Звездочёт (джен)

Джеймс накинул мантию-невидимку на себя и Гарри, устроился на метле, придерживая сына одной рукой, а другой взявшись за древко, и взмыл в воздух. Гарри радостно завизжал: он обожал кататься на метле. Но Джеймс использовал этот способ перемещения по другой причине: в отличие от аппарации, метлу под мантией было невозможно отследить. К тому же лететь от «Страны игр» до улицы Глициний на скоростном Нимбусе было буквально четверть часа.

Втайне от всех, даже от лучших друзей, Джеймс растил сына здесь, в тихом магловском пригороде, рядом с родственниками Лили: ее мамой Эммой Эванс и семейством Дурслей. У бабули Эванс была своя спальня и у Дурслей, и у Поттеров, и она охотно помогала растить обоих внуков. Официально она носила другую фамилию, чтоб всех их нельзя было найти через девичью фамилию Лили, прекрасно известную магическому сообществу. Но дома Джеймс звал ее «миссис Эванс».

Безликий район и вредные докучливые соседи часто бесили Джеймса, и он даже начал понимать, почему многие волшебники недолюбливают маглов. Но бабуля Эванс была прекрасной женщиной, и он не знал, как бы справился с воспитанием Гарри без ее помощи. Поэтому ради безопасности и благополучия сына приходилось терпеть этот унылый райончик, и Джеймс, конечно, был готов на эту жертву.

Кроме того, скрываясь здесь, он вынужден был обходиться практически без магии, иначе вся маскировка пошла бы низзлу под хвост. Любое волшебство, чуть более значительное, чем простейшие бытовые чары, мгновенно выдало бы, что в этом непримечательном городишке поселился маг. Поначалу было тяжело, но со временем Джеймс привык пользоваться магловскими штуковинами и почти не колдовал.

Они приземлились на заднем дворе коттеджа. Джеймс огляделся, убеждаясь, что никто не наблюдает, и снял мантию. 

— Ну, как тебе день рождения, Гарри? — спросил он, ведя сына в дом.

Мальчик показал большой палец вверх:

— Во! 

— Что больше всего понравилось?

В доме их встретила миссис Эванс и принялась счищать остатки шоколада с уголков рта Гарри. 

Здесь же, напротив входа, стоял портрет Лили — обычная магловская фотография, цветная и неподвижная. Покойная любовь Джеймса улыбалась мужу с бумаги, ее глаза, зеленые, как свежая утренняя трава, сияли нежностью. Через рамку была переброшена тонкая цепочка, на которой висело обручальное колечко — такое маленькое, что не налезало Джеймсу даже на мизинец. Неправильно это: люди с такими маленькими руками не должны умирать… Проходя мимо портрета, Джеймс привычно погладил пальцами собственное кольцо, которое носил теперь, как вдовец, на правой руке. На его тусклом золоте четко читалась гравировка: «Д&Л».

Заботы о Гарри заполняли пустоту в его душе, оставленную смертью жены. Он мог утешать себя надеждой, что она рада, видя, как их малыш растет здоровым и жизнерадостным ребенком, окруженным любовью. Но долг перед Лили не был главным. Джеймс просто-напросто души не чаял в Гарри. 

Он поставил в углу многочисленные подарки сына и пообещал вечером убрать их наверх, мимоходом подумав, что неплохо бы заодно проверить квиддичный портфель от незнакомого мальчика. Мало ли, какие чары на нём могут быть.

— Миссис Эванс, вы сегодня у нас до вечера?

— Ну конечно! У нас же тут именинник!

Она развязывала шнурки Гарри, а тот вяло сопротивлялся и пытался доказать, что «он сам».

— Я тебе пирог сготовила. Пока будешь возиться — остынет!

— Миссис Эванс, мы от пуза наелись. Не надо пихать в него еще и пирог!

— Ну хотя бы маленький кусочек! Да, Гарри? Пирог с лимонным джемом — вкуснятина же?

— Фу-у!

Словом, мирная домашняя жизнь. Никаких приключений с упырями в Трансильвании.

— А вот Дадличек всегда съедает то, что я ему готовлю, — продолжала уговаривать бабуля.

— Вот он и жирный! — одновременно воскликнули Джеймс и Гарри.

Бабуля всплеснула руками. Поттеры лишь расхохотались.

— Гарри, поиграешь пока с поездами, которые подарил Сириус? — спросил Джеймс, отсмеявшись, немного заискивающе. — Мне нужно ненадолго отойти, хорошо?

— Куда?

— Дядя Ремус сейчас ложится в больницу, я провожу его. Скоро вернусь, и мы с тобой вместе поиграем. Хорошо?

— Ну ла-адно, — протянул Гарри, не очень довольно, но без обиды.

— Миссис Эванс, присмотрите за ним? 

— Конечно-конечно.

Он опустился на колени рядом с Гарри и притянул сына в объятья. Потрепал черные вихры, поцеловал в лоб.

— Не обижай бабушку.

— Ла-адно.

— Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, папочка, — он обвил шею Джеймса маленькими ручками и осторожно поцеловал в щеку, опасаясь щетины. — Всё, иди, — сказал он, отбежав и махнув рукой. — Я играть!

* * *

Потертые серебряные звёзды на темно-синем ворсе старой игрушки переливались и мерцали. Стеклянные глазки смотрели жалобно и как-то совсем по-живому.

— Братик? — вдруг услышал Сириус детский голос за спиной.

В горле у него пересохло. Он медленно обернулся, скользя взглядом по десяткам других мишек, что сидели вокруг, словно поклонники темного культа. Наконец он увидел маленькую фигурку в чердачном полумраке. Трехлетний мальчик в черной пижаме, с аккуратно уложенными короткими темными локонами и огромными серыми глазами, похожими на две жемчужины. Он не был полупрозрачными призраком или видением, нет. Совершенно материальный на вид мальчик. И вне всяких сомнений Сириус узнавал в нём брата.

Он хотел сказать что-то, но язык словно прилип к нёбу. Голос разума, тихий-тихий, твердил Сириусу: «Не поддавайся! Это обман!». Но даже эта слабая, рассудительная часть его натуры не знала, в чём обман состоит и что вообще тут происходит. 

— Ты поиграешь со мной, братик? — жалостливо попросил мираж.

— Нет! — рявкнул Сириус испуганно.

Лицо ребенка скорчилось, словно он вот-вот расплачется.

— Сириус! — вдруг прохрипела Вальбурга. — Неблагодарный ты стервец! Явился в кои-то веки и даже время брату уделить не хочешь! — ее голос звучал сипло и измученно, несмотря на злобные интонации.

— Так, всё, матушка, — Сириус крепко взял ее за локти и потянул прочь от колыбели, — мы уходим отсюда.

— Нет! — заверещала она, вырываясь. Но сил и веса в ней осталось так мало, что Сириус с легкостью оттащил ее подальше.

— Братик?.. Куда вы? Можно мне с вами? — пролепетал двойник Регулуса, снова заставив всё внутри Сириуса перевернуться. В его памяти, наложившись друг на друга, вспыхнули два образа: потайной смех за играми в корнях гигантского дуба и бледный, истерзанный пытками юноша в застенках Лестрейнджей.

— Пожалуйста, не оставляй меня здесь! — умолял детским голоском фантом. На бескровных щеках жидким серебром блестели слезы.

Сердце сжималось от его слов.

— Я вернусь, — пообещал Сириус. — Ты почти убил ее, не видишь, что ли? Ей надо в больницу!

Выражение детского личика стало озадаченным.

Сириус заставил себя больше не смотреть на фантомного брата, иначе он и правда никогда не уйдет отсюда. Отвернувшись, он поволок беснующуюся Вальбургу прочь. Он затылком чувствовал неотрывный взор детских глаз и ждал, что новые мольбы вонзятся в спину уколами вины. Вместо этого раздались тихие всхлипы. Но Сириус спустился с чердака, невзирая на них, и душераздирающие звуки наконец стихли.

Добравшись до гостиной, он открыл дверь в прихожую. В проем ударили резкий болотный запах и влажный ветер, и на глазах Сириуса из мокрого пола вырос водянистый слепок матери. Ну отлично. Пыльное пугало, смешавшись с Агуаменти, стало грязевым. Теперь две Вальбурги Блэк одновременно орали на него, плюясь оскорблениями. Сириус захлопнул дверь и выругался.

Меньше всего он хотел застрять в фамильном доме с сумасшедшей матерью, ее липким двойником и паразитическим призраком Регулуса.

Впрочем, путь на улицу Гриммо никогда не был единственным выходом из поместья. Был еще задний двор с садом и прудом, фактически расположенный в Глостершире, в ста милях от Лондона. Он подвел ноющую мать к массивным воротам в холле, которые вели туда. Конечно, они были заперты.

— Давайте ключ.

— Отпусти меня немедленно, червяк!

«Червяк?! Это что-то новенькое». 

— Открывайте, матушка! Иначе, Мерлином клянусь, я вас стукну!

— Верни меня к сыночку, изверг косматый!

— Изверг, а?! Я вам жизнь вообще-то спасти пытаюсь! Не знаю только зачем! Вы на себя посмотрите! — он заставил ее выставить костлявую руку перед лицом. В предплечье явно просвечивали две тонкие кости. — Этот ребенок наверху питается вашей энергией!

— Мне не жаль отдать все соки для родинушки, для крохи, — пропела Вальбурга слабым фальцетом, и Сириус совсем отчаялся.

— Ладно, — сказал он, вдруг зло рассмеявшись. — Ладно. Откройте мне эту дверь и, обещаю, я отпущу вас обратно на чердак.

Она снизу вверх заглянула ему в глаза своими обесцвеченными очами с кровавой сеточкой вен. Он приподнял бровь, не отводя сурового взгляда. Поджав губы, мать перевела взор на дверь и прошептала несколько слов на латыни. Массивные створки стали медленно открываться, из-за них повеяло вечерней свежестью. Когда проход достаточно расширился, Сириус вытолкнул мать на улицу, не слушая ее возмущенную брань.

Оставалась последняя трудность. Аппарировать с территории поместья нельзя, а оно простиралось на много гектаров вокруг и было огорожено с одной стороны озером, а с другой — лабиринтом из живой изгороди. Но на этот счет у Сириуса было с собой решение. Он вытащил из кармана джинсов маленький мотоцикл, похожий на игрушку, поставил его на траву и увеличил, наложив Энгоргио. Мать завизжала при виде «этого отвратительного магловского извращения». Сириус усмехнулся, оседлал байк, силой усадил мать перед собой и взмыл в воздух.

* * *

— Да брось, Сохатый, не делай из этого трагедию.

— Я и не делаю. Просто прилетел поддержать тебя.

— Или снова отговаривать?

— Нет. Правда.

Джеймс и Ремус сидели в холле больницы святого Мунго в ожидании врача, который должен был позвать Ремуса. Несмотря на все отговорки, Джеймс видел, что друг нервничает. Впрочем, он всегда беспокоился перед полнолунием — оно и понятно.

— Как тебе работка в Хогвартсе? — спросил Джеймс, чтобы немного отвлечь Лунатика разговором.

— О, там отлично. Представляешь, меня даже поставили пару раз заменять уроки по ЗОТИ третьему курсу. Я и не думал, что мне так понравится работать с детьми.

Джеймс начал выспрашивать подробности, но вдруг у входных дверей госпиталя начался какой-то переполох.

— Женщина в критическом состоянии! — крикнула волшебница-администратор.

Спорхнув с ее палочки, красная птичка-оригами, стрекоча, промчалась мимо Мародеров и нырнула за угол. Вскочив, оба подбежали ко входу, влекомые тревогой и любопытством. Завидев, что творится, оба остолбенели. Ничего подобного они не видели никогда в жизни и секунду назад готовы были бы поклясться, что никогда не увидят. Сириус Блэк придерживал свою престарелую мать за плечи и выглядел крайне обеспокоенным ее состоянием.

Несколько минут прошло в крайней суматохе. Разгоняя зевак, к Блэкам подоспел медбрат с летающими носилками и помог Сириусу уложить на них Вальбургу. Та слабо сопротивлялась и кричала, что это похищение. Сириус тщетно пытался объяснить ее состояние. Ловя на себе потрясенные взгляды друзей, он только сильнее путался в словах.

Наконец носилки с пожилой аристократкой улетели в глубины больницы, а трое Мародеров остались в холле, скованные секундным молчанием.

— Что ты сделал с ней, Бродяга? — шепотом спросил Джеймс, когда они втроем отошли от толпы.

Сириус в легкой заторможенности перевел на него взгляд. Его зрачки были расширены, а руки чуть подрагивали.

— Ты не поверишь, — сказал он так, словно сам не верил. — Ничего.

Он сморгнул, переводя взгляд с Джеймса на Ремуса и обратно.

— Я… Там такое… Я должен вернуться. Там… 

— Так, Бродяга, спокойно, — Джеймс твердо опустил ладонь другу на плечо. Ему совсем не нравилось это взвинченное состояние Сириуса. Ни к чему хорошему оно никогда не приводило. — Рассказывай по порядку, что произошло.

Взгляд Сириуса на несколько мгновений опустел, словно его разум целиком провалился в воспоминания.

— Я нашел Звездочета, — сказал он глухо наконец. — Это… это из-за него мать в таком состоянии. Думаю, он питался ее силами. А еще… Я видел призрака… 

— Погоди, постой. Звездочет — это в итоге кто?

— Это… — он сглотнул и опустил голову. — Это вещь из детства Регулуса. Его игрушка.

— Игрушка Регулуса питалась жизненными силами вашей матери? — переспросил шепотом Ремус.

Сириус неохотно кивнул.

— Того самого Регулуса, который сказал тебе про?.. — Джеймс сделал многозначительную паузу, не называя слова «крестраж».

— Но ведь это значит, что… — начал Ремус, хмурясь.

— Мы пока не знаем, что это значит! — пылко перебил Сириус. — Именно в этом я должен разобраться!

— Бродяга…

— Что?!

Он уставился в глаза Джеймсу с гневным вызовом, но пару мгновений спустя уронил взгляд, а потом и вовсе зажмурился.

— Ну а что мне делать? — спросил он почти с мольбой. — Я должен понять…

В этот момент мелодичный голос объявил:

— Мистер Люпин, пройдите в кабинет Сигма-18.

Все трое переглянулись в новой тишине. Ремус вздохнул, поднялся со скамьи и положил руку Сириусу на плечо. 

— Я уверен, что ты во всем разберешься и примешь правильное решение.

— Спасибо, Лунатик… Удачи с твоим лекарством.

Слова Сириуса звучали неловко, но в его взгляде светилась искренность. Джеймс пожал Ремусу руку и тоже напутствовал.

Мерлин, ну почему эти двое лоботрясов нашли неприятностей на свои задницы одновременно? Джеймсу хотелось встряхнуть их обоих, усадить за стол и велеть, чтоб ели кашу, а не впутывались в передряги. Но им было не по пять лет, они его не послушаются. Что там, даже Гарри не всегда его слушался!

Помахав им еще раз, Ремус скрылся в больничных коридорах, и Джеймс с Сириусом остались вдвоем. Людная больница казалась неподходящим местом, чтобы обсуждать такие щекотливые вопросы, поэтому они вышли на вечернюю улицу. 

— Бродяга, старина, ты должен подождать, успокоиться. Дать себе время.

— Ты не понимаешь. Я видел его!

— Кого?

— Регулуса. Видел его в доме. Ребенком.

— Ты несешь чепуху! Конечно, ты его видел в доме ребенком — вы же росли вместе!

— Нет, я видел его сейчас! Сегодня! — Сириус встряхнул головой, точно пес, который вылез только что из воды. — Он просил меня не уходить. Он… Ты не видел его тогда, Джим. Там, у Лестрейнджей. Он умолял меня. Он говорил про крестраж, и я всё это время думал, что про крестраж Волдеморта. Но что если… он говорил про свой крестраж?

Сириус поднял на Джеймса широко распахнутые жалобные глаза цвета пасмурного неба, просящие, как у бродячего пса.

Джеймс протяжно вздохнул. Это была очень плохая идея. Но у него не хватило воли пойти против такого взгляда и надавить на Сириуса сейчас, заставить его одуматься. 

— Ладно, Бродяга, летим. Покажешь мне этого треклятого Звездочета.

Примечания:

Это было скорее пугающе или скорее смешно?