О вреде самообмана (джен)

Спустя полмесяца его руки наконец начали показывать хоть какие-то признаки выздоровления: он снова мог двигать левым плечом, и во время очередного осмотра Санджи мог поклясться, что его пальцы слегка подергивались. Правда, Чоппер в ответ только покачал головой, выдав ему череду медицинских терминов, от которых у кока закружилась голова.

Тем не менее его плечо всё же двигалось, и маленький доктор с улыбкой сообщил ему, что это повод радоваться. Только вот радоваться совсем не хотелось. Ведь после каждого ежедневного осмотра, после каждой серии упражнений, он всё больше понимал, что улучшений никаких и нет.

Иногда к нему ненадолго возвращалась чувствительность, но это случалось крайне редко, и это было даже не полноценное чувство, а так, лёгкое покалывание, пробегающее от ладоней до локтей. Оно длилось ровно столько, чтобы он мог заметить разницу, после чего перерастало в болезненный зуд, а затем и вовсе исчезало, словно странный сон. Или, скорее, дразнящий кошмар. Его руки уже давно казались ему чужими. Он просто… не мог связать их с собой. Даже когда они всё-таки двигались по его воле, их действия казались неподвластными ему.

Несмотря на это, Санджи озвучил вопрос, мучивший его каждый день.

— Что ж… в таких случаях выздоровление занимает не меньше девяти месяцев, — ответил Чоппер. Эту информацию он преподнес далеко не клиническим тоном, не переставая при этом заламывать копыта.

— И что, курить мне тоже нельзя? — Санджи скрипнул зубами, да так, что чуть не вывихнул челюсть. — Я что, беременный?

Его ворчание ни к чему не привело. Чоппер принёс ему обычную дозу обезболивающего и стакан воды.

— Лучше б сигарету принёс, — буркнул он, заставив Чоппера виновато отвести глаза. Санджи даже не попытался извиниться. Находясь всё время в четырёх стенах, ему становилось всё сложнее чувствовать вину или сожаление. Голова казалась свинцовой, словно её всё время держали в тисках, и хотя физически ему это никак не вредило, давление не переставало угнетать. Ему приходилось спускать пар, пиная стену, либо же срываясь на любого, кто заходил его проведать.

Наверное, именно из-за его сумасбродного поведения (не говоря уже об отмене капельницы и снятии швов, которые раньше хоть как-то ограничивали его передвижения) Чоппер попросил кого-то второго караулить его ночью, на случай если… а зачем вообще? Как он мог навредить себе ещё больше? Он нарочно проспал всю ночь, просто чтобы показать, насколько это бесполезная затея. Это, а ещё потому, что все не прекращали допытываться, и это сводило его с ума. По-хорошему, это они представляли для него опасность; они и их сто сортов беспокойства, проникающих в тело раскалённой лавой, расплавляя его изнутри. Ему тяжело было дышать в их присутствии, трудно было смотреть им в глаза. Он чувствовал на себе их осуждающие взгляды, и это заставляло его сопротивляться, огрызаться в попытке защититься.

Так что вместо этого он решил спать. Шах и мат.

Даже если его тело и правда постепенно атрофировалось, а внутренности стекались в лужицу где-то в районе спины, оставляя лишь сухую оболочку вместо тела, так было проще. Проще, чем проснуться и столкнуться с реальностью. Вот бы проспать все эти девять месяцев. Было бы неплохо.

(Какая-то часть его передёргивалась каждый раз, когда кто-то приносил еду, и дело вовсе не в её качестве. Это та самая часть, что называла его обузой, сидящей на шее у всей команды, и ругала за то, сколько проблем он им причиняет своим существованием. Но вердикт Чоппера заглушил её, похоронив в глубине сознания, ведь что ему ещё оставалось делать? Проспать все девять месяцев? Он даже не будет знать, что прошло девять месяцев. Чего стоит притвориться, закрыть глаза всего на секунду и словно по волшебству выздороветь. И никаких проблем. Потом можно посмеяться и свалить все те обидные слова, что он наговорил, на кого-то другого; на вредного и саркастичного фаталиста. Разве он похож на тебя? На милого, сентиментального прагматика?)

Но когда он открыл глаза, девять месяцев ещё не прошло. Судя по клочку неба, видному через иллюминатор, по громадной тени его «сторожа» в углу, судя по ноткам скрипки, в которых он узнал рассветную песню Брука (на кой чёрт вообще нужна рассветная песня), он проспал всего девять часов.

Тень зашевелилась.

— Не спишь?

Фрэнки, кто же ещё. Никто из Мугивар не сравнится с ним в размерах, кроме, разве что, Чоппера в одной из его трансформаций. Но всё равно ни у кого больше не было такого узнаваемого силуэта, и всё благодаря его робо-ручищам. Санджи снова закрыл глаза, стараясь не выдать себя.

— Я же вижу, что ты притворяешься.

— Тогда сделай, мать его, одолжение, — огрызнулся в ответ Санджи. — Если я притворяюсь спящим, то, может быть, просто не хочу говорить?

— Лучше притворяться надо, тупица. Тебя выдаёт дыхание.

Кок фыркнул.

— Вау, звучит ни капли не жутко.

Тень подняла огромную руку к виску. Груда металла не должна быть такой бесшумной, тем не менее Фрэнки был тих, словно раннее утро. Даже ещё тише, учитывая, что утро полнилось энергичными звуками скрипки. Для пирата это весьма полезное качество, хотя Санджи всё равно предпочёл бы слышать какой-нибудь звон или лязг, чтобы знать, когда Фрэнки подходит к нему со спины.

— Слушай, Завитушка, может, не будешь ершиться с утра пораньше?

— Да я бы вообще с тобой не разговаривал, но вот надо было тебе докопаться.

— Да я же только что сказал… — Фрэнки не договорил и передал весь свой спектр эмоций протяжным вздохом. Прозвучало это похоже на гул машины, и Санджи немного успокоился. Конечно, он не боялся увальня: как можно бояться того, кто регулярно ходит в одних только плавках? Просто иногда… его внешний вид немного… напрягал. — Можешь не разговаривать со мной, Санджи. Но мне есть, что тебе сказать.

О, чудно. Ему что, предстоит выслушивать очередные нотации? И всё же Санджи хватило такта повернуться на бок, лицом к киборгу.

— Да? И что же?

Фрэнки ответил не сразу. На секунду Санджи даже показалось, что он задремал. Но даже в тускло освещённой каюте было видно его поджатые в задумчивости губы.

— Я тут думал, у тебя ведь ловкие руки, да?

Санджи расхохотался бы, не будь он настолько возмущён, что закашлялся словами.

— Какого хрена ты от меня хочешь, извращенец проклятый?!

Фрэнки резко выпрямился, хотя такой всплеск эмоций ничуть его не смутил.

— Я ещё даже ничего не просил! Успокойся!

— Да я уже понял! С таким-то вопросом наверняка попросишь что-нибудь стрёмное!

Фрэнки поднял руки, умоляя небеса подарить ему терпения. Санджи всерьёз забеспокоился, что киборг случайно проломит потолок.

— Просто ответь на вопрос, а?

Ответ довольно прост. Кто в здравом уме посмотрит на него в таком состоянии и решит, что у него ловкие руки? Санджи какое-то время повертел вопрос в голове.

— Уже нет, — наконец произнёс он, решив, что так будет вернее.

— Чего-о-о? — протянул Фрэнки. Санджи и не заметил, когда он успел подсесть ближе. Киборг сидел задом наперёд, положив руки на спинку стула, что по сравнению с ним казался игрушечным и по-хорошему должен был развалиться, но каким-то чудом держался. — А что с ними такое?

Нет, ну это уже бред. Бурлящий в нём гнев чуть не заставил Санджи вскочить с постели.

— Издеваешься, Фрэнки? Не смей. Это… это ни капли не смешно.

Он никогда не чувствовал этой тянущей боли в груди, кроме тех раз, когда долго не курил. Воздух казался слишком чистым и резал лёгкие, будто ножом. Ему нужен был табак, нужен был тот едкий непроницаемый дым, чтобы не разнести эту посудину в щепки. Или ещё хуже: начать разрывать себя на части, начиная с мерзких слипшихся прядей; хоть он и обмывался каждые несколько дней, но всё равно чувствовал, как на коже скапливается грязь. Он всё время потел, как какой-то прыщавый подросток, и грязь, должно быть, закупорила поры, иначе с чего бы ему сейчас было так жарко?

И Фрэнки вёл себя так неестественно тихо, с его-то громкой натурой. Даже с места не встал, говнюк. Мог бы хоть притвориться, что слова Санджи его устрашили. Правда, Санджи даже с кровати сам подняться не мог, не то что кого-то страшить, но он всё ещё мог похвастать суровым взглядом и тяжёлым характером, который после всего этого наверняка станет ещё тяжелее. Чёртова консервная банка, да пошевелись ты уже.

— Я и не смеюсь, — спокойно сказал Фрэнки, и это только сильнее выбесило Санджи.

— Тогда зачем прикидываешься, что не знаешь?! — рявкнул он. Снаружи печально взвизгнули струны скрипки. — Что, они там меня обсуждают, да?! Какой я мудак, да? Как бы они хотели, чтобы я поскорее поправился, лишь бы меня снова можно было терпеть, но всё, блин, не так просто! И даже когда я сам могу ходить, они всё равно обращаются со мной, как со стеклянным, будто я сейчас возьму и рассыплюсь, а у меня это уже в печёнках сидит, ясно?! — голос снова начал хрипеть, и он прислонился к стене. Из глаз впервые за всё это время полились слёзы. Он плакал из-за того, что сорвался, из-за друзей, из-за своей беспомощности, несмотря на все свои попытки быть хоть сколечко полезным; из-за своего будущего, которое могло и не наступить.

Если никому не захочется терпеть его эти девять месяцев, он вполне их понимал. Если они настолько от него устанут, что скажут высадиться на ближайшем острове и великодушно разрешат потом их догнать, он понимал и это. Он даже сам хотел предложить такой вариант, но это было слишком больно. Больно потому, что он уже смирился, может, даже хотел, чтобы так и случилось, чтобы можно было уже со всем покончить и в одиночку вариться в своём недовольстве. Больно потому, что он совсем этого не хотел.

Минуты казались часами, и через какое-то время слёзы кончились. Дыхание по-прежнему было сбивчивым, а голос почти пропал. Из груди вырывались лишь редкие всхлипы. Но слёзы больше не шли.

Фрэнки наблюдал за ним, не вставая с места, даже не меняясь в лице, ожидая, пока Санджи успокоится и вытрет лицо.

— Так что у тебя всё-таки с руками?

— Ублюдок, — с горечью пробормотал Санджи. Он слишком устал, чтобы повышать голос. — Поверить не могу, что ты продолжаешь издеваться.

— Просто ответь и всё, — не менее устало произнёс Фрэнки.

— Нервы, придурок. Мне подстрелили плечо и руку, повредили нервы, и теперь я ни черта не чувствую.

Фрэнки поднял невероятно огромную руку и почесал подбородок.

— Хм, правда? Звучит и правда плохо, — Санджи хотел отпустить колкость в адрес его умственных способностей и до смешного очевидного вывода, но его глаза опухли от слёз, а в горле по-прежнему стоял комок. Он терпеливо шмыгнул носом. — Но знаешь, я тоже ни черта не чувствую, но меня всё равно считают мастером на все руки, — сказал Фрэнки, выставив вперёд металлические конечности.

Санджи поморщился, увидев перед собой следы травмы невообразимых масштабов. Фрэнки так гордился своим усовершенствованным телом, радуясь как ребёнок всякий раз, когда ему представлялась возможность задействовать новые функции, но Санджи всё в толк взять не мог, как можно гордиться телом, в котором больше металла, чем самого тела. Конечно, он бы никогда не подумал оскорблять решения Фрэнки — в конце концов, это его тело. Просто эти массивные руки навевали мысли об ампутации. О потере себя. О жертвах, которые невозможно отплатить. О тяжелых последствиях, которые останутся с тобой до конца твоих дней.

— …Это другое, — только и смог сказать Санджи. К его удивлению, Фрэнки кивнул.

— Ты прав, это другое, — сказал он и, приподняв солнцезащитные очки, пристально на него посмотрел. — Твои ещё заживут.

Санджи не нашёл слов, чтобы ответить на такое.

Он определённо пытался, не изменяя своей натуре. Его рот открывался, но слова просто не приходили. Это было полное полное и тотальное поражение.

Однако, даже заткнув Санджи, как никто никогда его ещё не затыкал, Фрэнки выглядел незаинтересованно. Он всего лишь изложил факт; что у его рук не было сенсорных нервов, и что руки Санджи рано или поздно восстановятся. В его словах не было ни обвинения, ни попытки сыграть на эмоциях. Он выдал этот поразительно действенный аргумент, словно какую-то подводку к разговору, и от осознания этого у Санджи закружилась голова.

— Как бы то ни было, — Фрэнки подвинул столик к кровати. — Я спрашивал про руки, потому что мне нужен кто-то с тонкими и ловкими пальцами. Мои руки, конечно, супер, но ремонтировать их в одиночку — сплошная морока.

Только когда Фрэнки положил руки на столик до Санджи дошло, о чём его просят. Он поморгал.

— И ты хочешь, чтобы я тебе помог. Без какого-либо опыта.

— Эй, я тебе всё объясню, бро! — даже просьбу о помощи Фрэнки выдал с бодрой уверенностью. — Делать это самому ужас как сложно. Ну а так всё довольно просто!

Санджи присмотрелся к лежащим на столе рукам. На вид с ними всё было в порядке.

— Разве ты обычно не просишь Усоппа тебе с этим помочь?

— Да, но этот лентяй ещё дрыхнет.

— Ты всегда просыпаешься на час позже него.

— Суть в том, что я должен приглядывать за тобой, пока все не проснутся. Так почему бы не провести это время с пользой?

Санджи не разделял его энтузиазма. Но в чём-то киборг был прав; чёрт возьми, лучше уж это, чем очередной сеанс любительской психотерапии, после которого он обязательно выйдет из себя и наболтает лишнего.

К тому же, у него появится хоть какое-то занятие помимо сна.

Однако стоило Фрэнки открыть свою руку и показать её «начинку», как сердце Санджи ушло в пятки. Несмотря на её неестественность, он не мог не восхититься сложностью механизма, расположенного внутри: он состоял из множества соединённых между собой деталей, крошечных пружин и ещё кучи частей, предназначение которых было ему не понятно, и всё же весь этот хаос подчинялся общей задумке. В этом тесном пространстве помещалось столько видов оружия, что, казалось бы, ничего здесь вообще не должно двигаться, однако стоило Фрэнки пошевелить пальцами, как механизм заработал с поразительной слаженностью. В детстве Санджи не был из тех, кто разбирал часы, чтобы посмотреть на шестерёнки; ему не с чем было сравнивать. В этом лабиринте из поршней, компрессоров, барабанов и… прочих деталей так легко можно было заблудиться. Санджи внезапно задумался, не стоит ли потом попросить Фрэнки помочь организовать продукты в кладовке.

— Слушай, я не совсем уверен… у меня ведь руки нерабочие, да ещё и дрожат, а это, похоже, тонкая работа и…

Остаток невнятного бормотания утонул в приступе кашля, когда Фрэнки похлопал его по плечу свободной рукой.

— Да всё будет нормально! — хохотнул он. — Если что, я подсоблю, окей?

Ну как можно спорить с такой уверенностью?

Санджи пожевал губу и медленно кивнул.

— Хорошо. Что мне делать?

— Смотри, вот эта панель открывается, когда я использую оружие в левой, но она почему-то застряла. Может, заклинило, такое бывает. Пули застревают, всё такое. В общем, сначала нужно всё отсюда вытащить, чтобы добраться до задней панели. Потом разберёмся, в чём проблема, и исправим её. Пока вытащены все детали, ты поможешь их почистить, чтобы внутрь не попал никакой мусор.

Санджи склонился над лежащей рукой и ткнул пальцем в механизм.

— Ты правда не можешь сам это сделать? Тебе ведь приходилось собирать всё это одной рукой. Странно, что ты не можешь так же всё разобрать.

— А ты что, эксперт? Не так уж много можно сделать одной рукой, да ещё под таким неудобным углом! Ладно, я отсоединю моторную систему, чтобы тебе случайно палец не отрезало, пока ты там копаться будешь.

Санджи быстро убрал палец.

— Ой, да не волнуйся ты! — Фрэнки снова засмеялся, доставая откуда-то сбоку ящик с инструментами. — Большую часть тяжёлой работы я могу сделать сам. Мне просто нужно, чтобы ты достал все мелкие детали и почистил там всё, прежде чем снова собрать, — киборг запустил вторую руку под стол и вытащил тряпку и две бутылочки какой-то вонючей жидкости. Санджи старался не думать, откуда он их достал.

— Это обезжиривающее вещество. А это смазка. Сначала надо обезжирить, а потом смазать. Понял?

Санджи никогда ещё не было так неловко отвечать «да», поэтому он молча кивнул. Фрэнки сверкнул улыбкой и постучал по каким-то едва различимым металлическим частям на запястье.

— Супер! Тогда отцепи эти штуковины от хреновины.

Фрэнки, конечно же, не сказал «штуковины» и «хреновина», он ведь профессионал. Хоть Санджи и делает ему одолжение, он совершенно не обязан запоминать все эти дурацкие названия для вещей, с которыми ему, скорее всего, больше не придётся сталкиваться. Всё, что ему надо сделать, это отцепить штуковины от хреновины, и этого вполне достаточно.

Вообще, отцепить штуковины оказалось тем ещё испытанием, ведь требовалась крепкая уверенность в том, что его пальцы не покромсают на куски какие-нибудь шестерёнки; уверенность, которой он не особо располагал. Дело не только в страхе пораниться, а в страхе пораниться и не знать об этом, пока он не увидит кровь, стекающую на руку Фрэнки, и тогда будет уже поздно.

Но Фрэнки попросил его помочь, и поэтому Санджи собрался с духом, взялся за штуковину и надавил. Штуковина, в свою очередь, подняла один из пальцев Фрэнки под таким углом, который у нормального человека давно бы привёл к вывиху. В каком-то смысле, это и был вывих. Он потянул за штуковину (наверное, она представляла собой жилу) и отцепил её, после чего палец опять расслабился. Фрэнки отвинтил её с другой стороны и вытащил, окончательно лишив мизинец способности двигаться.

То же самое они проделали с остальными металлическими жилами. Санджи сложил их рядом с бутылками. Он окинул руку взглядом повара, разделывающего мясо, и попытался мысленно разделить механизм на части, которые можно извлечь, но быстро потерялся и вышел из задумчивости только когда Фрэнки снова похлопал его по плечу.

— Суперская работа, бро! Теперь можно и до всего остального дотянуться! Спасибо! — он довольно улыбнулся и притянул его к себе в медвежьем объятии, едва не опрокинув при этом столик. Санджи почувствовал удушливый запах колы и немытой футболки.

— Да, да, хорошо, — пропыхтел он, ударившись коленкой о столешницу, от чего глаза заслезились. — Пусти уже, блин!

Фрэнки не сразу его отпустил, явно охваченный эмоциями, но когда киборг наконец разжал объятия, то тут же взялся за плоскогубцы и принялся копаться в мешанине своей руки. Санджи взялся за чистку уже вынутых деталей. Наверное, большинству такое занятие покажется мало интересным, но ему оно нравилась куда больше, чем сование пальцев непонятно куда. Оно казалось знакомым. Успокаивающим. Он видел свои руки и довольно быстро мог понять, если с ними что-то не так. Так легко было просто отвлечься, перестать думать, полностью сосредоточившись на том, чтобы счистить накопившуюся грязь. В каком-то смысле, это было даже… весело. Делать что-то. Своими руками. Изредка отвечая Фрэнки, пока они оба занимались делами. Несколько раз он спрашивал о той или иной детали, и хотя он понимал не всё, то, как загорались глаза Фрэнки, как он оживлённо жестикулировал, рисуя в воздухе схемы, было просто… прекрасно.

Не в том смысле, в котором прекрасны женщины; они — сама красота, её воплощение. Но это было близко.

Фрэнки как раз рассказывал ему о каком-то устройстве для управления циклами сконцентрированной волны фотонной энергии и попросил Санджи вытащить пули из… того места, где они хранились. Все внутренности из руки он уже почти вытащил, даже особо не задумываясь. Приятно иногда выбросить всё из головы, забыть о проблемах и притвориться, будто ты знаешь, что делаешь. Рядом с Фрэнки и его чудачествами всё снова казалось почти что нормальным.

— Я надеюсь, тебе ведь не надо каждый раз проделывать всё это просто чтобы перезарядиться? — спросил он, кладя патронную ленту рядом со смертоносным лазером.

— Не, обычно я просто ем пули.

— Врёшь, — Санджи поперхнулся смехом. Выглядело это слегка нелепо, ведь на его лице всё ещё виднелись следы недавнего эмоционального срыва. — Как это вообще работает?

— Ха! Ты что, сомневаешься в дизайне моего супер стильного, супер технологичного, супер крутого тела? — оно выглядело не уж и таким крутым, когда Фрэнки в очередной раз выругался, пытаясь приоткрыть заевшую панель, но Санджи не стал озвучивать эту мысль. — Спорим, ты не сможешь перечислить и пяти моих потрясных функций!

— Ладно, ладно, верю, ты ешь пули, — Санджи лукаво улыбнулся, тщательно оттирая одно особенно въевшееся пятно. — Выходит, мне больше не нужно тебя кормить? Отныне будешь питаться металлоломом.

Улыбка моментально сошла с лица киборга.

— Э-эй, бро… я же пошутил…

— Да ладно, я тоже! Что, испугался? — посмеявшись над облегчённым выражением лица Фрэнки, Санджи осторожно водрузил последнюю шестерёнку на шаткую кучу других деталей. — Так. Я закончил, — объявил он и шумно вздохнул. Спустя короткое время Фрэнки захлопнул что-то на своей руке.

— Я тоже! — на столе не осталось никаких деталей — Фрэнки уже вернул их на место. Санджи поразило то, как быстро ему это удалось.

После этого Фрэнки начал проверять свой арсенал, и Санджи немного занервничал, когда тот нацелил дуло прямо ему в лицо.

— Всё работает просто суперски! — продолжил восхищаться киборг, не замечая, как Санджи побледнел и начал пятиться в сторону. Или, может, всё-таки заметил, ведь в ту же секунду он оттолкнул столик и заключил его в крепкие объятия. Несколько долгих секунд Санджи беспомощно болтал ногами в воздухе, но потом сработала гравитация, и он плюхнулся обратно на кровать, морщась от боли, прострелившей лодыжку. — Спасибо, бро! Я знал, что ты меня выручишь!

— Ага, — прохрипел Санджи, ёрзая на месте в надежде, что неприятное покалывание прекратится. Он не сразу заметил, как Фрэнки протянул ему руку, ладонью вперёд, а, заметив, тут же закатил глаза. Он кое-как дал пять в ответ, от чего Фрэнки радостно воскликнул: «ЙОУ!»

— Ну что, отметим, а, Санджи?

— Что отметим? — несмотря на угрюмый тон, он не смог удержаться от улыбки, глядя на довольно пританцовывающего друга.

— Отметим стопроцентную исправность, конечно же! Скоро завтрак, и мы уже соскучились по твоей еде. Готов что-нибудь состряпать, бро?

Всё остановилось. Буквально. В его глазах всё будто замерло. И тем не менее ему казалось, что стены необратимо сжимались, не оставляя воздуха. Дышать стало тяжело.

Всё, о чём Санджи мог думать в тот момент, — это бесполезные обрубки у него по бокам. Нет, не совсем, ведь у него тоже были пальцы, как у нормальных людей, но они ощущались как ни на что не годные обрубки, балласт, который он даже не чувствовал.

Улыбка Фрэнки исчезла, хотя его тон по-прежнему звучал беззаботно.

— Если не хочешь, ничего страшного.

— Нет, нет, я просто… я так давно не был на кухне, я не ожидал… — но дело не только в этом. К горлу подкатила тошнота. Виски стальным обручем стиснула головная боль. Мышцы и веки налились непомерной усталостью, придавливая его к кровати и говоря никогда не вставать. Всё просто. Это всего лишь готовка. Он всё время готовил. В чём проблема? Что с ним не так? — Чоппер вряд ли это одобрит.

— Чоппер просто волнуется по пустякам. Ты же можешь работать руками — вон, смотри, как помог мне сегодня.

То, как беспечно Фрэнки отмахнулся от рекомендаций сертифицированного врача (ну, насколько сертифицированным мог быть пират), вызвало у Санджи нервный смешок.

— Ну да, помог, но готовка… это…

Он не мог даже объяснить словами своё беспокойство. Мысленно он перечислял ингредиенты, приборы, кухонные принадлежности и этапы готовки, проговорил в голове рецепт и помножил всё на девять, просчитал, сколько времени это займёт. Он ведь привык часами торчать на кухне, так чего тут бояться? Откуда эти сомнения? Разве он не должен хвататься за любую возможность сделать хоть что-то? Все эти дни он умирал от скуки. Или же он просто ленивое ничтожество? Зачем так много думать о том, о чём и раздумывать-то нечего?

…Что ж, если ему нужна была мотивация… на кухне было кое-что, чего ему сейчас позарез не хватало…

— Тебе придётся стащить для меня костыль, — наконец сказал Санджи, произнося каждое слово с мрачной серьёзностью, хотя на самом деле какая-то часть его продолжала сопротивляться. Он кивнул на свои ноги: Чоппер снял гипс только с одной, наложив вместо этого повязку. — Если Чоппер узнает, задаст нам трёпку, — или отчитает, что, скорее, раздражало, нежели пугало.

Получив какое-никакое согласие, Фрэнки усмехнулся.

— Ха! Ничего, у меня как раз бунтарское настроение!

Санджи медленно кивнул, глядя, как Фрэнки разливается о том, какие улучшения он мог привнести («Поставлю ракетницу! И огнемёты тоже!»), и тщательно стараясь подавить чувство вины.

— Приготовлю что-нибудь простое, — пробормотал он, когда они незаметно выскользнули за дверь — так незаметно, как только можно в дуэте из огромной груды металла и человека, склонного ругаться при каждом спотыкании. Санджи накинул на себя фартук, понял, что не сможет завязать тесёмки, и оставил его болтаться вокруг шеи, как какой-то детский нагрудник. — Как насчёт жареного риса?

— Ты у нас кок, бро, — отозвался Фрэнки. Он прислонился к барной стойке с видом явно не подобающим соучастнику тяжкого врачебного преступления, наказуемого разозлённым оленем. Так себе ответ, учитывая, что это была идея Фрэнки. Ну да ладно — главное, что он наконец мог вернуть частичку себя и покурить.

Фрэнки наблюдал, как Санджи проковылял до шкафчика и принялся раздвигать баночки со специями, и протянул: 

— Если ты ищешь свою заначку, я её уже забрал.

Как хорошо, что он не уронил перец. Пришлось бы убирать.

— Ты знал про мою заначку?

— А чего ты ожидал? Я построил этот корабль. Думаешь, я не вспомню, что мне пришлось встроить там тайник? Не парься, я больше никому о нём не говорил, — добавил Фрэнки, заметив, как нахмурился Санджи. — Это для твоего же здоровья.

Санджи медленно развернулся и прислонился спиной к плите. Надув щёки от досады, он медленно выдохнул, жалея, что вместо дыхания изо рта не вылетели тонкие струйки дыма.

— А, чёрт. Меня так легко прочесть, да?

От такого Фрэнки насупился.

— Ты правда надеялся тайком покурить, — это был не вопрос.

— Ну, — Санджи провёл рукой по щеке. Пальцы сомкнулись вокруг несуществующей сигареты у рта. Он сделал вид, что так и надо. — Идея всё равно была дерьмовой. Ты же здесь, — и всё же на его лице читалось разочарование. — Я… я начну готовить.

Санджи убрал специи и с трудом наклонился за пакетом риса, укоряя себя за то, что не положил его куда-нибудь повыше. Хоть кухня и ожила, наполнившись звуками готовки вперемешку с тихой бранью, стоило ему вспомнить, какой тяжелой была вода, каким маленьким был сотейник и как долго ему придётся варить весь этот долбанный рис, в воздухе повисла тишина. Казалось бы, это невозможно — он тут наверняка столько шуму наделал, — но всё же она нависла над ними угнетающим облаком.

Фрэнки молчал, но дело было не только в нём. Она исходила и от него самого; даже когда он ковылял по кухне на своих костылях, бурча себе под нос, он всего лишь пытался уклониться от разговора. Всё потому, что он не смог скрыть собственную слабость. Все знали, что он заядлый курильщик, но это никогда не было такой проблемой. И вот теперь он отчаянно рыскал в поисках сигареты, да ещё и на глазах у товарища.

Для Фрэнки он, должно быть, выглядел как какой-то больной наркоша. Жалкий идиот. Особенно сейчас, когда он пытался управиться с костылями, неся при этом кастрюлю воды. Даже в девять лет ему это удавалось без труда; сейчас же он чувствовал себя немощным. Хорошо хоть, что Чоппер этого не видел. Санджи уже представлял, сколько ему пришлось бы выслушать за такое. И оправдание «Это не зависимость» уже не прокатило бы. Да что уж там, он бы не стал к нему прибегать, боясь сгореть со стыда.

Интересно, о чём сейчас думал Фрэнки, глядя на него? Наверное, пытался придумать, как бы помягче сказать «У тебя проблемы, бро». Или понять, как вернуть разговор в нормальное русло, не беря в расчёт неприятные детали. Было бы здорово; это последнее, о чём ему сейчас хотелось говорить. При этом он не хотел, чтобы его переживания игнорировали, будто они ни черта не значили. Даже если он сам старался о них забыть.

Ну почему всё так запутано?

Какой же бред, все эти чувства. По крайней мере, с готовкой он мог не морочиться: это чёткий, прямолинейный процесс, который не ломает мозги противоречиями. Накрыв сотейник крышкой, Санджи тихонько выдохнул. Как хорошо, когда есть чёткая последовательность действий, которая никогда его не подведёт, и в конце всегда получится жареный рис. Простые факты и страстное искусство в одном флаконе; лучшее из двух миров.

Он никогда ещё так не уставал на кухне. От дурацких костылей вскоре заныли руки. Рис придётся ждать ещё долго. Можно было немного передохнуть. Не найдя подходящей позы, чтобы дать отдохнуть и рукам, и ногам, Санджи потащился к барной стойке и сел рядом с Фрэнки.

Который протянул ему сигарету.

— Возьми уже, — сказал он. Санджи вытаращился на неё. Словно опасаясь, что предложение временное, он выхватил никотиновую палочку. Однако ему хватило самообладания сдержаться.

— Ты правда дашь мне закурить? — осторожно спросил он. На его лице отражалась смесь недоверия и непреодолимого желания. — После всего, что сказал Чоппер; про нервы там и всё такое? — говоря это, он уже хлопал себя по карманам в поисках зажигалки. Как же ему недоставало этого чувства, он скучал по тем временам, когда с сигаретой в руке он выглядел стильно, а не как какой-то псих, которому не сидится на месте.

— Только одну, — ответил Фрэнки. Один из его пальцев со щелчком открылся, и на конце загорелся язычок огня. — Можешь считать это наградой за твою помощь.

— Я тебе не пёс какой-то, — вопреки словам, улыбка, озарившая лицо Санджи, была искренней. Он осторожно поднёс сигарету к огню, чтобы не обжечься. После секундного сомнения (не думай, где он её хранил, не думай, где он её хранил), он поднёс её к губам и затянулся. Внутри у него всё растаяло. Единственное, что не давало ему растечься по полу довольной лужицей, это кастрюлька риса, весело бурлящая на плите. — Да и вообще, какая это награда, если я себе этим только наврежу, — добавил он, наслаждаясь тем, как клубится и рассеивается в воздухе дым.

— Да не парься, бро! Я всегда готов помочь, — Фрэнки хохотнул и похлопал страдальца по спине. Санджи закашлялся, чуть не проглотив сигарету. — Пока я рядом, можешь не переживать о том, что руки не работают, понял?

— В каком смысле? — спросил Санджи поразительно внятно для того, кто кашлял, словно утопающий.

— Просто говорю: если когда-нибудь понадобится, я всегда готов отрезать тебе руки и заменить их крутыми робо-протезами!

На минуту Санджи замолчал. Откашлявшись, он пару раз затянулся сигаретой, чтобы успокоиться.

— Так, ясно. К своим рукам я тебя больше не подпущу.

— Эй! — Фрэнки хлопнул по столу с такой силой, что Санджи едва не упал со стула. — Это ещё что за заявление?! Я всего-то подбодрить тебя хотел!

— Каким боком это должно меня подбодрить?! — рявкнул в ответ Санджи, но говорил он сквозь смех, как и Фрэнки. Да и как можно было не смеяться? Он снова чувствовал себя полноценным, с дымом в лёгких и огоньком в руках.

Но вскоре сигарету всё же пришлось затушить.

— Пойду приготовлю остальное, — пояснил он, хоть его никто и не просил. Санджи снова взялся за костыль и осторожно сполз со стула. Управляться с костылём по-прежнему было неудобно. Он в полной мере ощутил это, когда ему пришлось открывать холодильник и вытаскивать нужные продукты по одному. Однако теперь его переполняла энергия. Он снова обрёл свой туманный центр равновесия. Он снова был на кухне, в своей среде, и собирался вбить десяток яиц в миску. Баланс в мире восстановлен.

У него не получалось разбить яйца.

После третей попытки на скорлупе не появилось и трещинки. Санджи поджал губы, но больше пробовать не стал. Он начал вспоминать все эти раздражающие мелочи, связанные с его повреждёнными нервами; неспособность понять, сколько силы нужно приложить из-за отсутствия чувствительности и постоянной дрожи в руках. Если он приложит слишком много усилий, то яйцо просто размажет по ладони. Он был в слишком хорошем расположении духа для этого.

За неимением сигареты он пожевал губу, пока наконец не спросил: 

— Эй, Фрэнки, у тебя же хорошо выходит разбивать всякое?

— А? Это ты сейчас к чему?

— К тому, что ты громила, так что тащи сюда свой зад и разбей эти яйца.

— Сказал тот, кто решает все проблемы пинками… стоп, что? — Фрэнки моментально сдулся и уставился на кока, словно не веря своим глазам. Он даже протёр их на всякий случай, однако кок никуда не делся и с каждой секундой выглядел все нетерпеливее.

Этого было достаточно, чтобы засомневаться в самой физике мира, списав приглашающий жест кока на иллюзию, игру света, да что угодно. Скорее всего, ничего подобного не случилось, и всё же это объяснение было более вероятным, чем реальность.

— Ты зовёшь меня. К себе на кухню. Пока ты готовишь.

К этому моменту лицо Санджи обрело лёгкий красноватый оттенок.

— Если только ты не испортишь тут всё, словно горилла с руками из задницы.

Поняв, что это анатомически невозможно, Фрэнки просиял. Тем не менее, на кухню он зашёл так, словно пробирался в пещеру дикого льва, усыпанную капканами и бензопилами. Со стороны забавно было наблюдать, как такой гигант пытается ходить на цыпочках.

Санджи проверил рис, после чего развернулся к киборгу и окинул того критичным взглядом. Фрэнки втянул голову в плечи и огляделся по сторонам.

— Так что мне надо…?

— Разбей яйца, — распорядился Санджи, махнув рукой в сторону стола. — Только не сломай ничего, а то зафутболю тебя на другой конец Гранд Лайна.

Фрэнки наклонил голову и пробежался по нему взглядом, но всё же покорно вытянул руки поменьше и принялся за работу. Про себя он буркнул: 

— Фиг ты сейчас кого зафутболишь.

Хотя Санджи уже занялся мытьём овощей (что, к счастью, не требовало особой деликатности), в один момент он стал вплотную к Фрэнки и возмущённо протянул «Что ты там сказал?» прямо ему на ухо.

— Ну правда же! — оправдывался Фрэнки, указав рукой с зажатым в ней яйцом на его ноги. — Раз уже ходишь с костылём, то хотя бы признай это!

— Ха! Я в любом виде смогу тебе зад надрать, парень за сорок четыре миллиона белли.

— Ах ты…! Не нарывайся, паршивец, а не то…

— Не отвлекайся! Смотри, что ты наделал! Думаешь, им понравятся кусочки скорлупы в еде? Или что, там, откуда ты родом, это считается деликатесом? — несмотря на сварливость, Санджи снова улыбался. Должно быть, от ностальгии. На мгновение он даже забыл о том, что ему пришлось просить о помощи.

Фрэнки тоже, казалось, позабыл про смущение и наигранно возмутился.

— Ладно, ладно, прекрати! Ты так себе ногу опять сломаешь, если будешь и дальше меня пинать! Как можно так обращаться со старшими…

— Ха, смешно, я всегда так с ними обращался.

— Я тебе, между прочим, сигарету дал, бро!

— Ты хотел сказать, вернул, после того как нагло стащил?

Фрэнки с силой вбил в миску последнее яйцо.

— Ну ты и говнюк. Мне жаль того, кто тебя воспитывал.

— Ему, наверное, тоже, — легко отозвался Санджи. Он как раз закончил чистить горох. Зелёный лук было бы легко нарезать (или порвать на мелкие кусочки), если бы рука постоянно не дрожала так, что нож в любой момент мог выпасть из пальцев. А ведь ему ещё как-то надо порезать морковку. Не говоря уже о том, как сложно что-либо резать одной рукой. Решив не зацикливаться на этом, он перевёл взгляд на миску с разбитыми яйцами (к счастью, без скорлупы). — Теперь взбей. Прольёшь хоть каплю — будешь слизывать со стола.

— Это как-то негигиенично.

— Значит, не надо проливать, — ответил он угрожающе снисходительным тоном; за последние годы он добился идеального баланса реакций «чёрт, как же он меня бесит» и «пожалуйста, только не бей». Правда, эффект слегка портило то, что он стоял, чуть ли не вися на руке у Фрэнки.

— Ну так не мешай мне, идиот! — даже оттолкнув Санджи, Фрэнки всё равно придержал кока за плечи, чтобы тот не потерял равновесие. Санджи только рассмеялся в ответ.

Как жаль, что ему нескоро светит вернуться сюда. Он и забыл, как уютно бывает на кухне, когда рядом шкварчит с десяток сковородок (отчего духота становится ещё более невыносимой) и шумно суетятся другие коки, когда запах пота и ароматы всевозможных блюд, витающих в воздухе, смешиваются в нечто неописуемое, тяжёлое, будто способное одним своим присутствием испортить суп, за который он отвечал. Это дезориентировало, и постоянное ворчание и ругань поваров только накаляли обстановку. Помимо работы на кухне, Санджи приходилось разносить все заказы самому, что требовало невероятной расторопности, и всё равно он обожал всё это.

У каждого была своя задача, своя роль в процессе готовки. Порой приятно было знать, что позади тебя кто-то, возможно, готовит блюдо, идеально дополняющее твоё. Даже в час пик, когда от жары кровь закипала в жилах, и когда все носились, как ненормальные («Какого чёрта ты творишь, это надо было сделать ещё пять минут назад, криворукий ты остолоп»), в конечном счёте они все работали ради общей цели в этом странном, но таком родном доме. Это как жить с десятком сварливых отцов. Подобной атмосферы нигде больше не сыщешь — ну, разве что здесь, но всё равно это не одно и то же. Здесь у них у всех были цели, но общими их не назовёшь. Здесь все могли рассчитывать друг на друга, но только в определённые моменты, и уж точно не на кухне. Здесь, на «Санни», готовка была одиноким занятием; да, он гордился своими навыками и всякий раз заглядывался на улыбки друзей за обедом, зная, что это всё благодаря его еде — его и только его.

…Но, быть может, кто-то ещё захочет научиться готовить вместе с ним?

— Ну что, бро, так пойдёт?

Неожиданно возникший рядом Фрэнки сунул ему под нос миску со взбитыми яйцами, чуть не расплескав содержимое. Санджи чудом удалось удержать в руке нож; не хватало ещё ненароком отрезать себе палец. Отложив в сторону нож, он повернулся к Фрэнки.

— Что значит «так пойдёт»? Ты же просто взбиваешь яйца! Взбивай, пока не взобьются! Всё просто!

Фрэнки скривился, но миску не убрал, настаивая, чтобы Санджи всё-таки посмотрел.

— Ну да, но я же не кок, в отличие от тебя, вот и решил спросить. Может, у тебя насчёт этого пунктик.

Санджи провёл руками по лицу, понимая, что их снова придётся мыть.

— Как. Можно иметь пунктик… а знаешь, неважно. Я понимаю. Опусти её уже, — он нетерпеливо махнул в сторону миски, затем опёрся на костыль, чтобы проверить рис. — Достань две сковородки. И налей масло.

Фрэнки неуверенно подошёл к шкафчикам и остановился.

— Э-э, а где тут у тебя сковородки?

Санджи сам не заметил, как снова закрыл лицо руками. А ведь их снова придётся мыть. Он начал понимать, что на корабле, полном идиотов, ему вряд ли хватит терпения обучить кого-либо готовить (кроме Нами-сан и Робин-тян, разумеется, но им не стоит пачкать руки). Получается, самому работать эффективнее? Ему начинало казаться, что сам он справится гораздо быстрее, даже с учётом своих травм.

— Открой ящик внизу. Да, вон там. Масло можешь взять здесь. Налей немного, только чтобы дно покрыть, — а сам он пока разберется, что делать с морковкой.

Повисло неловкое молчание, после чего Фрэнки с несвойственной для него робостью спросил: 

— А немного… это сколько?

Санджи пришлось напомнить себе, что он уже помыл руки уже в третий раз, так что успокойся, Фрэнки ни в чём не виноват, для него это незнакомая обстановка, и вообще, ты же только что был в хорошем настроении. Давай вернёмся к этому. Пожалуйста.

Он снова вымыл руки, игнорируя обеспокоенный взгляд Фрэнки.

— Хорошо, — Санджи вздохнул, видимо, смирившись с ролью няньки, — лей, а я скажу, когда хватит.

Понимая, что морковки надо нарезать много (он не знал, как и к одной-то подступиться), Санджи, скрепя сердце, вручил нож в маленькие руки Фрэнки и попросил его почистить морковь.

— Очистки кидай в эту миску. Я их на что-нибудь пущу. Постарайся не резать толсто, хорошо? — сказал он чисто для виду. Он точно будет резать толсто.

— Чёрт, — прошипел Фрэнки, когда Санджи в седьмой раз шлёпнул его по руке. Да, он не почувствовал, но это было дело принципа. — Да как? Как я по-твоему должен это делать?!

— Прекращай ныть и начинай запоминать, — гаркнул в ответ Санджи, стараясь скрыть тот факт, что ему ничего не оставалось делать, кроме как ждать, пока Фрэнки закончит. Он принялся мелко нарезать зелёный лук. — И не стучи ножом по рукам. Тебе-то всё равно, а лезвие может сколоться или затупиться. Думаешь, их так просто точить?

Фрэнки раздосадовано отбросил в сторону нож, тем самым заработав ещё один шлепок по руке.

— Я так не могу. Ты, наверное, издеваешься. Ножи для такого не предназначены.

— Мы всегда чистили овощи ножом. Ты просто бесишься, что у меня что-то получается лучше, чем у тебя.

Рис, наверное, уже готов. Пора бы приступить к жарке, а морковка до сих пор не нарезана.

— Нет, я бешусь не оттого, что у тебя чудо-руки. Меня бесит, что это совершенно неэффективно! Вот будь у тебя скобель, не тратил бы столько времени на такую чушь!

Санджи смерил Фрэнки невозмутимым взглядом.

— Еда — не дерево.

Одного этого взгляда хватило, чтобы пристыдить Фрэнки. Со вздохом он снова взялся за нож и морковку, промямлив при этом: 

— Да я знаю, но, может, если была бы версия поменьше…

— Ты ничего не знаешь о еде, дубина, — после того, как Фрэнки уныло пробормотал что-то, похожее на согласие, Санджи добавил: — Но если когда-нибудь разработаешь такую штуку, я мог бы её протестировать и дать свой комментарий.

Фрэнки просиял и тут же принялся проговаривать все свои идеи на этот счёт, приправляя монолог одному ему понятной терминологией. Санджи не стал вслушиваться.

— Не хочу тебя пугать, — сказал он, стараясь не повышать голос, — но мне нужно подготовить все ингредиенты, пока рис не накрылся. Я займусь яйцами. Можешь сам дорезать морковку?

Фрэнки с энтузиазмом показал большой палец. Тем не менее, Санджи не спешил прислушиваться — он знал о привычке киборга болтать за работой. Он сосредоточился на шипении масла, выжидая момента, когда сковорода нагреется и на неё можно будет вылить содержимое миски. Вслед за яйцами на сковородку попал зелёный лук и горошек. Когда всё достаточно прожарилось, он принялся торопливо высыпать рис на другую сковородку, параллельно требуя у Фрэнки закругляться с морковкой. Но и на этом требования не закончились. Закидывай сюда, аккуратнее, не рассыпь ничего, теперь подай соевый соус, он мне нужен прямо сейчас, что значит где, на полке, нет, на другой полке, честное слово, если что-то пригорит, ты у меня съешь все девять порций этого дерьма, высрешь и снова съешь.

Фрэнки поперхнулся.

— Я аж аппетит потерял. Как тебе это вообще удаётся?

— Это талант, — сказал Санджи более спокойным тоном, поливая рис соевым соусом. — Не расслабляйся, будешь помешивать рис, пока я послежу за яйцами. И ради бога, не спрашивай меня, как мешать рис — просто возьми лопатку и мешай. Если хоть что-то подгорит…

— Да, да, можешь не повторять! Мне и одного раза хватило.

Санджи широко ухмыльнулся. Пора было и правда поторопиться. Корабль потихоньку наполняли привычные утренние звуки: шум воды, текущей по трубам, тихие шаги наверху — кто-то уже орудовал в саду. Если прислушаться, можно было различить храп ходячей водоросли, а значит он уже вышел на палубу. (И зачем он вообще с кровати вставал?) Скоро все соберутся на завтрак, а он за всё это время не смог приготовить даже что-то настолько простое, как жаренный рис.

Ну ничего, всё почти готово. Оставалось довести рис до готовности, перемешать его напоследок и разложить аккуратными порциями по тарелкам.

Но стоило ему сунуть лопатку под мышку и оттолкнуть Фрэнки куда подальше от плиты, как всё пошло наперекосяк. Опять.

Сковородка оказалась слишком тяжёлой.

Он собирался наклонить её, ничего не рассыпав. Вместо этого лопатка выпала у него из-под мышки, когда он попытался подхватить сковороду второй рукой, чтобы её содержимое не очутилось на полу. Это ничуть не помогло, отчего стало только обиднее.

С глухим стуком и отборной руганью он поставил сковородку обратно на плиту.

— Тебе помочь, бро? — негромко спросил Фрэнки. Санджи провёл рукой по лицу, остро ощущая отсутствие сигареты. Одна вещь. Неужели он не мог сделать одну простую вещь? Ему оставалось разве что лечь на пол и осознать, что теперь это его реальность. Абсолютно дерьмовая реальность.

Спустя долгое время он выдавил из себя тихое «да», но не успел он открыть рот, как его прервал грохот распахнувшейся двери.

— САНДЖИ! — от рёва Чоппера, должно быть, содрогнулись стены. Санджи пробрал холодный пот. Он медленно развернулся и встретился лицом к лицу с монстром.

Голос Чоппера не передавал всей его ярости. Единственным утешением было то, что, судя по тому, как Фрэнки осторожно попятился, не он один заслужил гнев доктора. Не сводя глаз с разьярённого оленя, Санджи незаметно отодвинул сковородку с огня.

— Послушай, Чоппер, я знаю, что мне нельзя готовить, но я почти закончил, — изнутри его терзала вина, что ничуть не отражалось в его спокойном тоне. — Можешь наказать меня, как посчитаешь нужным, но только после…

— Ну уж нет, ты идёшь в кровать! Сейчас же! Тебе… тебе нельзя делать, что вздумается! Ты так только себе навредишь! — Чоппер шагнул вперёд, но к удивлению и врача, и пациента, Фрэнки стал перед Санджи, заслоняя его.

— Нельзя всё время держать его взаперти, бро! Ему там грустно!

Чоппер не ожидал отпора, однако быстро нашёлся с ответом; как будто этот разговор был у них уже не в первый раз.

— А здесь ему находится опасно! Может, тебе это и не нравится, Фрэнки, но так будет лучше! Иначе…

Фрэнки подошёл к нему, подбоченившись. Будучи почти одного роста, они стояли практически нос к носу.

— Надо думать не только о теле! Разве ты не видишь, какой он подавленный? С таким успехом он совсем зачахнет!

— И ты поэтому решил его к ножам подпустить?! Если он будет свободно везде разгуливать, ты представляешь, что он может сделать?! Ты ведь сам мне сказал, что тоже не знал! Я просто не хочу, чтобы он…

— Выходит, ты мне соврал.

Голос Санджи был на порядок тише, но в одну секунду заставил его друзей замолчать. Фрэнки медленно обернулся. Его губы сжались в тонкую линию. Чоппер в своей человеческой форме внезапно стал похож на провинившегося ребёнка. Похоже, он собирался пробормотать что-то с своё оправдание, но никакие слова уже не изменят сказанного.

— Причина, по которой ты не разрешаешь мне выходить наружу и не пускаешь на кухню, — продолжил Санджи едва слышно, — вовсе не в моём здоровье.

— Н-нет, всё совсем не так, я н-не хотел, чтобы ты навредил себе, — пролепетал Чоппер, медленно пятясь, несмотря на то, что сейчас он был намного выше кока. Это выглядело настолько жалко и абсурдно, что Санджи невольно издал резкий смешок.

— И поэтому ты решил солгать… Ну и? Что ещё ты наплёл, чтобы я не навредил себе?

— Я п-просто за тебя переживаю… я не… я не знал, к-как ещё…

— Санджи, — Фрэнки шагнул навстречу ему, примирительно подняв руки.

— Что если я не иду на поправку? Может, ты и про это мне соврал?

— Санджи!

Фрэнки встал перед ним, загородив Чоппера. За его спиной раздавались сдавленные всхлипы. Киборг приподнял очки и бросил на Санджи полный разочарования взгляд.

— Тебе нужно пойти остыть. А когда снова встанешь, извинишься перед…

Дрожа от переполнявших его эмоций, Санджи направил весь свой гнев на новую цель.

— Не думай, что я про тебя забыл, лживая ты свинья!

Фрэнки пожал губы и приготовился к буре.

— Весь это цирк с твоей рукой, — продолжил бушевать Санджи, яростно жестикулируя, — все эти уловки, чтобы заставить меня готовить, это что, очередная сраная попытка… меня исправить, да?!

В ответ на обвинение Фрэнки недовольно нахмурил брови.

— О чём ты…

— Я же по вашим глазам вижу! Думаете, у меня с головой не всё в порядке, да?! Что у меня какие-то суицидальные наклонности, и меня надо «отговаривать», чтобы я не сотворил какую-нибудь глупость, так ведь?!

В воздухе прошёл холодок. Фрэнки смерил кока суровым взглядом.

— Всё совсем не так.

Санджи рассмеялся ему в лицо.

— Да? А как? Что, ты просто хотел доказать, что умнее дока?

— Санджи, — Чоппер повысил голос. В нём уже не было прежнего гнева, только мольба пополам с укоризной; доктор слово пытался сказать «Ты не знаешь, о чём говоришь».

Отчасти это было правдой.

— Всё не так, как ты думаешь, — сквозь зубы процедил Фрэнки. — Я просто… я всего лишь хотел тебя подбодрить…

— Мне не нужна ничья помощь, — отрезал Санджи. Корабль резко качнуло, и он пошатнулся на одном костыле. Здоровым он без труда удерживал равновесие даже при сильной качке. — Нечего с меня пылинки сдувать, словно я стеклянный — я сам могу о себе позаботиться, уяснили?!

Теперь уже Фрэнки напирал на него с той же свирепостью, с которой Чоппер ворвался в столовую. Санджи не сдвинулся с места, только выпятил грудь, не желая терять остатки достоинства.

— Да успокойся ты уже, бро, мы всего-то хотим сказать, что ты нездоров, и не только физически!

— Так почему было не сказать мне это в лицо!

— Мы пытались, но кто ж знал, что ты такой упрямый и твердолобый козёл!

— Ребята, прекратите, пожалуйста! — стон Чоппера почти отрезвил их. Почти. Он попытался вклиниться между ними. — Санджи, тебе нужно прилечь, иначе ты не поправишься…

— А зачем мне поправляться, если вы всё равно будете обращаться со мной, как с прокажённым?

На глаза доктора навернулись слёзы. Он был не в состоянии остановить Фрэнки, когда тот грубо схватил Санджи за плечи.

— Что за бред ты несёшь?!

— Я говорю, — Санджи даже не сопротивлялся; всё потому, что Фрэнки его ничуть не пугал, вовсе не из-за того, что тело его не слушалось, — вам лучше оставить меня в покое, чтобы я поправился, и всё снова станет, как прежде!

— Ничего уже не будет как прежде после того, что ты учудил! Когда ты уже наконец признаешь: то, что ты сделал, это ненормально, и тебе нужна помощь!

Всхлипы Чоппера сложно было игнорировать. По его щекам катились слёзы.

— Ф-фрэнки, прекрати… достаточно… давайте просто…

Что-то в словах Фрэнки задело Санджи, но вместо того, чтобы отвести взгляд и признать поражение, он попытался вырваться. Это оказалось сложнее, чем он рассчитывал: костыли мешали ему двигаться, да и Фрэнки буквально держал его стальной хваткой. И всё же он продолжал трепыхаться. Рано или поздно, громила поймёт, что если так будет продолжаться и дальше, он снова сломает себе ноги.

— Пусти! Пусти уже, чёрт тебя дери!

Извернувшись, Санджи разорвал хватку и начал пятиться подальше от Фрэнки. По крайней мере, попытался. Его костыль наткнулся на что-то — должно быть, это была лопатка — и подскользнулся, заставив Санджи окончательно потерять равновесие и дико замахать руками в попытке удержаться. К счастью, в последний момент он чудом успел ухватиться за что-то.

Он предотвратил падение, но застрял в этой неловкой позе. Каким-то образом ему удалось удержаться левой рукой и навалиться на неё всем телом, лишь бы не соскользнуть. Ему не хватало сил подтянуться на руке, и костыль был слишком далеко. С огромным усилием Санджи подогнул под собой ноги и выпрямился. Но даже с этой победой он не мог уйти самостоятельно. Ему так не хотелось просить о помощи после такого разговора.

— С-санджи, — прошептал Чоппер. В его голосе слышался неожиданный оттенок тревоги. Санджи обеспокоенно поднял глаза. Как ни странно, доктор с плотником отпрянули назад. На их лицах читался ужас.

Санджи ухмыльнулся, поспешив скрыть своё недоумение.

— Что, не ожидали? Я и сам могу о себе позаботиться.

Его язвительный комментарий не вызвал ожидаемой реакции. У Фрэнки, кажется, перехватило дыхание, в то время как Чоппер попросту разрыдался.

А затем он почувствовал его. Запах горелого мяса…

…Его рука лежала на горящей плите.

Он видел, как кожа пузырилась, покрываясь волдырями, и ничего не чувствовал, даже не мог осознать, что происходит. Как долго он уже так стоял, не в силах отвести взгляд?

В следующую секунду Фрэнки оттащил его от плиты. К раскалённой поверхности прилипли куски кожи; её остатки лохмотьями свисали с ладони. Фрэнки кричал что-то, Чоппер кричал в ответ — он не мог разобрать слова — и, кажется, они оба плакали. Его повели в другой конец кухни, и вскоре гул в ушах сменился шумом бегущей воды. Где-то с грохотом распахнулась дверь, на кухню вбежали ещё люди. Снова послышались крики. Его рука покраснела, налившись кровью. Лоскутки обожжённой кожи напоминали перчатку. Почему это не могла быть перчатка? Тогда её можно было бы просто снять…

— …Только не под холодную! Подожди, пока вода немного потеплеет, хорошо? Я-я сейчас вернусь, мне надо… мне нужна…

Звонкое цоканье копыт подсказывало, что Чоппер уже убежал к себе в лазарет. Рядом кто-то громко ругался — судя по голосу, Зоро — и ревел — наверное, Фрэнки, — а он только и мог что смотреть на уродливую вздувшуюся конечность перед ним. Вскоре чьи-то загорелые руки взяли её и сунули под включённую воду. Впрочем, разницы он не почувствовал; не мог понять, лучше ему стало или хуже. Вздувшиеся волдыри делали её похожей на воздушный шарик.

— Хорош ржать, кок, это не смешно, — прошипел ему на ухо Зоро; тот старался удержать его руку неподвижной. Санджи трясло. Он и не заметил, как из горла начали вырываться сдавленные смешки.

Он оторвал глаза от этого мерзкого зрелища и нашёл взглядом Фрэнки. С улыбкой, непоколебимой, словно тростник в бурю, он произнёс:

— Последи, чтобы рис не сгорел.

---

Примечания:

Последняя глава в этом году. Признаюсь, это одна из моих любимых. Спасибо всем, кто читает!