Королева (джен)

В последние несколько месяцев Вальдера редко мучили кошмары, но на этот раз ему определенно снилось что-то нехорошее. Во сне Валларикс неразборчиво стонал, отчаянно скрипел зубами, а потом внезапно и без всякой видимой причины начинал хватать воздух ртом, как будто в своем сне он задыхался или же тонул.

Элике очень хотелось, чтобы кто-то разбудил Вальдера и сказал ему, что все, что примерещилось ему во сне — неправда, просто морок, навеянный утомлением, а может быть, и начинавшейся болезнью, так как лоб Вальдера покрывала мелкая испарина. Но надеяться на что-нибудь вмешательство было бессмысленно. Ни слугам, ни гвардейцам, охраняющим дверь в императорскую спальню, просто не пришло бы в голову, что императору нужна их помощь. Что бы не происходило с Валлариксом в его сне, он не кричал.

Проснись, — думала Элика, жалея, что не может погладить спящего по щеке. — Ну же, Вальдер, проснись!

То ли король, как и Элиссив несколько лет назад, услышал ее тихие призывы, то ли — что казалось Элике гораздо более правдоподобным — кошмар дошел до той точки, когда спящий человек, не в силах справиться со своим ужасом, обычно просыпается без посторонней помощи. Вальдер открыл глаза и резко сел в постели, тяжело дыша от ужаса. Поняв, что он всего лишь спал и видел сон, Валларикс с глухим стоном откинулся на подушки, но, однако, не предпринял попытки заснуть опять. Он лежал на спине, таращась на натянутый над императорской кроватью балдахин, как будто его мысли занимало что-то очень важное.

Потом он встал и, несмотря на то, что положение воды в высокой водяной клепсидре давало понять, что сейчас только два часа после полуночи, начал поспешно надевать на себя приготовленную слугами одежду. Одевшись, император вышел в коридор — и жестом приказал гвардейцам, собиравшимся последовать за ним, остаться на своих местах.

Сэр Ирем, узнай он об этом, был бы крайне недоволен поведением своего сюзерена. Он бы объявил Вальдеру, что бессмысленно использовать лучших его гвардейцев для того, чтобы охранять двери пустой спальни, и долг рыцарей, которым Орден поручил охрану императора — следовать за Валлариксом даже внутри дворца. Возможно, он даже добавил бы, что Валларикс ведет себя не более разумно, чем Элиссив, постоянно норовившая удрать от досаждающего ей внимания придворных дам. Мессеру Ирему уже случалось высказываться в таком духе — а потом устраивать разнос собственным подчиненным. Ирем верил, что его гвардейцы должны исполнять свой долг, даже если нарушить его требовал никто иной, как сам король.

Но, разумеется, ни один рыцарь Ордена, кроме самого Ирема, не мог бы пренебречь ясным и недвусмысленным распоряжением правителя, так что Вальдер остался в одиночестве, как он этого и желал.

Пройдя по лестницам и коридорам спящего дворца, король спустился в крипту — большое, темное помещение, сумрак которого развеивали лишь стоящие вдоль стен треножники с зажженным еще при Альдах Очистительным огнем. Когда-то — незадолго до их свадьбы — Валларикс привел ее сюда, чтобы показать Элике надгробие покойной королевы Дженвер и сказать, что в детстве он любил, приходя на могилу матери, воображать, что она смотрит на него и слышит все, что он ей говорит. Сейчас это казалось Элике гораздо менее фантастическим предположением, чем раньше. И даже напротив — если вдуматься, странно было не столько представлять себе нечто подобное, сколько считать, что, чтобы встретиться и побеседовать с покойной матерью, нужно спуститься в этот зал и подойти к ее надгробию, как если бы душа и память леди Дженвер находились бы где-то внутри этого камня.

Так что Элика решила, что Валларикс, которого этой ночью явно осаждали тягостные мысли, тоже шел на «встречу» с кем-то из родных — все с той же Дженвер, или Амариллис (один только памятник, без находившейся под ним могилы), или Наориксом, или самой Эликой.

Но в этот раз Вальдер не задержался у знакомых ей могил, а прошел дальше, в самую дальнюю и древнюю часть крипты. Дойдя до каменного саркофага Энрикса из Леда, Вальдер несколько секунд молча стоял возле могилы основателя Династии, как будто собираясь с мыслями, а после этого внезапно — и довольно-таки непочтительно — протиснулся между стеной и изголовьем мраморного ложа, на котором лежал каменный король.

Элика лишь теперь увидела узкий проход между белевших за надгробием колонн — настолько неприметный, что Элика, хотя и не раз бывавшая в семейной усыпальнице дан-Энриксов, не знала о его существовании, и такой темный, что казалось самоочевидным, что эта узкая щель относится к системе водостоков и воздуховодов крипты и никуда не ведет.

— Зачем тревожить мертвых, Валларикс?.. — голос, прозвучавший в гулкой тишине подземной усыпальницы, не показался королеве угрожающим. Наоборот, в нем слышалось даже что-то вроде усмешки. Но застигнутый врасплох Вальдер мгновенно отступил спиной к стене, и выхваченный им из ножен меч очертил серебристую дугу — так быстро, что любой, кто попытался бы в этот момент напасть на императора, неминуемо угодил бы под клинок.

Человек, наблюдающий за императором из ниши между двух колонн, шагнул вперед, на свет, и отблеск Очистительного огня позолотил его седые спутанные волосы. Стало видно, что мужчина, обратившийся к Вальдеру, безоружен — при нем не было не только меча, но и кинжала, с которым большинство мужчин не расставались даже за обеденным столом.

— Ты осторожен — это хорошо, — сказал он одобрительно. — Но было бы гораздо лучше не бродить здесь в одиночку.

— Князь?.. — в голосе Вальдера слышалось одновременно удивление — и замешательство, как будто бы его застигли за каким-нибудь предосудительным поступком. Он поспешно вложил в ножны меч, шагнул навстречу старику с седыми волосами и внезапно опустился на одно колено. До сих пор Элика никогда еще не видела, чтобы ее супруг кому-то кланялся, да и кому мог кланяться правящий Император и потомок Энрикса из Леда?.. Но Элика давно уже поняла, что она многого не знала о Вальдере.

Когда-то мысль, что муж не был с ней откровенен, огорчила бы ее, но сейчас прежние обиды потеряли всякий смысл. Теперь она воспринимала многие поступки Валларикса так, как если бы видела их не своими, а его глазами. Она видела его слабости, печали, колебания и заблуждения — все то, что раньше было большей частью скрыто от нее — но теперь она была способна только пожалеть его, а уж никак не осуждать. Ведь семейные тайны Риксов, в чем бы они не состояли, оказались куда более тяжелым бременем, чем представлялось ей в семнадцать лет, в день их скоропалительной помолвки.

Седой мужчина, которого Вальдер назвал Князем, явно не был обычным человеком — и даже обычным магом, вроде тех магистров из Совета Ста, которые Валларикс время от времени принимал во дворце.

У него было удивительное лицо — одновременно старое и молодое, словно не имеющее человеческого возраста. Короткая, как и у большинства имперцев, борода не скрывала линию губ и подбородка, но больше всего внимания на худом, выразительном лице мужчины притягивали пронзительные светлые глаза. Высокий лоб и линия прямого носа напомнили Элике профили правителей, отчеканенные на старых монетах. Мужчину окутывал сияющий ореол Силы — такой яркий, что казалось почти неудивительным, что Валларикс приветствовал этого человека, преклонив колено.

К тому же, судя по непринужденности, с которой он окликнул императора, они были давно и хорошо знакомы — даром, что Элика никогда еще не видела этого человека в обществе своего мужа.

Или… или нет. Кажется, один раз она все-таки видела их вместе — правда, только со спины, да еще в коридорном полумраке, который едва развеивали несколько оставленных для стражи факелов.

В тот день этот мужчина — сейчас Элика была почти уверена, что это был именно он! — принес Вальдеру сына Амариллис.

— Я собирался еще раз взглянуть на меч, — сказал Валларикс виновато. — Идиотская идея, понимаю… Но в последнее время я буквально места себе не нахожу от беспокойства. Я все время думал о Наследстве Альдов, и мне показалось…

Валларикс умолк, явно не зная, как продолжить свою мысль. Но его собеседник понимающе кивнул.

— Могу себе представить. Да вставай же ты!.. То, что ты собирался сделать — безусловно, неразумно, но едва ли стоит таких извинений, — сказал он. — Я понимаю твое беспокойство. В последние дни я тоже чувствую, что он опять активно пользуется своей магией. А значит, скоро случится что-то плохое. И, поскольку мы не знаем, что он замышляет, то почти наверняка не сможем этого предотвратить. Я, как и ты, готов на стену лезть от ощущения собственного бессилия — так что с чего я стал бы тебя осуждать?.. И все же — не ходи туда. Зачем смотреть на меч, который все равно не сможешь взять? Ты только зря измучаешь себя.

Вальдер, который уже поднялся на ноги, ничего не сказал и только печально кивнул. Седой мужчина подошел к нему и неожиданно дружеским жестом приобнял Вальдера за плечо.

— Пойдем лучше наверх и побеседуем, — предложил он.

Император безропотно, хотя и с явным нежеланием последовал за ним.

— …Да-да, я знаю, когда ты вскочил с постели и отправился сюда, тебе казалось, что, стоит тебе снова увидеть меч, чтобы случилось чудо. Судьба сжалится над нами и даст нам защиту против Олварга, которая нам так нужна. Людям вообще свойственно верить, что, если им что-нибудь _очень_ нужно, то высшие силы, мир, судьба или просто счастливый случай непременно пошлют им необходимое, — сказал седой мужчина добродушно, и одновременно — с ноткой сострадания. — Но, боюсь, нам все же придется подождать, пока сын Амариллис подрастет.

— А если он не подрастет? — мрачно спросил Вальдер. — Если наши предчувствия связаны с тем, что в этот раз Олварг напал на его след и в эту самую минуту собирается его убить?..

Седой покачал головой.

— Он не убил его тогда и не убьет сейчас. Мы сделали все, что могли, чтобы защитить твоего племянника, но мы не должны думать, что его спасение зависит исключительно от нас. Мальчика защищает Истинная магия. А я, раз уж так вышло, хочу побеседовать с тобой о менее возвышенных делах.

— Ладно. Как пожелаешь, — согласился Валларикс со вздохом.

 

Гвардейцы, охранявшие покои императора, впились глазами в спутника Вальдера, явно недоумевая, откуда в надёжно охраняемом дворце мог появиться этот человек. Но, разумеется, кроме нескромных взглядов, орденские рыцари больше ничем не могли помочь своему любопытству. Седой мужчина вошел вслед за Валлариксом в его покои, и охрана аккуратно затворила за ними тяжелые резные двери. Гость Валларикса опустился в кресло, устало вытянул ноги — и Сила, которая окутывала его, как огонь — фитиль свечи, померкла, оставляя вместо сверхъестественного существа почти обыкновенного мужчину — немолодого, явно утомленного и выделявшегося разве что слишком пристальным и ярким взглядом серебристо-серых глаз.

Вальдер разлил вино и почтительно предложил его своему гостю, прежде чем самому сесть в другое кресло рядом с ним.

— Спасибо, — рассеяно сказал маг, приняв бокал, как будто бы ему прислуживал не император, а кто-нибудь из дворцовых слуг. Элика уже почти перестала удивляться этому.

— Так о чем ты хотел со мной поговорить?.. — спросил Вальдер, удобно устроившись в кресле со своим бокалом.

— О положении Династии. После смерти твоей жены прошло уже два с половиной года, но ты по-прежнему носишь траур и ни разу даже для проформы не упомянул о новом браке — даже как об отдаленной перспективе. От этого у твоих подданных может сложиться впечатление, что ты вообще не намерен искать себе новую жену.

Вальдер досадливо нахмурился.

— Не говорите мне о новом браке, Князь! Иначе мы поссоримся.

Гость императора оперся подбородком на руку, глядя на собеседника со смесью сострадания и недовольства.

— Вот даже как?.. Признаться, я надеялся, что ты не думаешь о новой королеве, потому что до сих пор скорбишь об Элике. Хотя, зная тебя, я допускал, что ты принял это решение вполне сознательно. А если ты что-то решил, то ты, конечно же, упрешься рогом и не станешь меня слушать, что я тебе ни скажу. Забавно — твой отец всегда считал, что у тебя слишком мягкий характер, а на самом деле ты куда упрямее него. Просто он не способен был этого разглядеть.

После всего, что она видела, Элика восприняла новость о знакомстве мага с Наином Воителем, как должное. Тем более, что по возрасту гость Валларикса был значительно старше его самого.

Несколько следующих минут в гостиной императора царило неуютное молчание. Потом Вальдер сказал :

— Ты думаешь, что я дурак, который бросается среди ночи посмотреть на Меч и гонится за призраком упущенной возможности вместо того, чтобы сделать единственное, что я в самом деле _мог бы_ сделать для нашей победы?.. Полагаешь, опасение, что у меня родится сын, могло бы отвлечь Олварга от сына Амариллис?

Судя по вытянувшемуся лицу Седого, слова Валларикса совершенно выбили его из колеи.

— Что ты такое говоришь!.. — расстроенно покачав головой, ответил он. — Я уже говорил тебе и повторю еще раз — ты сделал для сына Амариллис все, что мог. Ты не обязан жертвовать собой и уж тем более — пытаться отвлечь Олварга на собственных детей, чтобы загладить свою иллюзорную вину. Перестань мучить себя тем, что ты не смог спасти Маллис и лично позаботиться о ее сыне. Это не имеет никакого отношения к реальности. А что до твоих слов, то я не думал ничего подобного. По-моему, надо быть редким негодяем, чтобы пользоваться твоим страхом за племянника, чтобы заставить тебя вступить в новый брак.

Валларикс пристально смотрел на собеседника, как будто сомневался в том, что тот говорит искренне.

— Тогда с чего ты вдруг надумал убеждать меня жениться?..

Седой пожал плечами, как будто хотел сказать — «нашел, о чем спросить!».

— Да просто потому, что маленькая девочка не может быть единственной наследницей престола. Эта ситуация — слишком большое искушение для всех твоих противников внутри и вне страны, — ответил он.

Элика не могла не согласиться с тем, что для стабильности Династии одной Элиссив, в самом деле, слишком мало. Конечно, был еще сын Амариллис, но, во-первых, о его существовании никто из подданых Валларикса не знал, а во-вторых — было похоже, что с этим ребенком у Вальдера и его странного гостя были связаны какие-то другие планы.

По какой-то неизвестной Элике причине они полагали, что племянник императора должен сыграть важную роль в их борьбе с неким Олваргом. Элика никогда раньше не слышала этого имени, но, тем не менее, ничуть не сомневалась, что этим Олваргом был темный маг, из-за которого Вальдер когда-то не хотел на ней жениться — давний враг его семьи, который ненавидел Валларикса и убил его отца, а потом с таким явным удовольствием мучил ее саму.

Если когда-то в прошлом Элика гадала, за что враг Вальдера мог так сильно ненавидеть ее мужа, то теперь она, по крайней мере, понимала, что дело было не лично в Валлариксе — кем бы он ни был, этот Олварг явно ненавидел и преследовал всех Риксов без разбора. Причем девочки вроде Элиссив почему-то интересовали его меньше, чем наследники мужского пола. Вальдер даже полагал, что, если у него родятся собственные сыновья, то Олварг перестанет с таким яростным упорством искать спрятанного неизвестно где ребенка Амариллис и переключит свое внимание на них, хоть Элика и не могла понять, в чем состояла цель темного мага. Может быть, враг Валларикса просто считал необходимым убивать любого мальчика, принадлежащего к Династии, как он когда-то убил Наина Воителя. А может быть, потомок Энрикса из Леда требовался магу для того, чтобы похитить его и использовать в каких-то своих целях… мысль об этом показалась Элике крайне зловещей. Их единственная встреча с Олваргом ясно дала понять, что лучше умереть, чем оказаться в его власти, и теперь она гораздо лучше понимала страх, который Валларикс испытывал за своего племянника.

 

Гость Валларикса, которого тот ни разу не назвал по имени, все время титулуя его просто «Князем», покинул покои императора уже под утро, так и не добившись от Вальдера даже неопределенного согласия на то, чтобы начать подумывать о новом браке. Когда речь шла о каких-то важных для него вещах, Вальдер был больше, чем упрям — он был попросту непоколебим. И явное почтение к своему гостю не мешало Валлариксу избегать тех вежливых двусмысленностей, к которым обычно прибегают люди, не желая огорчать кого-нибудь прямым отказом. Поначалу он из раза в раз отвечал на все аргументы Князя твердым «нет», а под конец — немыслимая для Вальдера грубость — вообще откинулся на спинку кресла, со скучающим лицом разглядывая потолок, как будто бы старался подчеркнуть, что этот разговор ему смертельно надоел.

— Ладно, Вальдер, — сдался Седой. Та легкость, с которой он назвал императора его домашним именем, лишний раз убедила Элику, что этот человек знал ее мужа, когда император еще был ребенком. — Поступай, как знаешь. Но только потом не жалуйся.

— Когда я жаловался, Князь?.. — перестав изображать мраморную статую и снова переведя взгляд на гостя, усмехнулся Валларикс.

— Это фигура речи, — вздохнул маг, вставая. — Ну, прощай, Вальдер… Или, точнее — до свидания.

— Останься, — предложил Вальдер, которому теперь, когда он смог отделаться от досаждавшей ему темы разговора, явно не хотелось отпускать своего гостя. — Почему бы в этот раз тебе не задержаться здесь на пару дней?.. Не сегодня-завтра должен вернуться лорд Ирем. Он будет жалеть, что не застал тебя. И с мрачными предчувствиями тоже куда проще иметь дело вместе, чем поодиночке. Я распоряжусь постелить тебе в гостевой спальне.

Князя, кажется, повеселило это предложение.

— Это очень любезно с твоей стороны, но, к сожалению, у меня еще много дел. Как-нибудь в другой раз…

 

Но, если гость Валларикса был глубоко разочарован его нежеланием задуматься о новом браке, то все остальные люди в окружении правителя были уверены, что император не на шутку увлечен сестрой покойной королевы и со дня на день сделает ей предложение. В конце концов, Валларикс почти ежедневно принимал ее в своих покоях, сажал ее рядом с собой за трапезой и много и охотно с ней беседовал.

Валларикс был отзывчив и легко привязывался к людям, но все же друзей у императора было немного — вероятно, потому, что, один раз впустив какого-нибудь человека в свой ближний круг, муж Элики потом очень серьезно относился к этой связи. Скажем, его детскую привязанность к Ирему не охладили даже годы, которые будущий коадъютор в юности провел в Каларии.

И все же Элика не сомневалась, что порой Валларикс должен чувствовать себя ужасно одиноким. После смерти Амариллис Вальдер был последним живым членом их семьи, и никто из его друзей — ни Ирем с Рам Ашадом, ни бывший наставник императора и архивариус столичного Книгохранилища, мэтр Саккронис, ни дядя Элики, лорд Лан-Дарен, не могли заменить ему покойную родню. Не говоря уже про недостаток в жизни Валларикса чисто женского участия и той особой мягкости, которая прекрасно удавалась Юлии. Сестра всегда умела подольститься к матери или понравиться другому человеку, и сейчас, беседуя с Вальдером, ни на миг не забывала, что она старается завоевать его расположение и сойтись с императором как можно ближе. Могло показаться, что она действительно влюбилась в Валларикса, так сильно она старалась ему понравиться. И все же Элика была уверена, что причина всех этих усилий — не влюбленность, а желание упрочить свое положение.

Юлии приходилось носить скучные, невыразительные платья и не надевать любимых драгоценностей, так как предполагалось, что она все еще в трауре по Элике — но в остальном жизнь при дворе явно казалась ей гораздо более веселой и приятной, чем однообразное существование в провинции. Не имея возможности открыто флиртовать с кем-нибудь из придворных кавалеров, Юлия вознаграждала себя тем, что тщательно следила, чтобы ее скромные темные платья выгодно подчеркивали ее длинную гибкую талию, а из собранных под сетку волос всегда «случайно» выбивалась пара-тройка вьющихся золотисто-каштановых локонов. И следует признать, что в результате ей успешно удавалось притягивать к себе заинтересованные взгляды.

Придворные едва ли сознавали, что цепляло их внимание и заставляло Юлию выглядеть привлекательнее большинства придворных дам, но за общим столом их взгляды, словно намагниченные, снова и снова обращались к ней. Элику это обстоятельство ничуть не удивляло. Она знала, что любая женщина, которая пользуется исключительным вниманием правителя, уже только поэтому кажется остальным мужчинам окруженной соблазнительным ореолом недоступности. А кроме того, в облике ее сестры имелся тревожащий любого наблюдателя контраст костюма и прически, вроде бы свидетельствующих о погруженности в себя и безразличии к придворным развлечениям — и явного желания понравиться и сделать так, чтобы другие люди любовались ее внешностью.

Как бы там ни было, придворные все больше укреплялись в мысли, что Вальдер неравнодушен к Юлии и заинтересован в ней не только, как в сестре своей жены, но и просто как в женщине. Элика слышала, как в Зале Тысячи Колонн кто-то из тех самых рыцарей, которые мечтали, что Валларикс обратит внимание на их подросших дочерей, с досадой говорил своему собеседнику — «Такое ощущение, что короля просто заклинило на Лан-Даренах. Можно подумать, в мире нет других красивых женщин!».

После этого вскользь брошенного замечания Элика поняла, что к мысли о романе между Юлией и императором относятся вполне серьезно, и единственным, для кого мысль об их возможном браке прозвучала бы нелепо, оставался сам Вальдер.

Он явно наслаждался обществом своей тактичной, умной и приятной родственницы, но в упор не замечал тех мелочей, которые мозолили глаза всем остальным — привычки Юлии дотрагиваться до его руки во время разговора, ласковых взглядов и трепещущих, как будто от внезапного волнения, ресниц.

 

— …Сэр Ирем уже давно должен был вернуться, — сказал император за обедом на десятый день с момента их беседы с Князем. В отличие от сидевшей напротив Юлии, Вальдер едва притронулся к еде и, поглощенный в свои мысли, рассеяно крошил хлеб, прихлебывая разбавленное водой вино. Элике даже стало жаль дворцовых поваров. Не зная о тревоге императора, они наверняка решат, что ему просто не понравилась еда — тем более, что вслух высказывать прислуге свое недовольство из-за таких мелочей было совершенно не в характере Вальдера.

— Ну, возможно, его что-то задержало, — без особой заинтересованности предположила Юлия. Отсутствие мессера Ирема ее нисколько не заботило, даже совсем наоборот — с тех пор, как его не было в столице, император начал уделять ей куда больше времени, и Юлия наверняка была очень довольна, что Вальдер не отвлекается на своего старого друга.

— Нет, на Ирема это не похоже, — сказал Валларикс, покачав головой.

Но потом он, должно быть, осознал, что, если он решит продолжить этот разговор, ему придется объяснить, почему он внезапно начал беспокоиться за коадъютора. В конце концов, сэр Ирем пользовался репутацией человека, который способен защититься от любой опасности без посторонней помощи.

Так что Валларикс предпочел напустить на себя беспечный вид и сказать Юлии:

— ...Наверное, вы правы. Нужно просто подождать, пока сэр Ирем не вернется и сам не расскажет, почему не смог приехать вовремя.

Сразу после этого Валларикс заговорил о другом, и больше ни разу — ни в тот день, ни в несколько последующих — не упоминал об Иреме. Но, если бы Юлия в самом деле хоть немного интересовалась чувствами правителя (то есть — любыми, кроме чувств Вальдера к ней самой) она бы, без сомнения, заметила, что он все время думает о его затянувшемся отсутствии.

Терзания Валларикса продлились еще целых четыре дня. На пятый день, ближе к обеду, в коридоре неожиданно раздался звук стремительных шагов, сопровождаемых лязгом металла, как будто идущий по коридору человек ворвался во дворец, не потрудившись даже отцепить шпоры от сапог, чтобы не поцарапать драгоценный мозаичный пол. Вальдер, который в последнее время был слишком рассеян, чтобы заниматься делами и даже читать, и потому стоял возле распахнутого окна, глядя на собиравшиеся в небе грозовые тучи — начало июня в это лето выдалось дождливым — резко обернулся.

В дверях стоял сэр Ирем — почерневший от усталости, с запавшими щеками и глазами, налитыми кровью от усталости и недосыпа. В его измученном и злом лице было что-то такое, что Вальдер, похоже, прочел привезенные им новости по взгляду коадъютора, раньше, чем рыцарь успел открыть рот.

— Опять?.. — странно просевшим голосом спросил Вальдер. Ирем отвел глаза, как будто не способен был вынести отчаянного напряжения во взгляде друга.

— Да. Маршанк. Все то же самое, что с замком лорда Даррена.

— Безликие?

— Да, государь, — ответил коадъютор. Королеве тут же вспомнились два темных, стремительных силуэта из кошмара, в котором она спасалась от напоминавших призраков убийц. Она даже сейчас не могла бы наверняка сказать, что это было — сон или все-таки явь. Никто из тех, кто был той ночью во дворце, не говорил о нападении на следующий день. Все обсуждали что угодно — беспорядки в городе, грозу, дурные сны, но разговоров о врагах, которым удалось ворваться во дворец, Элика ни разу не слышала.

И все же тот гвардеец, который ворвался в ее спальню и помог Элике убежать, действительно погиб…

— И сколько человек… на этот раз? — спросил Вальдер.

— Пока удалось надёжно установить сто восемьдесят семь смертей. Но погибших может быть больше, потому что многие считаются пропавшими без вести.

— Альды Всеблагие, двести человек!.. — прошептал император побледневшими гублами.

— Это ещё не самое печальное, мой лорд. Я думаю, что часть людей, судьба которых пока неизвестна, была похищена Безликими в ночь нападения. Об этом прямо говорит один из выживших. Но, в силу его состояния, никто, кроме меня, не придавал значения его словам.

— Кроме тебя?.. Ты что, беседовал с ним лично?

— Я услышал о резне в Маршанке по пути в столицу. И немедленно отправился туда, чтобы узнать подробности из первых рук.

— Да сядь же ты! — как будто спохватившись, предложил Вальдер. — Ты еле на ногах стоишь.

— Пустяки. Просто я спешил. Подумал, что вы захотите узнать детали от надежного свидетеля, — ответил Ирем. Но, несмотря на фальшиво бодрый голос, в кресло коадъютор рухнул так, как будто его в самом деле не держали ноги. Вальдер смотрел на него с болезненным удивлением. Казалось, он никак не мог поверить в то, что рыцарь в самом деле здесь, и вся эта беседа между ними происходит наяву.

— Не знаю, как у тебя это получилось, но ты обогнал даже известие об этом нападении, — заметил он. — В столице никто ничего не знает — иначе мне бы сообщили раньше остальных.

— Вот именно. Я не хотел, чтобы меня кто-то опередил, — сказал сэр Ирем. Элика внезапно поняла, что он все эти дни не спал и вряд ли что-то ел, чтобы Вальдеру не пришлось выслушивать жуткую новость о резне в Маршанке в одиночестве, среди людей, для которых упоминание Безликих или темной магии было бы либо домыслом досужих болтунов, либо бреднями совершенно помешавшихся от страха жертв.

Взгляд сэра Ирема немного поблуждал по комнате, как будто он никак не мог сосредоточиться, и вопросительно уперся в императора.

— О чем я говорил до этого?.. Ах да, детали… Штурма не было. Все это было подготовлено заранее, и кто-то их впустил. Один из магистрантов, себе на беду, усыновил какого-то подкидыша, и Олварг, видимо, решил, что это может быть именно тот, кого он ищет. Во всяком случае, Безликие сначала направились к дому магистранта и убили всю его семью, и только после этого занялись остальными горожанами. Один из слуг в доме у магистранта забился под кровать в хозяйской спальне и видел резню своими глазами. Бедняга думает, что ему повезло, и Безликие его просто не заметили, но я уверен, что Олварг целенаправленно велел его не трогать, чтобы мы узнали о причинах нападения. К тому моменту он должен был точно знать, что мальчик, которого они приняли за сына Амариллис — не тот, кто был им нужен. Всю дальнейшую резню они устроили просто в отместку. Это была... акция устрашения. И личное послание для вас. "Я не остановлюсь". Думаю, Олваргу приятно лишний раз напомнить нам, что они убили того мальчишку и почти две сотни горожан в Маршанке потому, что приемный ребенок магистранта мог быть сыном Амариллис. И что в следующий раз они убьют кого-нибудь еще. Должно быть, он надеется, что это вызовет у вас чувство вины.

— И правильно надеется, — сказал Валларикс с мученической, кривой улыбкой. — Когда мы прятали от него мальчика, мы знали, что его будут искать, и эти поиски будут кровавыми. Что он будет пытать людей ради крупицы информации. Что любой ложный след, оставленный нами в попытке спутать его планы, может привести его к какой-нибудь другой семье. Но я сказал себе, что судьба моего племянника достаточно важна для всего мира, чтобы для его спасения можно было пойти на этот риск.

— Судьба тут совершенно ни при чем, — отрезал Ирем. — Мне, к примеру, совершенно все равно, насколько сын вашей сестры важен Седому с его Тайной магией. Я помогал вам спрятать вашего племянника не потому, что думал о его великом будущем, а потому, что он ребенок, которого хочет убить вконец свихнувшаяся мразь. А мы делаем все, что в наших силах, чтобы его защитить. И все! Не вижу тут ничего сложного. Любой нормальный человек на нашем месте поступил бы точно так же. Вы не прилагали никаких усилий, чтобы навести Олварга на лорда Даррена. Или на магистранта из Маршанка. Или на кого-нибудь ещё. Вы не пожертвовали ничьей жизнью ради своих планов. Но Олварг, конечно, хочет, чтобы вы так думали. Хотя единственный виновник смерти всех этих людей — это он сам, а уж никак не мы.

Лицо Валларикса смягчилось, из глаз пропал дикий, горячечный блеск.

— Просто не представляю, что бы я без тебя делал, — вздохнул он. — Знаешь такое ощущение — когда ты вроде бы молчишь, но в то же время слышишь в голове свой собственный беззвучный вопль — громче, еще громче! — и ты думаешь, что ты сейчас сойдешь с ума?

Сэр Ирем на мгновение прикрыл глаза.

— Не совсем так — но, думаю, я понимаю, о каком именно чувстве идет речь. Во времена осады Западного форта добровольцев, которые попытались совершить вылазку за провизией, поймали и казнили прямо у нас на глазах. Такийцы торчали в своем походном лагере уже семь месяцев, хотя надеялись взять крепость за неделю. Они обозлились и измучились не меньше нас самих. Так что расправу над участниками вылазки они превратили в кровавый спектакль, растянувшийся до темноты. И я все это видел — хорош бы я был, если бы сбежал от этого зрелища после того, как сам послал этих парней за стену… Так что да, я знаю, что это за ощущение — когда ты начинаешь думать, что сейчас сойдешь с ума, а может быть, уже сошел и просто не заметил этого.

— Ты мне об этом не рассказывал, — укорил Валларикс.

— А тут и не о чем рассказывать… Если я вспомнил про эту историю сейчас — то только для того, чтобы напомнить, что бессмысленной жестокости в мире хватает и помимо Олварга. Так что нет никакой причины взваливать все на себя. А теперь, если вы позволите, я отлучусь, чтобы переодеться и умыться. После этого я буду готов дать вам подробный отчет о посещении Маршанка. Точнее, того, что от него осталось.

Валларикс уставился на коадъютора.

— Какой ещё отчет?.. Это все может подождать. Воду и чистую одежду прислуга доставит в твою спальню. Обед тоже. В Адельстан я тебя в таком состоянии не отпущу.

— Я, безусловно, тронут тем, что вы заботитесь о моем состоянии, мой лорд… — с обычной для него иронией начал сэр Ирем, но на этот раз Вальдер даже не дал ему договорить.

— Ирем, я вовсе не шучу. Сейчас же отправляйся отдыхать. Ты уже сделал все, что мог, и даже больше. Остальное мы обсудим завтра, — твердо сказал он, явно считая, что человек в таком состоянии, как Ирем, наконец добравшись до кровати, никак не проснется раньше завтрашнего дня.

 

Вальдер ошибся. Ирем не проспал до следующего утра. Мысль о Валлариксе, оставшемся один на один с новостями о Маршанке, явно не оставляла коадъютора даже во сне, и ближе к ночи он поднялся, потребовал свежую рубашку и чистую воду, и четверть часа спустя уже входил в покои императора.

Вальдер сидел возле камина, отстраненно глядя на огонь. Юлии, с которой он обычно проводил это время дня в отсутствие мессера Ирема, он попросил сказать, что он неважно себя чувствует и будет ужинать один. При виде вставшего с постели рыцаря он укоризненно покачал головой, но, кажется, не слишком удивился.

— Не надо было вскакивать с кровати и мчаться меня спасать, — сказал Вальдер. — Как видишь, я в порядке.

В самом деле, лицо императора было хотя и грустным, но спокойным.

— Ты, может, и в порядке, но я — нет, — парировал лорд Ирем, подняв стоявший на столе кувшин и понюхав его содержимое. — Что это у тебя, оремис?.. Умоляю, прикажи принести нам вина. Мне нужно выпить. Не могу припомнить, что мне снилось в эти несколько часов, но я практически уверен в том, что не хочу этого знать.

Ирем выглядел именно так, как положено человеку, который не спал несколько суток к ряду, а потом прилег на несколько часов — помятый, заспанный и совершенно не похожий на того блестящего придворного, которым он обычно был в этих стенах. Но Элика подозревала, что сэр Ирем, обладавший несомненным стратегическим талантом, просто посчитал удобным использовать свой жалостный внешний вид, чтобы заставить императора пить вместе с ним.

Вальдер, скорее всего, понимал это не хуже Элики, но, не желая спорить, послал за вином.

— …Я когда-нибудь говорил тебе, как я в первый раз увидел Меч? — спросил Вальдер, все так же глядя на огонь.

— Нет, — отозвался коадъютор. Если он и удивился неожиданному обороту разговора, то ничем этого не выдал. — Когда мы познакомились, вы рассказали мне, _что именно_ вы видели, но не упоминали, как это произошло.

— Да, в самом деле… Тогда все эти подробности казались чем-то несущественным. А вот сегодня я сидел и вспоминал этот момент — и оказалось, что я помню эту ночь в таких подробностях, что это удивило меня самого. Мне было восемь лет.

Ирем вскинул брови.

— Всего восемь?.. Мне всегда казалось, что вы были старше. Я бы не рискнул доверить какую-нибудь важную тайну восьмилетнему ребенку.

— Да. Насколько мне известно, отец сделал это за спиной Седого. Он не знал, в какой момент Князь отведет к Мечу Интарикса, но для него была невыносима мысль, что я узнаю о Наследстве Альдов позже брата. Он хотел, чтобы тот ни в чем не имел передо мною преимущества. Так что в итоге он решил, не спрашивая Князя, посвятить меня в тайны Династии. Меня подняли среди ночи и велели одеваться, а потом вывели из моих покоев в коридор. Я ничего не соображал спросонья и даже спросил — на нас напали?.. Нет, ответил мой наставник. Но я продолжал забрасывать его вопросами — почему меня разбудили, куда мы идем и что вообще происходит. Тогда он ответил, что он просто исполняет приказ императора. «Я сам не знаю, почему ваш отец приказал привести вас в столь поздний час, но воля императора — закон. Не только для меня, но и для вас. Так что прошу вас — перестаньте задавать вопросы и поторопитесь».

Отец ждал нас на галерее. Он отпустил моих спутников, и я остался с ним лицом к лицу. На самом деле, мне не раз случалось оставаться с ним наедине, и я обычно не стеснялся в его обществе. Но сейчас мы были одни на полутемной галерее, да еще и ночью, так что мне было действительно не по себе. Он взял меня за руку и приказал идти за ним. Таких сентиментальных жестов за отцом обычно не водилось. Я считался его любимчиком, и он всячески баловал меня, но, если мне не изменяет память, он не водил меня за руку, не сажал к себе на колени и не обнимал даже тогда, когда мне было года три. А в восемь лет я, понятное дело, уже считал себя слишком взрослым, чтобы вести меня за руку, как малыша. Но я был настолько сбит с толку, что не рискнул возражать. На самом деле, это было не особенно удобно — он был слишком рослым человеком, да и поспевать за ним кому-нибудь вроде меня было совсем не просто.

Когда я увидел, что мы спускаемся в крипту, я сначала очень удивился. Он, наверное, почувствовал, что я замедлил шаг, и спросил у меня — «Ты что, боишься мертвых?..». Помню, меня это рассердило. Кого я там мог бояться? Я любил спускаться в крипту, чтобы посмотреть на памятники другим Риксам или посидеть возле могилы мамы. «Нет, — ответил я. — А вы, мой лорд?..» Он посчитал, что это проявление детской наивности, и рассмеялся. «Я?.. — повторил он. — Думаешь, человек, который столько воевал, может бояться призраков?». «Ну нет, не всех, — ответил я. — Только своих». И добавил, что никогда не видел, чтобы он приходил на могилу мамы.

— О-о-кхм!.. — выдавил Ирем. — Не будь вы тогда совсем еще ребенком, это было бы жестоко.

— Это и так было достаточно жестоко. Дети часто пользуются своим мнимым простодушием, чтобы доносить до взрослых то, что они о них думают. Я, например, всю жизнь считал, что отец никогда не любил мою мать. Даже в том возрасте, когда с детьми не обсуждают подобные вещи, я откуда-то знал, что у отца ещё при жизни матери была куча любовниц, которых он даже не старался прятать от придворных и от самой королевы. А теперь он никогда не посещал ее могилу, и это казалось мне еще одним свидетельством его пренебрежения к ее судьбе. Я был уверен, что он никогда о ней не вспоминает. Так что я был рад возможности уколоть его напоминанием о маме, когда он заговорил о страхе перед мертвыми. Помнится, я почувствовал мрачное торжество по поводу своего выпада — хотя на самом деле поступил, как эгоист и как дурак. Мне следовало бы понять, что королева умерла при родах, и что отец должен чувствовать себя главным виновником этой трагедии. А быть причиной смерти ни в чем не повинной женщины — страшное бремя. В особенности, если она мать твоих детей. Так что неудивительно, что для него было мучительно лишний раз вспоминать о ее смерти или посещать ее могилу… Сейчас я охотно попросил бы у отца прощения за то, что я тогда сказал.

— А Наин? Он вам что-нибудь ответил?

— Нет, конечно. Что можно ответить на такое восьмилетнему ребенку? Тем более — собственному сыну, — Валларикс вздохнул. — …Ну, в общем, мы спустились в крипту, и тогда отец впервые показал мне вход в Подземный город. Поначалу я, само собой, не мог прийти в себя от изумления, и таращил глаза на все, что видел, но от усыпальницы до зала Альдов путь неблизкий, и я начал уставать, тем более что дело было ночью, и меня отчаянно клонило в сон. В конце концов, отцу надоело, что я постоянно отстаю, так что он взял меня на руки. Я к этому моменту уже так устал, что даже обрадовался этому. Пока он меня нес, я, разумеется, заснул, и проснулся только тогда, когда он потряс меня, чтобы разбудить, и опустил на землю. Я еле разлепил глаза, хотя вокруг было достаточно светло — светлее, чем в принципе можно ожидать от подземного зала без единого окна. Я стал искать источник света — и увидел Меч. Он стоял на подставке посреди самой большой жаровни с Очистительным огнем из всех, какие я когда-либо видел, и пламя окутывало его целиком — и рукоятку, и длинный прямой клинок, — Валларикс на мгновение прикрыл глаза, как будто хотел воскресить эту картину в своей памяти — точно такой, как он увидел ее в тот момент.

— ...Когда об этом говоришь, это не кажется таким уж необыкновенным — но на самом деле он с первого взгляда поразил меня сильнее всех открытий, сделанных в ту ночь. Это было даже удивительнее, чем узнать, что под Аделью скрыта целая система подземелий, о которой никто не подозревает… Мне хотелось рассмотреть его получше, так что я подошел как можно ближе и остановился только в тот момент, когда почувствовал волну сухого жара от огня, такую сильную, что рядом с ним трудно было дышать. Казалось, в таком пламени любой металл должен был раскалиться докрасна — но Меч совсем не выглядел горячим. Для меня он тогда был слишком велик. Языки пламени над его рукоятью поднимались выше моей головы. Но я все равно сразу понял, что мы проделали это путешествие ради него. И я спросил отца — «Что это, государь?» А он сказал — «Это — Наследство Альдов. Меч, который они завещали Энриксу из Леда и его потомкам. Однажды один из Риксов спустится сюда и сможет вынуть этот меч из пламени». «И что тогда случится?..» — спросил я. Я не мог отвести взгляд от Меча, и чувствовал себя героем сказки или песни, ставшей явью. «Этого никто наверняка не знает. Планы Альдов чересчур сложны для человеческого понимания. Но того из дан-Энриксов, который сможет завладеть Наследством Альдов, несомненно, ждет великая судьба. Возможно, это будешь ты». На самом деле, этого отец мог и не добавлять. В своих мечтах я, разумеется, и так уже воображал, что этим Риксом буду я.

— Я помню, — сказал Ирем. Ни Вальдер, ни его коадъютор не подумали послать на кухню за закуской, и оба уже успели захмелеть. — Когда вы рассказали мне про Меч, вы выглядели необыкновенно воодушевленным. Честно говоря, когда я понял, что вы не морочите мне голову, мне стало жутко завидно. Мало того, что вы и так — наследник своего отца и будущий король, так тут еще и этот Меч! Я даже не припомню случая, когда я чувствовал себя настолько… незначительным.

— Что, правда?.. — изумился Валларикс.

— Да, — с сумрачной улыбкой подтвердил лорд Ирем. — «Это же несправедливо!» — думал я. Почему достать этот Меч может только дан-Энрикс? Как будто все остальные не заслуживают даже шанса! Может, если бы я родился Риксом, у меня бы получилось. Но, раз уж я не Рикс, то кто-то ещё Хегг-знает-сколько лет назад решил, что это не могу быть я.

Вальдер растерянно сморгнул.

— А мне казалось, что тебя эта история не впечатлила... Ты тогда сказал, что мне лучше забыть про этот Меч и думать о войне в Каларии. Мол, нас ждет настоящее мужское дело, и, если мы будем начеку и не позволим отцовским гвардейцам опекать меня, то непременно найдем способ отличиться и добиться славы. И что это будет поважнее, чем какая-то там магия и легендарные мечи.

Лорд Ирем хмыкнул.

— Ну а что еще я мог сказать?.. — сварливо спросил он. — Ты был младше меня, но до встречи с тобой я _никогда_ не встречал сверстника, который мог побить меня на тренировочной площадке или выбить из седла. Я из кожи вон лез, чтобы произвести на тебя впечатление и заслужить какой-нибудь авторитет в твоих глазах. Как же я мог сказать тебе, что меня злит, что я — не Избранный вроде тебя, и мне стать частью древних песен и легенд никто не предлагал? Кто вообще в пятнадцать лет в здравом уме признается в подобных чувствах?.. Я бы и сейчас не стал об этом говорить, если бы не выпил столько натощак.

— То есть — если бы не пытался меня подбодрить, — едва заметно улыбнувшись, заметил Вальдер. — Но да, ты прав, тогда я чувствовал себя самым счастливым человеком на земле. У меня дух захватывало от того, что среди всех людей на свете Альды выбрали именно Энрикса из Леда и его потомков. А значит, в конечном счете, и меня… В детстве я смотрел на взрослых лордов, магов и ученых, и мысленно говорил себе — подумать только, ни один из них не знает то, что знаю я!.. Я был уверен, что не променяю это чувство ни на что на свете. А потом оказалось, что судьба дан-Энриксов — это не только дар, но и проклятие. Не родись я потомком Энрикса из Леда — я бы сейчас жил с любимой женщиной и с нашими детьми, и мне не нужно было бы бояться за их жизнь… Так что впору начать жалеть о том, что мне не довелось родиться Мартеллом или Фин-Флаэнном.

— Ну нет уж! Только не Фин-Флаэнном, пожалуйста, — отрезал Ирем. — Паршивее семейку и представить трудно. Неужели ты действительно можешь представить этого болвана Филомера собственным отцом?..

Валларикс удивленно посмотрел на рыцаря — а потом резко рассмеялся.

— Да, ты прав… Я что-то слишком уж расклеился. Не надо было столько пить.

— Совсем наоборот. Ты просто ещё выпил недостаточно, чтобы прийти в себя, — парировал лорд Ирем, переворачивая новую бутылку над кубком Вальдера. Император протестующе замычал и попытался отодвинуть свой бокал.

— Ну нет!.. У меня утром заседание совета. И у меня нет ни ма-лей-шего желания сидеть на нем с гудящей головой.

Скорее всего, в оценке своего состояния Вальдер был прав, поскольку трудное слово ему пришлось произнести раздельно, по слогам. Но коадъютор только закатил глаза.

— Ну, значит, отмени его! Кто здесь король, в конце концов — ты или Дарнторны с Фин-Флаэннами?.. Ради Всеблагих, Вальдер, хотя бы один раз не делай вид, что ты — не император, а младший письмоводитель в ратуше, и дай себе немного отдохнуть. А заодно и мне. Мы оба знаем, что сегодняшние новости надо запить. Иначе, Альды мне свидетели, кончится тем, что мы в конце концов рехнемся.

 

— …Может быть, вам стоит вызвать Рам Ашада? Вы действительно неважно выглядите, государь, — сочувственно сказала Юлия за завтраком, глядя на бледное и заметно опухшее лицо Валларикса, который вяло и без аппетита возил вилкой по тарелке.

Император слабо улыбнулся.

— Зато чувствую я себя уже гораздо лучше, чем вчера, — заверил он соседку по столу. Голос Валларикса и впрямь звучал значительно бодрее, чем можно было бы ожидать по его виду.

Юлия озадаченно посмотрела на собеседника — и повела плечом.

— Тем лучше!.. Мне бы не хотелось оставлять вас одного, когда вы заболели.

— А вы собираетесь меня оставить?.. — удивился император.

— Мне только что сообщили, что мои родители приехали в столицу и остановились у лорда Лан-Дарена. Я собиралась идти туда после завтрака. Возможно, они захотят, чтобы во время их пребывания в столице я тоже жила у дяди, чтобы нам не расставаться.

— За чем дело стало? Пригласите их сюда, — сейчас же предложил Вальдер. — Уверен, во дворце вашим родителям будет не менее удобно, чем в особняке Лан-Дарена...

Юлия просияла. Элике казалось, что она вот-вот захлопает в ладоши, как девчонка.

— Спасибо, государь! Это так мило с вашей стороны! — воскликнула она. — Мама писала, что мечтает увидеть принцессу... Отец тоже будет счастлив познакомиться с Элиссив.

Вальдер выглядел растерянным.

— В самом деле... Я ужасный эгоист, — нахмурившись, заметил он. — Мне следовало ещё пару лет назад устроить им встречу с внучкой. Я об этом не подумал.

— Ну что вы... Вальдер, — сказала Юлия, впервые осмелившись назвать императора его домашним именем. — Вы были в трауре по Элике, погребены под грудой государственных забот... Кто станет вас судить? К тому же, я уверена, что раньше мама с папой были просто не готовы видеть Лисси. Их воспоминания об Элике были ещё слишком свежи. Иначе они бы и сами позаботились о встрече.

Вальдер кивнул.

— Вы правы, Юлия. Спасибо. Я надеюсь, что ваши родители не думают, что вы вернётесь в ваш фамильный замок вместе с ними, потому что я не собираюсь вас отпускать. Двор изменился к лучшему с тех пор, как вы приехали в Адель.

 

Лорд Лан-Дарен был слишком деликатен, чтобы мешать воссоединению семьи, так что в разговоре, проходившем в комнате Аталии, принимали участие только она сама, отец и Юлия. Мама казалась утомленной после путешествия, и под глазами у нее виднелись темные круги, которые Аталии не удалось полностью скрыть при помощи обычных притираний. Тем не менее, мама излучала энергию.

— Говоришь, вы видитесь каждый день?..

— Ну, почти каждый. Например, вчера король неважно себя чувствовал.

— Люди все время говорят, что плохо себя чувствуют, когда хотят найти себе какое-нибудь извинение.

— Да нет, это было не извинение… Сегодня утром он действительно паршиво выглядел.

— «Паршиво»? — фыркнула леди Аталия. — Фи, Юлия, что за определения!.. В конце концов, ты говоришь о нашем императоре!

Мать с дочерью переглянулись — и одновременно прыснули, как две подружки. Когда-то Элике, наверное, стало бы завидно при виде подобного единения. В конце концов, они с мамой никогда не были так же близки.

— …Хочу услышать все подробности, — объявила леди Аталия, откинувшись на спинку изящной, обложенной подушками скамейки. Юлия нетерпеливо повела плечом.

— Да ты и так уже все знаешь! Я же ведь тебе писала — мы обедаем за одним столом, вместе охотимся, он делает мне разные подарки, приглашает меня погулять по саду, читает мне вслух…

— Люэн Минары?.. — деловито уточнила мама, знавшая придворную любовную поэзию.

— Нет, все подряд. Стихи Алэйна Отта, философские трактаты, даже исторические хроники. По правде говоря, это довольно интересно. Он умеет выбирать самые любопытные места.

Леди Аталия вскинула бровь.

— Если сможешь его заполучить, то можешь под его началом изучать историю и философию, сколько угодно. Но сейчас вопрос не в этом. Мы должны понять, действительно ли Валларикс к тебе неравнодушен.

— При дворе уверены, что да, — сказал молчавший до сих пор отец. Аталия перевела вопросительный взгляд на Юлию.

— И все-таки, он до сих пор ни словом, ни намеком не заговорил о своих чувствах… — сказала она. Юлия вспыхнула.

— Если хочешь знать мое мнение — то это все из-за девчонки. Вальдер в ней души не чает. Позволяет ей носиться по дворцу, как бешеной, изводить своих воспитателей и делать все по-своему... Я пыталась поговорить об этом, но Вальдер вбил себе в голову, что она так себя ведёт из-за того, что потеряла мать. А я уверена, что Лисси и при Элике была точно такой же. И горе тут совершенно ни при чём. Просто они ее избаловали!

— Все настолько плохо? — с интересом спросила Аталия Лан-Дарен. — По намекам в твоих письмах было трудно что-нибудь понять.

— Ну извини — я просто не могла писать яснее, — с сарказмом сказала Юлия. Видимо, с возрастом она не только сблизилась с леди Аталией, но и избавилась от большей части тех почтительных манер, которых мама требовала от них в детстве. — Не хватало только, чтобы такое письмо попало не в те руки. Но здесь нас никто не слышит, так что я могу сказать, как есть — Вальдер страшно боится ее огорчить, так что он никогда не сделает мне предложение. Ведь его доченька расстроится, что папа полюбил какую-то другую женщину. Она может решить, что он предатель, который забыл про маму. И так далее, и все тому подобное. Зная Элиссив, я ничуть не сомневаюсь, что она будет закатывать ему истерики. Любой нормальный человек в подобной ситуации сообразил бы, что он слишком распустил свою дочурку... Вы подумайте — где это видано, чтобы мужчина его возраста подлаживался под сопливую девчонку?.. Но Валларикс скорее уж откажется от любых своих планов, чем решится рассказать о них принцессе.

Слушая, как Юлия исходит ядом, мама задумчиво потирала подбородок.

— Что ж… Значит, наша задача — устранить Элиссив, — сказала она в конце концов.

Лан-Дарен вытаращил на жену глаза — и даже Юлия казалась совершенно выбитой из колеи.

— В каком смысле "устранить"? — спросила она осторожно.

— В смысле, сделать так, чтобы она не путалась у тебя под ногами! Надо убедить Валларикса отпустить ее к нам. В конце концов, Элиссив — наша внучка. Не откажет же Валларикс дочери в возможности увидеть дом, где росла ее мать?.. А я уж постараюсь, чтобы Лисси захотелось погостить у нас подольше. Никаких уроков, никаких запретов и придворных дам... Только дедушка с бабушкой, которые балуют ее с утра до ночи и думают только о том, как бы ещё ее развлечь. Думаю, мы сумеем продержать ее у нас целое лето. А ты тут бери дело в свои руки и улаживай этот вопрос с ее отцом.

— Но не могу же я сама сделать королю предложение... — сказала Юлия, слегка смущённая тем оборотом, который принимал этот разговор. Видимо, несмотря на свои заверения, что дело исключительно в Элиссив, она все же опасалась, что ее уверенность в собственных чарах несколько преувеличена.

Но месс Лан-Дарен только фыркнула.

— Со смерти Элики прошло уже два с половиной года. Если Валларикс все это время избегал придворных дам, твоя задача не кажется мне такой уж сложной. В конце концов, он же только мужчина... Уверена, тебе будет не сложно его соблазнить. А после этого король, с его характером, ни за что не откажется жениться на тебе. В крайнем случае, ты всегда можешь сделать вид, что ждёшь ребёнка...

— Мама!.. — ахнула Юлия.

— Талли! Что ты такое говоришь! — поддержал дочь Лан-Дарен.

Леди Аталия прищурилась.

— А что я говорю? Можно подумать, вы не знаете, как делаются такие вещи… Ну а когда дело будет сделано, Элиссив останется только примириться с тем, что у ее отца теперь есть новая жена. Можно подумать, что она — первый ребенок на земле, чей отец овдовел, а после этого женился второй раз! Все остальные как-то привыкали — и она тоже привыкнет. Если Юлия права насчет того, что отец портит ее своим баловством, то это даже пойдет ей на пользу. Плохо, когда маленькая девочка считает, что все в мире вертится вокруг нее.

— По мне, так это всё — пустые разговоры, — сказал лорд Лан-Дарен. Отцу явно было неуютно — он и в прошлом не умел справляться с маминым напором. — Император никогда не согласится отпустить куда-то свою дочь.

— Это я беру на себя, — решительно заявила леди Аталия.