Но интуитивно Молли понимала: он хочет близости так же сильно, как и она, так что нужно было всего лишь дать ему понять, насколько важен он для неё. Сделать первый шаг, ведь он знает: она никогда не пошла бы на это, если бы чувство не было настоящим.

Раньше Молли уже встречала людей, которым в жизни не хватало любви, но она не представляла, что можно быть настолько одиноким и настолько всеми покинутым. До того дня, когда Майкрофт Холмс появился на пороге её квартиры, держа в руках забытый ею накануне шарф, они с ним практически не встречались, хоть Молли и была знакома с его братом к тому времени уже около восьми лет. Тогда, вскоре после того, как Шерлок рассказал ей о случившемся в «Шеррингфорде», ей было так плохо, что она и помыслить не могла, что кому-то могло быть ещё хуже. Её сердце словно было разорвано на куски. Сколько слёз она пролила после того, как Шерлок заставил её признаться ему в любви — и тут она узнала все обстоятельства тогдашнего звонка. И даже не осознание того, что ею воспользовались, как вещью, чтобы сломать дорогого ей человека, терзало её в то время сильнее всего. Нет, гораздо хуже было другое: её любовь, что так долго мучила её, не давая дышать, не позволяя жить и радоваться жизни, в тот момент превратилась в кусок холодного металла, а затем рассыпалась в прах. И когда это случилось, Молли поняла, что в её жизни ничего нет. Совсем ничего. Одна только пустота.

И вдруг на её пороге появился кто-то, кому было ещё хуже. Она ничего о нём не знала, и они практически не говорили о его семье (кроме того единственного раза у него дома), но Молли и так всё прекрасно поняла. Она вспомнила, как слышала обрывки разговора, кажется, между Джоном и миссис Хадсон, или Джоном и Грегом, тогда, на той вечеринке, на которую её тоже пригласили. Речь шла о поездке Шерлока и его родителей в «Шеррингфорд», и из услышанного было ясно, что Майкрофт с ними не поедет. «После того, что случилось… — Да, я понимаю. Это было ужасно…».

Семья от него отвернулась. Молли ничего не знала ни об Эвр, ни об их родителях, но этого было достаточно, чтобы понять, что семья от него отвернулась, а больше у него никого не было — ни знакомых, ни друзей. Впоследствии Молли ловила себя на мысли, насколько нелюбопытно было ей узнать, почему так случилось. Никогда она не расспрашивала Майкрофта об этом, никогда не заводила разговора о его родителях или сестре. Ей было достаточно того, что он был рядом, вместе с ней, а большего она не просила.

Молли помнила, что, встретив Шерлока, она не могла побороть в себе восхищение тем, насколько необычным он был. Но если Шерлок был необычным, Майкрофт был необыкновенным. Сколько бы времени они ни провели вместе, он всё равно оставался для неё загадкой, но при этом ни с кем другим ей не было так хорошо. И то, что заставило её принять его приглашение на спектакль, а затем встречаться с ним снова и снова, вовсе не было жалостью. Это было подспудное, пока ещё неосознанное желание разделить с ним жизнь. Он никому не нужен — что ж, она тоже. И, быть может, это значит, что судьба свела их вместе, чтобы они всё начали с самого начала, полюбили друг друга и были счастливы. Может быть, так всё и было задумано, и им действительно не нужен был никто, кроме друг друга.

Та первая ночь, что они провели вместе… Молли не сразу смогла подобрать эпитет, который выражал бы, что она чувствовала. Чудесная, идеальная, прекрасная? Всё это вместе? Да, и в то же время нет. Их чувство было таким сильным, что оно причиняло им обоим почти физическую боль. Молли понимала это, как понимала и то, что утром Майкрофт захочет уйти. Она проснулась, когда он отпустил её, и, не шевелясь и не открывая глаз, слушала, как он одевается. Он не мог осознать произошедшего, и тогда Молли поняла, какой была их первая ночь. Невыносимой. Невыносимо было любить друг друга так сильно, как любили они. Невыносимо было думать о том, сколько воспоминаний они могли бы делить, а вместо этого были друг другу чужими все эти годы. Невыносимо было думать, что само существование каждого из них отныне зависело от другого. «Не могу без тебя жить» — эти слова он прошептал ей ночью, и это было ещё хуже, чем признание в любви. Не могу без тебя жить.

Молли осознавала, что своим «бегством» Майкрофт оставлял выбор за ней, и понимала, что это было правильно. Ведь в конечном итоге всё зависело от неё: готова ли она была согласиться на ту жизнь, что он мог ей предложить? Хватит ли у неё смелости оставить всё позади и полностью посвятить себя ему, как он посвятил себя ей?

Молли не колебалась ни секунды. Иного пути у неё не было. Теперь она будет рядом и уйдёт, только если он сам её прогонит. Отныне их жизни навсегда соединились в одну.

Её предложение жить вместе в этом свете не выглядело ни спонтанным, ни поспешным. Она не думала о том, как всё сложится, какие могут возникнуть проблемы, не будет ли им некомфортно. Она просто знала, что должна быть рядом с ним, вот и всё. Первые несколько дней она толком не осознала этой перемены. У него было мало вещей — он привёз в её квартиру только одежду, предметы личной гигиены, несколько книг и бумаги, с которыми он в то время работал. Они вместе завтракали, и Молли очень это нравилось. На обед он водил её в ресторан, а что касается ужина, Молли настояла на том, что будет готовить сама. Так прошло несколько дней. На третью или четвёртую ночь Майкрофту приснился кошмар. Молли проснулась от его тяжёлого, прерывистого дыхания. Она сразу же поняла, что случилось; почему-то вечером, когда они ложились спать, ей стало тревожно, и сама она долго не могла заснуть.

— Шшш, любимый, всё хорошо, я с тобой… — она обняла его за плечи, коснулась ладонью его щеки. — Всё хорошо, это только сон…

Майкрофт был весь мокрый, его трясло. Его зубы стучали от напряжения, но он не сказал ничего, что могло бы указывать на то, что ему приснилось. Крепко сжав руку Молли в своей ладони, он лишь прошептал:

— Солнышко, прости…

— Ничего не случилось, ты что… Я рядом, слышишь?.. — она легонько поцеловала его в висок. — Давай, тебе нужно поспать… Ляг, вот так… Я рядом, всё хорошо… Это был всего лишь сон… Всего лишь дурной сон…

На следующее утро, когда она проснулась, он уже был полностью одет, готовый к рабочему дню. Ожидая её пробуждения, он стоял у окна и напряжённо смотрел куда-то перед собой.

— Майкрофт… — хрипло позвала она.

Он обернулся, и на его губах появилась улыбка.

— Доброе утро, — он сел рядом с ней на постель, наклонился и поцеловал её в голову. — Мне сегодня нужно выйти раньше, ты не против?

— Конечно, нет, — Молли села, взяла его за руку. — Ты поел?

— Да, не волнуйся, я сыт. Я хотел кое-что спросить у тебя. Ты бы хотела уехать из города на выходные?

Давно уже Молли никуда не выезжала.

— Да, — промолвила она. — Да, это было бы здорово. А куда?

— Не очень далеко, — Майкрофт назвал городок в пятидесяти километрах от Лондона. — Можно арендовать небольшой домик. А ещё там разводят лошадей, и я хотел узнать, не хочешь ли ты покататься.

Молли опешила.

— Майкрофт, я не умею…

— Это неважно, я научу.

— Ты умеешь?.. — вырвалось у неё, и она тут же себя одёрнула. — Прости, идиотский вопрос. Конечно же, ты умеешь…

— Вопрос нисколько не идиотский — я не катался лет двадцать, если не больше. Так что мы будем в почти одинаковом положении.

«Ну да, почти», — подумала про себя Молли, а вслух сказала:

— Боюсь, в моём гардеробе нет подходящей одежды…

— Значит, сегодня пройдёмся по магазинам, — заключил Майкрофт. — Мне тоже нечего надеть, так что…

— Это самая глупая вещь, что я от вас слышала, Майкрофт Холмс, — проворчала Молли, но в глазах её мелькнули весёлые искорки.

Он рассмеялся.

— Значит, ты хочешь поехать?.. — осторожно он заправил ей за ухо выбившуюся прядь волос.

Молли взяла его ладонь и приложила её к губам.

— Конечно, хочу, — молвила она. — Я думаю, это будет замечательно.

* * *

Она оказалась права. Майкрофт снял уютный одноэтажный домик, фактически представлявший собой одну большую комнату: кухню справа от входа отделял от гостиной стеллаж, а в углублении слева, за ванной комнатой и шкафом, стояла двуспальная кровать с пологом. Летом наверняка можно было чудесно провести время на веранде, а зимой домик согревал старомодный камин.

Ещё в дороге Молли поняла, почему Майкрофт предложил эту поездку — смена обстановки подействовала на него магическим образом. Она видела, как ему стало буквально легче дышать, словно то, что давило на него в Лондоне, сейчас перестало существовать. К своему удивлению, она заметила, что тоже чувствует себя по-другому. Она была очень спокойна и совсем не волновалась о том, как пройдёт поездка. Её не заботил даже тот факт, что она никогда не каталась верхом, и она не чувствовала смущения, не боялась того, что может выглядеть нелепо или глупо. Это ведь было невозможно — она теперь с Майкрофтом, а с ним рядом невозможно выглядеть глупо. Молли почувствовала, как в её сердце зарождается едва ощутимое тепло, доселе совсем ей незнакомое. Вот что значит быть рядом. Она была рядом с ним, и от её присутствия ему становилось легче, он успокаивался, чувствовал себя любимым и защищённым. Он был рядом с ней, и она обрела уверенность в себе, перестала бояться, зажила полной жизнью. Неудивительно, что им не хотелось друг друга отпускать.

В ночь после приезда они впервые после того субботнего вечера вновь любили друг друга. Молли уже давно поняла, что близость была для Майкрофта чем-то сокровенным, но ей нужно было время, чтобы к этому привыкнуть, чтобы сердце не разорвалось от переполнявших его эмоций. Он был таким нежным, угадывал её желания ещё до того, как она сама успевала их осмыслить. А ещё с ним она чувствовала себя самой прекрасной женщиной на свете. Не только самой счастливой и самой любимой, но и самой прекрасной. Разве другая смогла бы покорить сердце такого необыкновенного мужчины?

Это были их первые выходные вместе, и впервые они смогли выспаться, впервые они могли провести целых два дня подряд, не расставаясь. И впервые за долгое время они оба спали без снов, ни о чём не думая и не терзая себя никакими страхами. Молли никогда ещё не было так хорошо, как в то утро, когда она проснулась в объятьях Майкрофта, щурясь от солнечного света и крепче прижимаясь к любимому.

— Доброе утро…

Молли почувствовала, как он улыбнулся, а затем поцеловал её в голову.

— Доброе… — она сострила недовольную гримаску — открывать глаза и вставать ей совсем не хотелось.

Майкрофт рассмеялся.

— Не хочется вставать?

— Конечно, нет. Как можно задавать такие вопросы?

Он поцеловал её ещё несколько раз. Молли не отпускала его, вдыхая его запах. Терпкий одеколон, дорогая одежда, качественная кожаная мебель в просторном, светлом офисе. За то время, что они были вместе, она уже научилась различать его запах, и теперь не спутала бы его ни с каким другим.

— Подожди немного, я скоро вернусь… — поцеловав Молли в макушку, Майкрофт отпустил её, выбираясь из постели.

— Ты ужасный человек — куда ты собрался?.. — в её голосе послышались нотки возмущения, когда она легла на спину, закинув правую руку за голову, но глаза открывать ей по-прежнему не хотелось — она проснулась не до конца и с удовольствием поспала бы ещё.

— Никуда, я здесь. Скоро вернусь, не беспокойся.

Проваливаясь в полудрёму, Молли по звукам поняла, что Майкрофт решил приготовить завтрак. Она не знала, сколько это продолжалось — видимо, она опять заснула. Окончательно проснулась она от запаха кофе, тостов и, кажется, апельсинового сока.

— О… О Боже… — только и сказала Молли. Она села на постели, пытаясь привести в порядок растрепавшиеся волосы, не в силах вымолвить ни слова — перед ней стоял поднос с завтраком.

— Завтрак в постель… — прошептала она. — Ты с ума сошёл — никто мне никогда не готовил завтрака в постель…

— Что ж, а я никогда никому не готовил завтрака в постель, так что сочтём, что мы в равных условиях, — Майкрофт улыбнулся. — Поешь, день предстоит насыщенный. Не хочу, чтобы ты ходила голодной.

— Тогда ты тоже поешь, — Молли подвинула поднос и обняла его за шею. Майкрофт легонько прижал её к себе. Несколько секунд они просто смотрели друг другу в глаза.

— Я тебя люблю, — тихо сказала Молли.

Майкрофт еле заметно улыбнулся, не отводя взгляда.

— Я тебя тоже люблю, солнышко моё, — он подался вперёд, и они поцеловались. Да, Молли не ошиблась. Всё было просто замечательно.

* * *

Вечером того же дня Молли сидела перед камином с чашкой горячего чая в руках, закутавшись в плед. Физически она очень устала, но на душе у неё было тепло и спокойно. Майкрофт был прав, что предложил им поехать за город — им обоим действительно удалось оставить позади все тревоги и хорошо отдохнуть. Молли понравилось ездить верхом. Это было непросто, однако Майкрофт оказался хорошим учителем, так что вскоре она почувствовала себя довольно уверенно. Пообедали они в небольшом кафе, а потом ещё долго гуляли, наслаждаясь безветренной, очень комфортной погодой. Сейчас, оставив Молли отдыхать у камина, Майкрофт готовил ужин, и доносившиеся с кухни запахи сулили что-то поистине необыкновенное.

— Боже, Майкрофт, как же это вкусно… — Молли повторила это уже, наверное, в сотый раз, но ей было всё равно. Еда буквально таяла у неё во рту. Это был самый вкусный ужин в её жизни.

Майкрофт улыбнулся, доливая вина в их бокалы.

— Я рад, что тебе нравится.

— Где ты так научился готовить? — прожевав очередной кусочек, спросила она.

— Ты ведь помнишь, я рассказывал тебе про свою бабушку, — сказал он.

Молли вдруг почувствовала себя очень глупо.

— Да, конечно, но… То есть, я думала, она умерла, когда тебе было десять… — слегка покраснев, проговорила она.

Его лицо на мгновение изменилось, но в следующую секунду снова стало прежним.

— Да, — кивнул Майкрофт. — Но я часто наблюдал за ней, когда она готовила во время визитов к нам. А ещё она оставила мне свою записную книжку. Там было много полезных советов, которые могут пригодиться в готовке. Ты же знаешь, у нашей семьи есть французские корни, так что многие её кулинарные секреты связаны с традициями французской кухни.

Молли сглотнула и быстро взяла свой бокал, не поднимая глаз. Французские корни. Конечно, она этого не знала. И откуда ей было это знать? Лишь в какой-нибудь совершенно иной, альтернативной реальности можно было бы вообразить, что Шерлок поделится с ней подобной информацией.

Её замешательство, конечно, не осталось незамеченным Майкрофтом.

— О, — сказал он. — Это был неосмотрительный комментарий, прости. Я никогда тебе об этом не говорил — было глупо предположить, что тебе это известно.

Он встал, чтобы убрать тарелки. Пока он складывал их в раковину, стоя спиной к столу, Молли для храбрости сделала ещё один глоток вина, а затем проговорила:

— Майкрофт, я… Я хотела поблагодарить тебя за этот день. Всё было так здорово. Я ещё никогда так хорошо не проводила время.

Он повернулся к ней; на его губах была улыбка.

— Я очень рад, дорогая. Я тоже никогда не чувствовал себя так хорошо.

Молли, однако, сказала ещё не всё.

— Ты чудесный, знаешь, — промолвила она. — Я очень счастлива с тобой. Мне очень повезло.

Майкрофт подошёл к ней.

— Это мне с тобой повезло, — он наклонился и поцеловал её в лоб. — Ты удивительная женщина, Молли.

Удивительная, повторила про себя она. Никогда бы себя так не назвала.

— Что ж, надеюсь, мне ещё есть чем тебя поразить, — Майкрофт подошёл к духовке. — Ибо на десерт у нас яблочная шарлотка. Только предупреждаю: тебе придётся съесть бóльшую её часть в одиночку. Я от сладкого мгновенно растолстею, и ты перестанешь меня любить.

Молли закатила глаза.

— Нет такой реальности, в которой я перестану тебя любить, Майкрофт Холмс.