Почему он смеется (гет)

Просыпаться в хорошем настроении под сияние солнца — было большой редкостью для Малфоя. Сегодня он предвкушал. Канатная дорога, состояние парка и, наконец, леди, для которой он всё же придумал западню, способную удовлетворить его сполна. Всё это обещало ему триумф. А завтра в послеобеденный час порт-ключ должен вернуть его в Англию, где ожидал очередной аукцион.

Уровень термометра заметно опустился. Морозило. Весна сделала шаг назад. Люциус надел перчатки и поднял ворот пальто, собираясь выйти навстречу кусающемуся ветру, но, когда он взялся за ручку двери, она не поддалась. Он подошёл к окну и увидел, что вокруг толпятся магглы, но угол не позволял увидеть крыльцо шале.

— Сэр, вас уже пытаются раскопать! Не беспокойтесь!

В окно с заднего двора к нему постучался маленький кулачок. Люциус оказался там и посмотрел на мальчишек.

— Мистер Малфой, вылезайте!

— Там гиблый случай, вас дядя засыпáл всю ночь! — тараторили мальчишки, перебивая друг друга.

— Дядя? — протянул сквозь зубы Люциус. — Вот оно что… Придержи-ка стул.

— Наша мама говорит, что он мошенник.

— Мошенник и волшебник, совсем как вы!

— Мама не говорила, что мистер Малфой мошенник!

— Мама слишком спешила на канатную дорогу, чтобы договорить, но она так и сказала «он такой же как этот»! — не унимались дети.

— Нет.

— Стул, — напомнил Люциус.

Джон старательно сжал табуретку, фиксируя её в сугробе. Джордж протянул ладошку, словно его помощь сыграла бы большую роль.

Обычно Люциус Малфой в окна залазил, а выходил уже примирившийся, обласканный и удовлетворённый через дверь. Здесь же все было наоборот: и не к даме, и из окна, и недовольный. Ревнивый Герман, не способный выдержать конкуренцию, прибегнул к методам, которые знал лучше всего — к мошенническим. Низменным. Жалким. Завалить его дверь чисто маггловским способом — это надо же додуматься!

Он поставил колено на подоконник, перебросил вторую ногу и, развернувшись, встал на неустойчивую табуретку. От его веса она просела под наклоном в снег и навернулась. Малфой провалился в снег следом, в последний момент зацепился пальцами за подоконник и шикнул.

Мальчишки придержали его за колени.

— Я сам, молодые люди…— и дождавшись, когда они отойдут, спрыгнул. Мальчишки подозрительно улыбались.

— Мы посторожим!

— Если своруете или сломаете хоть что-то, я гарантирую, что женюсь на вашей матери и превращу ваши детские годы в самые неприятные. Будете ходить в школу дважды в день и есть исключительно овсянку, — его холодный тон и взгляд развеяли в мальчишках всякое сомнение, что мистер шутил. Они закивали.

— Отлично, — сказал Малфой и высоко поднимая ноги, прошёл по сугробу. За ночь выпало немало снега.

— Мистер Малфой! — подлетела к нему мисс Лэд. Он выставил руку, предупреждая, что не расположен к разговору, но она всё равно залепетала себе под нос. — Это сплошное недоразумение! Сейчас всё исправят, а виновника найдем!

— По видео-камерам?

— Нет, что вы! У нас Элизабет заказала новые, и их меняют. Как раз в вашем районе этой ночью…

— Тогда как же вы найдете виновника, мисс?

Она растерялась, и Люциус, поигрывая желваками, хотел направиться в сторону шале Германа, как увидел его на улице, серьёзно настроенного и взъерошенного. И всё в Люциусе закипело в этот момент. Видимо, вид его настолько ожесточился, что Герман, изменившись в лице, обернулся и спешно зашагал прочь. Малфой — за ним, но стоило ему выйти на заледеневшую аллею, как заклинание, призванное защищать дорогие сапоги от непогоды, среагировало нестандартным образом. Соль под подошвой стала взрываться, как попкорн. Хлопок. Ещё хлопок. Третий. Четвёртый. Герман отдалялся, а под ногами словно взрывались маленькие петарды.

Магглы оборачивались, странно поглядывали на Малфоя, совершенно не понимая, как его раздражают эти маленькие взрывы. Конечно, они-то спокойно ходили, прогуливаясь, цепляясь подошвами за эти микроскопические неровности.

Все, кроме него.

Все, у кого обувь была не зачарована, не люксовая, не требующая особого ухода.

Люциус рыкнул и отпрыгнул с тропинки в сугроб, сделал глубокий вдох, снял к чёртовой матери заклинание с обуви и широким шагом направился за Германом. Убежать далеко тому не удастся, а спешил он к канатной дороге.

Люциус догонял. Настроение его было испорчено. Обувь — тоже. Элизабет он поминал добрым словом. Сэкономила.

Герман уселся на канатную дорогу и уехал. Пока Люциус появился на механическом монстре, фора Германа составляла три, а то и четыре кресла.

Механический монстр работал медленно.

— Там никого нет, дорожки не работают ещё!

Люциус перепрыгнул через турникет.

— Сначала заплатите! — крикнули ему.

Он протянул деньги не глядя и занял место.

— Сэр, у меня не найдется сдачи с такой купюры!

— Плевать!

Открытая, с заржавевшим поручнем кабинка не внушала никакого доверия, и только обновленные шкивы отводили Люциуса от заклинаний, которыми он уже собирался злоупотребить. Ехать не хотелось, но ещё больше не хотелось упускать Германа. Люциус вцепился в железную перекладину, поигрывая желваками. Несмотря на то, что он умел летать тенью упивающегося, идея полететь вниз с обнимающим тебя ржавым железом щекотала нервы. И всё-таки он уже передвигался по воздуху.

Сначала под ногами, где-то футом ниже поползла, поехала платформа, а дальше — снежная пропасть, верхушки деревьев, нетронутые тропами опушки — и всё так высоко, так далеко и с таким хиленьким, недобрым поскрипыванием, что неприятно перебирало в животе. От ветра слезились глаза. Земля всё отдалялась, и на седьмом-восьмом столбце откуда-то справа открылось ужасающе глубокое ущелье и микроскопические зелёные точки многовековых елей где-то там, далеко внизу. Люциус отвернулся от пропасти. За лыжной трассой перебирала лапами снежные холмы слишком крупная тёмная рысь.

Айрон. Он бежал куда-то наверх, и Люциус поискал взглядом, куда бы мог мчаться дух, уж не к его-то леди? Из-за проклятья, наложенного ещё прадедом Малфоя, Айрон не мог прикоснуться к потомкам Малфоя, но тем не менее мог забрать своё у беззащитной женщины.

Гнев Люциуса вышел на новый уровень.

Вдалеке виднелась макушка Германа. Он постоянно оборачивался, словно боялся, что кабинка Люциуса движется быстрее его. Люциус убивал его взглядом. Холодным. Расчётливым. Подозрительно спокойным.

— И всё равно вы не правы, лорд Малфой! Возомнили себя невесть кем! Ишь! — кричал Герман, краснея всё сильнее.

Двигались медленно, с поскрипывающим стрекотом. Люциус с нетерпением ждал нормального разговора и своего краткого объяснения, почему Малфоям не следует переходить дорогу.

Не дождавшись ответа, Герман нервно заболтал ногами и вновь крикнул, полуобернувшись:

— Мою червовую не смейте трогать! Моя она! Моя!

— Что вы там буробите? — крикнул Малфой, и шея его напряглась.

— Мои червовые лампасики! Мои роковые, улыбчивые! — верещал Герман, чем сильнее злил Люциуса.

Внезапно кабинка встряла и закачалась. Герман что-то тявкал и размахивал рукой, словно держа саблю — энергичный вояка, и было ему плевать, что они застряли. Люциус ударил ладонями по ржавой перекладине. Краска на ней осыпалась на его пальто.

— Не догонишь, эдакий супостат! Нет ничего святого в этих Малфоях! Не зря мне бабушка говорила…

Люциус рыкнул. Горная тишина и ощущение нелепого трепыхания, будто ты подвешен за шиворот, были непередаваемы.

— Помолчите! — рявкнул он и обернулся, пытаясь различить далеко ли до станции. Солнце слепило и прятало в своих лучах силуэты людей.

— Сохраняйте спокойствие! — кричали они.

Люциус закатил глаза.

— В течении часа неполадку устранят!

— Где же ваша прекрасная Элизабет? — спросил он, даже не надеясь, что его услышат.

— Элизабет занята сейчас. Вы только сохраняйте спокойствие, сэр!

Люциус сверкнул глазами.

— Да, сохраняйте спокойствие! Механики уже выехали!

— Да, сэр, механики прибудут с минуты на минуту!

— Они уже выехали из соседнего городка! Тридцать минут и будут тут!

Люциус поиграл желваками. Сложно передать тот спектр эмоций, который он испытывал в эти минуты. Элизабет, этот всемогущий фактор сервиса и клиентского удобства, была занята! И интересно чем же? Должно быть, посыпала дорожки химической заразой, въедающейся в драконью кожу.

Люциус посмотрел на свои сапоги. Их вид оставлял желать лучшего. Дорогостоящий уход, магические заклинания, наконец, защита от агрессивной погоды — всё пошло, нет, полетело, известному существу под хвост. Кожа поморщилась, белые разводы уже не отмыть, и вся эта красота на фоне далёких снежных ухабов и верхушек деревьев, угрожающих сделать человеческое канапе.

Чем же была занята эта самая Элизабет, пока он, да даже если не только он, а ещё и этот никчемный Герман, болтались здесь в подвешенном состоянии? Сервис действительно был ужасным. Люди позади подбадривали и что-то орали. Невнятное эхо летало в пространстве междугорья. А ещё его леди и его артефакт были в опасности, потому что Айрон бежал уж слишком целенаправленно. А судя по неработающим трассам, не так много людей, тех, кто мог бы ей помочь.

Эта ужасающая мысль исчерпала в нём терпение за минуту тщетного ожидания. Больше Люциус ждать не мог и не собирался. Он обратился тенью УПСа и вылетел на бешеной скорости в сторону второй станции. Он бы предпочел аппарировать, но аппарацию министерство отследило бы и взяло на мушку этот горнолыжный курорт, чего Люциус не желал совершенно. Тень же отследить было невозможно.

А дальше всё происходило стремительно быстро. Следы рыси вели на станцию. Ни станция, ни лыжные трассы не были чищены. В снегоуборочной машине — ратраке — загорались, но тотчас гасли фары. А Айрон уже бежал в сторону, и кто-то белый, огромный, толкал ратрак. Йети! Он таранил его и не то пытался сдвинуть, не то перевернуть. А тросы, обеспечивающие плавный спуск ратрака с крутой трассы, перегрызанные, лежали змеиными кольцами на снегу. И было много льда… а Элизабет как назло будто и не проходила, будто и не рассыпала свою вредную солёную дрянь.

И больше никого.

Совсем.

Идеальное место для убийства. Почему-то Люциус подумал именно о нём. Возможно потому что и сам хотел придушить эту Элизабет, пускай и гипотетически. Она сидела в ратраке. Видимо, заперлась, и не удивительно, ведь количество мифических существ на квадратный метр зашкаливало.

Малфой стремительно приближался, но понимал, что уже поздно, что не успеет долететь. Ратрак поехал. Гусеница его заскользила по обнажённому льду. Бабочки, гусеницы, танк — Малфой тряхнул головой, отгоняя странные ассоциации. Йети упорствовал и упирался сильнее. Махина набирала скорость. Она преодолела горизонтальное начало спуска и сиганула в почти что вертикаль. Резко, стремительно и обречённо.

Малфой бросил инкарцеро-максимум. Мощные веревки растянулись паутиной между двух столбов и перекрыли путь. Ратрак они поймали, а Малфой, пролетая над ним, внезапно ощутил, как всё в нём перестало на мгновение работать. Секундное замешательство, и он полетел вниз.

Дух захватывало. Жизнь не проносилась. Секунда, вторая. В самый последний момент он обратился тенью и приземлился в сугроб.

Гнев его достиг апогея. Было не столько больно, сколько неприятно. Бесила эта Элизабет, которая вместо того, чтобы заняться канатной дорогой, вляпалась в ещё большие неприятности и вынудила его спасать её, да притом ценой падения в мерзкий, жалящий холодом снег, из которого ещё надо откопаться! А ещё злил гаденький Айрон! Герман! Леди, успевшая стать занозой! И, о небеса, Йети!

Ошарашенный Йети.

Изумленный Йети.

Совсем не кровожадный.

Йети смотрел на перегрызанный трос.

Веревки скрипели от натяжения, удерживая многотонный вес ратрака. Люциус поморщился. Гнев играл в нём всеми оттенками: от раздражения до ярости. Про спасение леди он временно позабыл. Да и не было её здесь…

Пытаясь осознать произошедшее, Малфой ловил себя на мысли, что сейчас, застряв в снегу, он походил на иглу старого граммофона, которая увязла в колее и отказывалась скользить дальше, всё возвращалась к ямке, проигрывала вновь и вновь одно и тоже, словно собирая по крупицам записанные ноты. Сначала не сходилось ничего, но постепенно все факты сошлись; а карты послушно сложились в руках величайшего крупье.

Почему эта Элизабет всё успевала. Почему не спала ночами. Почему была затычкой в каждой бочке. Почему лезла в любые сложности и дружила с Йети. Почему министерство не рекомендовало сюда ни ехать, ни аппарировать…

Обскурство. Артефакт…

Малфой видел, как из ратрака вылезла Элизабет, как спешно оглядываясь на оборванный трос, сделала два-три женских шажочка к нему, потом ускорилась и то, как капюшон слетел с её головы и что там, вместо крупной, грубоватой женщины оказалась его прекрасная леди.

Без красных лампасов.

Не германовская, другая.

Его.

Просто пуховик ей был велик.

Просто Люциус Малфой обманулся. Дважды. Трижды.

Люциус перестал поигрывать желваками, и всё в нём, словно в котле Северуса, смешалось, вспенилось и превратилось в горячее, густое изумление, требующее произнести треклятые слова.

И как-то стало легче. Эфемернее. Эйфоричней.

— Как вы, мистер Малфой? Мерлин, вы упали с такой высоты! Идти можете? Люциус, вы слышите меня?

— Ваше имя Элизабет? — только и смог произнести он.

Она всё суетно лопотала, говорила, как сейчас они поступят и что вставать ему она запрещает, что вызовет доктора и что ему нужно конкретно сказать, где и что болит, если он хочет, чтобы она помогла. А она непременно поможет. Она знает, как поступать при таких вот ситуациях!

И пока она говорила, два образа соединились в один, срослись, сошлись, и Люциус, ощущая совершенно полномерно эту женщину, эту властную, эту упрямую, эту надоедливую и чарующую красавицу, поцеловал её. Поцеловал со всей страстью и на одном дыхании. Она замычала, вцепилась в его плечи и, побаиваясь отталкивать сильно, едва-едва уперлась. Губы её поддались, и Малфой испытал потребность целовать её дальше и дольше, никуда не спеша и наслаждаясь её стоном, мнимым сопротивлением и ответным движением юркого языка.

Элизабет первая пришла в себя, быстро отстранилась и залепила ему звонкую пощечину.

Щеку обожгло.

Люциус громко рассмеялся. Раскатисто. Запрокинув голову. Ощущая себя по-мальчишески глупо и вместе с тем глубоко счастливым. Обманутым везунчиком. Облапошенным баловнем фортуны. Влюбившимся по уши в образ, который терпеть не мог и вместе с тем обожал и восхищался. В настоящую женщину.

— Дурак! — выпалила она и направилась прочь, оставляя следы на сугробе.

Щека его горела, а он, смеясь, смотрел добродушно ей вслед. И в этот момент щёлкнул фотоаппарат, и Гессенский показал большой палец вверх.

— Вот это фото что надо, мистер Молфай!

— Кристофер! — рявкнула Элизабет, подходя к Йети, который схватился за ратрак и теперь тащил его назад, за склон. — Займись делом! Скоро нужно будет открывать канатку, а у нас ничего не готово!

— Иду-иду! — пропел Гессенский и подбежал к Малфою, подавая руку. — Ну как в мою сестру можно не влюбиться? Вставайте-ка! Как это вы сюда попали-то? Волшебник что ли? Может, разберетесь с этой рысью тогда уж? А то она всё маячит и маячит, я её боюсь!

— Кристофер!

— Иду-иду, дорогая Элизабет!

Люциус смотрел на него, улыбаясь лишь одними глазами, и Кристофер улыбнулся ему в ответ…

Post Scriptum

Курорт он всё-таки купил, с Айроном договорился и теперь, лежа в спальне, рассматривал фотографию. Нет, ни за какие деньги он бы её не продал! На фото был он. Счастливый. Смеющийся. В огромном сугробе, от которого вела цепочка шагов к удаляющейся женщине.

Стояло матовое утро. Малфой скользнул тыльной стороной ладони по женскому плечу, по шпинелевому баджу и ниже. Артефакт он не получил, а наоборот, отдал ещё и два браслета двум взбалмошным мальчишкам, но грела Люциуса лишь одна мысль.

Мысль о том, что и артефакт, и мальчишки принадлежали леди.

А леди принадлежала ему.