Скажи мне нет, если сможешь (гет)

«Ведуньи» доигрывали быструю мелодию, и пары лихо кружились под задорный ритм и хриплые выкрики вокалиста. Захария вытянул ее в самый центр; Гермиона тут же почувствовала, как взгляды задерживаются на ней. Он крепко сжал ее ладонь, будто боялся, что девушка вырвется из его хватки и убежит. В то же время вторая рука легла на обнаженную талию Гермионы настолько робко, словно серебристо-зеленая кожа могла его обжечь.

Они встали вплотную. Неожиданно взгляд парня скользнул по подбородку Грейнджер, потом опустился ниже и так и остался там. Бирюзовая ткань скрывала ее грудь примерно на три четверти, и ракурс, с которого смотрел Захария, позволял увидеть немного больше, чем если бы он просто стоял рядом.

Гермионе еще никогда не приходилось бывать в подобных ситуациях. Она растерялась, не представляя, как заставить его прекратить пялиться. Но в этот момент Захария очнулся сам и торопливо перевел взгляд обратно на ее лицо, сияя совершенно идиотской улыбкой.

Эта мелодия была слишком ритмичной для танца вдвоем, но она быстро закончилась, и следующей как назло заиграла медленная песня. Пар вокруг них сразу прибыло. Пуффендуец моментально прижался к ней теснее и тут же наступил на ногу, быстро пробормотав «извини». Гермиона поморщилась и попыталась сделать шаг назад, но он крепче сжал свою горячую рыхлую руку на ее пояснице, а второй сильнее стиснул ее ладонь. В этот момент Гермиона подумала, что ее взяли в заложники, а танец является не более чем прикрытием.

— Гермиона, — обдавая ее своим дыханием, в ответ на ее мысленное ругательство взмолился Захария Смит, — не убегай от меня больше!

— Я не убегала, я же сказала! — Она всерьез начала сердиться. — Просто увидела знакомого. И не думай, что я буду весь вечер танцевать с тобой! У меня есть друзья, я хочу побыть и с ними тоже!

— Да, конечно. — Смит произнес эти слова так невозмутимо, словно они для него ничего не значили. Все это время они неторопливо перебирали ногами, полностью игнорируя мелодию. Гермиона тоскливо поглядывала по сторонам, терпеливо ожидая, когда песня закончится, а ее обязательства перед спутником наконец будут выполнены.

Высоко над головой переливались свечи, повсюду скользили разноцветные лучи. Большой зал был необыкновенно красив.

Прямо сейчас она могла бы веселиться с друзьями и танцевать с Роном. Рон… Интересно, где он сейчас? Смотрит ли на нее? Или уже уединился где-то с Менди Броклхерст, давно про нее забыв?

Девушка опустила взгляд на грудь Захарии и попыталась разобраться в своих чувствах. Не то чтобы она ощущала по отношению к Рону такую уж сильную ярость, скорее… ей до сих пор было не по себе. Все вышло как-то странно и скомкано, почва вылетела из-под ног, и ей до сих пор казалось, что она так и не обрела твердую опору. Ее сильно тревожило, что они так и не поговорили, даже словом не обмолвились, а с другой стороны, она понятия не имела, что ему сказать и что предъявить.

А Захария…

Она незаметно скользнула взглядом по его лицу.

Гермиона всегда считала себя справедливой и объективной личностью; она гордилась этим и тем, что всегда жила по принципу «не суди книгу по обложке», что, разумеется распространялось и на ее взаимоотношения с окружающими. Непредвзятость, а также полный порядок в мыслях и чувствах давали некоторое чувство превосходства над теми, кто пытался возвыситься за счет других, навязывая ярлыки, и теми, кто охотно принимал их на веру.

Именно поэтому, когда Джинни сказала, что хуже Захарии нет никого, он конченный неудачник, и ни одна уважающая себя девушка не станет с ним встречаться, Гермиона ощутила мгновенный порыв встать на его защиту, доказать, что все не так плохо и не может быть в такой степени правдой.

Но теперь…

С Роном она никогда не ощущала ничего подобного. Рон никогда не прижимался к ней на глазах у множества людей, не смотрел так, словно готов извлечь из одежды прямо здесь и сейчас. С Роном было легко, и не важно, говорили они или молчали. И она никогда не испытывала неловкость из-за того, что он просто стоит рядом. Его руки, то, как он обнимает, давало чувство защищенности.

Нет, она не может быть влюблена в Рона. Это было бы… В самом деле слишком. Во всяком случае, скорее нет, чем да. Но что-то все равно не дает ей покоя.

Хватит. Сегодня ей точно больше не стоит думать о нем. Сейчас эти мучительные несколько минут закончатся, и Гермиона навсегда расстанется с Захарией Смитом. Она проведет остаток вечера в компании Гарри и Джинни и наконец-то начнет веселиться.

Снова шмыгнув носом, Гермиона подняла голову, и ее мысли, совсем как колода волшебных карт, разлетелись из головы. Рон Уизли и даже удерживавший ее в капкане своих рук Захария Смит вдруг оказались одинаково далеко.

Он стоял в тени у стены, привалившись к колонне, и смотрел прямо на нее. Погрязнув в своих мыслях, она успела на недолгий миг выпустить из головы случившееся в начале вечера. Их разделяло больше десятка метров, и Гермиона отчетливо видела его подбородок, тонкие губы и кончик носа. Компанию незнакомцу составляли миниатюрный дракончик, до неузнаваемости покрытый светло-зеленой чешуëй, и дементор в черном потрепанном плаще с капюшоном. Он как раз повернулся к ней боком и что-то рассказывал приятелю в красном.

Сердце Гермионы снова забилось. Волна возбуждения и волнения захлестнула ее, она пропустила шаг, запуталась в ногах Захарии, и он поволок ее за собой. Они развернулись, но Гермиона изогнула шею, продолжая смотреть в ту сторону. Захария заметил это, но ничего не сказал, разве что чуть сильнее сжал ее руку.

Ей немедленно вспомнились слова Джинни о том, что теперь он захочет подойти сам, и девушка ощутила новый прилив нервозности и возбуждения. За сегодняшний день Уизли оказалась права уже бесчисленное количество раз, но все станет по-настоящему забавным, если и это ее предсказание сбудется.

Гермиона постаралась обуздать свои эмоции. Да, да, Джинни права (она едва не закатила глаза при этой мысли) — если она хочет спокойно спать сегодня и все последующие ночи в своей жизни, она просто обязана выяснить то, что так сильно ее волнует.

Интересно, он все еще смотрит?

Гермиона как раз развернулась на сто восемьдесят градусов и больше не могла его видеть; ей не оставалось ничего другого, кроме как переключить внимание на Захарию и его вспотевшие ладони. Она перевела взгляд на своего спутника и поняла, что светло-голубые глаза все это время неотрывно следили за ней.

Песня тянулась мучительно медленно, а хватка ее кавалера не становилась слабее. Всякий раз, поворачиваясь в нужном направлении, Гермиона бросала украдкие взгляды на незнакомца в красном, а один раз даже позволила себе послать ему улыбку. Возможность смотреть на него столько, сколько ей хотелось, было единственным, что ей понравилось в танце с Захарией.

Гермиона подумала, что в этом есть нечто извращëнное — танцевать с одним парнем и при этом не отрывать взгляд от другого. Возможно, если бы Захария Смит вел себя с ней несколько иначе или не был самим собой, ей бы даже было немного стыдно за такое поведение.

Когда зазвучали последние аккорды и пуффендуец наконец отпустил ее, гриффиндорка с облегчением задышала, словно только что закончила самый длинный в своей жизни доклад для Снегга. На сегодня с нее определенно хватит танцев с Захарией Смитом.

Но едва Гермиона открыла рот, чтобы сказать, что хочет отойти на пару минут и найти своих друзей, как он сам ее перебил.

— Я принесу нам попить, — пуффиндуец легко сжал ее ладони в своих. — Никуда не уходи, хорошо?

И тут же, не дожидаясь ее ответа, он повернулся и направился к столикам.

Гермиона осталась растерянно смотреть ему вслед. Его странная манера постоянно тискать ее руки и не давать вставить слово все больше раздражала. Гермиона чувствовала, что сейчас самое подходящее время для того, чтобы раствориться в толпе, но что-то не позволяло ей этого сделать.

Она обернулась и уже не таясь посмотрела на вампира в красном, чувствуя себя непривычно смелой и уверенной в себе, словно глотнула жидкой удачи. А может, все дело было в наряде, и на один-единственный вечер она действительно стала кем-то другим?

Капюшон был повернут в ее сторону, однако незнакомец и не думал подходить к ней. Гермионе еще никогда не доводилось играть в подобные игры с парнями, но к этому моменту она почти не ощущала страха совершить ошибку. Чем сильнее ею овладевал азарт, тем меньше в ней оставалось смущения.

Все же ей показалось невежливым просто стоять посреди зала и так долго пялиться на незнакомого человека, поэтому она переключила свое внимание на сцену. «Ведуньи» (восемь парней, одетые в одинаковые черные разорванные мантии) как раз отправились на перерыв, и опустевшее место занимали какие-то «Гремящие котлы».

Вокалистом оказался мужчина с длинными, спадающими на лопатки малиновыми волосами, затянутый в блестящий лаковый костюм с кучей заклёпок и цепочек. Поднявшись на сцену, он взмахнул палочкой, и на пустом месте возникли инструменты. Девушка с короткой стрижкой, одетая в кислотно-зеленую мантию, тут же встала за клавиши. Еще трое мужчин — один полностью в белом (даже его волосы были как снег), второй в зеркальном костюме и очках и третий — весь в шрамах, с длинными, почти как у вокалиста, темными волосами и в черной кожаной одежде — распределились между барабанами и гитарами. В этот момент один из гитаристов выжал из своего инструмента долгий, мучительно-протяжный звук, и настроение в Большом зале мгновенно переменилось.

Большинство присутствующих повернуло головы к сцене и во все горло завопило от восторга. Гермионе показалось, что она глохнет от их криков. В следующую секунду она оглохла повторно, потому что банда заиграла свою музыку, оказавшуюся куда более ритмичной, чем все, что до этого исполняли «Ведуньи». Внезапно рука вокалиста взметнулась вверх, и из палочки вырвалось высокое пламя. Зал взревел с новой силой.

Гермиона оказалась настолько увлечена этим зрелищем, что даже не заметила, как кто-то приблизился к ней сбоку. Руки схватили ее за плечи, разворачивая к себе. Она мельком успела заметить знакомый красный капюшон и горящие серые глаза, не принадлежащие Захарии Смиту, а потом чьи-то губы врезались в ее.

Опешив, Гермиона инстинктивно дернулась назад, но неизвестный студент держал ее так же крепко, как до этого его держала Грейнджер.

…Он впечатывался в нее так, словно в самом деле был вампиром и ждал этого целую вечность. Со злостью, которую никак нельзя было заподозрить по расслабленной, скучающей позе, когда он смотрел на нее издали, равнодушно привалившись к стене.

Незнакомец жадно прихватил верхнюю губу девушки, втягивая, затем выпустил, и она ощутила на себе его влажный язык. Гермиона мотнула головой в попытке уклониться. В ответ его рука выпустила ее плечо и зло сжала подбородок, удерживая голову на месте. Он снова приник к ее рту.

Нет! Она совсем не это имела в виду, когда глазела на него во время танца с Захарией! Она рассчитывала, что они всего лишь поговорят…

Внезапно до нее стал доходить истинный смысл происходящего.

Это ведь такая месть, да?

Едва ли ему понравилось то, что вытворила Гермиона, во всяком случае, вначале. Скорее всего, это поставило его в неловкое положение, но он стерпел и позволил ей делать то, что она хотела. И что он получает в ответ? Она отталкивает его, просто потому что уже совершила свою идиотскую месть и ей это больше не нужно. К тому же, оказывается, это не слишком-то приятно, когда тебя вот так застают врасплох.

Ну конечно, он будет злиться. Кому вообще понравится чувствовать себя использованным?

И все же, почему до нее с таким трудом доходит все, что связано с отношениями с противоположным полом? Радует лишь то, что она додумалась до всего сейчас, а не лежа в кровати несколько часов спустя.

Гермиона мгновенно замерла, прекратив всякое сопротивление. Она слегка выдохнула, усилием воли заставляя себя расслабиться. Действительно, не стоит так сильно драматизировать. Если подойти к вопросу с позиции логики, ее слегка испугал его напор, только и всего. В действительности, в происходящем не было абсолютно ничего ужасного, недопустимого или чего-то… чего бы она не хотела.

Вампир, все это время яростно терзавший губы Гермионы, лишь теперь заметил, что она прекратила сопротивляться. Должно быть, он удивился этому, потому что ощутимо замедлился и его порыв стал каким-то неуверенным. В этот момент губы русалки податливо распахнулись, мягко скользнув за его движением.

Их языки встретились, и хватка на подбородке стала слабеть.

???

Секунды тянулись бесконечно медленно, а они все так же стояли посреди ревущей толпы. Почти как в первый раз, только теперь Гермиона впитывала каждое мгновение, одновременно пытаясь анализировать свои ощущения.

Она чувствовала себя очень странно. Вся эта ситуация была довольно странной. Нет, не то чтобы странной… точно не в плохом смысле этого слова. Скорее очень и очень необычной.

…Ей казалось, что одна половина ее чувств обострилась до максимума, а вторая почти отключилась. Где-то далеко и одновременно близко гремела оглушительная музыка и бесновались школьники в маскарадных костюмах, а она дрейфовала в мягких и нежных волнах. Как будто ее бросили в океан, огромное водное пространство, но вместо того, чтобы тонуть или мучительно, из последних сил грести, она лениво скользит по поверхности, нежась в солнечных лучах.

Потому что ей нет нужды идти на дно. Она может плыть, куда захочет.

Эта мысль тоже была необычной, она возникла из ниоткуда, но очень понравилась Гермионе. В ответ на нее девушка неожиданно для самой себя подняла руку и положила ладонь на щеку вампира. Просто потому, что ей так захотелось.

Он тут же остановился, отрываясь от нее, и ее дыхание скользнуло по его щеке. В этот момент Гермиона явственно ощутила, как их время ускоряется и ускользает, и суровая действительность вот-вот отбросит их друг от друга. Не поднимая глаз, она снова потянулась к его губам.

Еще немного. Еще чуть-чуть.

Он не отказывал. Он принял ее поцелуй, и рука на плече Гермионы скользнула выше, обхватывая ее шею.

…Почему она никогда прежде не чувствовала себя такой свободной? Неужели для этого ей просто требовался другой человек? Не Рон, а кто-то совсем на него непохожий? Почему она вообще так зациклилась на нем? Какое ей дело до того, с кем и чем занимается ее бывший лучший друг? И что будет, если она влюбится в него? Совсем ненадолго, хотя бы до того момента, пока не выяснит, кто это. Интересно, что бы он на это сказал?

Все же он проявил инициативу и подошёл к ней сам, а значит она оказалась не так уж плоха. Более того, теперь он явно не хочет от нее отрываться.

Эта мысль неожиданно согрела Гермиону изнутри. Даже если она сейчас поднимет голову, их глаза встретятся и, узнав друг друга, они навсегда разойдутся, в этом не будет ничего ужасного. Потому что теперь она ни за что не приревнует Рона и не будет считать, что с ней что-то не так.

Сегодня Джинни определенно может ею гордиться.