О политике и... любви (гет)

В тот вечер Энакин больше всего хотел встретить Дарру. День для него был насыщенным и наполненным негативными событиями, которые словно тяжелые, путанные цепи опали на его плечи. Как же трудно жить без тех, кто может искренне посочувствовать тебе, выслушать, дать совет. Юноша явственно чувствовал несправедливость, которую проявляли старшие джедаи по отношению к нему. Особенно отличался в этом Оби-Ван, который буквально третировал своего ученика, не давая развивать его умения самостоятельно. Будучи весьма посредственным джедаем, Кеноби явно завидовал успехам Скайуокера, постоянно ограничивая Энакина практически во всём. Он никогда не защищал Энакина перед Советом, обычно возглавляемым Мейсом Винду, и даже становился частью обвинения, когда магистры хотели устроить Избранному очередную взбучку.

Энакин в значительной степени научился вырабатывать самозащиту во время таких вот «разборов полетов», погружаясь в раздумья, и машинально отвечая на все претензии, которые ему предъявляли. Он вспоминал о своей матери, Шми Скайуокер, которая осталась на Татуине после того, как мастер Квай-Гон Джинн забрал его с собой на Корусант, в Храм джедаев. Воодушевившись тем, что Энакин, по мнению Квай-Гона, был сотворен самой Силой, старый мастер собирался сделать его своим падаваном, чтобы с необычайным прилежанием обучить его всем премудростям Великой Силы, которую постиг сам. К большому сожалению, этому не суждено было случиться. Мастер Джинн трагически погиб в бою, но перед смертью высказал просьбу прежнему ученику воспитать мальчика. Казалось, что Оби-Ван взялся за дело со всей серьезностью, и Энакин подумал, что обрёл настоящего друга, которому платил привязанностью и добротой. Но у начальников молодого рыцаря имелись другие намерения и планы. Кеноби стал часто проводить время с мастерами Йодой и Винду. Последний особенно сильно влиял на Оби-Вана. После встреч с ним, Кеноби возвращался каким-то мрачным, а порой даже раздражительным, и срывался на ни в чём не повинном ученике, коря его за мнимую лень в учёбе, гордость и заносчивость, которые якобы были присущи Скайуокеру.

Жизнь в Ордене для Энакина и так была не сахар. Он не пользовался популярностью у остальных учеников, бывших завистливой и трусливой кодлой, любивших распускать о нем разный оскорбительный вздор за его спиной, шушукаясь и смеясь над необычным падаваном. Но в открытую никто не смел высказывать Скайуокеру свои претензии — Энакин умел постоять за себя. Жизнь в полном опасностей далёком мире приучила его отвественности не только за себя, но и за тех очень немногих людей, кто смог разглядеть в нём добрую и отзывчивую натуру.

Он мог бы примириться наверное со всем, что происходило в стенах Храма. Кроме одного — главы Совета магистров Мейса Винду. С самой первой встречи Энакин понял, что это злой и жестокий человек, который неведомыми путями стал джедаем, бывшими в представлениях мальчика исключительно благородными созданиями. Но таковым из Совета был всего один джедай — мастер Иит Кот. Старый забрак хотел сам стать наставником Энакина, считая Оби-Вана слишком молодым и неопытным в таком серьёзном деле, как обучение падавана, но Йода в довольно резких тонах запретил ему. Кот лишь иногда мог общаться со Скайуокером, и всегда сравнивал паренька со своим погибшим другом Джинном. При упоминании о нем, лицо мастера излучало скорбь и даже какое-то раскаяние от некой тайны того, что происходило в прошлом. Однажды Энакин спросил его об этом, но Кот лишь покачал головой, и грустно ответил:

«Я не сумел его спасти, хотя должен был», — и дальше печально замолкал.

А Энакин продолжал жить своей жизнью. Он подрос, и у него появились другие увлечения и интересы. Наконец, он встретил самое прекрасное существо в своей, в общем-то безрадостной жизнь — он встретил Дарру. Эта девушка открыла ему новый, неизведанный ранее прекрасный мир, в который он вошёл без сожалений расставшись с собственной девственностью. Для Дарры это тоже был первый опыт, и как славно было то, что она растаяла в объятьях красивого юноши, бывшего более мужественным, чем большинство его сверстников, и даже джедаев постарше.

Конечно, их бы страшно наказали за эту тайную страсть, и скорее всего изгнали бы из Ордена, если бы их связь раскрылась. На заступничество их учителей рассчитывать уж точно не приходилось. Но пока Великая Сила милосердно укрывала их любовь и их страсть друг к другу, бывшую вполне естественной в других условиях и в более здоровом окружении.

Энакин брел куда-то по галерее, вдыхая ароматы диковинных цветов. Ему хотелось набрать побольше воздуха в легкие и крикнуть — крикнуть на всё пространство безумным воплем самой жизни. Как жаль, что рядом с ним нет Дарры, которая смотрела бы на него своими прекрасными глазами, полными затаённых желаний. И которых ему, и это надо признать, не без удовольствия своего и девушки, приходилось исполнять. У большинства джедаев, ведущих вы нужденный целибат, уже происходили необратимые ментальные изменения. И лишь немногие решались переступать эту запретную черту — немногие из тех, кто действительно были самими собой в окружении того бедлама, что называлось служением Ордену.

Неожиданная мысль пришла Энакину в голову — а может быть Дарра просто немного припозднилась из-за своей строгой учительницы? Может быть она всё-таки пришла, и ждёт его, с недоумением разыскивая Энакина, и не видя его привычного статного облика среди обезьяноподобных фигур, одетых в мешковины, бессмысленно бредущих неведомо куда. Не как Энакин, с затаённой мечтой, а как тупые механизмы, выдрессированные за тысячу лет до того, как Республика окончательно рухнула в пучину коррупции и гнили. Той коррупции и гнили, какую олицетворяли собой такие политики как Бейл Престор Органа, Мон Мотма, и другие представители либеральной камарильи, мечтавшей захватить власть в свои руки, и по максимуму извратить естественные ценности, разделявшиеся большинством разумных жителей, не желавших терпеть разнообразных извращений и гадостей, которые несла народу демократия. Органа и Мотма пытались сделать из него свою послушную марионетку, но он вовремя понял, к чему клонится этот разговор, поспешно ретировавшись прямо посреди вербовки. Пусть их.

Энакин развернулся, и бросился бегом большими прыжками назад. Там, он знал. Она пришла. Копна волос цвета огненной меди, милые оранжевые, словно янтарь, глаза. Грустное, осунувшееся лицо, с обидой на отсутствие Энакина. Как он мог обмануть её ожидания! А Великая Сила ласково подталкивала его вперед. Вот… Вот… Вот, знакомые золотые нити — Дарра там. Ноги Энакина сами летели вперёд. К ней.

Девушка тоже почувствовала его присутствие в Силе и радостно улыбнулась.

Словно непреодолимая ударная волна Энакин крепко обнял своё сокровище. Дарра прильнула к разгоряченной груди юноши, ощущая мощные удары его стально-лавового сердца, перекачивающего бурные потоки тёмной венозной, и ярко-красной артериальной крови. Крови Скайуокера, которая принадлежала ей полностью и без остатка.

— Хорошо, что ты пришёл, — подняла она на него чудесный взор.

Он улыбнулся, целуя её в лоб.

— Слишком многие хотели, чтобы этого не случилось. Ферус Олин, Оби-Ван и один сенатор собирались угнетать меня. Но я избавился от них. И вот, я перед тобой, — торжественно произнес он.

Дарра ещё сильнее прижалась к нему, словно боясь того, что Энакин окажется неким мороком, и исчезнет, так и не поцеловав её на прощание.

— Меня тоже умаяла моя наставница. Она сейчас отправилась на нижние уровни Корусанта, встречаться с неким информатором. И у меня появилось свободное время. Прости, за моё опоздание, — виновато сказала она.

Юноша вздохнул. Какое же это счастье, находиться рядом с любимым человеком.

— Пустяки, — ответил Энакин, — это я должен просить у тебя прощение.

— У меня?! — воскликнула Дарра.

— Да, у тебя, — продолжил он, целуя теперь её мягкую руку. — И я знаю, как загладить свою вину.

— Загладить свою… Ох… Умм… — смущенно проговорила она, догадываясь о способе извинения. — Наставница сказала, что вернётся под утро. А я должна ложиться спать после медитации.

Энакин склонился над ней, и последние слова Дарра произнесла ему прямо в губы. Поцелуй на мгновение вырвал их из нездоровой обыденности, подарив им частицу волшебства.

— Нам хватит времени для медитации. Верно?

И они снова воссоединились.