Закрой глаза (гет)

«Наша жизнь — простыня да кровать.

Наша жизнь — поцелуй да в омут» ©.

* * *

Если судить по погоде, которая встретила «Карпатию» в Нью-Йорке, выжившим пассажирам «Титаника» там определенно не были рады. Едва ли желанных гостей встречают раскатами грома, молниями и потоками ледяной воды. А может — и Марк склонялся именно к этой версии — небо гневалось на тех виновников трагедии, кто осмелился выжить, а завтра посмеет оправдывать себя.

Разбирательство американцы назначили удивительно скоро. И сразу, едва «Карпатия» причалила, поднялись на борт, разыскали его и Исмея и очень убедительно попросили явиться завтра на заседание комиссии по расследованию.

Исмей вправду выглядел жалко: поникший, дрожащий, он как будто хотел сжаться в комок и прикрыть голову руками. Совсем растерял и лоск, и самоуверенность. Марк даже на миг ощутил сострадание, но вспомнил тех, кто метался по палубе в поисках шлюпок, а все они уже ушли, вспомнил лед в волосах и на щеках Софии — и отрезвился. Исмей жив и вряд ли понесет ответственность. Сейчас примет долю соболезнований, да может, отхватит пару карикатур в газетах, а уж там прибыль от старых и новых пароходов — планируется ведь еще один того же класса, что и «Титаник» — вылечит ему нервы. Ведь деньги — всё, что интересует таких господ. Да еще собственная жизнь. Никак не чужие. И даже если тебя лично чужие жизни интересуют, власть не в твоих руках, ты ничего не можешь изменить. А хочешь делать свое дело в этой среде — закрой глаза. И разучись стыдиться перед честными людьми.

Кстати, о честных людях: Марк все-таки уговорил Розу сойти с парохода вместе с ним — благо, выживших пассажиров третьего класса с «Титаника» освободили от унизительной проверки на острове Эллис. Не то, чтобы Розе явно понравился план Марка: представить ее как свою невесту и снять ей номер — но она, кажется, наконец начала мыслить реалистично. Согласилась она и на то, чтобы Марк — не называя имен, конечно — посвятил в ее историю и Джоанну: та могла что-то посоветовать насчет работы, да и просто раздобыть для Розы другую одежду.

Рука об руку Марк с Розой ступили на твердую землю. Перед ними сверкали вспышки фотоаппаратов, небо не переставало заливаться слезами и гневно греметь, с громом сливались выкрики журналистов и рыдания тех, кто не дождался близких. А они шли сквозь черную тучу толпы, оба твердо глядя вперед — хотелось надеяться, шли к новой жизни.

После, в сумрачном номере гостиницы, Марк пытался представить себе эту новую жизнь. Он даст показания и вернется в Белфаст… Там, конечно, все будет иначе, ведь на место Эндрюса придет другой человек… Интересно, кто?

Марк перебирал все возможные варианты, пытаясь представить, будет ли новый директор верфи думать не только о наживе, озаботится ли и тем, чтобы сделать корабли безопаснее. Но каждый раз разочарованно вздыхал: ни в ком из тех, кого мог бы теперь назначить Пирри, не было достаточной смелости, воли, самоотверженности. Все они уже давно приспособились, поняли, что от них требуется прежде всего быть удобными заказчикам, и больше ни на что, наверное, уже не были способны.

«Я был больше похож на вас, чем вы можете себе представить», — вспомнились Марку давно забытые слова Эндрюса. По телу пробежала дрожь, словно дотронулся до ледяной кожи трупа. Сам Марк ответил Эндрюсу когда-то, что надеется никогда не стать похожим на него. Но мог ли теперь поручиться за себя, что сдержит обещание? Работая там, где превыше всего — интересы заказчиков, угождая им, не превратится ли он в конце концов в такой же послушный, удобный и совершенно заменяемый винтик?

В дверь тихо постучались. Марк разрешил войти, и в номер тенью скользнула Роза. Грешным делом Марк подумал было, что под клетчатым пледом у нее только сорочка, но нет — это тонкое платье в полумраке показалось не скрывающим ничего.

— Мне не спится, — просто сказала она. — Я подумала, может, вам тоже.

Неприлично было оставаться перед ней в расстегнутом жилете и без галстука, но до приличий ли им теперь, после пережитого и с неизвестностью впереди? Тем более, тут же они нарушили приличия еще больше: рука Розы потянулась к Марку, он поймал ее и

сжал пальцы. Человеческое тепло… После преследующего его который день мертвенного холода.

Марк плотнее стиснул руку Розы. Не хотелось ее выпускать.

— Вам холодно? — тихо спросила девушка, не поднимая глаз.

— А вам?

Она ведь, наверное, за этим и пришла: согреться рядом с живым существом, которому доверяла, хоть на время, пока говорит с кем-то, вынырнуть из пучины угнетающих мыслей. И Марк хотел ровно того же.

Одновременно они поднялись на ноги. Марк положил ладони Розе на плечи. Она подняла лицо, став в полумраке мучительно похожей на Софию в ту их первую ночь. Ничего вроде бы общего во внешности, но доверчиво поднятое девичье лицо в ореоле вьющихся спутанных волос заставило застыть от внезапного воспоминания.

И упрямо прорываясь от смерти — к жизни, как рвался к шлюпкам сквозь толщу жгуче-холодной воды, Марк припал к губам Розы. Она судорожно вздохнула.

— Ты хочешь? — спросил ее Марк. Она просто кивнула и добавила:

— Только закрой глаза. У тебя глаза Джека, понимаешь? Вы в остальном совсем не похожи, но…

Марк покорно опустил веки и привлек Розу к себе.

И дальше была лишь темнота, в которой его всё сильнее и блаженнее согревало тепло их тел, и сам он согревал Розу, вдыхал в нее жизнь, как не смог вдохнуть в Софию — и Роза целовала его, как будто он вернулся с того света. Может быть, она тоже закрыла глаза. Но зрение им сейчас обоим было не нужно, Марку было достаточно ощущать под ладонями и губами роскошную мягкость ее трепещущего тела, проникать в самую его глубину, горячую, как уголь, и задыхаться от наслаждения, от жидкого огня, разливающегося по жилам. Шагнул ли он с ней навстречу раю или аду, он не знал, да и знать не хотел. Но торжествовал в ту минуту, как торжествует выживший в схватке со смертью.