Рождественский калейдоскоп (гет)

Гермиона подбирает красочные коробки по размеру, отматывает блестящие ленты и отрезает кусочки скотча.

Ей всегда нравилось упаковывать подарки руками. Скрупулёзная работа с счастливым финалом. И главное, этот налёт таинственности: другие никогда не распознают, что в какой коробке.

— Легилименс!

Она складывает их в стопки; с цветными и гладкими упаковками подарки почти блестят. Они радуют глаз, и Гермиона заставляет себя улыбнуться даже сквозь мучительную боль.

— Она не сдаётся, паршивка. Круцио!

— Легилименс!

Место подарков — под ёлкой. Гермиона расставляет все коробки в строгом порядке: большие задвигает подальше, так что они наполовину скрываются под раскинувшимися зелёными лапами; средние и маленькие укладывает ровными пирамидками.

Кто-то толкает её, и, пошатнувшись, Гермиона чуть было не рушит композицию, но всё же делает шаг назад и любуется результатом.

Каждому воспоминанию, которое она хочет скрыть, — своя упаковка. Только в отличие от подарков, они никогда не должны дойти до получателей.

…Её хватают за плечо, кто-то трясёт её, словно безвольную куклу, и Гермиона рвано дышит, стараясь восстановиться после проклятия.

— Даже круциатус не берёт, эта сучка не должна была владеть окклюменцией, как это вообще возможно?!..

Удар по лицу сокрушает её, и Гермиона падает на колени. Закашлявшись, она старается справиться с дыханием, чувствуя неприятно тёплую влагу у носа. Кажется, у неё идёт кровь.

— Легилименс!

С усилием Гермиона заставляет себя продолжать: за её спиной гора упакованных подарков, а перед ней — бесконечно длинный ряд ёлок разных размеров и оттенков.

Она методично работает, превозмогая боль, пока её сознание атакуют снова, и снова, и снова…

Когда не выдержав, Гермиона заваливается и роняет одну из ёлок, иголки впиваются в кожу, а обёрточная бумага на нескольких подарках рвётся с неприятным шуршанием; когда кажется, что Гермиона не сможет продолжить; когда она почти забывает, зачем вообще это делает…

Всё заканчивается.

Она безвольно падает на пол.

— Какого?..

— Остолбеней!

— Экспеллиармус! Их трое, все вооружены.

— Петрифи… Уже двое.

— Инкарцеро!

— Уходит, сволочь.

— Уильямс, Поллок, за ним, он не должен уйти!..

У неё кружится голова, и, кажется, Гермиона на несколько минут теряет сознание, а после как во сне ощущает, как некто накладывает на неё диагностические чары; магия приятной волной проходит по телу — она знакомая, успокаивающая.

— Чёрт, Грейнджер.

Её приподнимают, прохладные руки касаются её щеки, заправляют волосы за ухо, и очищающее мгновенно убирает кровь с лица, но Гермиона не в силах сфокусироваться и разглядеть, кто перед ней.

Но это и неважно — она и так знает. Когда её прижимают к груди и поднимают на руки, родной запах затопляет лёгкие. Гермиона расслабляется.

— Как она, Малфой?

— Ей нужно в Мунго, — голос напряжённый, но в нём слышатся нотки облегчения. — Всё не так плохо. Но к ней явно применяли круциатус, и несколько ран выглядят очень неприятно.

— Иди с ней.

Секундная заминка.

— Уверен?

— Да. Мы разберёмся с ними.

У неё над головой раздаётся вздох.

— Спасибо, Поттер.

— Тебе спасибо. Без тебя… — он начинает говорить, но голос, дрогнув, обрывается.

Гермиона ощущает, как Малфой прижимается щекой к её голове, когда едва слышно отвечает:

— Я знаю. Но это неважно. Я же говорил, что к Рождеству она будет дома.