Принцы, оргия, два трупа (джен)

Анибель — его сестра, все слуги в этом доме приходились ему братьями и сестрами по отцу — как раз закончила плести косички и закрепила их серебряной стрекозой с изумрудными глазами и крылышками из драгоценного стекла. Жаль, что не золотой — но золотых украшений у Деймона почти не было. Зато был великолепный астапорский зеленый шарф, который можно было набросить на плечи: к Тиреллу стоило явиться в его цветах.

И при полном параде.

Братец Эйгор любил нудеть, что Деймон-де спускает в никуда все деньги — но попробовал бы он сам содержать жену и семерых... нет, уже восьмерых детей на должном уровне, да ещё сам одеваться не в тёмные дерюги, будто он палачом на досуге подрабатывает, а как подобает принцу крови. Впрочем, всё у него было впереди — дело о расторжении брака лежало в консистории уже второй год, рано или поздно его должны были рассмотреть, и тогда... мстительность была не в натуре Деймона Блэкфайра, но он всё равно недобро улыбнулся.

Как раз в следующем году дебютировала Калла, а через год близнецам следовало закупать снаряжение и искать рыцаря-покровителя. А там подоспеет дебют малютки Киры, а сынки чередой начнут проситься в пажи да оруженосцы... опять же, помолвки — Эми, Эни, да и Каллу непременно надо будет формально обручить с мейкаровым сынком, как тот дорастёт, а это значит белое платье с кружевом, и неплохо бы подобрать к нему гарнитурчик...

Именно такие соображения — что на семью внезапно нужны деньги, и очень много, а на то, чтобы смотреться принцем, а не чумичкой, и того больше — привели когда-то Деймона к мысли заняться сбором добровольных пожертвований с мятежных лордов. Если они всё равно что-то вечно затевают и всё равно пытаются подмазаться — отчего не использовать их желания во благо себе и государству? Покуда Деймон обещает им чины, почести и звёзды с неба когда-нибудь потом, они послушно платят и не пытаются всерьёз интриговать — ведь их же уверяют, что всё уже продумано и скоро будет. Однажды. Как-нибудь. Когда-нибудь.

Разумеется, никаких мятежей он не планировал — ну разве что когда Бейлор залезет на Железный Трон, и то только потому, что всё равно кузен его казнит или сошлёт на Стену, а защищаться не грешно. А до тех пор... кошельки просторских лордов были полны, а у Деймона всегда находилась срочная нужда в том или в другом, зато с лихвой хватало обещаний и улыбок. Полезная они были штука — ими он добыл секрет мирийского стекла, осталось только закончить дело и сманить мастера сюда... но это была задача на тот год.

А пока следовало совместить два дела: отвлечь Гарта Тирелла и его людей, давая братьям возможность обыскать особняк в поисках улик — и, разумеется, стрясти с мерзавца пару сотен драконов, хотя можно и сразу тканями и кружевом.

— Мой милый принц! — Тирелл распахнул объятья для троекратного лобзания.

— Мой дорогой Гарт! — Деймон хорошо умел не показывать отвращение и не думать, где бывали чьи-то губы. Спасибо папаше-королю.

Он же научил и восхищаться омерзительно безвкусной, зато богатой и дорогой обстановкой. Здесь было всё: розовое дерево, зелёный мрамор — и позолота, позолота на гигантских деревянных розетках, на перилах, балясинах и даже, если верить слухам, на сиденье у нужника. Вычурные статуи держали в руках редкостной уродливости вазы, в которых вперемешку торчали живые и дорогущие бумажные цветы, одинаково печальные и пёстрые на вид. И Лисса Хайтауэр, вечно в чёрном с зелёным платье и с видом королевы Алисенты на свадьбе приёмной дочки.

Чудесный дом, чудесные хозяева, всё просто чудесно.

— Мой милый принц, вы давно не уделяли нам внимания, как можно!

— Что поделать: дела, дела, дела. Но ведь и вы, мой дорогой Гарт, давненько не приглашали меня к вам отобедать, — предпочитая общество Айронвуда и его козолюбивых соратничков.

— Непростительно, Гарт! Ты ведь знаешь, принц Деймон — это луч света в горестном моём существовании! — Лисса всё ещё пыталась чего-то от него добиться, выставляя грудь напоказ и строя глазки. — Мой милый принц, как ваша супруга? Благополучно ли разрешилась?

— Мейгору уже два месяца, — намекнул Деймон, что с вопросами она немного запаздывает. — Мальчик растёт и крепнет, и Роханна здорова и довольна.

— У меня есть знакомая кормилица, вымя как у коровы, — радостно вмешался Гарт. — Хоть детей пои, хоть сам прикладывайся, бабёнка покладиста и незлобива.

— Гарт, дорогой, ваша забота — честь для моей семьи!

Суетились слуги, ставя на стол дорогие — золотые, конечно, золотые — блюда с фруктами и жареным мясом, разливая по кубкам золотое борское вино...

* * *

Тем временем, Мейкар и Бринден пробирались по узкому коридорчику в крыле для слуг. Если с фасада особняк Тиреллов сражал своим богатством, то с чёрного хода — жесточайшей, безумной экономией всего, что места, что материалов. Слуги ютились в каморках, похожих на гробы — да не в одиночку, а вчетвером, не меньше. Условия для фрейлин и кавалеров свиты были получше — всё же то были лорды или дети лордов. Их в гробы распределяли по двое.

Койка с клопами, горшок с дерьмом под ней, сальная свечка, если повезёт — ну а у знатных ещё по шкафу с одеждой, где каждая нижняя юбка стоила, как половина особняка. Был бы принц Мейкар более склонен к философским размышлениям, нашёл бы для них отменный повод, но склонен он не был.

Целеустремлённо и не давая Бриндену отвлечься на поиски совсем других улик — которых хватало в шкафах и под подушками, как будто эти несчастные пытались шмалью отпугивать клопов и блох — он шёл по направлению к каморке, где проживала подозреваемая Веббер. Делила она её с покойницей Осгрей — неясно, по недосмотру или по жестокой иронии хозяйки. Осгреи и Вебберы друг друга любили как Пэги и Випрены, как Мартеллы и Айронвуды, как Блэквуды и Бракены: так безмерно, что до смерти.

— Да не, там до смертей особо не доходит. Простор, ленивые все, не то, что у нас в Приречье, — возразил Бринден. Под кроватью покойницы он нашёл нечто коричневое и рвался сунуть в рот, потому что на запах оно ему понравилось. Мейкар был против. — Всё больше гадят исподтишка, отжимают друг у друга невест и женихов, ну, судятся, конечно, за всякие угодья... слушай, похоже, это лёгкое дыхание.

— И кто его употреблял? Покойница?

— А грамкин разберёт. Тут тесно, как в заднице у вихта, — мрачно ответил тот. — Даже шкаф у девок общий, хорошо ещё, сразу видно, где чья одежда.

Веббер, по прикидкам Мейкара, покойнице не доставала и до плеча, такая та была орясина. Вещей у подозреваемой нашлось немного: три платья — четвёртое на ней, сколько-то юбок и сорочек, запасные туфли с гербовой пряжкой. Если и были какие-то драгоценности, то были, опять же, на ней — или лежали где-то ещё. В рукаве одного из платьев — письмо на валирийском: какие-то стихи, клятвы жениться, знакомый почерк... Лори, Лори, не мог же он!..

— А вот покойница жила неплохо, — заметил Бринден. Он прощупал тощий матрас и живо обнаружил в нём тайничок. — Хотя спала, наверное, не слишком сладко, на таких-то буграх.

В тайнике лежали и ожерелье из неплохих камней, и пяток колец — на вид из золота, и серьги с алмазами, и даже шпильки, которые Дианна просила ей добыть на именины. Бисбери, конечно, был шмалежор и шмаровод, но точно не был скупцом.

Ещё одна причина для зависти.

Ещё один мотив.

— А вот и орудие преступления!

Нож, вымазанный в крови, прятался среди сорочек Вебберши, не менее испачканных. Да и на плаще виднелись, если приглядеться, вельми подозрительные пятна...

— Вот только что мы с этим будем делать? Хватать девицу? — Бринден непривычно серьёзно посмотрел на Мейкара. — Эйгор под домашним арестом, Лори не в настроении, каких-то законных прав у нас с тобой вроде бы нет...

— Мы будем думать, мелкий, — с высоты одного года разницы сообщил Мейкар.

Хотя думать было, в сущности, не о чем. Шанс выиграть у них был один: публичное чистосердечное признание самой убийцы, да вот только получить такое без помощи известных средств... непростое это дело.

— Ну, может, её совесть замучает. Всё-таки двоих человек к Неведомому спровадила, — вздохнул Бринден. Видимо, тоже в том же направлении думал, хоть и балбес.

Совесть, ха! Дамочка, похоже, побежала к Лори за помощью, не успели ещё остыть те двое. Откуда у такой взяться совести?..

Он устало потёр глаза, сел на край койки. Надо будет потом почистить одежду, и мейстерским порошком засыпать: Мейкар ненавидел кусачих тварей, а их здесь было полно.

* * *

— Я буду кричать, — раздался женский голос, спокойный и твёрдый. — И отбиваться.

Вот, значит, как.

Сама лично не замедлила явиться. И правда, прехорошенькая: маленькая, рыженькая, нос в веснушках. На Джену похожа чем-то. А на подоле — тряпичные цветочки пришиты как попало на скорую нитку. Вроде бы для красоты, но так-то ясно, зачем. Пятна закрыть.

— Кричи, — согласился Бринден. — Мы тебе при всех обвинения и предъявим.

— Какие? Что я явилась в свою комнату, а там меня ждали два мужика? — дерзко спросила она.

— Два принца, так вернее будет, — подал у неё из-за спины голос Идиот. — Бежал вас предупредить, но она первая успела. Умная.

— Два... принца?! — Веббер мигом растеряла всю самоуверенность. — Это что же, это...

— Принц Мейкар, верховный судья, — представил его Идиот. — А с ним рядом изволит быть принц Бринден, государев советник по делам религий.

Мейкар бросил на мелкого недоумённый взгляд, но тот, видно, и сам впервые услышал, что у него, оказывается, есть должность при дворе. А может, от "принца Бриндена" ещё не отошёл — нечасто его так звали. Всё больше заразой да задницей.

К чести девицы Веббер, кричать она не стала, не стала и ломать из себя святую невинность. Села, как подкошенная, на постель, запустила пальцы в рыжие волосы и жалобно сказала:

— Мне нельзя на Стену, я беременная.

— Девиц на Стену и не шлют, дура, — буркнул Бринден. — Вас в монастырь отправляют. Ну или сразу в петлю.

А Идиот с неожиданным сочувствием в голосе уточнил:

— От него, что ли?

— Да уж не от Бисбери! — горько усмехнулась Веббер. — Он мне, сука такая, и не дал ни разу. Всё ей, стерве, досталось, — она кивнула на койку напротив и зло прибавила: — И что только в ней нашёл? Тощая, длинная, не женщина — жердина!

«От него» — от Лори, значит. Значит, там, в брюхе этой убийцы, сидел племянник Мейкара. Или племянница. Кровь от крови Валирии и Нимерии.

— А я ведь могла бы стать королевой! — продолжала та. Прижала к носу платок, с силой втянула воздух. — Он мне обещал, обещал, что прогонит свою бесплодную дурищу, что возьмёт меня на её место. Называл своей единственной!

— А было дело, Джену называл, — негромко заметил Идиот. — Небо в её глазах видел, море в её голосе слышал.

Намёк та поняла, вскинула горделиво голову:

— Не сравнивай, «милый принц»! Я не эта клуша! От меня он бы на сторону и не посмотрел — и не смотрел ведь, шлюхи-то не в счёт. Ах, какая я была бы королева! Красивая, милостивая, мудрая!..

— А стала убийцей, — заметил Мейкар.

— У меня не было выхода! Если бы только не ребёнок... рожать нельзя, позор, вытравить тоже нельзя, опасно, кронпринц пока женат, и что мне было делать? Бастарда рожать? Или, может, идти за кузена Лимана, который А от Б не отличает и в жизни Холодный Ров не покидал?

— Ну... да? — пожал плечами Бринден. — Все так делают.

— Все! — она картинно заломила руки. — Ах, принц, легко вам говорить! Вы мужчина — вам никогда не испытать той муки, того стыда, как у женщины, вынужденной принимать противного ей человека! Для вас бастарды — не позор, а повод похвастать перед товарищами!

— Ему вообще многого не понять. Например, каково это — набравшись шмали, истыкать кого-то до смерти, — хмыкнул Мейкар.

— У меня не было выхода! — повторила та несколько истошно.

Она вообще, казалось, чем больше дышала в платок, тем больше взвинчивалась.

— Я рассудила: если эта жердь сдохнет, Бисбери будет свободен и сделает мне предложение. Я даже купила приворотное средство, чтобы всё сработало, — торопливо принялась она объяснять. — Это, конечно, не кронпринц — но это положение, пёс возьми, это будущее! Мать наследника Медовой Рощи! Надо было только устранить эту дрянь с дороги, вот и всё...

Деймон посмотрел на неё — всё с той же непонятной жалостью — и тихо сказал:

— Но Бисбери и не намеревался жениться на леди Клейре. Он был обручён с Марлой Тарли.

Жуткий, страшный вой вырвался из груди Веббер, она вскочила, выхватила шпильку, словно намереваясь воткнуть её в обидчика — и осела на койку, трясясь в рыданиях.

— Опять же, как знаток противозачаточных, я тебе одно скажу: нет средства лучше, чем не давать. Остальные могут и подвести.

— Ну, тут ты хватил, — возразил Бринден. — Ещё скажи, папаше не дать. Лори так-то кронпринц, а она кто?

— Убийца, — просто ответил Деймон. — А от папаши неплохо помогало смотаться из столицы вон. Тут каждый выбирает для себя, нет? Или столица и шанс на корону, или девичья честь и спокойная жизнь...

— Что-то ты расфилософствовался, Идиот, — хмыкнул Мейкар. — Иди лучше, ублажай Гарта, пока тот тебя не хватился. А эта... вихта в жопу пауком, вот что с ней прикажешь делать? Дрянь конченая, но ведь племяшка же. Родная кровь. Там, у неё внутри.

Бринден, тем временем, вытащил из ослабевших рук платок и старательно его нюхал. Лицо его становилось при этом всё радостнее, так что платок пришлось на всякий случай отобрать.

— Мы, — торжественно сказал он, — заберём её для допроса по делу о торговле лёгким дыханием. Она им платок мажет. А там не знаю... может, королеве всё расскажем, и пусть она решает? Она умная!

* * *

— Можно?

Бейлор оторвался от какой-то книги — свода законов или летописи, судя по всему — и удивленно приподнял брови:

— Ты уже вошел, но... пусть. Что-то случилось?

— Да, — Эйгор на всякий случай выглянул в коридор, убедился, что поблизости никого нет и запер дверь на засов. — Нужно поговорить.

— О чем?

— О деле Осгрей и Бисбери.

Бейлор поджал губы так, что они превратились в едва заметную нить.

— Эйгор. Я запретил тебе копаться в этом деле. Я посадил тебя под домашний арест. Ради Старицы и ее фонаря, что еще я должен сделать, чтобы ты туда не лез?!

— Скажи, что наплела тебе девчонка Веббер.

Бейлор поперхнулся от неожиданности:

— Что?

— Девчонка Веббер, — повторил Эйгор. — Нет, не мотай головой, я знаю, что вас связывает. Она прибежала к тебе, напуганная до смерти, я полагаю. Что она сказала?

Бейлор шумно выдохнул и смял в кулаке какую-то ненужную бумагу. Эйгор вздрогнул — от неожиданности, звук получился довольно-таки мерзким.

— Да, она действительно ко мне пришла, — ровным тоном ответил Бейлор. — Я, не поверишь, в самом деле был с женой, когда слуга сообщил, что Лола ждет в саду. И она действительно была напугана, — в голосе Бейлора промелькнула искренняя тревога. — Волосы растрепаны, сама вся трясется... Сказала, что была на вечере у Гарта Тирелла — меня тоже звали, но я должен был отдать супружеский долг — и очень мило беседовала с молодым Бисбери; подала ему вина, но от вина у него пошла лиловая пена изо рта, и он упал замертво. Лола боялась, что ее обвинят в отравлении.

— А ты? — напряженно спросил Эйгор.

— Я успокоил ее и велел возвращаться домой. Сказал, что все улажу, — пожал плечами Бейлор. — Послал туда человека, он вернулся и доложил, что в доме уже никого нет, но в кухонном чулане валяется труп девицы — видимо, кто-то из гостей не совладал с собой. Мне не нужно было, чтобы трепали имя Гарта, да и Лолы тоже, и уж тем более мое, а тут так удачно совпало. Поэтому я велел рассказать всем, что Бисбери и та девица убили друг друга, а тебе запретил вести расследование, — Бейлор откинулся на спинку кресла. — Теперь ты доволен?

Эйгор подумал над этим — недолго, пару мгновений.

— Нет.

Он-то думал, что Бейлор знает о том, что сделала его девица, но Бейлор не знал и, кажется, действительно переживал за нее. Паршиво.

— Вот как? — Бейлор насмешливо скрестил руки на груди. — Отчего же?

— Она забыла кое-что тебе рассказать, — просто ответил Эйгор. Тянуть и изворачиваться он не видел смысла. — Это она зарезала девчонку Осгрей, и она в самом деле отравила Бисбери. Его, справедливости ради, нечаянно — подлила приворотного зелья, а он уже набрался всякой дряни, так что зелье подействовало как отрава.

Бейлор посерел — не побледнел даже, а именно посерел, как старый холст.

— Зачем бы ей это?

— Ты не давал ей достаточно денег и подарков, — дернул плечом Эйгор. — Вот она и решила получить их с Бисбери, а Осгрей мешала. Той тоже хотелось, как там?.. А, на приданое заработать. У них в Просторе это, похоже, обычная практика.

Бейлор поднялся. Его шатало, как пьяного, но он не упал; неровными шагами подошел к окну и уставился в окно на внутренний двор замка, как-то дергано ероша волосы.

— А я думал, она меня любит, — со странным смешком сказал он. — На самом деле любит. Интересно, найдется ли в мире женщина, которой я буду дорог просто сам по себе, не за будущую корону или доходы?

«Была тут одна дурочка, — подумал Эйгор. — Полюбила опального принца, да так, что даже его дед-король ей был не указ. Ну и поклялась, где он Джон — там она Джейн⁽¹⁾, и так далее...»

— Но тут, значит, заработать на приданое и обычная практика, — продолжал Бейлор так, будто был в комнате один. — Хорошо, запомню на будущее, — он встряхнулся и спросил совсем другим тоном. — Доказательства преступления у тебя есть, полагаю?

— Есть, — ответил Эйгор, гадая, успели ли Брин и Мейкар найти нож. Должны были уже успеть. — И весомые.

— Ну, что ж, — Бейлор улыбнулся, но улыбка эта была вымученной. — Я как Десница рад, что закон и порядок восстановлены, а как твой старший родич — что ты приносишь пользу семье. И я рад, что ты ставишь исполнение закона выше всего, даже моих запретов. Ты хорошо поработал, младший брат.

Он сел и принялся за какую-то писанину — совершенно пустяковую, как казалось. Эйгор молчал — он нутром чувствовал, что Бейлор еще не кончил.

И оказался прав.

— А еще мне интересно, любила ли деда хоть одна из его женщин, — сказал Бейлор в пространство минут пять спустя. — Хоть одна, хоть немного.

— Ты же его ненавидишь, — удивился Эйгор.

— Ненавижу, — рассеянно кивнул Бейлор. — Больше него, пожалуй, только его любимого сыночка, нашего сьера-нахлебника. И все-таки: хоть одна любила его — или все, как в той поэме: «Si poti, odarmi, ni poti, ni-velor amarmi»⁽²⁾?

Поэму Эйгор не смог бы вспомнить даже под страхом смертной казни, но фраза была точная и очень емко описывала отношения папаши с его бабами.

Почти со всеми.

— Моя мать, — сказал он нехотя. — Тетка Мелисса, наверное, раз столько с ним прожила... И Кассела, куда ж без нее.

— И одной это стоило рассудка, другой — здоровья, а третья возненавидела его после убийства отца и сестры и унизительного брака, — подытожил Бейлор. Эйгор подумал было вступиться за отчима, но не стал — в конце концов, насильственный брак с межевиком и впрямь был унизителен, а то, что мать загнала мужа наглухо под каблук, лишь послужило небольшим утешением. — Почему-то я не удивлен. Я тебя, кажется, задерживаю?

— Не то чтобы, — Эйгор качнулся с пятки на носок. — Что делать с девчонкой Веббер?

— Что хочешь. Точнее, что полагается по закону.

— Она убила двоих, Лори, — тихо напомнил Эйгор.

Рука Бейлора, летавшая по бумаге, замерла.

— Я буду ходатайствовать за нее на суде в память о... днях, проведенных вместе, — натянуто сказал он. — Но не более. Оставь меня, пожалуйста, мне нужно побыть одному.

Эйгор вышел, тихо притворив дверь; из комнаты донесся хруст — так ломается столешница, если врезать по ней кулаком, и Эйгор с трудом удержался от того, чтобы не врезать так же по стене.

Он все сделал правильно. Он — при помощи братьев — расследовал это дело, нашел убийцу и ткнул Бейлора носом в его же дерьмо.

Но отчего-то ему было сильно не по себе.

1) Слова брачного обета, произносимого в септе при венчании.

Вернуться к тексту

2) Возненавижу, если смогу, а если не смогу, полюблю против воли (высок. валирийский)

Вернуться к тексту