Скетчи (джен)

Мягкий лунный свет струился в окно. В комнате тихо и темно, ничто не нарушало спокойную торжественность мрака ночи.

Я резко проснулся и сел в кровати. На душе было тоскливо и жутко. Кошмар. Да, именно кошмар, когда стёрта грань между сном и реальностью, и ты не знаешь — ещё спишь или уже проснулся. Помню, что бежал по каким-то бесконечным коридорам и лестницам, кто-то или что-то гналось за мной, а когда оно меня практически настигло, я перехитрил эту глупую тварь и проснулся.

Меня моментально окружила бархатная тишина. За окном в лунном серебре застыли дома, деревья, море. В редких окнах соседнего корпуса светились приветливо огоньки, полные надежд и ожиданий грядущего дня. Люди или представители иных миров — одинокие хранители света, хранители будущего — тоже не спали: одни в поте лица грызли гранит науки, другим мешали спать бьющие через край эмоции и мысли, третьи изнывали от любви. Были, возможно, и подобные мне, кто знает.

Маккой сопел в блаженном неведении. Ему, наверно, снилось жаркое южное лето в Атланте, море на закате, или кто-то близкий и родной. Как-то он сказал, что у него есть дочь, что её зовут Джоанна и она сейчас у его родителей на Центавре, в Новых Афинах. В следующий отпуск он пригласил меня к себе в гости. Посмотрим. Может быть, я и соглашусь, но пока не уверен. Мама дома тоже переживает и ждёт. Возможно, пару недель и там, и там. На такой компромисс я вполне согласен.

Ночь затянулась. Зимние ночи всегда длинные и тёмные. Часов в шесть уже нужно вставать и собираться на занятия. У меня в запасе есть целых три часа, и спать мне пока не хочется.

Я сморю на улицу. Вон какой-то полуночник идёт через плац. Интересно, кто бы это мог быть? Пока я строю догадки, он исчезает за нашим зданием, и следы его теряются в ночи.

Теперь в попытке себя развлечь, я смотрю в небо. А там… миллионы дорог, миллиарды звёзд, планет, лун. И надо, чтобы кто-то на них всех побывал, пусть даже и я. В мире столько всего неизведанного, что одной жизни точно не хватит, чтобы всё это познать. Но я попробую, рискну, ведь риск — дело благородное, как раз по мне.

Минуты идут за минутами, часы спешат за часами. Половина шестого. Надо лечь в кровать и создать видимость, что я всё это время не думал о вечном, а предавался сладким грёзам.

Я залезаю под одеяло. Мне тепло и уютно. Через пять минут — засыпаю, и к реальности меня может вернуть только тягучий южный акцент Маккоя:

— Джим, проснись! Уже семь часов, ты опоздаешь на пары.