У рыжих нет души (гет)

Кагура любила спать и ненавидела всё, что её будило. В это очень раннее утро она люто ненавидела «поводок».

Весёленькая песенка вперемешку с противным жужжанием ворвалась в сон, заставила открыть глаза и с недоумением уставиться в незнакомый потолок. Секунд через пятнадцать Кагура вспомнила, где находится, успела поймать телефон, уползший на вибрации к самому краю стола, и приняла вызов.

— Кагура! Это ты, да? Эй, ответь мне!

Голос Гинтоки был полон неподдельной паники. Это было странно и тревожно.

— Я это, я, — буркнула Кагура, пытаясь проснуться. — Что стряслось, кудрявая башка?

В трубке раздался шумный вздох.

— Где ты сейчас? Ты в порядке?

Раздался шорох открываемой двери. Разумеется, Сого разбудил звонок, и теперь он с интересом ждал новостей.

— Всё нормально. Я спала и видела сладкий сон, пока ты не позвонил. Так в чём дело-то?

— Кто-то ночью вломился в Йорозую, всё перевернул, изгадил стены, живьём в землю зарою выродков, пусть только попадутся. На шум вышла Катарин — её огрели по голове, потом их спугнула Тама. Вот где ты шляешься посреди ночи, не могла записку хоть оставить? Я уж решил, что тебя выкрали и сейчас будут требовать выкуп, а у меня сейчас денег нет. Как я должен оправдываться перед лысым? Эй, эй, ты меня вообще слышишь?

Последние слова Кагура слушала, отодвинув трубку от уха и зажмурившись. С недосыпа слегка гудела голова, в голосе Гинтоки в резонанс звенели истерические нотки.

— Да у тебя никогда денег нет, — буркнула Кагура, выпутываясь из одеяла. — Скоро приду.

Оборвав разговор, она ещё несколько минут сидела, пытаясь прийти в себя, пока из спальни, отодвинув лапой дверь, не вышел Садахару и не ткнулся носом в ладонь — мол, доброе утро. Только тогда, для порядка погладив пса, Кагура поднялась и пошла облачаться в ещё не совсем высохшую одежду.

Выйдя из ванной, она обнаружила, что Сого тоже собрался: уже обутый и с мечом на поясе ждал её, сидя на пороге.

— Ну и какого чёрта ты тут маячишь? — буркнула Кагура, досадуя на то, что так и не решила, нужно ли что-то менять в общении с ним. — Это дело Йорозуи, и бесполезный пожиратель налогов будет только мешаться под ногами.

Сого, как ни странно, промолчал.

Осмотрев сапоги на случай подлянки и вытряхнув из них песок, Кагура обулась, подхватила зонт и выскочила из дома — прямо с балкона на землю, проигнорировав лестницу.

Мчась вглубь жилых кварталов в сторону Йорозуи, Кагура слышала тяжёлый топот Садахару, скачками нагоняющего её. Через полминуты он догнал Кагуру, и она возмущённо взвыла: на холке её драгоценного пёсика, держась одной рукой за мохнатую шею, а второй — придерживая сандогасу, восседал довольный Сого. Поравнявшись с Кагурой, он с мерзкой ухмылкой помахал ей, но тут Садахару резко ускорился, и Сого пришлось уцепиться за него обеими руками, чтобы не слететь.

— А ну, быстро слазь с моей собаки, козёл! — орала Кагура, припустив следом. — Садахару, предатель блохастый, брось каку! Брось каку, я сказала!

Перед Йорозуей толпились разбуженные соседи, и Тама уговаривала их разойтись по домам. Растолкав людей, Кагура проскользнула в бар, вместе ней зашёл Садахару, всё же потерявший свою ношу.

За стойкой сидели нервно курившая Отосе и осунувшийся от недосыпа Гинтоки. Катарин, с умирающим видом полулежавшая на диванчике, держала на темени ледяной компресс.

— Явилась, гулёна, — проворчала она.

Гинтоки обернулся.

— О, живое, — хмыкнул он, ковыряясь в ухе. — Ну пошли, что ли, покажу, что случилось. Порядок наведём.

— А Шинпачи не пришёл ещё? — оглядываясь, спросила Каруга. За порядок в доме обычно отвечал он.

— Пять часов же, кто ж в такую рань сюда попрётся.

Кряхтя, словно древний старик, Гинтоки поднялся с табурета и побрёл к выходу. Кагура повернулась, чтобы пойти за ним, но Отосэ поймала её за руку.

— Эти выродки хотели поджечь мой бар, — хрипло проговорила она, стряхивая пепел с сигареты. — Если ты найдёшь их и надерёшь им задницы, девочка, то я прощу долг за два месяца. Слышал, Йорозуя?

— За три, — отозвался Гинтоки.

— И бесплатный ужин, — добавила Кагура.

Отосэ кивнула.

— Два месяца и ужин. А с тобой, кудрявый, я не торгуюсь. Это работа для Кагуры-чан.

Гинтоки цыкнул зубом.

Дверь в очередной раз была разбита в щепки. На стене рядом было накарябано что-то плохо читаемое — что-то про аманто в духе старых добрых Джои, даже Кацура давно уже так не выражался. Внутри было темно, под ногами шуршали обрывки бумаги и хлюпало нечто, пахнущее скисшей клубникой.

— Они разлили мой недельный запас клубничного молока, — простонал Гинтоки.

Стены и внутри были покрыты надписями. Кагура не стала в них вчитываться, заметив только, что писали звериной кровью — кажется, свиной.

— …просто я его забыл, Хиджиката-сан, — донеслось из гостиной, — вот и пришлось звонить от Йорозуи. Нет, ещё не говорили. Ну не надо так, Хиджиката-сан, вы же сами подписали все бумаги, стало быть, ваша очередь делать сэппуку.

— Эй, эй, а не Окита-кун ли это? — начал паясничать Гинтоки. — А что это он тут делает, Кагура? Я не вызывал полицию. Кагура, это ты вызвала полицию? Мне казалось, что ты у нас не ладишь с этими головорезами, тебе же от них скрываться надо, нелегалка ты наша.

— Какая ещё полиция? — будто в упор не замечая Сого, наигранно удивилась Кагура. — Я вижу только мерзкого жука, сидящего на нашем столе. И… о нет, это же был мой любимый костюм! Это ты его порезал, выродок?

Алые лоскуты валялись везде — на диванах, свисали с разбитого телевизора, покрывали пол.

— Уймите свою ручную свинку, данна, — сказал Сого, повесив трубку на чудом уцелевший телефон. — Ваше счастье, что я не при исполнении. Или всё же арестовать вас обоих за оскорбление властей?

— Э, нет, Окита-кун, — погрозил пальцем Гинтоки, — теперь это твоя ручная свинка. Тебе её и кормить отныне и до тех пор, пока смерть не разлучит вас. А я свободен от обязательств и долгов.

— Ты мне зарплату должен, Гин-чан. За несколько месяцев, — огрызнулась Кагура, ногой разгребая обрывки одежды в попытке понять, что испорчено. А испорчено было всё, даже один раз надетое «свадебное» платье.

— Если и было чем платить, то всё вынесли, — проворчал Гинтоки, роясь в ящиках стола. — Проклятье, хоть у Мадао в долг проси.

Кагура сдвинула перекосившуюся дверь в спальню, ожидая увидеть там тот же бардак, что и везде. И, хотя ожидания сбылись, легче ей от этого не стало.

По полу налётчики раскидали постельное бельё, щедро полив его всё той же свиной кровью, уже начинающей вонять тухлятиной. В раскиданных повсюду скомканных и разорванных бумажках Кагура узнала письма папы, которые бережно хранила, несмотря ни на что.

— Похоже, они хотели, чтобы я вышла из себя, — сказала она, еле сдерживая слёзы. — Им нужен злобный монстр, которым можно пугать детей.

— Недостаточно старались. Надо будет преподать им мастер-класс, — хмыкнул Сого, проскользнувший следом и теперь внимательно осматривающий разгром. Кагура даже выгонять его не стала: раз здесь уже от души наследили другие выродки, какая теперь разница? Одним больше, одним меньше.

— Гин-чан, я к анего, — сообщила она, выйдя из комнаты, в которой ей теперь было тошно находиться, — заберу у неё кое-какие вещи и вернусь.

Гинтоки, с сосредоточенным видом перебирающий что-то в ящиках тансу, только кивнул.

— И только попробуй свалить, пока меня не будет, — пригрозила Кагура. — Я тебя тогда отыщу и выдеру все волосы на твоей пустой башке. Ты задолжал мне не только деньги.

— Иди уже, злобный монстр, — отмахнулся Гинтоки. — Я не хочу становиться копией твоего батьки.

Обуваясь, Кагура услышала его слова:

— Не смотри на меня так, Окита-кун. Ты же прекрасно знаешь, на что способна эта девчонка.

Кагура не слышала ответа Сого и не видела, что там за эмоции были на его лице, но представить вполне могла. Этот козёл опять посмел сомневаться в ней.

Смешно.

Всё-таки давно она не задавала ему трёпку.

Далеко уйти она не успела: стоило спуститься по лестнице, как в голову прилетел скомканный обрывок бумаги, содранный с двери. Подняв голову, она увидела Сого, наклонившегося над перилами.

— Разворачивайся и тащи свою задницу сюда, — сказал он и кинул в неё ещё один обрывок, на этот раз с приклеившейся щепкой.

— Мне не нужны няньки, — фыркнула Кагура. — Я уже сказала, куда собираюсь, и не надо паниковать так, будто я из стекла сделана.

— А что, разве кто-то паникует? — искренне изумился Сого. — Тащись сюда, говорю.

— С чего это я вообще должна тебя слушать? — огрызнулась Кагура.

Поймав в воздухе ещё одну брошенную в неё щепку, она запустила её обратно, в нахальную физиономию садиста. Он легко увернулся и скрылся в доме, из тёмного провала двери донёсся его голос:

— Ну раз ты не хочешь пользоваться моим великодушием и участвовать в охоте на ублюдков — твоё дело.

Подчиняться садисту Кагуре не хотелось. Шанс набить морду тем, кто вломился в её дом, упускать не хотелось ещё больше, поэтому она вернулась в Йорозую.

— Ну и что ты предлагаешь? — спросила Кагура, заходя в гостиную. — Где мы их искать будем?

Окита уселся на диван и стал наблюдать, как Гинтоки, по пояс залезший в шкаф, гремел там какими-то коробками и порой вышвыривал наружу старые женские журналы, давным-давно заныканные Кагурой. Она села напротив и уставилась на Сого, ожидая, когда он наконец ответит на её вопрос.

— Вентилятора нет, — глухо донесся голос Гинтоки из недр шкафа. — И от котацу обогреватель спёрли.

— Вентилятор? — удивился Сого. — Данна, где вы умудрились добыть такое старьё?

Гинтоки в ответ только вышвырнул ещё один журнал и с кряхтеньем начал выбираться наружу.

Кагура с громким стуком сложила ноги на стол.

— Я вообще-то тоже здесь, — процедила она. — Говори, что тебе от меня надо, или я ухожу.

Сого вдруг вцепился в её голень и дёрнул к себе. Кагура чуть не свалилась с дивана, успев упереться второй ногой в край стола.

— Ты что творишь, козёл? — возмутилась она.

— Вещи свои перебери, — сказал Сого. — Мне нужно знать, что ещё вынесли. Приметные украшения, книги, да хоть носки с вышитыми инициалами. То, что больше подходит для опознания, чем обогреватель.

— На вентиляторе была дарственная надпись, — сообщил Гинтоки, вынимая из волос обрывки паутины. — «Уэ-сама от Защитников Земли».

Сого отпустил ногу Кагуры, и она сдвинулась обратно на диван, взмахнув пяткой прямо перед его носом.

— Китаёза, до тебя так и не дошло, что мне от тебя надо? Иди, разгребай бардак.

— Кандзаси с подвеской в виде голубой глицинии и пара запасных заколок, — зевнув, сообщила она. — Всё лежало в коробке вместе с письмами. Коробки нет.

— Смятая коробка лежала в коридоре, я её уже выкинул, — добавил Гинтоки, сев рядом с Кагурой, и начал в привычной манере выковыривать пыль из носа. — Кстати говоря, Окита-кун, заплати мне за работу.

— Вы уже взяли аванс, данна. Пока результатов не будет, ни йены не получите.

Гинтоки сунул руку за пазуху, вытащил объёмистый конверт и бросил его на стол. Конверт от удара расклеился, и из-под отошедшего клапана стала видна стопка фотографий.

— Хорошо, что я решил не оставлять это всё дома, иначе с вентилятором бы вынесли. Как ты думаешь, Окита-кун, какова вероятность, что грабители приходили не только пугать Кагуру?

Окита не ответил, с головой погрузившись в изучение фотографий из конверта. Уже отсмотренные он откладывал в сторону, и Кагура, заинтересовавшись, подгребла их к себе поближе.

На фото угадывались коридоры и студии Оэдо-ТВ. Главного продюсера канала Кагуре доводилось мельком видеть в бытность айдолом, так что его, попавшего практически в каждый кадр, она узнала легко. Вместе с ним было видно журналистов, актёров, певцов — пару карточек с Отсу-чан Кагура отложила для Шинпачи. Вот её мать-менеджер; вот молоденькая журналистка, которая когда-то брала интервью у Кацуры; вот Кусано-сан с недовольным выражением лица; вот Кецуно Ана — одна, без всяких продюсеров, агентов и прочей шушеры, с мягким, задумчивым выражением лица.

— Ой, это моё, — смутился Гинтоки и вырвал фотографию своего кумира из рук Кагуры.

— При встрече я обязательно расскажу ей, что ты на неё дрочишь, — сообщила Кагура. — Она узнает, что ты фоткаешь её исподтишка, она подаст на тебя в суд, и тебя посадят в тюрьму.

Гинтоки всплеснул руками.

— Господи боже, Кагура, кто научил тебя всей этой грязи? Я не учил тебя этому. Это ведь Окита-кун виноват, да? Ты слишком много с ним общалась! Эй, Окита-кун, чему ты учишь мою деточку? Я не позволяю, слышишь?

— Эй, садюга, ты слышишь? Посади этого оссана в тюрьму, ага? Он преследует бедную девушку-синоптика, он сталкер! Ах да, у тебя командир такой же, о чём это я?

— Да я вас обоих за решётку посажу, — буркнул Окита, уже немного оглохший от галдежа. — На вас всех достаточно компромата накопилось.

Пролистнув оставшиеся фотографии, он вытащил одну из них и пододвинул её к Гинтоки. На карточке был запечатлён высокий худой человек в европейском костюме в полоску, с тонкими усиками над губой и в прямоугольных очках. Гладкие чёрные волосы были тщательно зачёсаны назад — будто бы их нарисовали лаком на фарфоровом черепе. В руках у его был пухлый, потрёпанный портфель, не сочетавшийся с обликом человека — сюда больше напрашивался дипломат, в каких киношные мафиози носят пачки денег.

— Личный помощник министра армии, — сообщил Сого. — Мы уже давно заметили, что там что-то нечисто, кроме того, это министерство в последнее время довольно активно требует перекроить бюджет в пользу усиления армии. Серьёзного компромата пока не находилось, но с Соё-химэ идёт вялотекущий конфликт, так что министр Ямагата сейчас под подозрением. Вам ведь знакома эта фамилия, данна?

Гинтоки кивнул и откинулся на спинку дивана, прикрыв глаза.

— Арицунэ-кун⁽¹⁾. Забавный такой парень, вечно бровки домиком, видок такой несчастненький. Мы с ним как-то не очень ладили, он слишком жесток по моим меркам, — Гинтоки приоткрыл глаза, и в них вдруг мелькнуло что-то злобное. — Дай ему волю, так все будут строем ходить и по команде срать, а кто не сможет — будет поля собой удобрять. Министр армии — прям его место, девчонка просто умничка, что назначила его туда.

Кагура ощутила в словах Гинтоки даже не ненависть, а глубокое презрение к министру армии, скрытое за сарказмом. Гинтоки, способный понять души даже тех людей, с которыми он сражался насмерть, этого Ямагату понимать не желал.

— Это наследство прежнего премьера, — пояснил Сого. — Соё-химэ решила поначалу присмотреться к имеющимся кандидатурам, а потом уже двигать людей туда, где они нужны.

— Зура, — сплюнул Гинтоки. — Безмозглый идеалист. Похоже, он думал, что этот исправился.

— Мы опять вляпались всей Йорозуей в политику, да? — уныло проговорила Кагура.

— А вы оттуда и не выныриваете, — поморщился Сого, сгрёб фотографии и, потянувшись, поднялся с дивана. — Ладно, некогда мне тут у вас рассиживаться. Вентилятор сам себя не найдёт. Данна, продолжайте слежку и, если этот тощий хмырь снова появится, сообщите мне.

— Эй, а что с оплатой? — встрепенулся Гинтоки.

— Не беспокойтесь, выйду из отпуска и переведу. Кстати, китаёза, с понедельника начнутся инспекции, готовься.

Кагура уже напрочь забыла про эти проверки, и напоминание о том, что её ждёт ещё не одна ночь в том чёртовом доме, вызвало у неё замешательство. Сого ещё и добил:

— А ещё скинь мне свою фотку, чтобы заколки видно было.

— На хрена тебе мои заколки?

— Ну как же, у очкарика — Отсу-чан, у данна — его прекрасный синоптик. Разве я не достоин своей награды?

И сбежал, не обращая внимания на летящие вслед обвинения в сталкерстве и угрозах завязать причиндалы узлом.

Фотку заколки Кагура ему всё же скинула, только не в волосах, а держа её в руке с оттопыренным средним пальцем. Чтобы эту композицию скупщикам краденого демонстрировал.

1) Имя Ямагате я поменяла в лучших традициях Гинтамы: был Аритомо, стал Арицунэ.

Вернуться к тексту